Алиса в Зазеркалье

Вывернутая наизнанку истина.

Так ощущались последние несколько минут звенящей тишины, окутавшей пространство. После прозвучавших правил игры момент поделил все на «до» и «после», и это самое «после» горчило на языке невысказанным разочарованием. Оно было и без того слишком громким, чтобы облачиться в слова. Витало в воздухе ледяным равнодушием, которое было абсолютно очевидным враньем. Им обоим было настолько не все равно, что визуально они бросили все силы на то, чтобы создать видимость, что это не так.

Тяжело осознавать, что оппонент, которому ты с трудом открылся, оказался предателем. Но еще тяжелее, когда ты уже его подозревал, складывал по крупице все детали, которые, наконец, образовали собой единую картину, и ты все равно не хотел в это верить, как наивный маленький ребенок.

Сердце колотилось о грудную клетку, как бешеное, а земля уходила из-под ног, заставляя ощущать себя лишенной последней опоры. Так ощущалось лишиться оружия перед финальной битвой, так чувствовалась оборванная нить, ранее крепко сплетающая две судьбы между собой. Незримая, почти эфемерная, но так ярко ощущающаяся, после того, как ее оборвали. Горьким послевкусием невыполненного обещания.

— Я не дам этому миру так просто забрать тебя у меня. Что бы ни случилось завтра.

Воспоминание щиплет неуместной влагой в уголках глаз. Завтра наступило, и обещание потеряло смысл. Как и весь спектакль, что он умело разыгрывал перед ней, филигранно вплетая себя в ее жизнь, забираясь под кожу и теперь пульсируя в венах неизбежным роком. Неотвратимым и болезненным уколом правды, уложившим ее на лопатки.

— Я всегда это знал, но позволил тебе себя одурачить.

Его голос звучит, как промозглый мороз, пробегающий по коже колючими мурашками. И это не приятное предвкушение, это нарастающий ужас.

Шунтаро борется с целым коктейлем эмоций внутри, но верховодят всем сейчас гнев и обида. Злость от несправедливости и абсолютной беспомощности после пройденного пути, обида от обмана и манипуляций. Он обвел ее вокруг пальца с такой легкостью, несмотря на ее то, что она видела все ходы и предполагала, куда они могут завести. Как лань, убедившая себя в том, что загоняющий ее лев — ее марионетка. Также безбожно глупо и наивно.

Она молча смотрела на него, не в состоянии сказать и пару слов, настолько не хотелось верить в происходящее сейчас. И что вообще должна была значить эта его фраза?

— Молчишь? Удивительно. Сейчас самое время объясняться. Но ты ведь не для этого затеяла это все? В чем твоя цель? Зачем притворялась моим якобы Отражением?

— Я не притворялась, — ее собственный голос сейчас кажется чужим.

— И все? Аргументов не будет? — он выжидающе смотрит на нее, но она все еще слишком дезориентирована, чтобы отвечать.

— Впрочем, должен признаться, сыграно неплохо. Я даже впечатлен.

— О чем ты?

— Ты ведь давала намеки... Чего стоит наш разговор про масти карт.

Чишия продолжала непонимающе смотреть на него.

— Ты говорила, что будучи Джокером, использовала бы эмоции людей, как основной рычаг давления. Сблизилась со всем отрядом, умело манипулируя каждым, даже Куина за такое короткое время стала твоим другом, — Чишия загибал пальцы с абсолютно отсутствующим выражением лица.

Шунтаро скрестила руки на груди, ожидая окончания перечисления с ее точки зрения абсолютно абсурдных доводов. Несмотря на злость, ей вдруг стало любопытно, на сколько еще фрагментов он разложит ее психологический портрет.

— Сблизилась со мной. Кстати, тоже довольно грамотно — обоюдное спасение жизней, красивый жест, эффективный психологический якорь, который подействует даже на такого, как я.

Издевательство — вот на что это походило. Форменное издевательство. Финальный аккорд, перед тем как кошка окончательно наиграется с мышью, чтобы наконец ее проглотить.

— Ну а дальше играть стало значительно проще. Люди, обязанные друг другу жизнями, как ты там говорила...повенчаны судьбой? Умно, беспощадно и...довольно эффективно. Джокер прятался все это время на видном месте, как я и предполагал, но связал нас с собой на эмоциональном уровне, чтобы даже самые очевидные доказательства вызывали сомнения, вплоть до этого момента.

Шунтаро выгнула бровь.

— Да не только к себе, ха...ты и друг с другом нас связала. Эти браслеты и правило неразрывных близнецов, чтобы мы успели растопить лед, пока нельзя убить друг друга без последствий для себя. «Правда или действие», чтобы все обнажили друг перед другом тайны. Якудзы, которых мы вместе победили. Очень долгоиграющая и эффективная стратегия. Я правда впечатлен, — на мгновение на его лице возникла знакомая ухмылка, ставшая слишком привычной, слишком...родной.

«Говорит, что я умело выполнила план так убедительно, что я сама почти в это верю. Так вывернуть все наизнанку нужно уметь. Идеальный манипулятор. Ненавижу тебя...»

Слишком очевидная ложь самой себе от последнего мысленного утверждения быстро растворяется на задворках сознания, когда мимика Чишии меняется.

На его губах мрачная усмешка, когда он говорит то, что сдавливает грудь болезненным спазмом, разносящим яд под кожей.

— Но это не помешает мне убить тебя.

Шунтаро безжизненно наблюдает за ним еще какое-то время, но блондин ничего не делает, лишь молча смотрит куда-то вдаль. Избегает зрительного контакта с ней. И что-то во всем этом не так. Маленькая интуитивная поволока загущающая воздух между ними, чувствующаяся незримым намеком, подсказкой, которую пока не распознать. Стал бы Чишия вообще вести с ней этот диалог, если бы был Джокером?

Очевидно, все организаторы игр здесь по природе своей безумны, а тот, кто верховодит всеми наверняка самый поехавший из всех, однако, что если все не так однозначно, как кажется на первый взгляд?

Это может быть игра Джокера — настроить их друг против друга, завершив свой сумасшедший эксперимент. И это было самым тяжелым — понять, можно ли все еще доверять Чишии или поверить в то, что он ее самый настоящий враг?

Наконец, она нарушает тишину, задавая самый первый напрашивающийся вопрос.

— В чем смысл?

Блондин вопросительно выгибает бровь, и давно забытое раздражение от их вновь вернувшейся похожести возвращается.

— Зачем ты все это говоришь, если мы здесь вдвоем, и оба знаем правду?

— Которую я только что озвучил.

— Ты правда психопат, убедивший себя в собственной легенде? Решил свести меня с ума? Это ведь ты все подстроил. Ты играл с нами все это время.

Его усмешка прорывается сквозь потрескивающие от нестабильного потока электричества лампы.

— Кто из нас двоих еще безумец? Почему не признаешь правду?

— А ты? Ты чуть не сжег Нираги заживо. Привел нас всех в этот мир, не дав ни единой подсказки, зачем это нужно. Почти заставил меня убить человека. Устроил какую-то извращенную, мрачную цирковую ярмарку, и ради чего все это? Что должно случиться в финале? Мы вообще сможем вернуться домой?

— Хах, да я безумный гений.

— Я пытаюсь понять, можно ли тебе доверять, даже сейчас. Насколько же безумна тогда я?

— Неубедительно.

— Что?

— Больше ты не убедительна. Хочешь попытаться доказать мне, что не Джокер? Я не поверю. Допускаю вероятность, что им можешь быть не ты, а человек, наблюдающий сейчас за нами со стороны, но она слишком мала, чтобы я оставил тебя в живых.

— Вот так значит?

— А чего ты от меня ожидала?

— Выполнения обещания, которое ты мне дал.

Он недолго молчит, смотря вниз, но совсем скоро вновь возвращает взгляд на нее. Внутри еще теплится надежда, ее так мало, но все еще слишком много. Слишком много, чтобы адекватно оценивать обстановку, и она еще раз убеждается в этом, когда слышит ответ.

Шунтаро подавляет болезненные спазмы внутри, заставляющие испытывать все неуместные человеческие эмоции для этого мира. Стоило давно понять, что чувствовать здесь так, как чувствует она — также глупо, как вешать на себя гигантскую яркую мишень, надеясь, что никто не выстрелит.

— Оно больше не имеет значения.

Выстрелит.

Чишия в ответ молчит, ожидая ее реакции, на что Шунтаро лишь устало выдыхает.

— Ты просто садист, упивающийся собственной властью над дезориентированными, измученными людьми. И в такого человека я влюбилась? В моей жизни далеко не всегда все шло гладко, но настолько идиоткой я не чувствовала себя еще никогда.

Блондин придерживал пальцами автомат, висящий на ремне, неприятно елозящим по коже на его шее, легко встряхнул головой, будто отгоняя ненужные мысли. Пытаясь оставаться в спокойном состоянии. Но не выдерживает и поднимает голову. Теперь в его глазах читается как будто слишком много.

Всего на несколько секунд она распознает в нем злость, разочарование и...боль? Но это не длится долго. Его голос теперь звучит ошпаривающим, хрустящим льдом.

