20 страница11 августа 2022, 15:24

°19°

Во время переезда из Пусана в Пекин графиня Пак, мерно покачиваясь на своих носилках, думала лишь об одном: каким образом умилостивить короля Мин Юнги. Но мысли разбегались. Слишком много различных соображений, слишком много страхов, а главное, безумный гнев против дочерей и кузины, против их идиотов мужей, против неосторожных их любовников, против всех тех, кто из легкомыслия, в ослеплении или уступив плотским порывам грозил разрушить умело возведенное здание ее могущества, - все это мешало ей сосредоточиться. Чем теперь станет графиня Пак? Матерью разведенных принцесс - и только. И она решила взвалить всю тяжесть преступления на Дженни, чтобы обелить двух других преступниц.

Во-первых, Дженни не ее дочь. Кроме того, она старшая, и, следовательно, ей можно поставить в вину, что она увлекла на греховный путь младших своих невесток.Чон вел кавалькаду крупной рысью, как бы желая подчеркнуть свое рвение. Он не без удовольствия поглядывал на пышную грудь Мэй, стан которой красиво покачивался в такт лошадиной рыси, но с несравненно более острым удовольствием он смотрел на бывшего каноника, неуклюже подпрыгивающего в седле, и уж совсем расцветал от счастья, слыша стенания тетушки. Всякий раз, когда его дородную родственницу подкидывало на ухабах и она испускала жалобный стон, он словно невзначай переводил коней на галоп. Немудрено, что графиня Пак вздохнула с облегчением, когда перед путниками выступили наконец над кронами деревьев башни замка. Вскоре кортеж въехал в ворота. Во дворе и в самом замке царила глубокая тишина, нарушаемая лишь мерным шагом лучников. Рюджин вылезла из носилок и обратилась к первому попавшемуся стражнику:

- Где король?

- Его величество творит суд в капитульной зале.

В сопровождении Чона, Янь и Мэй графиня Пак тут же направилась к аббатству. Несмотря на всю свою усталость, шагала она быстро и решительно. В этот день капитульная зала являла необычное зрелище: меж серых колонн, под уходящим ввысь холодным сводом не видно было монахинь, которые обычно собирались здесь для молитвы; перед своим государем застыл в молчании весь королевский двор. Когда графиня Пак вошла, кое-кто оглянулся в ее сторону - и по зале пробежал шепот. Голос, голос, который мог принадлежать одному лишь Гоку, читавшему приговор, умолк, и король обменялся многозначительным взглядом со своим непреклонным советником. Графиня без труда протиснулась вперед - присутствующие расступались перед ней. Она заметила короля, который восседал на троне, с короной на голове, со скипетром в руке. Лицо его было еще холоднее, чем обычно, а взгляд еще неподвижнее. Казалось, он отрешился от всего земного. Разве, выполняя свой страшный долг, как то завещал ему дед, Сын Мин, не представлял он здесь Божественное правосудие? Лиса, Кук, его высочество Хосок, его высочество Юнши сидели на скамьях рядом с тремя королевскими сыновьями и владетельными баронами. Перед возвышением на каменных плитах стояли на коленях три молоденькие монашенки, низко склонив обритые наголо головы. Немного позади, у подножия трона, красовался Ким Намджун, главный исполнитель королевских приговоров.

"Слава тебе. Господи, - подумала Рюджин. - Мы поспели вовремя. Судят каких-то монахинь по обвинению в колдовстве или содомском грехе".

И она поспешила к возвышению, где ей полагалось сидеть по праву рождения и еще потому, что графиня Пак носила высокое звание пэра Китая. Вдруг она почувствовала, что ноги у нее подкосились: одна из коленопреклоненных преступниц подняла голову, и графиня узнала в кающейся монахине собственную дочь Чао. Три монахини были тремя принцессами - им обрили головы и надели на них власяницу. Графиня Пак зашаталась и глухо вскрикнула, будто ее ударили кинжалом в грудь. Машинальным движением она уцепилась за руку племянника, который оказался рядом.

- Увы, тетушка, слишком поздно; мы приехали слишком поздно, - сказал Чон, который самозабвенно упивался своей местью.

Король кивнул головой, и хранитель печати возобновил прерванное чтение. В наголо обритых головках бургундских принцесс суровый голос Гока рождал целую вереницу унизительных картин. Краска залила лицо графини Пак, и она содрогнулась от стыда, того самого стыда, который терзал трех принцев, трех мужей, ставших всеобщим посмешищем, - они сидели перед королем, низко склонив головы, как три преступника.

"Заслушав показания и признания вышепоименованных Финкса и Филекса Ли, вследствие чего установлено существование любовной связи между ними и Дженни и Чао, заключить их последних в крепость и держать их там до тех пор, пока Господь не призовет их к себе".

- Пожизненное заключение. - пробормотала графиня Пак. - Их осудили на пожизненное заключение...

