Том 1.Глава 17. Султан Баязид
1616 год. День. Гарем.
Гарем был переполнен: женщины, дети, служанки — все стояли тесно, прижавшись друг к другу, и горько рыдали. Гул траурных молитв, запах ладана, шорох одежд — всё смешалось в один тяжёлый, давящий звук.
По длинному коридору медленно проносили гроб султана Ахмеда. Золотая ткань, зелёное покрывало с вышитыми сурами Корана — сияние, которое только усиливало боль. Женщины склоняли головы, и воздух наполнился криками скорби.
Нилюфер стояла рядом со своими сыновьями. Она не выдержала — одна-единственная горячая слеза скатилась по щеке. Но она быстро вытерла её, глубоко вдохнула, словно надевая на себя маску. Её лицо снова стало непроницаемым.
Рядом — Кёсем. Она держала детей крепко за руки, и её плечи дрожали от безудержного плача.
Нилюфер шагнула ближе.
— Соболезную тебе, Кёсем...
Та только кивнула, не находя слов.
Нилюфер подняла голову, её голос прозвучал отчётливо, почти официально:
— Как правило, султаном становится старший сын покойного Падишаха.
Кёсем резко повернула к ней лицо, слёзы ещё блестели в глазах.
— И ты уже объявила себя Валиде Султан?
Нилюфер задержала дыхание. Она кивнула — коротко, но твёрдо.
Кёсем усмехнулась сквозь слёзы, и в этой усмешке было больше боли, чем злобы:
— Даже скорбь не смогла победить твою гордыню!
Нилюфер сжала руки так, что побелели костяшки пальцев. В груди клокотало — боль от потери, смешанная с яростью. И всё же голос её прозвучал ровно, почти холодно:
— Это не гордыня, Кёсем... Это судьба.
1616 год. Вечер. Покои Нилюфер.
Тяжёлый запах ладана и траурных свечей тянулся за всеми, кто выходил из зала похорон. Нилюфер сидела на подушке, склонив голову. Лицо её было спокойно, но внутри всё горело.
Неожиданно двери с силой распахнулись. В комнату ворвалась Халиме. На ней не было ни капли величия — только безумный взгляд матери, которую гнали в пропасть.
— Нилюфер! — её голос дрожал. — Нилюфер, к моему сыну... к Мустафе... послали палачей! Останови это! Спаси его!
Нилюфер подняла взгляд. На мгновение в её глазах мелькнула тень жалости, но тут же исчезла.
— Я сама, на правах регента, подписала этот приказ.
Халиме будто остолбенела. Несколько секунд она не могла произнести ни слова, только рот открывался в беззвучном крике.
— Что?.. Ты?.. Ты подписала?.. — голос её сорвался. — Как ты могла?! После всего, что я сделала ради тебя, Нилюфер!
— Это закон Фатиха, — холодно ответила Нилюфер. — Ахмед пощадил Мустафу. Но новый султан — новые решения.
— Нет!.. — Халиме упала на колени прямо перед ней. — Нет, Нилюфер! Ты ведь тоже мать! Ты понимаешь моё сердце! Я умоляю тебя — спаси моего сына! слёзы катились ручьём
Нилюфер отвернулась, чтобы не видеть её унижения. Но голос Халиме резал, как нож:
—Ты — мать! И только мать знает, что значит потерять ребёнка!
Долгая пауза. В комнате слышно было только рыдания Халиме.
Нилюфер наконец повернулась, её лицо было каменным.
— Плакать надо было раньше, Халиме. Сегодня слёзы уже ничего не решают.
Халиме вскрикнула, словно от удара.
— Нет!.. Нет! — она схватила её за платье, но слуги сразу подбежали и оттащили. — Нилюфер! Ты предашь не меня — ты предашь саму материнскую клятву!
Нилюфер смотрела, как её увозят, и молчала. Только когда дверь за Халиме закрылась, она выдохнула тяжело и едва слышно сказала Хаджи-аге:
— Найдите шехзаде Кёсем. И пока ничего не делайте... ни с её сыновьями, ни с Мустафой. Время ещё не пришло.
1616 год. Ночь. покои Нилюфер.
Тишина после похорон давила, как каменная глыба. В покои вошла Кёсем. Лицо её было бледным, но глаза — холодные, сосредоточенные.
Нилюфер сидела прямо, руки на коленях, словно ожидала её.
— Ты хочешь, чтобы Баязид взошёл на трон? — первой заговорила Кёсем. Голос её был мягким, но в нём слышался расчёт.
Нилюфер прищурилась.
— Это мой сын, Кёсем. Моё сердце горит только этим. Почему ты вдруг пришла?
Кёсем шагнула ближе, её платье зашуршало по мрамору.