— Прекрати этот спектакль. С чувствами и прочей чушью. Между нами ничего нет.

— Нет?

— Нет. Ты все это создала искусственно. Не пытайся меня одурачить, больше не получится. Ты умело манипулировала биохимией моего организма, заставляя поверить, что между нами происходит что-то большее. Умение влиять на психологию человека, создавать нужные события для формирования связей, нужных реакций тела...все не так сложно, когда знаешь, как это работает. Когда делаешь так неоднократно. Отточенная механика умелого манипулятора. Ни больше, ни меньше.

— Видимо, ты пытаешься внушить мне все это, полагая, что сведешь меня с ума. Это твоя тактика? Впрочем, неважно. Я больше не доверяю тебе.

Чишия внезапно громко смеется. Этот смех заполняет пространство и отражается от стен, отчего становится по-настоящему жутко. Звучит надломлено и болезненно, слишком безумно.

Все они здесь уже давным давно сумасшедшие.

Успокоившись, Чишия возвращает себе спокойствие. Слишком подозрительное для того, чтобы не почуять неладное. Но Шунтаро не успевает предугадать его дальнейшие действия, когда одним резким движением он наставляет на нее автомат.

Она не помнила, как сорвалась на бег, вынырнув из-под дула и подхватила второй, лежащий перед ней, в руки. Бросилась бежать, но ноги едва слушались, чувствуясь налитыми свинцом. Ее кроссовки стучали по полу, отдаваясь глухими ударами где-то на фоне, пока она не почувствовала резкую вспышку боли в ноге.

Возникло ощущение, будто она наступила в полыхающий костер или случайно коснулась раскаленной поверхности икрой на левой ноге, пока в голову не пришло мрачное осознание. Он выстрелил ей в ногу.

Не давая себе возможности замедлиться хотя бы на миг, она продолжила бежать, скрывшись в дальних коридорах. Она даже не поняла, как оказалась на улице, в небольшлом лесу, примыкающем к цирковой ярмарке. Холодный влажный ночной воздух обдувал разговаченную кожу, контрастируя с адреналином, жарко пульсирующим в венах. Она остановилась только когда отбежала достаточно далеко, села, опираясь на дерево, окруженное кустарниками, и стала вслушиваться, проверяя, нет ли рядом шагов.

Последнее, чего она ожидала — погони от своего Отражения в смертельной игре, где выживет всего один из них. Нога неприятно пульсировала, из пулевого ранения сочилась кровь, а в горле застрял мерзкий комок. Она сжала зубы, стараясь подавить желание заскулить. Не от пулевого ранения, сейчас ее разъедала жгучая боль в груди, лишающая легкие нужного им кислорода. Все происходящее казалось настолько сюрреалистичным, что она натужно закрывала глаза и старалась считать про себя, то ли в надежде успокоиться, то ли жадно мечтая проснуться от этого кошмара прямо сейчас.

Слезы скапливались в уголказ глаз, и она себя за это презирала. Она не должна была так реагировать, он того не стоил. Этот невыносимый, педантичный и до оскомины раздражающий ее ублюдок не стоил ее слез, ее мысли и, определенно, ее жизни. Она не позволит так просто себя убить. Не после всего, что она прошла.

Она успешно выстроила свою новую личность по крупицам, научила себя хладнокровию, которого в ней никогда не было, буквально заставила насильно перекроила натуру так, чтобы не воспринимать этот мир настолько остро, но Пограничье вновь вернуло ее к истокам. Медленно, болезненно, постепенно. И это заставляло все чаще вспоминать тот период ее жизни, когда она поняла, что эмоции — препятствие, раковая опухоль ее жизни, способная свести с ума.

В голове блондинки вспыхнули давно похороненные внутри воспоминания.

Холодный свет от ноутбука освещал ее уставшее лицо. Она уже забыла, когда ее голова соприкасалась с подушкой в последний раз дольше, чем на пару часов. Это дело было самым сложным из тех, что они вели вместе с прокурором.

Обвинение выступало против мужчины, жестоко убившего собственную девушку в их квартире. Против него были железные улики, поэтому другие подозреваемые даже не рассматривались. Несмотря на огромное количество проволочек, созданных адвокатом обвиняемого, отпечатки его пальцев на орудии убийства и частиц ДНК, которые он оставил на теле жертвы, уже было достаточно, чтобы требовать смертный приговор.

Хаяко Макото — подозреваемый, был уже на волоске от смерти и следующее судебное заседание, должно было поставить точку в его истории.

Все шло до паранойи идеально, как по накатанной, и оттого вызывало внутри Шунтаро подозрения, предчувствие, что что-то не так. Как не дающая покоя деталь из сна, которой просто не может существовать в реальности и именно она указывает на неестественность окружающего мира.

Только вот детали этой она не видела, лишь назойливое беспокойство, прокатывающееся по телу каждый раз, как она думала о приговоре. Масло в огонь подливал и тот факт, что прокурору внезапно потребовалось уехать по неотложным делам прямо в день судебного заседания и он предупредил об этом свою помощницу в самый последний момент. Это значило, что кресло прокурора на завтрашнем суде должна была занять она.

Это было неожиданной и очень редкой возможностью показать себя в деле и ускорить свой профессиональный рост, так почему же эта самая возможность болезненно сдавливала ее легкие не унимающимся чувством, будто ей вручили заряженный пистолет и сказали стрелять.

Возможно, это было обычным волнением перед серьезной задачей, ее первым делом об убийстве. Такое состояние вполне нормально, ведь она еще не успела привыкнуть к работе и не лишилась своей эмпатии, оттого все эмоции вовлеченных в дело людей воспринимала так остро.

И тем не менее, ее интуиция указывала на что-то другое. Что-то, что они упустили во время расследования, и именно по этой причине Шунтаро снова отказывала себе во сне, в очередной раз перечитывая материалы дела, разбросанные по ее столу в хаотичном порядке. Она массировала виски длинными пальцами и тяжело выдыхала.

В попытке отвлечься Шунтаро откинулась на спинку кресла, взяла со стола почти опустошенную баночку с колой без сахара и сделала последний глоток, прикрывая глаза, уже болевшие от долгого изучения всех деталей.

Отвратительный вечер, когда ты слишком вымотан, чтобы докопаться до истины, и одновременно слишком зациклен, чтобы оставить эту задачу.

И тем не менее, ближе к раннему утру важная деталь нашла Шунтаро сама, на листе с заключением дактилоскопии. Чишия дождалась 8 утра, и тут же позвонила прокурору, молясь, чтобы он ответил. Она не хотела мучиться уже оформившимся сомнением в одиночку, надеясь на поддержку более опытного коллеги.

— Катаяма-сан, доброе утро, простите, что так рано беспокою.

— Что-то случилось, Чишия?

— Да...кое-что, по нашему делу. Меня смущает одна деталь.

— Какая? Говори быстрее, я в дороге.

— Отпечатки пальцев. Они действительно указывают на Хаяко Макото, однако, хват был правой рукой.

— И?

— Макото — левша.

На какое-то время повисла пауза. Прокурор обдумывал информацию, в трубке послышался напряженный выдох.

Ожидая вердикт, Чишия почувствовала, что сама и вовсе затаила дыхание.

— Это не имеет значения.

— Что?

— Отпечатки его, никто другой не мог это сделать, он просто взял нож в другую руку, не пытайся найти то, чего нет.

— Но я...

— Поверь мне, люди делают странные вещи, а мы смотрит на объективные факты. Все указывает на него.

Чишия молчала, в голове не подбирались дополнительные аргументы, но внутренний протест никуда не исчез. Она чувствовала себя ребенком, которому требовалось принимать взрослые решения без чьей-либо помощи. Решения, влияющие на чью-то судьбу.

— Просто отправляйся в суд и следуй нашей тактике. Все получится, ты одна из лучших выпускниц академии, и каждый раз проявляешь себя лучшим образом. Я в тебя верю.

Голос начальника звучал слишком механически, холодно...неискренне. Из-за этого создавался слишком яркий контраст с тем, что он говорил.

Но Чишии ничего не оставалось, кроме как следовать указанию старшего. Она не могла принимать самостоятельные решения. Или ей хотелось так думать, чтобы облегчить собственные муки совести? Слишком поздно об этом думать.

***

Следующий день проходил слишком быстро, оставаясь в памяти обрывочными вспышками. Лишь финал заседания особенно ярко пульсировал в ее голове.

Стук молотком, затихающий зал заседания, вердикт.

— Виновен. Хаяко Макото, вы приговариваетесь к смертной казни.

Воспоминания сдавили горло болезненным спазмом. Чишии казалось, что она задыхается. Последние картинки в ее голове она остановила, не позволяя себе окончательно потерять последнюю точку опоры. Слишком долго ее это мучило. Особенно тот факт, что обвинительный приговор был лишь началом этой болезненной истории, изменившей ее жизнь. И не только ее.

