Пока правят Короли. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Через двадцать дней после описанных нами событий в маленьком городке царило необычное оживление. Все улицы, от замка до городских ворот, от дома прево до собора, запрудили толпы народа. На площади и в тавернах слышался веселый гул голосов. Из всех окон свисали разноцветные полотнища - недаром глашатаи ранним утром возвестили, что в город прибывает его высочество Мин, граф Пак, средний сын короля, и его высочество Чон Хосок, дабы встретить от лица самого короля их сестру и племянницу - королеву Кореи Лису. Лиса, за два дня до того вступившая на китайскую землю, теперь держала путь в Пиб. Нынче утром она выехала из Ама и, если все пойдет, как положено, к концу дня прибудет в Ра. Здесь королева переночует и на следующий день вместе со своей корейской свитой, к которой присоединится свита китайская, отбудет в замок где поджидает ее отец, король Мин. После вечерни прево и командир клермонского гарнизона, а также старшины, предупрежденные о скором прибытии особ королевского дома, двинулись к воротам, дабы вручить прибывшим принцам ключи от города. Мин Юнги, скакавший впереди эскорта, выслушал поздравления с благополучным прибытием и первым въехал в город. Следом за ним в облаках пыли, поднятой копытами коней, проникли в городские ворота более сотни дворян, конюших, слуг и стражников, его личная свита и свита Чон Хосока. Над толпой всадников возвышался могучий торс Чонгука, он по всему пути следования привлекал взоры встречных. И впрямь этот сеньор, сидевший на огромном першероне серой масти в яблоках - по всаднику и конь, - этот сеньор в красных сапогах, в красном плаще и в красном бархатном полукафтане, одетом на кольчугу, имел достаточно грозный вид. Тогда как большинство всадников явно устали, он держался прямо, глядел бодро, словно только что сел в седло. И в самом деле, всю дорогу Чона поддерживало, придавало силы пьянящее чувство близкой победы. Один только он знал истинную цель путешествия, предпринятого молодой корейской королевой, один только он знал, какие страсти, вызванные к жизни его ненасытным желанием мести, потрясут вскоре королевский двор Китая. И он заранее втайне предвкушал упоительную сладость отмщения, Во время всего пути он не спускал глаз с Финкса и Феликса, которые тоже участвовали в кортеже, первый в качестве конюшего графа Пака и второй в качестве конюшего Хосока. Оба брата по-детски радовались поездке, возможности повидать новые места, покрасоваться в королевской свите. Желая особенно блеснуть, они в простоте душевной, а также и из тщеславия прицепили к поясу своего нарядного одеяния прелестные кошели, подаренные их возлюбленными. Заметив эти кошели, Чон почувствовал, как грудь его затопила жестокая радость, и он с трудом подавил неудержимое желание расхохотаться прямо в лицо братьям Ли.

"Ну что, красавчики, гусятки, молокососы, - думал он, - улыбайтесь, млейте, вспоминая прелести ваших любовниц. Смотрите, получше запоминайте, ибо вам их больше не видать, и пользуйтесь, наслаждайтесь сегодняшним днем, ибо боюсь, что впереди у вас не так-то уж много счастливых дней. Ваши красивые безмозглые головы скоро треснут, как пустой орех под каблуком".

Подобно тигру, который, убрав страшные когти, забавляется со своей жертвой, Чон то и дело обращался к братьям Ли с ласковым словом, бросал им на ходу веселую шутку. А те со дня своего чудесного спасения из подстроенной Чоном ловушки у стен Охотничей башни питали к нему самые дружеские чувства и искренне считали себя его должниками. Когда кортеж остановился на главной площади города, братья Ли пригласили Чонгука распить с ними жбан местного молодого вина. Подымая бокалы, молодые люди обменивались шутками.

"Пейте, милые братцы, пейте, - твердил про себя Чон, - запоминайте хорошенько вкус этого вина".

