Глава 6
Ветер разметал мои волосы, заслоняя ими вид на лицо человека, в которого я долгое время была влюблена. Перед глазами пронеслись те два года, которые мы с ним общались, те дни, что мы провели вместе, вспомнила, насколько душевными были наши разговоры по вечерам, как он делился со мной университетскими успехами, как бежал ко мне после победы своей команды в лакроссе, как бежал ко мне через все поле, чтобы заключиться в объятия, чтобы сказать мне, как я дорога ему, как ему важно, что я разделила с ним этот момент. В груди защемило, ком в горле рос, но я продолжала делать вид, что все нормально, что впервые вижу этого человека, которого называла своим близким другом, с которым у нас была передружба и недоотношения, с которым делила все свои мысли, мечты, цели, с которым была рядом, когда ему приходилось тяжко...
До этого момента я не понимала, как сильно скучала по нему, как сильно его не хватало...грудь сдавило, руки затряслись, и я сцепила их, надеясь, что никто не заметил дрожь, которая била меня. Тошнотворная волна то поднималась, то утихала, то поднималась.
- Андреас, - улыбнулся он, протягивая руку. Но глаза его не улыбались. - Приятно познакомиться, Эсмеральда.
Собравшись духом, я обхватила его руку, никогда еще не испытывая такого дикого желания сбежать, как сейчас. Мне физически было плохо. Я не могла смотреть на этого мужчину, не могла делать вид, будто все хорошо, будто мы и не знакомы вовсе, будто не было всего того дерьма, которое я переживала после того, как он ушел. Не могу. Мне даже не хотелось произносить его имя...
- И давно вы устроились в нашу компанию? - спросил Андреас.
- Сегодня мой первый рабочий день.
Он бросил меня, оставил со словами, что мы временны, что мы дружили, пока он был холост, но у него появилась девушка и ему не следовало общаться со мной, потому что это некрасиво по отношению к ней.
- И как вам? Какие у вас впечатления? - спросил Андреас, чуть наклонившись ко мне.
- Мне все нравится. Атмосфера уюта и даже некой семейности.
Андреас кивнул, Саманта внимательно наблюдала за нами, словно почуяв некое напряжение между мной и этим человеком. Я заправила прядь за ухо и уловила едва заметное движение руки Андреаса. Раньше, когда мы еще общались, он всегда выпускал эту прядь на свободу и говорил, что ему так нравится больше, а я соглашалась, хотя мне было неудобно работать с тетрадями с лезущими в глаза волосами.
- Это приятно слышать. Мы рады, что создаем такое впечатление у новых коллег. Надеюсь, ваши ожидания никто не обманет.
"Во всяком случае о тебя я уже ничего не жду", - промелькнуло у меня в голове. Я вежливо кивнула, улыбнулась и повернулась к Саманте.
- Я, пожалуй, вернусь к работе, иначе не успею все сделать вовремя. Мне было приятно познакомиться с вами, Андреас. Хорошего дня.
Попрощавшись, я чуть ли не побежала в сторону лифта, ощущая, как сердце готово выпрыгнуть из груди, понимая, что еще чуть-чуть и я расплачусь, и я разорвусь на куски от той нахлынувшей на меня боли от воспоминаний об Андреасе, которого, как мне казалось, я уже отпустила. Выйдя на этаже, я не сразу заметила, что холл вестибюля не был похож на тот, из которого мы тогда с Самантой уезжали, а людей здесь было гораздо меньше, точнее, практически никого, кроме секретаря, сидевшей за стильным ресепшеном и вопросительно смотревшей на меня.
- Простите, - подошла я, слыша как дрожит мой голос. - На каком этаже бухгалтерия? Я новенькая и заблудилась.
- Вам нужно спуститься на четыре этажа ниже, - вежливо ответила девушка.
- Спасибо, - прошептала я, двинувшись в сторону лифта на негнущихся ногах.
