Часть 4
Этой ночью за стеной играет громкая музыка, Чимин засыпает под приглушенные звуки, зная, что Юнги сейчас один. Отца нет, поэтому тот позволяет себе немного расслабиться. Это лучше, чем ругань, скандал или пьяные посиделки. Юнги в школу идёт вслед за ним, держась на расстоянии. Чимин снова чувствует тяжёлый взгляд затылком. Это немного смущает. Смелости обернуться хватает только раз, чтобы понять, что не ошибся. Нормально выспавшись, Юнги не опаздывает, но Чимин рад, что ему не пришлось столкнуться с ним в коридоре. Он ускоряет шаг, желая увеличить расстояние между ними и не думать ни о Юнги, ни о вчерашнем выпаде того в сторону Чонгука. Ему всё ещё стыдно за разбитый экран и даже кажется, что Чонгук не станет с ним разговаривать. Новая дружба закончится, так и не начавшись. Чимину обидно. Обидно за поведение Юнги — это было как минимум невежливо. Но всё не так плохо — его не хватают за шиворот, не выплёвывают злость в лицо за вчерашнее заступничество и смелые слова. Чимин не допустил драки — а это уже что-то. Возможно, Чонгук простит ему несносного соседа, а он обязательно угостит его обедом, о котором думает всю дорогу. Да, Чимин перебирает ближайшие уличные кафешки у школы, где временами зависают одноклассники, чтобы хоть как-то возместить неудобства за ремонт телефона. Но у него нет номера. Чонгук не оставил ему контакта для связи, поэтому он мысленно ругает себя, что в суматохе не поинтересовался этим.
Юнги хмур, неразговорчив с друзьями, поэтому на большой перемене те предсказуемо поглядывают в его сторону. Но недавняя интрижка Мин Су с Наён очень кстати. Девушка охотно льнёт к придурку на каждой перемене, забирая всё внимание на себя. Плюхается на колени, поправляя волосы, о чём-то увлечённо щебечет — о последних новостях из жизни школы, пока её обнимают за талию. Вся компания уже было собирается идти в столовую ради прогулки в сердце школы, где можно увидеть и собрать сплетни. Чимин всегда ходит туда последним, чтобы остаться незамеченным и спокойно покушать. Но не в этот раз. В класс заглядывает Чонгук. Находит его уткнувшуюся в тетрадь макушку и облегчённо вздыхает.
— Нашёл! — на плечо ложится рука, а следом чужие пальцы ерошат волосы на затылке. — Чимин, привет, — доносится сверху.
— Привет? — удивлённо вскидывается Чимин, понимая, как выглядит присутствие Чонгука в их классе. Девушки замирают, разглядывая красивого парня, что топчется у его парты. Высокий, подтянутый, уверенная стойка, дорогие аксессуары, которыми можно выделиться на фоне школьной формы, смелый взгляд и рука в кармане — кричат о его популярности. А ещё Чонгук старше. Что немаловажно. Начинаются перешёптывания у девушек: кто-то восхищённо осматривает незнакомца с ног до головы, кто-то тихо пискнул, а ему вдруг становится неловко. На него тоже обращают внимание — слышится его фамилия с вопросом, почему этот красавчик дружит с ним, и слишком отчётливо плещется недоумение в глазах.
— Ну что, идёшь обедать? Я еле нашёл тебя. Все классы оббегал, жуть просто, — снова трогают плечо, слегка толкают и дружелюбно закидывают руку. — Идём-идём, ты должен мне обед, забыл?
Чонгук тянет его за собой, пока не сталкивается взглядом с Юнги. На секунду замирает, осматривая того с ног до головы, и красноречиво цокает, выражая своё презрение. Узнал. Чимину снова страшно — Юнги становится чернее тучи и уже встаёт со своего места, когда он поспешно утягивает за собой Чонгука из класса.
— Айщ, ты учишься с тем придурком в одном классе? Вот же ж, — прилетает вопрос вместе с мягким толчком в плечо.
— И не только с ним, — бесцветно подтверждает Чимин. — Мне правда жаль, что вчера так вышло, — сыпет сожалениями. — Я думал пригласить тебя куда-то в кафе, чтобы извиниться как следует. Не думал, что школьный обед — это то, чем стоит заглаживать свою вину.
— Я же сказал, не парься, сменить стекло — пятиминутное дело. А чем в столовой не обед?