Она слишком часто вспоминала об этом, давясь неизбежной реальностью, невозможностью что-либо изменить. Вина, сдавливающая горло, тянулась с ней по жизни долгие годы, пока Шунтаро не оказалась в Пограничье. Первое время она была слишком занята выживанием, чтобы рефлексировать. Потом же — снова дофаминовая яма и тет-а-тет с оголодавшими внутренними демонами. Игра с Королем Бубен. Королева Червей, а дальше... А дальше Зазеркалье, множество других вопросов, занимающих голову и...он.

Чишия даже не успела понять, когда ее Отражение успело стать ее внутренним спокойствием. Кем-то, стабилизирующим ее внутренний фундамент, амортизирующим все удары, которые они переживали в Зазеркалье.

Это необъяснимый парадокс, заполнивший ее изнутри таким желанным ощущением...быть понятой. Они не обсуждали слишком личное никогда, но как будто им это и не требовалось. Они понимали друг друга всегда на совершенно другом уровне, делили боль на двоих и мыслили в одной парадигме. В чем-то слишком разные, и оттого этот коктейль ощущается еще ярче. Как вставший на место паззл, отсутствие которого стало настолько очевидным лишь когда ты заделал дыру, увидел целостный рисунок, сумел с безмятежностью младенца прикрыть глаза, зная, что за твоей спиной надежные, теплые плечи.

Плечи, которые сейчас напрягались от бега в поисках ее, чтобы найти и убить.

Какой-то совершенно новый оттенок пустоты заполнял душу, заставляя желать лишь одного — упасть в мокрую землю, впиваясь в нее пальцами, и разрыдаться. Настолько громко, чтобы он нашел ее как можно скорее, и это, наконец, закончилось.

Но она лишь тихо скулила, чувствуя, как ненавистные слезы бегут по щекам, как дыхание сбивается и дрожат ноги. Как пульсирует ее рана, будто не желая, чтобы она хотя бы на мгновение забывала, кто в нее стрелял.

Других вариантов быть уже не могло, он Джокер, втянувший ее в эту мерзкую, извращающую людские души игру. Не только ее, их всех. Стал бы он стрелять в нее, не будь главным врагом? Едва ли. Только не Чишия. Это было слишком не похоже на того человека, c которым она познакомилась, за которым наблюдала все это время, и указывать это могло лишь на одно — это была маска. И вот настоящий Чишия предстал перед ней во всей красе.

Но, все-таки, что, если?..

Она зажмурилась, абсолютно выжатая морально и физически, желая прогнать все, что происходило внутри. Проклятое сердце, что предавало ее, продолжая биться так быстро из-за него. И чертовы мозги, решившие, что сейчас самое время вспомнить обо всех точках на пути к этой абсолютно неправильной связи, уничтожающей ее по кусочкам.

Его спина, закрывающая ее и звук выстрела, всего за несколько секунд до того, как она могла умереть, решив не стрелять в того Якудзу.

Белая, немного тяжелая из-за плотности материала, ткань толстовки, опускающаяся на ее продрогшие плечи на крыше, и надменный взгляд, будто он хочет убедить ее, что его действия лишь снисходительность, а не проявление обычной человечности.

Усмешка, когда она с уверенностью рассказывала, как разные масти пересекаются между собой и влияют на личность человека.

Его вечно въедливые глаза, с жадным любопытством изучающие ее, каждый раз, когда он думал, что она его не видит — она чувствовала их на себе. Каждый раз.

Короткие моменты сплочения и бешено колотящееся от адреналина сердце, когда она искала Налаксон, а таймер отбивал последние секунды.

Этот выбивающий из-под ног почву абсурдный, неуместный и абсолютно сносящий крышу поцелуй посреди бойни с Якузами на Пляже.

«Детектор лжи» и ее желание провалиться сквозь землю на заданном Нираги вопросе. Тогда она была слишком поглощена эмоциями, но позже, проанализировав ситуацию, в голову стали лезть мысли, а не специально ли это сделал Нираги? Ведь это могло быть удачным стратегическим ходом с его стороны, чтобы ослабить их, направив все внимание друг на друга. Если бы он только знал, против кого он воюет... Чишия наверняка просчитал все его ходы на перед. Все их ходы.

Но ее мысль не была закончена, ведь перед глазами предстал самый важный момент. Ночной холодный воздух, расправленное свежее, пахнущее каким-то вкусным кондиционером постельное белье, разгоряченная после долгожданного душа кожа и его стук в дверь. Его откровение и ставший до абсурда жарким воздух в комнате с открытым настежь окном. Касания кожи к коже, безумный коктейль из желания и жажды, граничащей с одержимостью, в его глазах. Звучит как оксюморон, а ощущается как победа над всем миром.

Его губы, руки, глаза и...

Обещание.

— Я не дам этому миру так просто забрать тебя у меня. Что бы ни случилось завтра.

Чишия машет головой в надежде избавиться от этого осадка.

— Гореть тебе в аду.

Вновь тишина и лишь тихий шелест листвы за спиной, настолько слабый, будто просящий разрешение вторгнуться в громкость ее мыслей.

— И мне тоже.

—

Чишия не знала, сколько прошло времени, когда она почувствовала, что может свободно выдохнуть. Она позволила гневу расползтись по всему телу, обволакивая каждый уголок, проникая в каждую мышцу жгучим токсином. Дала себе в нем утонуть, чтобы получить шанс выплыть.

Сейчас злость была не фатальной ошибкой, она звучала ее спасением.

— Ты поплатишься за все, — тихо пообещала она.

Шунтаро, недовольно шипя, оторвала лоскут от майки, игнорируя холод, прокатившийся по животу, стоило ей расстегнуть куртку. Перевязала ранение, быстро и неаккуратно, но достаточно плотно, чтобы избежать слишком быстрой кровопотери.

Ненадолго прикрыла глаза, стараясь привыкнуть к ощущениям. Дальше она заставила себя подняться на ноги. Проверила магазин, перезарядила автомат и крепче впилась в него пальцами, ощущая, как боль отступает. Жажда отмщения тянула ее обратно — показать, что эта мишень ему не по силам. Раз он заставляет ее сердце так прозаично, но оттого не менее болезненно, разбиваться, она вырвет его собственное голыми руками. Кровавый и до безумия справедливый обмен — ее новое обещание.

Впрочем, всем ли обещаниям в этом месте суждено было сбываться? Или еще одно будет забыто также скоро?

Шунтаро запрятала все неоднозначное, хотя бы немного вызывающее сомнения и вопросы, подальше, маскируя все полутона уверенностью. Самообман — не лучшая стратегия на долгую дистанцию, но убедить себя в том, что все просто и однозначно, чтобы облегчить один бой? Не так уж сложно.

С каждый шагом Шунтаро все меньше боялась выдать свое присутствие шелестом листвы или хрустнувшей веткой под ногами. Пусть знает, где она — теперь она здесь хищник.

С каждой минутой глаза все больше привыкали к темноте, неприятный влажный ветер царапал открытые участки кожи, забирался под рукава и скользил по локтям мурашками. Хвост рассыпался по плечам разлохмаченными прядями, плечи дрожали, а ночные обитатели леса то и дело напоминали о своем присутствии близкими звуками.

Она взглянула на браслет, чтобы узнать, сколько осталось времени на выполнение задачи, осознавая, что с каждой минутой ее былая решимость растворялась в стрекотании сверчков — слишком мирные звуки, убаюкивающие ее решимость. Они заставляли забыть, куда и зачем она идет, как выбившаяся из общей симфонии нота, плавно и незаметно уводящая мелодию куда-то не туда. И вот уже играла романтичная лирика, когда Шунтаро нужен был реквием. Реквием по Чишии.

Она желала встретить его прямо сейчас, одновременно боясь этого больше всего на свете. И в момент этого осознания все затихло. Это была пауза, одномоментно поглотившая все звуки. Будто Шунтаро попала в эпицентр черной дыры.

Она аккуратно выглядывала из-за дерева, пытаясь обнаружить в кромешной темноте его силуэт. Всматривалась в деревья и кусты, не заметив, как прикусила губу.

Из сосредоточенности ее выдернули шевельнувшиеся кусты сзади нее. Это не могу быть кролик или лисица, звук был массивнее, громче. Шунтаро начала оборачиваться, и все что она успела увидеть — светлая толстовка, слишком узнаваемая. Шунтаро ощутила холод стали — дуло автомата больно упиралось ей в лоб, оставляя красный отпечаток.

Она посмотрела ему прямо в глаза, когда услышала голос, все еще скользящий по ее легким едва уловимой прохладой, такой знакомой и привычной, что становилось невыносимо. Снова. Но она должна держаться.

В легких остается критически мало воздуха. Ужас расползается по телу, а все вокруг вдруг деформируется настолько, что она практически теряет ориентацию в пространстве.

— Решила показаться? — беззаботно спрашивает он.

— Как и ты.

— И с чем вдруг это связано? — Чишия медленным, почти ленивым жестом склонил голову, продолжая держать ее на мушке.

Его влажные пряди немного растрепались, прилипая к щекам, под глазами пролегли тени. И несмотря на это, он все еще заставлял скулить внутри от невозможности быть больше на одной стороне, одним лишь блеском этих лисьих карих глаз. Невыносимое бедствие. Ее собственное непримиримое противоречие, продолжавшее против ее воли иметь вес.