Меня тошнило. Внутри все так бурлило, кровь то приливала к щекам, то словно застывала в жилах, внутри волнами поднималось такое чувство...ощущение, когда...когда лифт резко едет вниз и твой желудок словно падает...мысли в голове путались, мне было сложно говорить нормально. Я оперлась вытянутой рукой на стену, слушая, как двигается лифт, как он приближается, старалась успокоить себя, вспомнить те техники заземления, рекомендованные мне моих психотерапевтом, стала активно дышать, делая глубоки вдохи и выдохи, но нет, я не могла успокоиться, не могла выкинуть из головы тот факт, что мы с Андреасом работаем вместе, что теперь мы будем встречаться с ним, даже если иногда...больно...так больно...двери лифта открылись, и я поспешила войти в кабину, натолкнувшись на какого-то человека.
- Простите, - пробормотала я, не поднимая глаз.
- С вами все в порядке? - донесся до меня вежливый, низкий голос. Тоже знакомый. Я подняла голову и увидела кристально-голубые глаза, такие красивые. Я была впечатлена ими, еще когда впервые увидела. - Почему вы плачете?
Я уже плачу? Коснувшись рукой щеки, я обнаружила влагу, стекавшую по ним. Оказалось, что я плачу давно, что слезы льются и, не успевая высохнуть, прячутся в вороте моей рубашке, прилегавшем к шее.
- Простите, - прошептала я. - Не знаю, наверное, нервное.
Это был Зейн Бюрсин. Тот самый Зейн, которого мы с Алексой еще встретили в нашем любимом месте. Словно прочитав мои мысли, он вдруг произнес:
- Это вы, та самая девушка, которая вовремя обнаружила ошибку в таблицах, - уголки его губ приподнялись.
Ничего больше не говоря, Зейн схватил меня за руку и повел прямо по коридору мимо секретарши, изумленно смотревшей на нас.
- Мэри, принеси нам, пожалуйста, чашку чая, травяного, - уточнил он, - и что-то сладкое.
Распорядившись, Зейн мягко дернул меня за руку, углубляясь в длинный коридор, а затем, остановившись в самом конце, где были две двери, открыл правую, приглашая меня внутрь.
- Первый рабочий день, и так много встреч, - пробормотала я, снимая туфли и оставаясь босиком.
Мне нужно было почувствовать землю под ногами, ощутить пальцами давление на пол, подергать ими, чтобы хоть немного снять скопившееся в теле напряжение.
- Присаживайтесь.
Я опустилась на диван, робко, стеснительно, переживая, что дам волю своим эмоциям прямо здесь и сейчас. Положив туфли на пол около ног, я разглядывала кабинет, пока Зейн ходил туда-сюда и раскладывал какие-то бумаги.
- Буквально минуту, - проговорил он, отвечая на какой-то звонок.
Итак, я выпью чашку чая, съем сладкое, сделаю вид, что расплакалась из-за перенапряжения, а затем вежливо удалюсь отсюда, сделав вид, будто все хорошо. План-капкан. Однозначно.
Кабинет, как и все здание в целом, выглядел стильно: минимум вещей, деревянный лакированный стол, стоявший справа от окна, большое зеленое кресло примыкало к нему, держась на твердых ножках, поодаль с двух сторон стояли подставки, на которых расположились горшки с разнообразными цветами. На стенах висели картины, не репродукции каких-то известных, а написанные современными художниками. Посередине же стояли два зеленых дивана, в тон креслу, а между ними - кофейный столик, на котором лежали свежие журналы об архитектуре и дизайне интерьера, а также книги на ту же тематику.
В кабинет вошла Мэри, невысокая худая девушка с забранными в хвост черными волосами и раскосыми глазами. Мне трудно было определить, кто она: китаянка, вьетнамка, кореянка..., понимала лишь, что у нее азиатские корни. И если честно, для меня все азиатки были очень красивы. Есть в них что-то такое, что-то манящее, что-то притягательное...