— Он же коллективный, ты сам платишь за него, поэтому и не считается. Вроде как, — пожимает плечами Чимин.
— Оу, ну тогда я не стану отказываться, если мы сходим на обед не только в школе. Да, — кивает Чонгук, — хорошо, ты будешь должен мне обед в кафе. Столовая не в счёт. Я собираюсь заказать себе мяса. Угостишь меня мясом? Говядиной? А в школе наши обеды тогда не будут считаться, — горделиво соглашается с новым собственным выводом.
— Свининой, — поправляет Чимин немного смущенно.
— Не-е-ет, не поступай со мной так, эй, я рассчитывал на другое, — шутливо толкают его снова.
— Свининой, — настаивает Чимин, дёргая за лацкан пиджака Чонгука, и наконец-то улыбается сам. Дружить с кем-то приятно, ново, весело. — На большее мне не хватит денег, прости.
— Тц, — цокает Чонгук, притворяясь недовольным, и тут же смеётся. — Тогда я куплю нам говядину, а ты свинину. Набьём животы, и ты выдашь мне парочку своих лайфхаков с рисунками, идёт? — Чонгук потирает живот, представляя чувство сытости, и слегка жмурит глаза, предвкушая удовольствие от вкуса мяса.
— Идёт, — соглашается он.
В столовой Чонгук выборочно закидывает в рот со школьного подноса сосиски и что повкуснее, пока Чимин с аппетитом лопает всё подряд, набивая на весь день живот. Ему снова ерошат волосы, шутят над аппетитом, показывают в телефоне доставку того, что уже заказали ещё вчера, и даже больше. Чимин непривычно смущается. Ему неловко от такого добродушного общения и отношения к себе. Он не привык. Временами взгляд скользит по ученикам в столовой, потому что тяжёлое чувство не исчезает. Отчего-то хочется думать, что за ним наблюдают. Хочется показать, что он не так уж и плох, что с ним можно дружить, разговаривать, а не просто тюкать и унижать, посылая за напитками. Юнги действительно смотрит. Как и его друзья. Те перешёптываются, обсуждая появление в друзьях у Чимина старшеклассника. Он отчасти гордится этими удивлёнными подглядываниями через плечо. Это значит одно — Чонгук настоящий. Не подосланный к нему, чтобы подшутить, приколоться или подставить. По шокированным лицам становится ясно, что на него теперь смотрят иначе. Как много значит в социальном жестоком мире школьной жизни наличие друзей. Воображаемая подушка защищённости. Чимину не приходилось бывать на обратной стороне Луны. На той, где всегда светит солнце, где тебя замечают. С этой стороны мир не так уж и плох.
Чонгук ворует у него одну сосиску, закидывая её в рот, и улыбается. А Чимин игриво с набитым ртом возмущается, вскинув брови. Его снова треплют по волосам рукой, обещая накормить мясом в ответ за кражу. Чимин смеётся, и где-то в этот момент слышится лязг палочек для еды о стол. Глаза тут же находят причину звука — Юнги психует, отпихивая от себя поднос, и встаёт. Еда осталась нетронутой. Тот бросает на него злой взгляд и уходит из столовой, кинув друзей. Настроение Чимина заметно падает. Обычно Юнги всегда с аппетитом съедал всё, что давали. Но не в этот раз. Чужое настроение не хочется анализировать. Не хочется даже думать, что причиной может быть его новое знакомство. Юнги ведь ясно дал понять — забыть. Чимин старается не думать, не возвращаться мыслями к до сих пор будоражащей его близости, отвлекаясь на светлого Чонгука.
В классе, по возвращению, к нему впервые подходят девчонки. Намерения у всех довольно прозрачные — кто-то интересуется, что за красавчик был с ним, его имя, просят поделиться номером телефона, который Чимин так и не взял. А он смущённо лепечет, что спросит, можно ли поделиться таким, при встрече. Свалившееся внимание — тоже приятно. Чимин не чувствует себя изгоем. Больше нет.
Конечно, без вопросов от Мин Су и Ён Бина не обошлось. Те в привычной манере, будто они друзья, подзывают, расспрашивают, вальяжно закинув руки на плечи. А ему вовсе не хочется делиться этим. Чимин коротко отвечает, пряча глаза. Юнги же огрызается, чтобы те оставили его в покое, лишь бы не маячил перед глазами. Чимин и рад бы.
