И ты проснёшься

Это был грязный город. Дело не в мусоре, в оттенке.  Весь он был пропитан грязным коричневым, пыльный паркет, мутная лужа, истерзанное посудой деревянный стол. Сложные ошибки гуаши, которые становятся это страной возней.

Этот город был выцветшей сепийной фотографией. Здесь сошлось дерево, кирпич, грузная восточная Европа, которая по стилю стояла на краю средневековья и безобразное советское серое барокко.

Но дело было не в оболочке. Не только в ней. Было в этом городе что-то больное. Темп походки прохожих, в сорванных плакатах. Этот город будто хотели перестроить, перекромсать, но заленились, махнули рукой. И он остался застывшим, сваренным в своем безумии.

Иногда прохожие вскрикивали. Сгибались от невидимой резкой боли, кто-то озирался пугливо, всматривался в простые колоны и телефонные столбы с выражением искрометного ужаса. Что-то в этом таком простом они видели неописуемо пугающее, такое, от чего не осмелишься оторваться.

Самое страшное - никто не обращал на это внимание. Здесь это было обыденным.

Но были другие. Они ходили за руку. Очень деловито, цепко, быстро и уверенно. Прохожие по парам хватались друг за друга и в этой сцепке рук было что-то горделивое и показушное, что-то непременно важное.

Ты не понимаешь этот город. Знаешь что-то обрывисто, между слов. Трагедия двадцать лет тому назад, революция, мертвый монарх, якобы проклятье. Какие-то глупые отрывки из припевал и брошюр.

Здесь сойти с ума было на удивление легко. Порой ты смотришь на объект, и назвать его не можешь. Вдруг здание мэрии становится просто...конструкцией. Неописуемой. Напоминающей все и сразу. Назойливо пытаешься вспомнить, будто имя какого-то актера, вспомнить, что это. В это входят или выходит? Двигается ли оно? Живое или мертвое? Что это на главной площади?

Этот город проникал в тебя медленно.

Тебе нужна была ось, что-то простое, дисциплиннарное, четкое. Нечто, куда себя можно было деть, что-то подальше от улиц.

Балетный класс подходит идеально. Есть какое-то успокоение в прямых линиях станка, даже в линии паркета. Высокие потолки, пыль, вездесущая пыль, стены оттенка винтажной фотографии. Вот стена из зеркал, вот станок, вот люди. В углу стоит преподаватель. Неприветливый, такой офицерский, с готовыми тонкими руками. Здесь все были какими-то обезличенными, словно толпа солдат.

Но он отличался и это было заметно сразу. Словно в нем в настройках подправили контраст. Бледная кожа, темные, оттенка дерева, волосы. Лицо неприлично точенное, по-странному красивое. Лицо, которое так и приманивает взгляд. Густые хмурые брови, пухлые, несоразмерно пухлые, губы, крупный нос. И при этом, само лицо, структура, линия скул, подбородок и череп - работа тонкая и изящная. Аристократичная.

Ты встаешь перед ним, думая, что это поможет отвлечься.

Играет мелодия. Преподаватель показывает па, ты слышишь счет. Все становится неожиданно просто и четко. Упоение диктатурой, наслаждение отсутствием выбора. Только тело, приказы и музыка.

Он падает на пол позади тебя выбиваясь из ряда. Скручивается, пугливо жмется, что-то шепчет. Его трясет. Его что-то терзает. Он себя не контролирует. Проваливается будто куда-то.

И что-то внутри тебе говорит: "Слушай счет и повторяй. Раз-два-три, раз-два-три. Не смотри на него, иначе последуешь за ним. Это заразно. Игнорируй. Делай четче. Раз-два-три." И ты не выбиваешься из ряда общего станка. Ты как и остальные продолжаешь свою дисциплину. Но потом ты поднимаешь глаза на учителя и...

Это была плоть. Розовая и наливная, нечеткая, словно мешок кожи заполненный гноем. Это была плоть. Со всеми прожилками, неровностями, порами, даже румянцем. Но глаз не было . Ни носа, ни черепа. В секунду голова преподавателя по форме напоминает на большую подушку налитую кровью, но подушку эту трясет, она стекает, меняется, как что-то бескостное. Плоть, гной, бесформенное вместо головы. Ты слышишь как сзади тебя ступни трут паркет, ты слышишь в чужих дыханиях балетного класса продолжается счет. Ты сходишь с ума- мир продолжает движение.