Положив чашку и шоколад на стол, она обменялась несколькими фразами с мистером Бюрсином, который дал ей какое-то поручение, а затем покинула комнату, оставив нас наедине. Если она и заметила, что я была босая, то никак не подала виду.
Стараясь опередить мистера Бюрсина, чтобы он не задал мне вопрос, от которого могла расплакаться, я спросила у него:
- Почему именно архитектура?
- А почему не она? - парировал он, сев напротив.
Какого было удивление, когда я увидела его без обуви.
- Мне понравилась ваша идея. Думаю, стоит практиковать такое чаще.
Мистер Бюрсин подергал пальцами, чем вызвал у меня смешок, и улыбнулся. Он был красив. Невообразимо красив. Определенно аристократ: внешность, одежда, движения, манера говорить, речь, плавность, размеренность во всем, а я ведь наблюдала за ним с той самой минуты, как мы зашли сюда. Определенно ему подходили эти слова : грация, сдержанность и сила.
- Простите, просто мне нужно было почувствовать пол под ногами, чтобы немного успокоиться, - пояснила я, смущенно улыбнувшись.
- О, не стоит просить за такое прощения. Это весьма необычно в реалиях современного города, но совершенно нормально у меня на родине.
- Чувствовать пол?
Мистер Бюрсин улыбнулся.
- Мы любим ощущать почву под ногами. В детстве, когда удавалось вырваться к бабушке, я часто бегал во дворе босиком, ощущая под ногами сухую землю, нагретую солнцем и хруст гравия, который был разбросан у самого крыльца. У нас непринято ходить дома в обуви, пачкать ею диваны и кровати.
- Но на работе вы в обуви? - уточнила я.
- Конечно.
- А откуда вы?
- Моя малая родин - Турция, но вырос я и родился здесь, в США.
- Какая страна вам ближе?
Он задумался, затем встал и подошел к своему столу, где стоял графин с водой. Налив себе, он сел обратно.
- Вы знаете, на этот вопрос достаточно сложно ответить. Приезжая туда, я не чувствую себя родным, но и здесь этого ощущения нет. Все время куда-то тянет, как будто и это не мое место, и Турция тоже.
К такому ответу я не была готова. Если честно, я ждала, что он скажет, что Турция лучше, потому что так всегда говорят патриоты. Когда я училась в университете, все мои иностранцы-однокурсники всегда говорили, что хоть в США очень много плюсов, ближе им та страна, в которой они родились, что логично. Я тоже это ощущала. Я бежала из дома, потому что там была моя мама, которая всегда хотела, чтобы все было так, как того желает она. Чего хотят другие люди, ее совершенно не интересовала, поэтому мне и пришлось покинуть отчий дом, уехать подальше от матери, чтобы хотя бы сейчас узнать, что такое свобода и иметь право выбора.
- Вы задумались, - улыбнулся мужчина, сидящий напротив.
Я улыбнулась в ответ, обхватив чашку двумя руками. Приятное тепло разливалось по телу, и я стала понемногу расслабляться, ощущая, как слезы отступают, а чувство тошноты исчезает.
- Я просто удивлена. не ожидала такой ответ.
- Так бывает. Вы, наверное, думали, что мой ответ будет Турция. Я тоже так поначалу думал, но потом осознал, что нет, мне эта мысль не откликается.
Я кивнула головой, положив в рот кусочек шоколадки.
- Вы часто бываете на своей малой Родине, мистер Бюрсин?
- О нет, только не обращайтесь ко мне так официально, - поморщился он, поправляя ворот серого пиджака, край которого чуть топорщился. - Я просто Зейн.
Я нахмурилась.
- Но ведь я ваша сотрудница. Будет неверным, если мы...
- Послушайте, - прервал меня Зейн, - я не набиваюсь вам в друзья. Вы можете меня называть меня мистером Бюрсином, но это менее предпочтительная форма обращения тех людей, с которыми у меня мало-мальские приятельские отношения.
