7 глава
Отстранившись, я отвела взгляд, не зная, что сказать. Сердце билось слишком быстро, а мысли путались.
— Ась... — Лаврик сделал паузу, словно собираясь с духом. — За эти месяцы ты стала для меня не просто особенной. Я хочу, чтобы ты знала… Я люблю тебя. Больше жизни.
Я почувствовала, как внутри всё переворачивается. В груди стало тесно от переполняющих эмоций.
— У меня сейчас сердце остановится… — я улыбнулась, положив руку на грудь. — Это взаимно.
Он посмотрел на меня так, как никто раньше не смотрел. В его глазах было столько тепла, что я едва выдержала этот взгляд.
— Ты согласна?.. — прошептал он, мягко обнимая меня.
Я не дала ему договорить.
— Да, — ответила я просто, но твёрдо.
Дальше мы сидели в обнимку и разговаривали о всем.
***
Мы уже собрались уходить, как вдруг на полпути раздался сигнал машины за воротами. Замерев, мы переглянулись и решили остаться посмотреть. Из своего домика вышел начальник, ворота медленно открылись, и из машины выбрались двое мужчин. Один из них открыл заднюю дверь.
Внутри лежал человек.
Я прищурилась, вглядываясь в темноту. Сердце пропустило удар.
— Чёрт... — выдохнул лаврик.
Простреленный глаз, застывшее лицо… Это был Череп.
Я бросила испуганный взгляд на Лаврика, словно надеясь, что мне просто показалось. Но его выражение лица говорило само за себя — он застыл, не в силах вымолвить ни слова.
Начальник что-то обсуждал с мужчинами, но я уже не слышала. В голове шумело. Мы стояли в полной тишине, не в силах поверить в то, что видели перед собой.
Мы зашли в барак, когда все уже разошлись. В дверях столкнулись с Котом и Тяпой — судя по их лицам, они тоже были на улице и видели то же, что и мы.
— Вы же тоже это видели? — спросил Кот, хмуро глядя на нас.
— Видели, видели... — эхом повторил Лаврик, тяжело выдыхая.
Никто больше ничего не сказал. Все и так всё понимали.
Мы молча прошли к своим койкам, тихо переоделись и без лишних слов легли спать. Только вот уснуть в ту ночь получалось долго.
***
"Утро, курилка"
Ливень лил с самого утра. В воздухе висел густой туман, и, несмотря на светлое небо, холод пробирал до костей. Из-за дождя тренировки отменили, и народ разбился на небольшие компании.
Маэстро, обняв Вику, тихо играл на гитаре, а Тяпкин, улыбаясь, подпевал.
— Да, крах Череп… — вдруг сказал Бабай, задумчиво разглядывая землю. — А как его в натуре звали?
— Степаном, — ответила Маня, сидящая рядом.
Я же сидела с Лавриком в обнимку, закинув одну ногу на него, курила папиросу и слушала, как Маэстро с Тяпой поют.
Из-за угла неожиданно вышел Антон, начальник лагеря. Все тут же подорвались с мест, спрятали окурки, даже я.
— Тяпкин, у тебя других песен нет? — холодно спросил Антон.
— А как же, гражданин начальник, для вас сделаем! — ухмыльнулся Тяпа, выходя вперёд. — Маэстро, музычку!
Маэстро сразу сменил аккорды, и Тяпа запел свою любимую песню:
— И тогда с потухшей ёлки
Тихо спрыгнув жёлтый ангел
И сказал: маэстро бедный,
Вы устали, вы больны…
Он пел с улыбкой, почти в лицо начальнику.
— Откуда у тебя это? — нахмурился Антон.
— От одной очень жалостной шмары, — резко ответил за него Кот. — Она кобла домой приведёт, а его за деверь.
— А эту пластинку на патефончик — и понеслась! — добавил Лаврик, выходя вперёд.
Антон внимательно посмотрел на них.
— В качестве кого ты у неё жил?
— А вроде домашний собаки: то принеси, это карточки отоварь, винца подгони, не видишь — мать устала, — с усмешкой ответил Кот.
Сая, стоявшая рядом, осторожно обняла его, будто пытаясь успокоить.
— Так это мать твоя была? — повернулся начальник к Тяпкину.
— Кто же ещё, — усмехнулся тот.
— Ну а потом?
— А потом суп с Котом, — кивнул на друга Тяпа.
— А её мусора загребли, а его — под жопу, — добавил Лаврик, сплюнув на землю.
— А отец? — спросил подполковник.
— Отец?.. — Тяпа на секунду замолчал, глядя в одну точку. — А что такое отец, гражданин начальник?
— Антон Вячеславович, а не гражданин начальник, — сухо поправил тот.
— Есть, Антон Вячеславович, гражданин начальник! — с издёвкой ответил Тяпа, приложив руку к виску.
Начальник задумался, бросил последний взгляд на него и молча зашёл в здание.
Повисла тишина.
Стало как-то не по себе — даже Тяпа стоял, глядя в землю, будто пытаясь не показывать, что ему только что в душу плюнули.