— Ты хочешь, чтобы он стал султаном на один день... или на всю жизнь?
Нилюфер резко подняла голову.
— Что ты имеешь в виду?
— С престолом приходят не только почести, но и враги, — тихо сказала Кёсем. — Без меня твой сын будет добычей. С моей поддержкой он будет хозяином. Всегда.
Нилюфер замолчала. Сердце её билось громче, чем шаги во дворце.
— И что ты просишь за это?
Кёсем улыбнулась, но в её улыбке не было радости.
— Жизни моих сыновей. И моего места в этом дворце.
В глазах Нилюфер сверкнул огонь.
— Ты торгуешь детьми, Кёсем.
— Нет, — возразила та. — Я спасаю своих детей и даю бессмертие твоему.
Долгая пауза. Нилюфер закрыла глаза, глубоко вдохнула. Потом медленно кивнула.
— Хорошо. Пусть будет так. На рассвете мой сын сядет на трон.
Кёсем склонила голову.
— Тогда наш договор заключён.
1616 год. Утро. Дворцовая площадь.
На площади перед дворцом собрались янычары, улемы, визири и весь диван. В воздухе стояла гулкая тишина — каждый ждал нового владыку.
Глашатай громогласно возгласил:
— Дорогу! Султан Баязид-хан Хазретлери!
Юный Баязид появился под сводами ворот и уверенно зашагал к трону, установленному на помосте. На нём ещё виднелась юношеская хрупкость, но глаза горели решимостью. Он сел на трон, и толпа взорвалась криками:
— Да здравствует султан Баязид! Да коснётся его сабля небес!
Янычары били саблями о землю, визири склонили головы.
Тем временем в Башне справедливости собрались все женщины династии.
Они сидели за решётчатыми окнами и смотрели вниз, на площадь.
Кёсем сжала руки перед собой, её глаза были полны скорби и тревоги. Нилюфер же, напротив, сияла холодной гордостью: её сын — султан, и она знала, что это только начало.
И вдруг двери башни распахнулись.
— Дорогу! Баш Валиде Сафие Султан Хазретлери!
В зал медленно вошла Сафие. Её поступь была неторопливой, величественной. Женщины ахнули, кто-то склонил голову, кто-то отшатнулся.
Кёсем шагнула вперёд, голос её дрогнул, но был твёрд:
— Что это значит? Почему она здесь?
Нилюфер едва заметно улыбнулась, глаза её сверкнули.
— Это значит, Кёсем, что твоё время закончилось. Я — Валиде Султан, а тебя я отправляю в Старый дворец.
— Ты не смеешь! — резко возразила Кёсем, её голос дрогнул, но в нём звучала ярость. — Мой сын был султаном! Моё место — здесь, рядом с падишахом!
Сафие шагнула ближе, её взгляд был холоден, как сталь.
— Твое место там, куда тебя укажет новая Валиде, — произнесла она с ледяным спокойствием. — Стража!
Два ага стражи, стоявшие у дверей, вошли внутрь и склонились.
— Уведите её, — приказала Сафие, и её голос прозвучал так властно, что не посмел возразить никто.
Кёсем на миг побледнела, оглядела женщин в башне. В их глазах — смесь ужаса, жалости, злорадства. Никто не сделал шага в её сторону.
Она прошептала, обращаясь к Нилюфер:
— Ты предала всё... и всех.
Нилюфер холодно ответила:
— Я лишь сделала то, что должна мать султана.
Стража приблизилась, схватила Кёсем за руки. Она пыталась вырваться. Сафие отвернулась, будто её слова были пустым звуком.
И вот Кёсем повели прочь. Двери за ней захлопнулись, и тишина вернулась в башню.
Женщины переглянулись, понимая: в один миг изменился весь порядок в гареме.
Так началась новая эпоха правления Нилюфер Султан.
Под давлением Сафие Султан, могущественной Башвалиды, молодая и ещё неопытная Нилюфер приняла тяжёлое, но решительное решение: дать приказ о казни всех претендентов на престол.
Однако от собственного сына она смогла уберечь его, тайно отправив в Трабзон, где он должен был переждать бури дворцовой политики.
Кёсем была изгнана в Старый дворец, лишённая власти и силы, а её амбициозные сыновья уже никогда не увидят света дворца.
В тот же день из дворца вывезли восемь маленьких гробиков — мрачный, но странно ироничный символ того, как быстро меняется власть и как кровавая игра престолов не щадит даже самых невинных.
И вот, на престоле султана Баязида, под ликующие крики янычар и взоры женщин из башни справедливости, началась новая эпоха. Эпоха, в которой сила, расчёт и холодный ум решают больше, чем слёзы и любовь, а Нилюфер Султан и Сафие Башвалиде держат в руках судьбы Османской империи.
Конец?