Юнги больше не приходит к нему посреди ночи в магазинчик за просроченными продуктами. Тот вечно хмур уже пару дней точно. Почти не ест в школе. Чимина почему-то это тревожит, хоть и не должно. Чонгук же наоборот, суёт ему и свою порцию в добавку, знакомит со своей компанией, и Чимин теперь знает ещё парочку старшеклассников. Таких же красивых, популярных, высоких. Среди Намджуна, Сокджина и Чонгука — Чимин кажется совсем мелким. Его радушно принимают, болтают между собой и заботятся, как о младшем брате. На него всё чаще заглядываются девчонки. Чимин даже находит в один из дней на парте яблоко и слышит подтрунивание между подружками об этом. И, к удивлению, Мин Су и Ён Бин перестают его слишком часто донимать. Популярным быть классно. Вдвойне приятно, когда в дверях застывают три высоких старшеклассника и ждут его, чтобы забрать на обед. А Юнги — Юнги больше не ходит в столовую. Лишь подолгу пялится на него во время уроков. Чимин чувствует, знает, что так и есть.
После очередной ночной смены Чимин приходит в школу с рюкзаком, набитым продуктами. Снова не успел занести домой из-за вечно просыпающего сменщика. А Юнги опаздывает. Когда появляется, на переносице алеет ушиб, который сползает темными полумесяцами под глаза. Лицо за прошедшую неделю вытянулось. Видно невооружённым взглядом, что тот недоедает. Чимин тяжело вздыхает, глядя на рухнувшую на парту спину. Вчера была плохая ночь. Та самая, которую он не хочет слышать. Становится понятно, что отец с перепоя приложил Юнги лицом о какую-то поверхность, оттого и ушиб на носу. Но одна деталь всё же бросается в глаза — у Юнги счёсана кожа на костяшках вытянутой вдоль парты руки. Закрадывается мысль, что Юнги защищался. Ударил в ответ, отстаивая свою ущемлённую гордость.
Думать о чужом мрачном мире, что граничит с его — не хочется. Чимин устало зевает после бессонной ночи и рад, что не слышал этого лично. Ему снова жаль видеть боль, осунувшееся лицо, когда у него рюкзак забит едой. В попытке переключить своё внимание, Чимин рисует. Рисует кисть в расслабленном состоянии, что покоится на парте, потёртые саднящие костяшки, а потом мысленно себя ругает и переворачивает страницу, чтобы нарисовать Чонгука. Точнее, его спину в школьной форме. Всего лишь очередной набросок двух парней. Закинутая на плечо рука, затылки — изображение их дружбы с соблюдением пропорций. Ничего конкретного, чтобы случайный зритель смог опознать рисунок. Чимин забывается, не слышит звонок, желая закончить начатое до обеда и после показать Чонгуку. Тот явно оценит его старания, восхищённо похвалит, как и новые друзья. Чимин рассчитывает на это.
Но не рассчитывает, что его рисунок заметит Юнги, который, поравнявшись со спиной, заглядывает косым взглядом через плечо и узнаёт в парне, что обнимает, Чонгука. Блокнот выхватывают из-под руки. Смотрят вблизи на рисунок диким взглядом, едва Чимин в страхе оборачивается.
— Отдай! — вскакивает Чимин со стула и неудачно пытается вырвать альбом обратно.
— Только сначала сделаю это, — рычит Юнги, собираясь вырвать несчастную страницу оттуда. Перехватывает пальцами листок, чтобы сделать рывок, скомкать и выбросить, но не успевает. За спиной застывает Чонгук, так же выхватывает блокнот из рук и возмущённо цокает на ухо, пихая Юнги в плечо.
— Тц, эй, придурок, вежливости, я смотрю, ты так и не научился, — блокнот протягивают ошеломлённому неожиданным появлением Чимину в руки.
— А ты, я смотрю, класс спутал? Вали к себе, какого хрена сюда припёрся? — рычит Юнги, сжимая железно кулаки.
— Не к тебе припёрся. И куда мне идти — я сам разберусь, — рокочет Чонгук, подступаясь ближе, и вытягивается в росте, чтобы нависнуть над Юнги.