- Хорошо, Зейн, давайте так: в диалоге с вами я буду обращаться к вам по имени, но в присутствии остальных работников предпочту более официальное обращение. Согласны?
- Вы удовлетворили своим предложением интересы обоих сторон. Может быть, вы не бухгалтер, а переговорщик?
- Да, все так. В свое время сам император отправлял меня на переговоры в другие страны, чтобы я могла договориться о мирном соглашении. Он говорил, что лучше всего это получилась именно у меня.
- И как же вы решали проблемы государственной важности? - с театральной серьезностью спросил Зейн.
С помощью безотказного метода, которые называется "Камень, ножницы, бумага", действует безотказно, - заверила его я. - Вы слышали об этом методе ранее?
- О да, я наслышан! Говорят, что он решает нерешаемое, что он примеряет двух самых злостных врагов, определяет границы государства и даже указывает на золотую жилу.
Не выдержав, я рассмеялась, ощущая такую легкость в душе, словно вернулась в детстве, где было беззаботно, где не существовало разбитых сердец от любви.
- Почему вы плакали? - вдруг серьезно спросил меня Зейн. - Вас кто-то обидел?
Как ему удавалось угадывать мои мысли? Он видел меня насквозь? Я знала, что у меня лицо с субтитрами, но чтобы настолько...
- Просто первый рабочий день, я разнервничалась, потому что давно хотела получить работу и теперь боюсь, что не смогу оправдать ожиданий.
Технически я не врала. У меня действительно был такой страх.
- История, конечно, не про первый рабочий день, но про первый контракт. Пару лет назад, когда мы открыли эту компанию, я при составлении документов ошибся с числом, добавив к нему в конце лишний ноль. Вместо 1 миллиона долларов наша компания по моей вине заплатила поставщику 10 миллионов за товар, который стоил, как вы уже понимаете, на девять миллионов меньше. Благо мой партнер не сказал ни слова. Я не услышал ни одного упрека, не увидел ни злости, ни гнева, ни ярости, не получил на следующий день документ о том, что мистер Варгас хочет прервать наше партнерство. Он мог бы кричать на меня, сказать, что я некомпетентный, что я провалил первую нашу сделку с поставщиком, однако он не сделал этого. Почему? Потому что понимал, что для меня это так же внове, как и для него. Если бы мои ошибки были систематическими, вопрос другой, но я допустил ее один единственный раз и больше не допускал. Это было уроком для меня. И единственным человеком, у которого по отношению ко мне были ожидания, был я сам. Вы должны оправдать себя в своих глазах, а не в других, и понимать, что ошибаться нормально, двигаться в сторону своих идеалов, а не чужих. Выход есть из любой ситуации, а если его нет, то переживать уже не стоит, потому что такова судьба. Мактуб.
- Мне кажется, что я столько всего не умею...
Зейн пожал плечами.
- Научитесь, не переживайте. Дайте себе время. Без него никуда.
- Спасибо. Мне было важно услышать эти слова.
В этот момент кто-то открыл дверь и вступил на ковер, который хоть и приглушал звук, но все же не избавлял его. Шаги уверенные, поступь тяжелая, в воздухе сразу раздался аромат духов, пряных, чуть сладковатых, отдающих ветивером. Я обернулась, столкнувшись взглядом с Уго, который выглядел до ужаса серьезным. Он нахмурился при виде меня, перевел взгляд на Зейна, который даже не шелохнулся, а затем, когда мистер Бюрсин уже было открыл рот, произнес:
- Простите, я задержался с документами, - Уго подошел к столу и положил бумаги прямо перед Зейном. - Будут еще какие-то поручения, мистер Бюрсин?
Зейн непонимающе посмотрел на Уго, а затем перевел взгляд на меня, явно о чем-то размышляя, а потом вдруг резко изменился в лице, улыбнулся и сказал%
- Нет, спасибо...