— У нас идет время, — она медленно подняла браслет, кивая на него, — таймер, помнишь?

— Значит, собрала всю оставшуюся волю в кулак, и решила убить меня?

— Как и ты меня, полагаю? — невероятное усилие, чтобы ее голос стал хотя бы подобием его равнодушия. Впрочем, и тот, и тот тембр, отдавали пластиковым спокойствием за километр — слишком много эмоций они прятали. И слишком мало оставалось сил, чтобы делать это эффективно.

Шунтаро направляет свой автомат на него в ответ, но тот, кажется, вообще на это не реагирует.

Чишия не отвечает, смещая взгляд вниз, проходясь им по ее ноге. Он хмурится, видя пропитавшуюся кровью тряпку, совершенно изуверски обвязанную вокруг икры. Чишия опускает автомат, и теперь он вновь висит на его плече, а парень смотрит с таким безмятежным видом, будто не собирался убить ее мгновение назад.

— Боже, это выглядит как место преступления, ты что, варвар?

— Не было времени прихорашиваться. Знаешь ли, я не врач.

— Да, но ведь и не самоубийца.

— Откуда в тебе столько бравады? Это ты виноват.

Их небольшой спор веял абсолютным абсурдом, учитывая ситуацию, в которой они находились. Но он же поддерживал внутри почти выветрившиеся остатки надежды. Надежды на что? Наверное на то, что они все еще не смирились с ролью врагов друг для друга. Все тяжелее было верить в то, что он — тот самый психопат, организовавший эти игры. Это не мог сделать человек, который так смотрел на результат ее неуклюжих попыток перевязать ногу. Пусть он и был тем человеком, который в нее стрелял.

Чишия устало выдохнул, потирая пальцами свободной руки переносицу, пока второй продолжал держать оружие. Внезапно он двинулся вперед, вынудив блондинку инстинктивно отступить назад. Заметив этот жест, он остановился, раздумывая о чем-то. Глубокий вдох и спустя несколько секунд, он стянул с себя ремень, удерживающий автомат, и бесцеремонно бросил его рядом с собой, словно это был ненужный мусор.

Шунтаро озадаченно уставилась на него, продолжившего свой путь к ней, совершенно безоружным. Что это было? Какая-то новая провокация? Она не успела осознать, что происходит, как ощутила холодное касание пальцев в районе ее уже практически пропитавшейся бордовым повязки. Она хотела отстраниться, но стояла, словно парализованная, не в силах объяснить себе собственное бездействие.

Абсолютно невозмутимый, невзирая на дуло ее автомата, свисающее прямо над его головой, он быстрыми, но аккуратными движениями, снял повязку с ноги девушки.

— Ч-что ты делаешь? — находясь в каком-то туманном мареве собственных ощущений, она слышала свой голос откуда-то издалека.

— Исправляю это парадоксальное в своей халатности недоразумение. Надеюсь, дела ты ведешь более деликатно.

— Но ты...что...что вообще с тобой не так?! — она непроизвольно дернулась, вызвав новую вспышку боли и зашипела.

— Многие вещи. Не дергайся, — он спустил с плеча рюкзак и достал оттуда жгут, бинты и физ раствор.

Несмотря на творящийся вокруг хаос, было что-то неизменно завораживающее в том, как он выглядел за работой. Блондин усадил ее возле дерева, и пока накладывал жгут и обеззараживал пулевое отверстие, Шунтаро прикусила губу до крови от прокатывающихся по телу ощущений. Но автомат свой не отпускала. Рациональная часть не спешила отдавать поводья, а все происходящее могло быть очередной игрой. В конце концов, их таймер еще отбивал минуты.

Когда он закончил, она подняла на него взгляд. Он ответил.

— Просто выравниваю наши шансы.

— Зачем?

— Не люблю простые бои.

— Ты ведь сам организовал себе такое «преимущество».

Он посмотрел на нее и она вновь увидела этот взгляд. Тот, которым он смотрел на нее, когда пришел к ней в номер прошлой ночью. Тот, с которым давал то самое обещание, которое больше не имело значения.

— Знаю. Прости.

«Что?»

Абсолютно неуместный и неправильный диалог посреди пепелища только что похороненных чувств. Он не должен был этого говорить, она не должна была слушать. Всего один выстрел решил бы их проблему и закончил эту невыносимую игру. Принес бы венец победы либо хозяину этого мира, либо его гостю. Но как водится людям, вечно играющим друг с другом, они любили все усложнять.

Вплетали незначительные мелочи, в совокупности друг с другом вдруг становящиеся значимыми, вырисовывающими узоры на сердцах, которые невозможно вывести. Полосующим шрамами судьбы, переплетая их друг с другом тогда, когда хуже этого и придумать ничего нельзя.

Люди — существа, способные ощутить себя по-настоящему живыми лишь в короткие моменты, когда наступают неправильные ситуации. Неподходящие для чувств, эмоций, формирования связей. И как ни парадоксально, именно в эти моменты все и происходит — все то, что «нельзя» и «не вовремя» внезапно врывается в жизнь и укореняется в ней настолько глубоко, будто всегда в ней присутствовало. Будто люди заточены быть такими, противоречивыми и слишком восприимчивыми, неуместными и яркими, как стремительно догорающий фитиль.

Когда Чишия закончил, он коротко мазнул рукой по ее ноге чуть выше. Короткое, немного небрежное движение, говорящее слишком много. Шунтаро сглотнула, стараясь не думать, не добавлять в и без того сложное уравнение дополнительные переменные.

И все-таки, план убедить себя в том, что убить его будет легко, с грохотом провалился.

Шунтаро неуверенно покачала автомат в руках, будто забыв, как им вообще пользоваться. Чишия со смешком наблюдал за ней, остановившись всего в нескольких шагах и даже не пытаясь поднять свой.

Шунтаро удивленно наблюдала за его оружием, валяющимся поодаль.

Она не понимала его.

Тишина между ними повисает на несколько минут и становится уже неловкой, когда внезапно его взгляд становится более решительным и он говорит.

— Я выбираю катастрофу.

Шунтаро не понимала, о чем он говорит, но что-то подкрадывалось на задворки ее сознания смутным воспоминанием.

— Что?

— Чтобы тебе досталось освобождение.

И тут она понимает, почему это звучит так знакомо. Потому что она это уже слышала. Во сне.

— Катастрофа или освобождение?

— А?

— Вот тебе мои варианты.

Она допускала, что сон, как и у Арису мог быть общим, но не знала этого наверняка.

— Но почему? — в ее голове сейчас такая каша, что это единственный вопрос, который четко выдает ее мозг.

— Не задавай вопросы, ответы на которые тебе давно известны.

— Что бы там не варил твой безумный котелок, я не собираюсь биться с безоружным. Так что либо мы выбираемся отсюда вместе, либо стреляемся на равных.

— Я и не ожидал от тебя других опций, — кроткий усталый выдох, влажное чавканье под ногами и в голове вновь оживают мысли, что занимали его разум полчаса назад, пока они с Шунтаро еще были более-менее однозначными врагами.

Полчаса назад

Как только Шунтаро, раненная им, сорвалась с места, он будто оцепенел. Будто его организм спешил организовать самостоятельный криостазис для тела и мыслей, чтобы не дать им прийти туда, куда не следует.

Чишия не помнил, как он вышел наружу, удивленно осматривая окружающий его темный лес. Холодный, влажный воздух окутывал тело, позволяя хотя бы немного успокоить полностью разгромленный разум.

Он сел в сырую землю, абсолютно не заботясь о чистоте штанов, но слегка приподнял толстовку, неосознанно, интуитивно. Этот жест заставил его шикнуть себе под нос.

— Блядь.

Сам факт, что он продолжал бережно относиться к вещи, которую она нашла для него, растекался едким, абсолютно концентрированным абсурдом, волнующим его воспаленные мозги.

Он вернулся к тому, с чего начинал — мир без людей, за которых ты стал бы волноваться больше, чем за поверхностных знакомых, которые в любой момент могут умереть. Так почему, если все вернулось к самому началу, он сам не смог вернуться к своим исходным настройкам?

Все ведь безумно просто, если ты не можешь никому доверять — играй за себя, отпусти эмоции, отключи их, как во время операции. Мозг должен оставаться чист.

Последние годы следовать этому плану было довольно просто — даже слишком. Даже слабые отголоски чувств с легкостью выпроваживались, подменяясь врачебной этикой — деформированной настолько, насколько это было возможно. Уродливо подогнанной под привычные ему реалии без проблеска наивной надежды. Довольно сложно рефлексировать на эту тему, если в тебе пусто, безумно мелко, чтобы достать хотя бы одну полноценную, живую эмоцию.

Был ли он рад? Вряд ли. Было ли ему удобно? Пожалуй, что так.

Так что изменилось? Почему опустевшее ранее озеро снова било через края, замутняя разум? Он ведь разложил все по полочкам — обычная биохимия, ничего особенного. Умело проделанная работа манипулятора, перепрошившего ему мозги за столь короткое время.

Но почему это работало настолько эффективно? Почему решенная задача сейчас не вызывала хотя бы подобия удовлетворения? И это был даже не самый главный вопрос.