Чимин понимает, что до добра такие пререкания явно не доведут, а стать причиной драки в классе — последнее, чего он хочет. Но сделать или сказать что-то просто не успевает. Юнги бьёт первым. Удар получается скользящий и не такой сильный, как хотелось бы, поэтому пошатнувшийся Чонгук кидается с кулаками в ответ. Завязывается потасовка, парты со скрипом отлетают в стороны, а стулья падают. Чонгук мощно бьёт в живот, вынуждая Юнги согнуться от боли. Чимин, не помня себя от страха, неосознанно бросается в драку третьим лишним. Его не замечают, когда Юнги, чуть выпрямившись, кидается на Чонгука, перехватив того поперёк талии, чтобы повалить на пол. Чонгук же задевает его, отступая назад от налетевшего с напором соперника, и Чимин, споткнувшись, валится на пол. Звонко стукается головой о ножку парты и жмурится, перехватывая руками затылок. С губ срывается протяжный стон боли. Он сидит на полу и мало что видит или соображает, но драка прекращается. Юнги порывается подлететь, но его грубо пихают в грудь, щедро оскорбляя матом.
— Конченый ублюдок, — рычит Чонгук, поднимая Чимина на ноги, — съебался, блять, от него! Урод хренов, — Чимина утаскивают за дверь, придерживая под руки, пока он едва слышно постанывает от резкой боли в затылке. — Идём, я отведу тебя в медпункт. С тобой все в порядке, Чимин? — заботливо потирают место ушиба, чтобы снизить боль.
Чонгук долго ругается, причитая на тему охреневших одноклассников, сыпет угрозами, что ещё доберётся до Юнги и покажет, как нужно себя вести. На что Чимин отчаянно протестует, пока медсестра прикладывает к шишке на затылке лёд. Чонгук нехотя соглашается, потому что в руку буквально вцепляются пальцами и молят не затевать больше драк. Чимину не нравится настроение ни одного, ни другого, поэтому он просит временно не показываться у него в классе, чтобы не спровоцировать новую ссору. Обещает выходить в коридор самостоятельно и даже набирается храбрости, чтобы бросить следом обещание заходить за ними в их класс. Его просьбы остаются услышанными. Чимин облегчённо вздыхает, улыбаясь маленькой победе. Приятно, когда тебя слышат, приятно, когда заступаются. Друзья — это действительно классно. А вот поступок Юнги с попыткой порвать его альбом — остаётся неясным. Это неприятно. Возможно, просто плохое настроение, пережитая в стрессе ночь, голод. Чимин мысленно соглашается с собой. Тот и так в последнее время плохо выглядит, не ест, не ходит в магазин, не берёт продукты, так теперь ещё и с ушибленным носом и сбитыми костяшками на руках ввязался в драку с Чонгуком.
Вернувшись обратно в класс, Чимин уже не находит там Юнги. Тот не появляется до конца занятий. Набитый едой рюкзак тянет плечи, когда уже возле своего дома, вечером, он вбивает пальцами код от замка. Мягкая кровать встречает уставшее тело после бессонной ночи, но сон не идёт. За стеной пьянка — слышатся голоса собутыльников отца Юнги. А самого Юнги нет. Мысли снова возвращаются к набитому едой рюкзаку, что принёс домой. Чимин решительно складывает добрую часть в пакет и решается на отчаянно-храбрый поступок. Надевает тапочки, чтобы отнести это в кладовку и молча оставить всё там. Невыносимо думать и видеть, что Юнги не ест. Понятно, что покупает где-то на заработанные с доставки деньги, но, по себе знает, этого явно не достаточно. К тому же, отец может с лёгкостью отобрать последние гроши.
Дверь тихо открывается вовнутрь, в помещении уже темно, но предметы ещё остаточно виднеются в сгущающихся на улице сумерках. Он застывает на пороге, стараясь не шуметь, потому что видит повёрнутую к стене спину. Надеется, что останется незамеченным, пока Юнги спит. Но это не так. На него оборачиваются, задержавшись взглядом, пока осознают, кем является незваный гость. Желание бросить пакет под ноги и сбежать стремительно растёт. Чимин опускает глаза вниз, топчется несмело и кладет пакет на пол.
— Какого чёрта припёрся сюда? — Юнги вскакивает на ноги, а шанс сбежать, не дав ответ — тает на глазах.
— Ты не приходишь за едой. Я принёс сам, — тихо мямлит, глотая слова от волнения.
— Думаешь, я нуждаюсь в твоих подачках? — нависают над ним, вытягиваясь в полный рост, а он тушуется, вжимая голову в плечи.