А вокруг них залитая солнцем таверна дрожала от радостных криков и удалых возгласов. В ликующем городе сновали взад и вперед торговцы, как в дни ярмарки, и от замка к церковной ограде безостановочно двигалась толпа, заставляя свиту придерживать коней. Огромные полотнища многокрасочных тканей, украшавшие оконницы, бились по ветру. Прискакавший галопом всадник сообщил, что королевский кортеж приближается, и суматоха еще усилилась. - Поторопите людей, - обратился Феликс к Финкс, который, услышав о приезде королевы, поспешил к своему господину. Затем Феликс обернулся к дяде Чон Хосоку.

- Мы подоспели как раз вовремя. Королеве не пришлось нас ждать.

Хосок, весь в голубом бархате, с побагровевшим от усталости лицом, молча наклонил голову. Он прекрасно обошелся бы и без этой сумасшедшей скачки и был поэтому в самом угрюмом расположении духа. Звонарь ударил в соборные колокола, и медный гул прокатился вдоль городской стены. Кортеж тронулся по дороге. Чонгук решительно приблизился к лицам королевского дома и поскакал бок о бок с королем. Пусть Чонгука лишили законных прав на наследство, он как-никак доводится королю родственником, и его место среди коронованных особ Китая. Глядя на тонкую руку короля, сжимавшую поводья темно-рыжего коня, Чонгук думал:

"Ради тебя, мой тощий кузен, ради того, чтобы отдать тебе Фан Ба, у меня отняли фамилию. Но раньше чем наступит завтрашний день, твоей чести будет нанесена такая глубокая рана, от которой ты не так-то легко оправишься".

Королю, графу Паку и супругу Джихё, был двадцать один год. И физическим своим обликом и душевными качествами он резко отличался от всех прочих членов королевского дома. В нем не было ни красоты и властности отца, ни тучности и запальчивости дяди Хосока. Высокий, худощавый, с тонким лицом, с неестественно длинными руками и ногами, Король говорил ясным, суховатым голосом, был скуп на жесты; все в нем: черты лица, скромная одежда, вежливая, размеренная речь, - все свидетельствовало о решительном нраве, о рассудительности, когда голова управляет движениями сердца. Уже теперь, несмотря на молодость, он был в государстве крупной силой, с которой приходилось считаться. На расстоянии одного лье от крепости оба кортежа - свита корейской королевы и китайских принцев - встретились. Восемь глашатаев китайского королевского дома выстроились вдоль дороги и, подняв вверх трубы, бросили в небеса протяжный унылый зов. Им ответили корейские трубачи, но их трубы, внешне похожие на китайские, звучали громче и пронзительнее. Лишь после этого принцы выступили вперед. Лиса, красиво сидевшая на рослом белом иноходце, гордо выпрямив тонкий, стройный стан, выслушала приветственное слово своего брата короля. Затем к руке племянницы приложился Хосок; за ним вперед выступил граф Чон; склонившись в поклоне, он выразительно взглянул на молодую королеву, и она поняла, что все идет так, как они предвидели. Пока шел обмен любезностями, вопросами и новостями, оба эскорта молча приглядывались друг к другу. Китайские рыцари критически оглядывали одеяния корейцев; а те, горделиво выпятив закованную броней грудь, на которой красовались три традиционных корейских льва, всматривались в китайцев светлыми глазами, неподвижные и высокомерные; чувствовалось, что они знают себе цену и не хотят ударить лицом в грязь перед чужеземцами. Вдруг из-под балдахина белых с золотом носилок, которые несли за королевой, раздался детский плач.

- Так, значит, сестра, - спросил Феликс, - вы взяли с собой нашего племянника? Не слишком ли трудный путь для такого крошки?