Чишия не мог думать, план не шел в голову — такое точно было впервые. И на фоне происходящего это злило его больше всего.

Вот оно! Разгадка найдена. Его выводило из себя происходящее, и именно это являлось основной причиной такого беспорядка в голове. Сам факт того, что он злился. Что спустя столько времени, потраченного им на планомерное погружение в абсолютный флегматизм, он снова вспомнил, какого это — не иметь контроля над собственными мыслями.

Гнев буквально выступал прямым антагонистом здравому смыслу, чистой голове. Противоположностью самой сущности Чишии, и это распаляло еще больше. Подумать только, Чишию злит сам факт того, что он злится, и это рождает абсолютно бессмысленный замкнутый круг внутренней агрессии, выжигающей его нейроны. Да еще и тогда, когда думать нужно было быстро.

Он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить все возможные упражнения, чтобы отвлечь свое тело от скачков адреналина и кортизола, привести себя в порядок, а потом сделать то, что он умел лучше многих. Скорее всего, лучше всех.

Едва ли его Отражение могло преуспеть в стратегиях лучше него, она слишком эмоциональная.

«Ха, какой я идиот. Была ли она в действительности такой или это тщательно сконструированная личность? Да даже, если и было что-то настоящее, в стратегиях она, очевидно, преуспела больше меня.»

Ветер качнул кусты перед ним и влажная листва зашуршала, вырывая из раздумий. Он направил автомат в сторону кустов, но спустя пару минут, вновь сложил его на землю.

Нужно было что-то делать. Утекающие минуты не давали успокоиться, а Чишия все еще не мог ничего придумать. Его мысли слишком хаотично метались в голове, подкидывая вообще ненужные картинки, пока и вовсе не вспомнилось то, о чем он стремился забыть давным давно.

***

— Чишия-сан, скажите, а какое у вас любимое животное? — мальчишка перед ним едва мог подняться с кровати — его сердце едва ли функционировало хотя бы вполсилы. Кожа бледная, как мел, круги под глазами, но в зрачках такая едкая жажда жизни, что нельзя не восхититься.

— Чишия-сан, так какое?

— А, прости, я задумался. У меня его нет.

Мальчишка в ответ удивленно расширил глаза, крепче сжимая больничное одеяло в маленьких ручках. Из-за неестественной худобы они выглядели почти игрушечными.

— Но как такое может быть? Все ведь любят животных.

— Я и не говорил, что не люблю. Просто нет фаворита.

— Ну а если вы решите завести, кто это будет? Я вот хотел бы собаку.

Чишия снова посмотрел на него, видя как солнце пробегает по детскому лицу, высветляя его глаза так, что оттенок становится похож на топленый шоколад. Этот мальчишка выглядел слишком жадным до жизни, даже не смотря на свое состояние. И у Чишии зарождалась надежда. Надежда, что Рюу дождется сердца, и они успешно проведут пересадку.

Чишия тепло улыбнулся ему, поправляя простыню, — знаешь, собака — неплохой вариант. Пожалуй, я тоже выберу ее.

— Ура! Собак всегда выбирают хорошие люди.

— А? Почему ты так решил?

— Собаки преданные и очень хорошо чувствуют людей. Если вы плохой человек, она вас не примет. Но вы, конечно же, не такой!

— Рюу, тебе пора ложиться спать, — отмахнулся от него Чишия.

— Но я хотел еще...

— Ты ведь хочешь побыстрее выздороветь и выпросить у мамы собаку?

Глаза Рюу загорелись пуще прежнего.

— Конечно!

— Тогда ложись спать и набирайся сил, это ускорит процесс.

— Обещаете?

— Обещаю.

На следующий день Чишия узнал, что у них появилось доступное для пересадки сердце. Он сообщил это Рюу и его матери, а спустя всего десять минут состоялся разговор с главврачом, после которого он ощутил себя морально выпотрошенным.

Тогда он зарекся давать несбыточные обещания.

***

В реальности:

Чишия мрачно осмотрел окрестности, после чего откинул голову немного назад, шепча себе под нос.

— К слову о несбыточных обещаниях...

Так или иначе мысли возвращались к корню проблемы. Злость ушла, растворилась, утонув в нем, будто ее и не было. Но легче от этого не стало. Он все еще чувствовал себя паршиво, а теперь ко всему прочему ощущал вину за свое вчерашнее обещание и за то, что выстрелил в спину, когда она уже от него убегала.

«Хорош, что сказать»

Чишия не причислял себя к благородным людям, особенно в Пограничье, однако, сейчас это было — другое. Почему другое? Потому что он не заметил довольно очевидные детали, которые бросились бы ему в глаза сразу, если бы он не был ослеплен собственной обидой. Слишком непривычным и забытым чувством, которое рано или поздно было обязано вырваться, как и все оттенки эмоций, которые он слишком сильно в себе подавлял.

Действие и противодействие. И второе сейчас во всю отыгрывалось на нем.

Возвращаясь к сути, Чишия прокрутил все происходящее в голове — все сказанные слова, эмоции, мимику, тон ее голоса. Она не могла быть Джокером, но почему? Не хватало какой-то детали, подкрепления, того, что на самом деле мешало ему обдумать план ее устранения. Его интуиция всегда работала на опережение, и не прислушаться к ней сейчас было непозволительно глупо.

Новый поток ветра, рябящая темнота среди деревьев, вязкая земля под ногами и...вот оно.

Паттерны ее поведения. Джокер — определенно психопат без эмпатии, может имитировать ее и мимикрировать под обычных людей со своей долей человечности, но все это не более, чем подобие. Даже самые качественные подделки брендовых вещей выдают себя в мелочах, так и здесь. Подсказки напрашивались сами собой, и крылись в обычных человеческих импульсах, первых реакциях, которые люди не способны контролировать — это и выдает истинную суть.

Для большей объективности, Чишия отмел свои взаимоотношения с блондинкой, и стал вспоминать другие. Ее общение с остальными членами их отряда. Самым отчетливым, бросающимся в глаза вариантом была Нираги. Чишия заботилась о ней не демонстративно, а больше так, будто это была ее естественная реакция. По какой-то причине она к ней прикипела, что вообще несвойственно психопатам. Это не могло быть игрой на публику, ведь он замечал ее действия, когда она не знала, что он наблюдает, а порой и когда сама Нираги была не в курсе. К чему играть спектакль, который никто не смотрит?

Второе — Джокер, помимо того, что был психопатом, являлся еще и нарциссом, на что указывала сама манера проведения игр на этой сложности. Чишия вернулся к словам, что говорил им Нираги перед началом своей игры, и цокнул себе под нос, обнаруживая, что теперь он идет по пути умозаключений Сугуру, а не тот за ним. Они что попали в мир, вывернутый наизнанку? Что ж, стоило признать, несмотря на то, что Нираги был отвратительным человеком, он точно не являлся глупцом.

Третий момент — то, как она замешкалась перед тем, как помочь ему во время нападения Якудз на пляже. Она решалась несколько секунд, прежде чем приступить к действиям, он видел ее с самого начала, когда она скрылась за стеной, а спустя пару минут ворвалась к ним и вызволила его. Для чего выжидать паузу, если все идет четко по твоему плану?

Чишия перебрал в голове еще с десяток мелочей, которые в совокупности образовывали достаточный список косвенных улик, указывающих на невиновность Шунтаро.

Впрочем, он не исключал и вероятности того, что просто искал повод поверить в то, во что ему хотелось. Пусть так, какое теперь это имеет значение? Каким-то образом эта невыносимая девчонка вернула ему способность чувствовать эту жизнь, и пусть он ощущал себя сейчас скорее ребенком, который познавал мир с самого начала, эти ощущения были...приятными. Его криокамеру безвозвратно повредили, но плохо ли это, если он снова мог дышать, как раньше?

Чишия медленно встал, снова поправив бежевую толстовку, после чего понял, что последний аргумент в пользу невиновности Чишии был буквально на нем — она потратила драгоценное время, чтобы выудить из кучи хлама то, что с большей вероятностью понравилось бы ему. На первый взгляд звучит, как полная глупость, но это именно та самая мелочь, о которой никогда в жизни не задумался бы Джокер. Когда в самом пекле все действуют по твоему плану, ты наблюдаешь за тщательностью его исполнения или наслаждаешься шоу, когда все идет не так, как ты планировал — ты делаешь все, чтобы все снова играли в твою игру. Ни один из этих вариантов не предполагает коротких жестов заботы. Это Ахиллесова пята, которой у Джокера быть не может.

Ухмыльнувшись вновь вернувшейся надежде и успокоившимся мыслям, Чишия направился на поиски невыносимой женщины, открывшей дверь в его жизнь с ноги. И с этой ногой ей точно потребуется помощь.

— Интересно, какова вероятность, что она оказала себе первую помощь?

——

Чишия предложил план, соглашаться с которым Шунтаро хотела меньше всего. Это была буквально худшая стратегия из всех, что была способна выдать его гениальная голова. Впрочем последнее утверждение теперь явно было под вопросом. И все-таки, выбора у них не было.

— Ты должна быть убедительна, — внезапно говорит он, со всей серьезностью смотря на нее.