— Просто поешь и забудь, что я здесь был, ладно? Забудь, — шепчет он едва слышно, тут же разворачивается и хватается вспотевшей ладонью за ручку двери. Успевает пожалеть о своём намерении помочь, встретив виновника сегодняшних бед, когда свет через расщелину проникает в комнату. Глухой хлопок в дверное полотно вынуждает то закрыться. Юнги дышит в затылок, подойдя вплотную, и так же тихо отвечает:
— Не могу. Не могу забыть, — цепкие пальцы второй руки впиваются в бок, притягивают, когда ему в основание затылка тычется лоб.
Чимин вдыхает воздух, ошеломлённый внезапной близостью, а выдохнуть уже не может. Все внутренности стягивает в узел в области желудка. Каждая клеточка на теле будто жаждет новых прикосновений. Его тянут за бок назад и снова толкаются головой в спину. Перед глазами спасительная дверь припечатана рукой, что спускается вниз. Вторая же ползёт уже не такой цепкой хваткой, как до этого, по животу. Его обнимают поперёк талии и впечатывают в грудь. Затылок обдаёт жаром дыхания, и Чимин теряется. Тонет в охапке чужих рук, впитывая тепло. Юнги зарывается носом в волосы, обхватывает живот уже двумя руками, окольцовывая предплечьями, и целует в ушиб. На выдохе он слышит:
— Прости, я не хотел, — снова мягкий шорох губ по волосам. По спине бегут мурашки, поднимают волоски на руках, морща кожу. Чимин не может поверить в чужую обжигающую нежность, что идёт вразрез с дрянным характером. Эти руки смелеют, ползут выше, лишая крупиц воли. Одна полностью обхватывает его живот, а вторая неуверенно поднимается по груди вверх, чтобы зацепиться пальцами за ключицу. Он в капкане, тесно прижатый объятиями к крепкой тёплой груди, слушает разбитый голос за спиной. Чимин задыхается в своих чувствах. Сердце готово вот-вот выскочить, и он знает, что этот позорный ритмичный бой чувствует Юнги сквозь тонкую ткань футболки. Он паникует, но шанса вырваться, сбежать просто нет. Слишком крепко держат. — Дыши, — усмехаются в затылок, опаляя кожу жаром выдоха. Снова по телу пробегает волна мурашек. Очередная.
Чимин судорожно выпускает воздух через губы, чтобы с охватившим тело трепетом вдохнуть снова. На этот раз не задерживая дыхание. Юнги водит носом по волосам, трётся лицом, и он понимает, что заполошно бьётся сердце не только у него. Там, за спиной, стучит слишком громко. О чём Юнги не может забыть? О чём ему сейчас сказали? Зачем извиняются за случайное падение и удар головы? Он отказывается понимать без чёткого обозначения смысла сказанного. Юнги ведёт себя нелогично. Не поддаётся анализу — отталкивает, а потом вот это всё. Но думать мешают руки, что крепко стискивают, жмут, будто пытаются насладиться его телом, а нос Юнги потирается уже о висок, ухо, щёку. Чимин совершенно ничего не соображает. Его бросает то в жар, то в холод, а ладони покрываются холодным липким потом. Тело же — оголённый нерв. Сбитые выдохи в ушную раковину заставляют ноги дрожать. Ему стыдно за такую реакцию собственного тела на простые прикосновения, но ничего поделать с собой не может. Млеет в крепких руках. Чимин несмело накрывает предплечье Юнги холодными пальцами. Мышцы слегка подрагивают, заставляя руки трястись, что выдаёт его состояние. Он тяжело дышит, пока его пальцы поднимаются выше по руке, исследуя вздутые вены на гладкой бледной коже, и касаются ссадин на костяшках. Всегда было интересно коснуться вен, которые отражал на рисунке. Едва заметным ласковым поглаживанием Чимин подушечкой очерчивает покрасневший участок на кисти и жмурится, чтобы собраться с мыслями.
— Ты хотел порвать мой альбом, я не понимаю, — шепчет он, сглатывая непослушный ком. — Зачем?
— Прости, — тихо-тихо прилетает ответ в ту же секунду, но ничего больше. Чимин не получает своих объяснений и причин поступка.
— Нет. Я не понимаю тебя, — настаивает он. — Ты говоришь мне «забудь», игнорируешь, угрожаешь, обижаешь меня и постоянно злишься. Я вижу это.