- Уго, мистер Бюрсин, Уго.
- Да, - Зейн кивнул головой, - спасибо, Уго, мне больше ничего не нужно. Покажите только мисс...
- Эсмеральда дель Гранада, - поспешила сказать я.
- Да, мисс дель Гранада, покажите ей, где находится ее отдел. Она первый день здесь, заблудилась.
- Да, конечно, - низким, чуть хриплым голосом ответил Уго, который смотрел на Зейна так, словно не был его сотрудником, словно они были на равных в стенах этого помещения.
Мы вышли из кабинета, и Уго повел меня по коридору обратно к лифту, игнорируя Мэри, которая озадаченно смотрела нам вслед.
- Я подойду позже, - бросил Мери через плечо Уго, а затем чуть подтолкнул меня в кабинку лифта, надавив ладонью на спину. - Прости, двери быстро закрываются. Как ты? как твой первый рабочий день?
Уго нажал на этаж, только не на тот, который находился ниже, а тот, который вел к зоне отдыха для сотрудников.
- О, я там уже была, - улыбнулась я, но моя улыбка тут померкла, когда я вспомнила об Андреасе.
- Саманта успела познакомить? - спросил Уго.
Я кивнула головой, а затем вышла вместе с ним на воздух. Уго провел ключом по какой-то штуке, и та пиликнула, загоревшись красным. Мы оказались совсем одни. Я не боялась его. Я хорошо чувствовала людей, тех, от которых исходит опасность, а Уго не казался таким. Он подошел к самому краю, и я только сейчас обратила внимание, что на нем был идеально сшитый костюм, словно его делали под Уго. Ослепительно черный костюм сидел на нем так, что выгодно подчеркивал все достоинства: ширину спины, выпуклые плечи, натренированные ноги и...я постаралась отвести взгляд от этой части тела, но он сам возвращался к ней. Зад у Уго и вправду был что надо: округлый, крепкий, манящий провести по нему рукой.
Сложив их на груди, я двинулась к своему другу, волосы которого бросал из стороны в сторону ветер. Уго прикрыл веки, стоя так и являя собой произведение искусства. Он был похож на изваяние, статую великого мастера, шедевр, смотря на который испытываешь крайнее наслаждение. Невольно я облизнула губы, ощущая, как грохочет сердце. Я могла смотреть на Рафаэля часами, как мне кажется.
- У тебя все хорошо?
Мне почему-то показалось, что Рафаэль был напряжен. Что-то в его позе выдавало смятение, возможно, даже некую грусть.
- Устал, - произнес он, открыв веки и посмотрев мне в глаза. - Просто устал.
Что-то в его голосе разбило мне сердце.
- Я готова выслушать тебя, - произнесла я, не отрывая взгляда. - Я рядом.
Уго слабо улыбнулся, а затем привлек меня к себе и, получив одобрение, обнял, положив свои руки мне на плечи, за что я была ему крайне благодарна. Он не нарушал моих границ. По крайней мере, старался не нарушать.
- Я бы хотел быть птицей, знаешь, -прошептал он. - Не чувствовать привязанности к какому-либо месту, лететь, преодолевать километры и видеть земную гладь с небесных высот, проноситься мимо туч и облаков, ощущать на себе солнце, смотреть на Луну, что была бы так близко и больше не испытывать того, что разрушает меня изнутри.
Я обнимала его в ответ, прижималась головой к жестким и одновременно мягким волосам, что вились на конце, гладила спину, стараясь успокоить своего друга, быть ему поддержкой в трудную минуту.
- Что тебя разрушает? - спросила я.
- Любовь, - ответил Уго.
Мое сердце ухнуло вниз.
- Так ты влюблен?
- Очень много лет...