— О чем ты?

— Тот, кто все это устроил, попросту не может не наблюдать за нами. Мы венец его колоды, так что, устроим ему представление?

Шунтаро кивает. Она была готова, ее интуиция подсказывала, что это самый опасный и самый правильный путь. Сегодня Шунтаро ставит все на черное, и играют они не на деньги.

Неожиданно Чишия прижимает ее к стоящему рядом дереву так, что она чувствует как рельефные выемки на коре болезненно впиваются ей в спину. Чишия прижимается своей щекой к ее, и этот жест разбивает ее сердце слишком сильной похожестью на повадки кота. Дикого, нелюдимого и безоговорочного чемпиона в своей абсолютной надменности. И когда такой кот ластится к тебе, это ощущается слишком приятно, а прокатывающийся по рецепторам запах мяты и его теплое дыхание у уха и вовсе сметают все остатки рациональности.

Она рассыпается, как сахарная посыпка, впитываясь в пространство слишком маленькими гранулами, чтобы это можно было вновь собрать в единую массу. А ей это и не нужно, по крайней мере в ближайшие несколько минут, которые она себе обещает в качестве компенсации за то зрелище, что они устроят для Джокера чуть позже.

Лицо блондина даже в такой интимный момент все еще выражало слишком много серьезности. Это чувствовалось неизбежной фатальностью, продолжающей искрить в воздухе.

План был не из лучших. Это заставляло ее серьезно беспокоиться, пока Чишия не собрал ее волнение с губ коротким, влажным поцелуем. Он еще сильнее прижал ее к дереву, намеренно избегая неаккуратных движений, чтобы не задеть раненную ногу. Она почувствовала его холодные пальцы, оглаживающие контур скулы, облизала его нижнюю губу, зарываясь в его жесткие волосы, еще больше разлохмачивая их. Он отвечал на ее касания сбитым дыханием и углублением поцелуя, чувствовавшегося, как праздник жизни среди апокалипсиса. Они вырывали себе больше времени из этого адского полотна не заканчивающегося садистского аттракциона, абсолютно наглые и уверенные в своей правоте.

Спустя пару мгновений Чишия медленно отстранился, наблюдая за обиженным выражением лица невыносимой блондинки напротив. Ей явно не хватило его губ и это вызвало его заносчивую ухмылку.

Шунтаро недовольно нахмурила бровь, вновь наклоняясь к нему, когда тот отошел назад, вызвав еще больше недоумения. Смотря на ее недовольство он не сдержал смех, что-то в его взгляде едва ощутимо изменилось, и чувствовалось это слишком приятно.

— Ты такая неуместная, Шунтаро.

— Как и ты, Шунтаро, — она вернула ему его же усмешку, скрестив руки на груди, а он еще сильнее рассмеялся, будто забыл, где они находятся. Пусть так, у них было еще несколько минут до того, как все начнется. Или закончится?

— Опять язвишь?

— Всего лишь веду себя также, как и ты.

— Неугомонная, — он раздумывает над чем-то, будто борясь со своей здравомыслящей частью, после чего притягивает ее к себе, обхватывая ее и укладывая голову Шунтаро на свое плечо. Его руки согревают ее, оглаживая спину, заботливо, уверенно, интимно. Это не жест страсти или струящегося по венам позыва удовлетворить свои желания здесь и сейчас — это большее, и оттого смущающее сильнее. Висящая над ними угроза, полная неизвестность впереди, и внезапно обретенный дом, суженный до одного объятия.

Это ощущение отдавало катарсисом, чем-то слишком глобальным, чтобы это можно было осознать и проанализировать в моменте. Особенно, когда адреналин все еще хаотично метался по телу.

И все-таки это ощущение не покидало, оно вязко оседало в голове осознанием, от которого не спрятаться, неожиданно решенным старым уравнением или наконец-то найденным ответом на давным давно заданный вопрос. Чем-то, что не давало покоя долгие годы мозгу перфекциониста, и наконец встало на свое место.

–

Чишия двигался в сторону входа в игровую зону, стараясь не делать резких движений, но выглядеть при этом достаточно убедительно для роли, которую он играл. Женское тело в его руках безжизненно обмякло, а руки при ходьбе мотылялись туда сюда.

Вязкая влажная почва мерзко чавкала под кроссовками. Чишия едва ли не поскользнулся, вовремя вернув себе координацию движения, что было тяжело, когда ты несешь на себе дополнительный груз в виде другого человека. Только бы все получилось.

Ресницы Шунтаро подрагивали, а сквозь ее бок, соприкасающаяся с его грудью он отчетливо ощущал вибрации от биения ее сердца. Она пыталась изображать свою бессознательность достаточно хорошо, если не присматриваться. Если не вслушиваться так тщательно, и не чувствовать ее дыхание своей кожей.

Чишия подошел к выходу из лесу и на мгновение остановился. Его дыхание полностью выровнялось, а мысли в голове, наконец, приобрели окончательный упорядоченный вид. Он мобилизировал все свои внутренние ресурсы, готовясь к финальной битве. Сейчас это далось ему просто. Он точно знал, что делать.

Дыхание Шунтаро, будто синхронизируясь с его собственным, тоже стало спокойнее и тише.

«Вот и славно» — Чишия взглянул в ее лицо последний раз без усилия скрывать этот взгляд — слишком заинтересованный и теплый, как долгожданная оттепель. Для исполнения их плана ему нужно было вновь стать ее врагом, но теперь все было не взаправду.

Спустя несколько минут Чишия со своим двойником в руках вновь проходил по узким улочкам ярмарки — где-то лампочки горели въедливо-ярко, где-то пульсировали, будто стараясь ухватиться за улетучивающуюся электроэнергию, возвращая подпитку.

Каждый аттракцион, каждая палатка с хот-догами и сладкой ватой, арки с разорванными бумажными украшениями и стенды с заплесневелыми игрушками — все это в совокупности все больше походило на олицетворение извращенного сознания создателя этого мира. Звучало последним аккордом в песне сумасшедшего клоуна. И Чишия чувствовал, он собственной персоной явится к ним совсем скоро. Чего ждать от этой встречи до сих пор оставалось загадкой.

Подойдя к небольшой мерцающей сцене, мигающей ярче всего, Чишия уложил Шунтаро на деревянный пол. Дернулся от внутреннего порыва подстелить под ней толстовкой. Слишком галантный жест для того, кто должен попытаться убить ее через пару минут.

Незаметно щелкнув пальцами рядом с Шунтаро, подавая ей условный сигнал, Чишия поднялся и немного отошел. Провел пальцем по рукояти автомата, сделал еще один вдох, после чего громко крикнул.

— И что, я даже не увижу зрителей своей финальной битвы?

Ответом ему стал лишь ветер и прокатившаяся мимо его кроссовка выцветшая красная обертка от конфеты.

Но Чишия вовсе не расстроился, он уже сделал то, что ему было нужно. Привлек к ним внимание. Он был уверен, что его услышали.

Теперь дело оставалось за малым, сделать все четко по плану.

Чишия подошел к бессознательной Шунтаро, достаточно достоверно исполняющей свою роль. Тыкнул ее в бок дулом автомата — та в ответ немного заворочалась, он повторил свой жест. Шунтаро для достоверности медленно, лениво приходила в себя, изображая удивление сменившейся вокруг нее обстановке. Впрочем, удивление было больше реальным, чем наигранным — она не ожидала, что Чишия притащит ее буквально на сцену.

Их план родился быстро и хаотично, был неидеален, и все-таки с высоким шансом на успех. Чишия должен был отнести ее до ближайшего хорошо освещенного места, которое точно привлечет внимание Джокера уже к их представлению.

Чишия возвращается к своей пленнице — та уже окончательно пришла в себя и сидит, согнув ноги в колене. Неприятный оттенок боли выдает ее напряженная челюсть, она смыкает зубы, чтобы не издать стона.

Чишия в ответ воссоздает на своем лице максимально правдопдобный оттенок полного равнодушия, на какой только способен — и Шунтаро на мгновение даже становится жутко.

Он наставляет на нее автомат и в голове блондинки мелькают недавние флэшбеки. Но происходящему не суждено длиться долго.

Он говорит:

— Вот мы и выяснили, кто из нас победил.

«Сигнал!»

Шунтаро резким движением здоровой ноги пинает его, чтобы он потерял бдительность, подается вперед и, игнорируя отвратительное ощущение расплывающегося по ноге вязкого горячего пятна, срывает с его шеи ремень с автоматом.

Она наставляет его же оружие на него, целясь в сердце, но немного правее и ниже, совсем неощутимая разница, если смотреть издалека.

Произносит смотря ему в глаза короткое:

— Выяснили, ты прав.

Выстрел.

Пространство будто сгущается вокруг их ярко-освещенной сцены. Шунтаро наблюдает за Чишией, что слишком натурально валится на землю, медленно подходит к нему, боясь, вдруг что-то не проконтролировала достаточно.

На его лице абсолютная усталость, и больше ничего. Он постанывает от боли, и Чишия пугается, что сделала что-то не так. С ним ведь все будет нормально?