— Я тоже не понимаю себя. Не могу я забыть, не могу. Прости меня.
Юнги жмётся крепче, показывая объятиями, что ему жаль, и продолжает водить носом по его щеке. Это сводит с ума. Какое-то безумие просто. Чимин снова не может сосредоточиться на разговоре. Слишком волнуется, а касания к телу пускают волны жара, расползающиеся во все стороны. Он возбуждён. Всего лишь объятия, всего лишь стиснутые руки на груди и животе и такой лишающий рассудка нос, что бродит по щеке. Шершавые сухие губы мажут по щеке и уху нежностью, и ему становится совсем плохо от всего этого. Кружится голова, Чимин жмурится, чтобы выдохнуть последний упрёк:
— Ненавижу тебя. Ты украл у меня первый поцелуй и сказал забыть, Юнги. Как я должен забыть такое? — Он мягко пытается выпутаться из железной хватки, но объятия послабляют лишь настолько, чтобы он смог развернуться к обидчику лицом. Точнее, вынуждают так сделать, подталкивая руками, и не желают прерывать касания губ к тёплой коже горящей щеки, как и щекочущего носа по ней.
— Взаимно, — Юнги усмехается прямо в губы. — Я подарил тебе свой, — выдают откровенность, прежде чем мазнуть по пухлой губе своей и поделиться дыханием.
Юнги снова крепко опутывает его талию одной рукой, с нажимом давит на спину ладонью и уже смелее врезается в губы. Опаляет жарким выдохом через нос щёку, когда наконец-то целует. Трепетно, жадно, смыкая облизанные за секунду губы. Их обмен ненавистью звучит уже как признание в симпатии или даже больше. Совсем другой смысл вкладывается в слетающие по-старинке слова. Чимин теряется. Ему кажется, что он рехнулся, потому что отзывчиво льнёт ближе и оголодало подаётся вперёд, желая получить те же впечатления, что и в прошлый раз. На этот раз они сильнее. Сильнее тянет в груди восторг от процесса, сильнее напряжение в паху. На этот раз Чимин знает, чего ожидать, поэтому доверительно распахивает губы, позволяя скользнуть лижущему языку глубже. Едва Юнги настойчиво толкается, сплетаясь языком с его, Чимин зарывается пальцами в чёрные волосы на затылке и мычит, не в силах контролировать скатившийся в пах укол острого возбуждения. На звук реагируют, стискивают в объятиях сильнее и поднимают Чимина на носочки. Рука Юнги железно держит за талию, а вторая притягивает затылок, не позволяя ему отстраниться от слишком глубокого поцелуя. Чимин буквально висит на шее, опутав её обеими руками, и поддаётся напористым движениям языка, повторяя его танец. Слишком возбуждающе Юнги целует. Шумно дышит, в отличие от него самого, когда он и вдохнуть толком не может от перехватившего спазмом горла. Собственный стон режет слух, и становится стыдно. Он тушуется, пытается сомкнуть губы, чтобы заткнуться, но Юнги не позволяет отстраниться. Целует глубже, лижет губы, с оттяжкой всасывая в себя, местами задевает зубами и тут же проходится по этому месту языком. Юнги глухо мычит стон в поцелуй, показывая, что это нормально, что ему нравится, и Чимин с новой жаждой сам толкается в рот языком, крепче прижимаясь. Его гладят по спине одной рукой, периодически переключаясь на ушибленный затылок, чтобы, коснувшись пальцами шишки, невесомо приласкать. Вторая неизменно окольцовывает талию.
Ощущения невероятные. Задохнувшись, Чимин впивается пальцами в крупные плечи и стискивает их, чуть отстранившись. Дышит совсем тяжело, когда его опускают на ноги. Он упирается лбом в чужой. Губы Юнги блестят от его слюны. В это не верится. Не верится в тесную близость. Эти губы, на которые он смотрит, рвано хапая воздух, ненасытны. Юнги порхает лёгкими поцелуями в уголки губ, нежно касается щёк, отстраняется и снова целует. Жадно, страстно втягивая пухлые губы, скользит по ним языком, чтобы толкнуться глубже.
Чимин не знает, сколько они так стоят и целуются, но в помещении уже полностью темно. Ему жарко. Все внимание заостряется на касаниях рук, губ, языка, слух ловит тихие звуки удовольствия, что временами выдыхают оба. Юнги не позволяет себе больше, чем гладить его по спине или затылку. Не позволяет пошлости, которой можно похвалиться, будь он девчонкой. Только нежная страсть и неуёмная жажда поцелуев.