- Было бы неосторожно оставить его в городе. Вы же сами знаете, кто меня там окружает, - ответила Лиса. Феликс и Хосок осведомились у королевы корейской о цели ее путешествия; она кратко ответила, что просто хочет повидаться с отцом, и они поняли, что пока больше ничего не узнают. Лиса сказала, что немного утомилась с дороги; она тут же сошла с белого своего иноходца и пересела в огромные носилки, которые несли два мула, разубранные бархатом, - один был впряжен впереди, другой позади. Обе свиты тронулись по направлению к крепости. Воспользовавшись тем обстоятельством, что Феликс и Хосок снова заняли места во главе кортежа, Чонгук осадил своего першерона и поехал шагом рядом с носилками.

- А вы все хорошеете, кузина, - сказал он.

- Не лгите так безбожно; откуда бы взяться красоте после двенадцатичасового пути, да еще по такой пыли? - возразила королева.

- Если человек любил ваш образ, лелеял его в памяти в течение многих недель, он не замечает пыли, он видит лишь ваши глаза.

Лиса откинулась на подушки. Ее снова охватила та странная слабость, которую она испытала тогда при встрече с Чонгуком.

"Действительно ли он меня любит, - думала она, - или просто говорит мне комплименты, как, должно быть, говорит каждой женщине?"

Сквозь неплотно закрытые занавеси носилок она видела серый в яблоках конский круп, большущий красный сапог и золотую шпору графа Чона; видела гигантскую ляжку с узлами мощных мускулов; и она невольно спросила себя, а что, если всякий раз, при любой встрече с этим человеком, она будет испытывать то же смятение, то же желание забыться, ту же надежду проникнуть в неведомый доселе мир. Огромным усилием воли королева овладела собой. Ведь не ради этого она приехала сюда.

- Послушайте, кузен, - обратилась она к Чону, - сообщите мне поскорее все, что вам удалось узнать, тем паче что сейчас мы можем поговорить свободно.

Чон еще ниже нагнулся к носилкам и, делая вид, что показывает королеве окрестности, быстро рассказал ей все, что узнал, все, чего ему удалось добиться, упомянул о слежке, которую он установил за принцессами, о засаде, которую он устроил у башни.

- Кто же эти люди, что бесчестят корону Китая? - спросила королева.

- Они едут в двадцати шагах от вас. Они состоят в сопровождающей вас свите.

И Чон сообщил королеве сведения о братьях Ли, о размере их ленных владений, об их ближайших родственниках и об их дружеских связях.

- Я хочу их видеть, - сказала Лиса.

Чон помахал рукой братьям Ли, и они приблизились к носилкам.

- Королева изволила вас заметить, - сообщил им Чон, лукаво подмигнув, - я ей тут кое-что порассказал о вас.

Лица обоих Ли расцвели от гордости и удовольствия. Великан подтолкнул их поближе к носилкам, словно добрый опекун, желающий осчастливить своих подопечных, и, пока юноши почтительно раскланивались перед королевой, чуть не касаясь гривы своих рысаков, Чонгук говорил с наигранным простодушием:

- Ваше величество, разрешите представить вам мессиров Финкса и Феликса Ли, самых преданных конюших вашего брата и вашего дядюшки. Молю вас быть к ним благосклонной. Ведь я отчасти им покровительствую.

Лиса на мгновенье вскинула глаза на склонившихся перед ней юношей, как бы желая узнать, что именно в их лицах, во всем их облике заставило невесток короля забыть свой долг. Конечно, оба они красивы, а вид красивого мужчины всегда несколько смущал Лису. Вдруг она заметила кошели, прицепленные к поясам обоих братьев, и сразу же перевела взор на Чонгука. А тот еле приметно улыбнулся. Отныне он может отойти на второй план. Совершенно незачем брать на себя в глазах всего двора роль доносчика. Этой случайной встречи достаточно, чтобы погубить обоих конюших.

"Недурно сработано, Чон, недурно сработано!" - похвалил он себя.

Братья Ли, полные самых радужных надежд, повернули коней, спеша занять свое место в процессии. А из ликующего города уже доносился приглушенный гул голосов, приветствующих двадцатидвухлетнюю красавицу королеву, которая несла китайской короне неслыханное бедствие.