Ярко-бордовое пятно расползается по его груди, и сердце Шунтаро заходится в истошном ритме. Что-то внутри мучительно-больно обрывается. Адреналин вновь пульсирует внутри, стараясь имитировать продолжающуюся внутри нее жизнь, но эта пустота, что постепенно в ней образовывается затягивает в себя все ощущения, будто погружая ее в вакуум.

«Неужели я?»

Шунтаро опускается рядом с Чишией, не понимая, что происходит и что ей делать дальше. Чишия легко прикрывает глаза, придерживая рукой кровавое пятно, короткими движениями будто размазывая его еще больше. За пределами навеса сцены начинает вновь барабанить дождь.

Никто, кроме них, не выдает своего присутствия.

— Ты...–нерешительно начинает Шунтаро, которая явно не планировала убийства Чишии, — ты как?

Чишия приподнимает веки и смотрит прямо на нее. Короткое движение губ, легкая ухмылка и едва заметное движение пальцев, которое со стороны легко принять за обычную дрожь. Он показывал знак — «Все в порядке, играй роль дальше».

Шунтаро смотрит на него. Она с точностью воспроизводит в своей голове свой выстрел, где она целенаправленно уводит автомат в сторону и стреляет вправо, но быстро возвращает его назад. Она сделала все в точь-точь так, как сказал Чишия. Откуда тогда это пятно на его груди? Подождите...

Шунтаро наклоняется к Чишии почти вплотную, небрежным легким движением надавливает на его рану, будто стремится выказать презрение своему теперь-врагу.

— Ты предал меня, — говорит холодно и стремится в это верить, — стал моим врагом.

Небольшая пауза, она облизывает собственные пальцы, и утверждается в своей догадке, стараясь не выдавать реакцию, оставаясь внутри отведенной роли палача.

— А кровью врагов я питаюсь, — Чишия в ответ на эту импровизацию не сдерживает усмешки и легко выгибает бровь.

— И как тебе моя кровь? — Чишия спрашивает с ухмылкой, а Шунтаро все еще чувствует сладость малинового джема на языке.

— Как долгожданный триумф, — почти хищно отвечает она, желая ударить его за то, что он ее об этой детали плана не предупредил.

Чертов засранец, перепугал ее до смерти.

Шунтро быстро понимает, что на это и был расчет. Ее натуральная реакция убедила бы Джокера, что это не фарс, хоть она и знала часть плана Чишии. Как обычно, он не раскрывал своих замыслов до самого конца.

Оставался лишь один нерешенный вопрос. Где же Джокер? Почему не появился?

—

Главный антагонист не заставляет себя долго ждать. Небольшой, потрескавшийся громкоговоритель над их головами внезапно начинает шипеть, а после короткой паузы, из него раздается легко узнаваемый, надломленный тон.

«Браво...дорогие мои, просто.кхм...браво!»

Шунтаро озирается вокруг, после чего вновь возвращается взгляд к источнику звука.

«Это было потрясающее...зрелище...или представление? Да еще и для меня...вы и впрямь умеете развеять скуку. Всего один вопрос...боже...»

На какое-то время возникает пауза, после чего он продолжает говорить.

«Мне даже как-то неудобно, ведь вы так старались с этим шоу для меня, но...позвольте все же спросить, вы правда считаете меня идиотом? Думали, я не раскрою вашей маленькой игры?»

Шунтаро изображает абсолютное непонимание на лице, второй Чишия продолжает лежать, не выдавая себя ни единым жестом, но у обоих внутри расползается ужас. Вязкий, липкий, опоясывающий все органы ужас.

«Да ладно, серьезно? Вашему упорству можно только позавидовать. А какие эмоции, какой ужас и растерянность на лице у девчонки, когда она выстрелила, услада для моих глаз!»

Шунтаро просто ждала, пока это закончится.

«Хватит, я серьезно. Хотите, чтобы я поверил? Чишия, вырви его сердце»

— Что? — она ошарашенно заозиралась по сторонам.

«Вырви его сердце и подними его над своей головой, тогда я поверю»

Шокированная Шунтаро услышала копошение за своей спиной. Чишия понял, что дальше притворяться бессмысленно. Их план не сработал. А нового у него не было.

Он подошел к ней со спины, успокаивая своим запахом, легко касаясь ее плеча, говоря этим жестом больше, чем можно себе представить.

Рваное дыхание постепенно выравнивается, но страх никуда не уступает. Все происходящее слишком долго ощущается, как кошмар, от которого невозможно проснуться.

— Мы пытались, — спокойно константирует он.

— Но должно быть еще что-то. Что-то, что мы не попробовали.

Чишия мрачно усмехается, легко оглаживая ее кожу пальцами, нежно и заботливо. Короткий сентиментальный жест, который он себе позволяет, прежде чем смириться с неизбежным.

— Только не говори, что...

Но Чишия не говорит, он смотрит на таймер, на своем браслете. У них осталось всего 10 минут.

Когда он вновь смотрит ей в глаза, она безошибочно считает в его карих отчаяние, тоску и...то, что пугает ее больше, чем условия этой игры — какую-то абсолютно мрачную решимость. Как у людей, которые идут в последний бой с целью отдать жизнь. Не те, что борятся и верят в свою победу. А те, кто пришел умирать.

Она понимает, что он хочет сделать за секунду до того, как он вручает ей свой автомат.

— Что ты творишь? — кричит, перебивая усиливающийся дождь она.

— Я уже говорил тебе. Мне — катастрофа, тебе освобождение.

— С ума сошел? — она выгибает бровь, вторая его обыденному жесту, и смотрит на него так, будто он стал победителем в номинации самых абсурдных решений в стрессовых ситуациях. Впрочем, сейчас так оно и было.

— Я в здравом уме больше, чем когда бы то ни было, — он скрещивает руки на груди и не отводит взгляд, а в нем она видит абсолютную уверенность в сказанном. Не описать, как ей хочется затолкать эту сранную, неожиданную и колоссально неуместную сейчас самоотверженность самого несамоотверженного человека на планете.

— Я не буду убивать тебя.

— У тебя не остается выбора. У нас всего 10 минут.

— Тогда бейся со мной на равных эти 10 минут.

— У нас всего один автомат, и им воспользуешься ты. В этот раз все всерьез.

Горечь мерзко расползалась на языке, глаза щипало, а желудок сдавливало от ощущения тотальной беспомощности. Они с таким остервенением вцепились в свой план, подарив себе надежду. Слишком желанную и вымученную. Слишком заслуженную за все пройденные мучения, чтобы с такой горечью осознавать — план не сработал. И теперь одному из них неизбежно придется убить другого.

Шунтаро злится. Злится на себя за то, что не способна предугадать дальнейшие шаги Джокера, придумать способ его одолеть. На Чишию за то, что пытался вручить свою собственную жизнь ей, без помпезности и фанфар, а тихо и немного неловко, будто дарит ей сраную бижутерию на месяц отношений, а не предлагает убить себя вместо нее для того, чтобы выбраться из ада, который они прошли вместе.

— Я отказываюсь.

— Нет, ты не отказываешься, — возражает он. В его голосе слишком отчетливо сквозит раздражение, и Шунтаро понимает, что она, пожалуй, единственная, кто способен вызывать в нем эту эмоцию. Во всяком случае так явно.

— Мне решать.

— Я уже все решил, просто сделай выстрел.

— У меня с этим не очень, как ты помнишь, — она напоминает ему о том Якудзе, в которого так и не смогла выстрелить, уже готовая принять смерть, лишь бы не выбирать смерть для незнакомого ей человека. И если бы не сам Чишия...

Она пытается немного развеселить его, но не видит в его глазах ни капли былой азартной искры. Ни желания конкурировать в остроумии, ни философских бесед на крыше, ни неловких притирок друг к другу в реальном мире, после того, как они туда вернутся...ничего из этого больше не будет. И она попросту физически не способна принять такой исход.

Чишия тянется к автомату, и Шунтаро удивленно наблюдает за ним, пока он не говорит:

— Что ж, тогда и в этот раз я сделаю его за тебя, — он не разворачивает автомат так, чтобы целиться в нее, а просто тянется к курку...он хочет.

— Нет, еще чего, — Шунтаро вырывает оружие, придвигая его ближе к себе, — да черта с два!

Почти нажимает на курок, и это действие отпечатывается внутри слишком сильным импульсом. Абсолютно недопустимой секундой, которую нельзя упустить. Она вырывает из его рук оружие и выкидывает его подальше, в лужу рядом с сувенирной лавкой. Смотрит на него, чувствуя себя так, будто ее кровь подменили на токсин, уверенно циркулирующий теперь по ее венам и стремящийся отравить весь организм.

Шунтаро подошла к Чишии и совсем неделикатно ткнула его в плечи тонкими пальцами.

— Ты совсем рехнулся?

— Да.

— И больше ничего не скажешь?

— Нет.

Его односложные ответы подливают масла в огонь, заставляя Шунтаро формено беситься. Какого черта они настолько разные, если являются Отражениями друг друга и почему ему так сложно ее понять? Он правда считает, что она сможет нормально жить, если заберет его жизнь взамен? И уж тем более, если он сам себя убьет ради нее.