"Вышеназванная Джихё, пфальцграфиня Кимова и графиня Пак, продолжал Гок, - ввиду того что она не уличена в нарушении супружеского долга и посему прелюбодеяние вменено в вину ей быть не может, но поскольку установлено, что она повинна в преступном сообщничестве и попустительстве, заточена будет в замок на все то время, какое потребуется ей для покаяния, и так долго, как то заблагорассудится королю".

Последовало молчание, и Рюджин, с ненавистью глядя на хранителя печати, шептала про себя:

"Это он, он, пес, все затеял, его это рук дело, ему бы только шпионить, доносить и мучить. Ничего, он поплатится за это. Поплатится своей шкурой!"

Однако Гока еще не окончил чтения обвинительного приговора.

- "Мессиры Финкс и Феликс Ли, как посягнувшие на честь особ царствующего дома и презревшие феодальные узы, кои обязаны были блюсти, будут ободраны живьем, четвертованы, оскоплены, обезглавлены и повешены публично на заре следующего дня. Так рассудил наш мудрейший, всемогущественнейший и возлюбленный король".

По спине принцесс прошла холодная дрожь, когда они услышали, какие пытки ждут их возлюбленных. Гок медленно свернул пергаментный свиток, король поднялся с трона. Зала постепенно пустела, и только неясный гул голосов отдавался под каменными сводами, привыкшими к словам святой молитвы. Люди сторонились графини Пак, избегали глядеть в ее сторону.

"Подлецы, трусы", - думала она с ненавистью.

Она направилась к двери, но Намджун преградил ей путь.

- Нельзя, ваше светлость, - сказал он. - Король разрешил только своим сыновьям, в том случае, если они того сами пожелают, приблизиться к преступницам, дабы услышать их последнее прости и слова их раскаяния.

Не дослушав Джуна, графиня быстро повернулась к трону, но король уже выходил из залы; за ним плелся, задыхаясь от гнева и унижения, Ким Юн, шествие замыкал Мин Дон, даже не оглянувшийся на свою жену.

- Матушка! - пронзительно закричала Чао, видя, что Рюджин выходит из залы, тяжело опираясь на своего канцлера и Мэй. - Матушка!

Из троих обманутых супругов не последовал за отцом только лишь Чимин. Он подошел к Чао, но язык не повиновался ему.

- И ты могла это сделать, - бормотал он, - и ты могла это сделать!

Чао вздрогнула всем телом, отчаянно затрясла своей оголенной головкой, на которой бритва цирюльника оставила красные царапины. Она походила на голенького птенчика.

- Я не знала... Я не хотела... Чимин, - рыдая, выкрикивала она.

Вдруг тишину нарушил суровый голос Лисы:

- Не поддавайтесь слабости. Чимин! Помните, что вы принц.

Выпрямив свой и без того прямой стан. Лиса, с маленькой короной на волосах, стояла, как страж, рядом с братом, и губы ее кривила презрительная гримаска. При виде золовки Ким Дженни дала волю долго сдерживаемому гневу.

- Не поддавайтесь жалости, Чимин! Не поддавайтесь жалости! - завопила она. - Следуйте примеру вашей сестрицы Лисы, которая не смеет понять, что такое любовная слабость. У нее в сердце ненависть да желчь. Не будь ее, вы бы никогда ничего не узнали. Она меня ненавидит, вас ненавидит, всех нас ненавидит!

Лиса молча скрестила руки на пышных складках платья и смерила Дженни холодным гневным взглядом.

- Бог простит вам ваши прегрешения, - произнесла она наконец.

- Не бойся, Бог простит мне мои прегрешения раньше, чем сделает тебя счастливой женщиной.

- Я королева, - возразила Лиса. - Пусть у меня нет счастья, зато у меня есть скипетр и королевство.

- А я, если я и не знала счастья, зато знала такое наслаждение, перед которым ничто все короны мира, и я об этом не жалею. Стоя лицом к лицу с королевой корейской, осунувшаяся, наголо обритая Дженни с заплаканными, красными глазами, еще находила в себе силы, чтобы оскорблять, поносить, защищаться. - Была весна, - торопливо говорила она, задыхаясь от желания высказать все, - был он, была любовь, мужская любовь, его сила, радость отдаваться и брать. Этого ты никогда не узнаешь, подохнешь от желания узнать, а не узнаешь, никогда, никогда не узнаешь. Должно быть, в постели ты не очень-то привлекательна, раз твой муж предпочитает мальчиков! Побледнев как полотно, но не в силах вымолвить ни слова, Лиса махнула Намджуну.

- Нет уж! - закричала Дженни. - Не смей ничего приказывать мессиру Киму. Я ему приказывала и, может быть, еще буду приказывать! Пускай немного потерпит, пускай напоследок подчинится моим приказаниям.

Она повернулась спиной к Лисе и Чимину и кивнула Джуну, как бы говоря, что готова идти. Три осужденные вышли, в сопровождении стражи миновали коридор и двор и достигли отведенной им темницы, Когда Джун запер дверь, Дженни бросилась на кровать и впилась зубами в угол простыни.

- Где мои волосы, мои чудесные волосы? - рыдала Чао.

20 страница11 августа 2022, 15:24