— Не уходи, — шёпотом в опухшие губы просит Юнги. — Посиди со мной немного.
— Тогда поешь, — настаивает Чимин.
Юнги кивает, наощупь идёт к выключателю, и комнату заливает жёлтый свет от старой лампы на потолке. При свете кажется, что волшебство рассеивается. Теперь видна каждая черта лица, раскрасневшиеся губы от недавних ласк, и он уверен, что Юнги смотрит на его залитые румянцем стеснения щеки. Чимин прячет глаза, но вскинутая к его подбородку рука Юнги вынуждает его посмотреть прямо в глаза.
— Не прячься от меня, я не обижу. Не стану больше, прости, — неторопливо склоняется и оставляет на губах влажный чмок.
Чимину сложно довериться. Он столько раз натыкался на злой взгляд, получал тычки в плечо или спину, что просто срабатывает защитная реакция. Но если так подумать, от Юнги он не получал ударов ни разу. Прижимали, толкали, угрожали, но не били. Этим занимались Мин Су с Ён Бином. Чимин неуверенно кивает, опуская непослушный взгляд на губы. Целоваться при свете — необычно. Это стыдно. Но Юнги не разделяет его смущения. Снова притягивает ладонью лицо и непродолжительно целует, заглянув в глаза. Отстраняется, тянет за руку и усаживает его на койку, где спал до этого.
Достаёт из пакета треугольный кимпаб, молча предлагая ему один, но Чимин коротко дёргает головой в отрицании и забирается на кровать с ногами, сбросив тапочки. Жмётся к подушке в углу, поджав ноги. Обнимая руками колени, он смотрит на профиль Юнги, пока тот прожёвывает рис с тунцом.
— Ещё один, — командует Чимин, получая удивлённо вскинутые брови и лёгкую улыбку. — Ты похудел.
— Заметил, значит, — кивает Юнги, встаёт и идёт к садовому инструменту, за которым что-то ищет. — Вот, — в руках застывает точно такая же подаренная его отцу бутылка элитного алкоголя. — Верни на место, пока мама не обнаружила пропажу. Просто верни, ладно, без споров, без вопросов. Я возвращаю долг.
Чимин удивлён настолько, что сказать что-либо нет сил. Он исступлённо смотрит на виски, понимая его цену. Непомерно дорого для таких, как он и Юнги. Ради этой бутылки тот не ел и экономил, а сейчас просит вернуть на место, чтобы его не ругали. Он поджимает губы, пряча глаза, и шмыгает носом, вытерев его тыльной стороной ладони. Отказаться — значит обидеть. Сказать, что не стоило — приравнять чужие старания к нулю. Ради него вкалывали на эту бутылку виски. Он забирает и прижимает ту к груди. Хмурясь, смотрит на неё и кивает. Согласен. Вернёт на место, проявив уважение к чужой жертве.
— Ты расстроен? — осторожно спрашивает Юнги, поднимая пальцами его подбородок, и заглядывает в блестящие, тронутые влагой глаза.
— Нет, просто вспомнил, как сильно ненавижу тебя, — хмыкает Чимин и тут же улыбается, услышав мягкий тихий смех. Так непривычно получать от Юнги заботу и слышать смех, что Чимин заворожённо смотрит на улыбку, запоминая детали для будущего рисунка.
Второй кимпаб послушно съеден, и тогда Юнги тоже забирается на кровать с ногами, но не лезет больше с поцелуями. Он вытягивает ему ноги, пока Чимин сидит, откинувшись спиной на стену, и аккуратно подкрадывается ближе, чтобы лечь рядом. Голова ложится ему на живот, а бедра обнимают руками, окольцовывая за спиной. Чимин немного смущается от тяжести в паху и на животе, но кладёт ладонь на голову. Пропуская пряди волос сквозь пальцы, размеренно гладит. Юнги жмурится, уткнувшись носом в живот. На ласку улыбаются, будто пригретый сытый кот.
— Скажешь кому-то — убью! — хрипит он сквозь смех, и Чимин прыскает в ответ. Юнги сильнее прижимается щекой к нему, крепче обнимает и строго говорит: — Эй, не тряси меня, дай полежать спокойно.