Я сжала его сильнее, ощущая в этом дикую потребность. Мне было больно за Рафаэля, я переживала его эмоции так, словно понимала, что он чувствует, и это все, несмотря на то, что он сказал всего пару слов. Сегодня я сама была в этом положении. Сама вспоминала человека, которого любила так много, так долго, но с которым нам не суждено было быть вместе.
- Иногда любить очень больно, - проговорил он.
Я замялась, не зная, что сказать. Да, любовь бывает болезненной. Да, любовь может причинять страдания. Мне было известно это. Сколько дней лились слезы по моим щекам, сколько дней ныло сердце, не было сил даже вставать по утрам, сколько дней я горевала, ощущая в груди утрату.
- Уго, - услышала я свой собственный голос, - не всегда любовь есть счастье, но она есть благо: сердце наше становится мягче, мы видим мир иначе - он приобретает краски, душа поет, тело становится легче, и каждый день наполнен счастьем, счастьем уметь любить, уметь дарить себя другим. А боль...нет любви в этом мире, которая ни разу не заставляла сердце болезненно сжиматься.
Он ничего не ответил. Мы стояли так еще несколько минут, прежде чем Уго отпустил меня, заправив прядь моих волос за ухо. Мы молчали. Стояли и смотрели друг на друга, просто делясь своей печалью, молча слушая наши сердца, которые страдали по тем, кого так и не отпустили, кого редко, но болезненно вспоминали по ночам, кого им не хватало. Вдруг Уго взял мою руку и положил ее на грудь, туда, где часто билась мышца.
- Я бы хотел полюбить другую, но у меня не получается, - серьезно сказал. - Полюбить всем сердцем, всей душой, отдать себя той, кто будет любить меня в ответ. С кем любить друг друга можно. Кто не отвернется, кто будет принимать меня таким, какой я есть, с кем можно будет открыто говорить о своих чувствах. Я устал молчать, устал играть, устал говорить то, что не думаю, устал думать о последствиях моих чувств, считать, что в моей жизни любви взаимной, легальной быть не может. Я устал от образа человека, устал мечтать о той, с кем я невозможен, - побагровев, процедил Уго. - Мне нужна свобода... Я задыхаюсь...
По моим щекам градом покатились слезы. Судорожные рыдания, которые я держала внутри себя, заперла их до вечера, чтобы, оказавшись в своей квартире, дать им волю, полную волю, вырвались из груди, разрывая меня. Мне было больно. Физически, морально - мне было больно везде. За себя. За Уго. За то, что мы оба страдали. Его слова...они в точности описали меня. Описали все то, что я чувствовала полтора года общаясь с Андреасом, что я чувствовала два года после того, как он ушел.
- Прости меня, - произнес Уго. - Прости меня за это. Я не хотел, чтобы ты страдала, не хотел, чтобы ты испытывала это...я ранил тебя? Заставил вспомнить о том, что ты вспоминать не хотела?
Не ожидая ответа, он обнял меня, прижал к груди, обхватив двумя руками, окутав теплом, запахом, собой, и я сразу успокоилась, ощущая себя в безопасности, понятой, даже освобожденной.
- Мне нужно идти на рабочее место, - шмыгнула я носом, вытирая остатки слез под глазами.
К ним примазалась растекшаяся тушь.
- Ты можешь получить выговор, - кивнул головой Уго.
Я кивнула в ответ.
- Не хочется, чтобы с первого же дня я прослыла халтурщицей.
- Понимаю, - сказал он. - Спасибо, Эсмеральда. Спасибо, что выслушала меня и была рядом в столь трудный момент.
Он вновь обнял меня, а затем отпустил. Ничего больше не говоря, я двинулась в сторону лифта, обернувшись напоследок: Уго прислонился спинок с плитке, закрыв глаза, а ветер трепал его волосы, пытался сорваться с него пиджак, пуговицы которого были расстегнуты. Взглянув на него в последний раз, я вошла в лифт и поехала вниз, не понимая, как столько событий может произойти в первый же рабочий день.