— Почему ты вообще решил пожертвовать своей жизнью? Какого черта с тобой происходит?

— Не притворяйся дурой.

— Даже не пыталась.

— Хочешь трогательное признание в любви перед моей смертью для большей драматичности?

Шунтаро с каждой репликой хочется выбить из него все дерьмо все сильнее, это желание неконтролируемо пульсирует в ней, желая выбраться наружу. Оттого и сказанное не сразу отзывается пониманием. Что он только что сказал?

— Любви?

Чишия закатывает глаза.

— Так ты любишь?

— Люблю, — усталое, твердое и отзывающееся мрачной предрешенностью...точно не такого признания ожидала Чишия. Честно говоря, она вообще не ожидала признания. Тем более от него.

Как поразительно иронично порой играет судьба. И при этом не оставляя выбора. И все-таки, пусть Шунтаро и слишком импульсивная версия своего двойника...кто вообще решил, что это плохо? Пусть разум тяжелее контролировать, когда твои эмоции стремятся перелиться через край, зато, когда более рациональная часть вашей пары готовится к смиренной участи жертвы, ты готов бороться до конца. И он может не сомневаться, этот боевой настрой она насильно интегрирует и в него самого, хочет он того или нет.

Шунтаро подтягивает к себе Чишию за грудки, пачкая себя остатками малинового джема и параллельно вызывая недоумение у него на лице. Она смотрит на него, как хищник — правда, абсолютно девиантный, жаждущий заставить пойманную зебру бороться с ним, вместо того, чтобы стать частью его вечернего рациона. Что ж, пусть так. Это мир безумцев, а они уже давным давно его часть.

— Не смей так легко сдаваться.

Чишия не сопротивляется ей, из-за чего своей покорностью напоминает тряпичную куклу.

— Игнорируешь меня? Прекрасно, значит, я буду все оставшиеся, — она бросает взгляд на таймер, — 7 минут колошматить тебя, чтобы ты хоть как-то отреагировал.

Он снова молчит.

Шунтаро трясет его еще сильнее, но тот, несмотря на дискомфорт, делает вид, что ничего не происходит. Абсолютно бессмысленный в данной ситуации стоицизм действует на Шунтаро как красная тряпка на быка, и она продолжает.

Она уже не помнит себя, когда бьет его по лицу. Тот отшатывается, хватаясь рукой за горящую щеку, но снова молчит. Шунтаро толкает его, кричит, а он лишь усмехается.

— Какая ты все-таки сумасшедшая, — наконец, говорит он.

— Это ты вечно выводишь меня из себя.

— Идеальная семейная пара.

— О, так мы теперь семья? — Шунтаро ослабляет хватку, от классической перепалки с Чишией, к ее удивлению, у нее вдруг успокаивается разум. И начинает тщательно анализировать все происходящее с ними.

Условие игры — Джокер должен остаться лишь один. При этом, все эти рисунки на стенах, их автоматы — все это наводило их на мысль, что они с Чишией оба Джокеры, но кто тогда разговаривал с ними по громкоговорителю? Даже если все прошлые послания были записью, последнее — было реакцией на их действия. Это было самым серьезным доказательством того, что есть еще один — истинный Джокер, ведущий игру.

А это значило...твою мать! Они были настолько ослеплены эмоциями, мыслями о предательстве, собственными чувствами — все смешалось настолько сильно, что они упускали из виду самое очевидное.

— Джокер должен остаться лишь один.

— Именно, — ответил Чишия.

— Ты не понял, — устало выдохнула Шунтаро.

Тот с любопытством взглянул на нее.

— Никто не сказал нам убивать друг друга, ни разу.

В глазах Чишии тут же отразилось понимание.

— Черт.

— Ага, нас двое, но что, если мы условный Джокер номер 1, и нам надо убить номер 2? Вторую противоборствующую сторону, это логично.

— Да, но почему мы вдвоем считаемся за одного Джокера?

— Мм, пока не знаю, но в любом случае, даже если кто-то из нас убьет другого, останется еще гейм-мастер.

Чишия замолчал, взвешивая все в своей голове.

— Есть догадка.

— Какая?

— Если нас назвали Джокерами, что если мы кандидаты на эту роль?

— Всмысле?

— Нас довели до самых финальных игр по какой-то причине, правила неразрывных близнецов, формирование доверия между нами, наши миры с очень похожими событиями и людьми...и...

Их прерывает очередное шипение над головой и голос Джокера:

«Забавные, маленькие вошки идут в верном направлении. У вас остается всего 5 минут, успеете? Заноза и несносный мальчишка»

— Я знаю, кто Джокер, — внезапно утверждает Шунтаро, и видит как загорается огромная неоновая вывеска рядом с зеркальным лабиринтом впереди, — идем.

Она тащит Чишию за собой, а тот не сопротивляется, лишь бросая короткий недоуменный взгляд в ее сторону. Они лишь однажды останавливаются, чтобы поднять автомат, и идут дальше.

Шунтаро жаждет триумфа победителя, понявшего все по одной детали, по одному неаккуратно брошенному слову — заноза. Шляпник всегда ее так называл. Только он и больше никто. В ответ Чишия лишь беззаботно уточняет, вновь напоминая ей, что не только она здесь эксперт по бубнам.

— Шляпник?

— Да как ты вообще... — Шунтаро выдыхает и устало прикрывает глаза, продолжая держать путь путь к зеркальному лабиринту.

Зеркальный лабиринт представляет собой массивное здание, выбивающееся из общей стилистики места чрезмерной гладкостью, современностью и молчаливым минимализмом, на удивление не теряющимся на фоне мрачного гротеска, исполосовавшего пространство уродливыми отпечатками померкшего цирка.

Это длинное здание, полностью из стекла, пронизанное неоновыми световыми полосами по своему периметру.

Когда они выходят из арки и двигаются вперед, слышат лишь завывание ветра, но оно тут же дополняется хриплым, уже не деформированным смехом. Из тени к ним выходит уже знакомая фигура, в легко узнаваемом цветастом халате и темных спортивных штанах. Вальяжной, до одури ленивой походкой хозяина, он направился к ним, защищенный по бокам двумя близнецами, которые, если задуматься, Чишия даже не помнила, когда исчезли с Пляжа. Она об этом даже не задумывалась, предполагая, что большинство жителей Пляжа погибло во время игры Десятки червей.

Раздались громкие хлопки. Такеру Данма хлопал в ладоши, c особым удовольствием наблюдая за двумя игроками, пожаловавшими к нему. Сложно описать, какие эмоции он испытывал от этого, но с наибольшей вероятностью это было какое-то абсолютно извращенное удовольствие.

— Вы, наконец-то, здесь. Признаться, я полагал вы поймете намного раньше.

Чишии переглянулись, заметив, что вооруженные близнецы направлялись к ним, и едва ли сейчас один автомат на двоих им чем-то поможет.

Шляпник запускает пальцы в волосы и вскидывает голову вверх, к ночному небу. В его широком кармане на халате от широкого движения проглядывается контур пистолета. Данма опускает в него руку, нащупывая оружие, но не спешит доставать, лишь легко оглаживает контуры.

Когда близнецы оказываются по бокам от Чиший, те напрягаются, но оба на удивление спокойны. Будто смирившись с их грядущей участью, они отсчитывают минуты до финала. Уверенные в том, что сделали все, что от них зависело и даже немного грустно удовлетворенные тем фактом, что до последнего мгновения своего существования здесь они не одни. Вместе, рядом, на одной стороне.

Неожиданно они оба чувствуют легкий укол в шею. Хотят развернуться, но близнецы крепко удерживают их на месте. На две головы выше их и чуть ли не в два раза шире их, две сплошные груды мышц, что лишает всякой надежды на сопротивление. Они чем-то накачивают их — Чишия замечает периферическим зрением шприц.

Что ж, раз это их последние мгновения, может стоит сказать что-то друг другу?

Но эта мысль сама по себе тает где-то на задворках сознания, которое уже начинает становиться ватным. Мышцы расслабляются, голова вообще не соображает. И они слышат два выстрела. Чишии смотрят в стороны и видят двух амбалов с пулевыми ранениями в голову.

— Какого?

Когда все уже начинает плыть, они слышат смех Шляпника и смотрят в его сторону.

— Ну что ж, вот моя новая колода и собрана. Я вручаю вам этот мир, — он разводит руки в стороны, покачивая в одной ладони пистолет, делает небольшую паузу, после чего вновь делает шаг в их сторону, — но решать свою судьбу вам не позволю, моя игра закончена, — Шляпник игриво подмигивает им и слегка щурится, будто на улице не кромешная темнота, а палящее солнце. Довольно улыбается и делает поклон, до ужаса наигранно, показательно завершая свое представление.

То, что происходит дальше, ощущается как лобовое столкновение целой вселенной с ее неизбежным концом. Настолько же громко, безумно и неожиданно.

Шляпник подводит дуло к своему виску и стреляет.

Это последнее, что видят блондины, прежде чем все окончательно теряет фокус. Оба валятся в темноту со смиренной покорностью загнанных кроликов. Вот только кроликам этим только что вручили роли главных хищников. Но будут ли они их играть?