Но снова все становится незнакомым. Пугающим, отчужденным. Почему никто кроме тебя этого не видит? Не чувствует? Почему этот чертов счет продолжается? Почему...в чем ты? Где ты? Что это?

В тебе нет ни одной законченной мысли, они сплетаются, они размазываются, взрываются. Ты не чувствуешь, как оседаешь на пол. Просто не замечаешь, как все твои конечности стремятся вывернуться, снова нащупать что-то знакомое, пусть это знакомое и окажется болью.

Это страшно. Нет даже особого слова, чтобы передать этот страх. Невменяемость, забытье, потерянность, отреченность, шок, отвращение, предвосхищение ужаса...Все это рядом, но не то, не то.

Его рука касается твоей. Просто хаотичное совпадение. Но в этом спасение.

Все отступает, и вдруг, незнакомый и шаткий мир замыкается на одном прикосновении. Вдруг вы находите друг друга. Первое что ты помнишь отчетливо - это его несуразно красивое лицо пронизанное искренней радостью, тепло его рук резко и грубо схватившие твоих. Радость прикосновения, бесконечная радость прикосновения.

Ведь оно отключило все остальное.

И также как-то негласно, внутреннее и через себя, ты понимаешь проклятье этого города. Ты будешь сходить с ума, пока кто-то, конкретный кто-то, заранее тебе уготованный, не прикоснется к тебе. И в этом прикосновении ты найдешь стабильность, безопасность, основу, внутреннее всепрощение.

Вы нашли друг друга. Наконец-то.

В этих касаниях скрывалась радость. Она продолжалась на фоне упрямой четкости горизонтальных линий, паркета, станка и окон. Тела в настырном порядке, выстроенные диктатурой. Между ними двое в хаосе из сплетенных друг в друге тел. Ими движет детский азарт, взрыв эмоций на каждое сопряжение клеточек тела, наивные вопросы, любознательные: "а что дальше, а если так?". Поцелуи сквозь кожу. Губа на губу. Коса на камень. Руки пересекающее тело. У вас двоих игра. У вас двоих - непокорность пространству.

И когда радость чуть утихает, настолько, что ты слышишь не только его кожу о твою, а и смех, он хватает за руку и ведет в коридор. Не выпускает.

- Наконец-то, наконец-то! Я так долго искал тебя! Я так счастлив!

Вдруг ты его любишь. Просто потому что по-другому не можешь. Он тебя избавляет от боли, от того страха, от тех кошмаров нечеткости...Вдруг, в тебе столько истинной благодарности, счастья, что ты понимаешь - ради него, ради его рук, ради этого чувство что и как угодно, и приэтом навсегда.

Вы бежите по коридору. Он громко хохочет, он рассказывает, как в этом городе без тебя, именно без тебя, такой конкретной и правильной, ему было невыносимо. Как он искал, ждал и касался не тех людей. Как он переживал все те моменты, когда безумие сжирало его, как он молил о тебе, ждал, надеялся и знал, что ты его спасение.

И он останавливается. Это несуразное красивое лицо и такая счастливая улыбка. Глаза обращенные к тебе. Весь он, человек, целиком и полностью, с предысторией и набором чувств, весь направлен к тебе:

- Пока мы касаемся друг друга...Этого кошмара не будет. Не будет ничего плохого.

Ты готова расплакаться оттого, как все оказалось просто и счастливо.

- Наконец-то, - он выдыхает. - Больше мы никогда ничего не испугаемся. Больше мы ничего не увидим больного. Больше нас это не тронет.

И слезы действительно лезут. Так страшно верить в это светлое и уверенное, но таковы правила в этом городе. И они работают. Нужно лишь держать его за руку. А ты знаешь, уже знаешь с той же уверенностью, что солнце завтра выйдет, не ты, не он - в жизни не отпустят. Если дальше не из любви друг к другу, сколько из страха оказаться в боли снова.

- Наконец-то...Мы сможем жить как мы захотим. Без сомнений. Без страха. Наконец-то...Я так долго ждал тебя, - он священно целует тебе руки. - Я ждал, что благодаря тебе обрету разум. Наконец-то я смогу убить всех в этом городе.

Ты не понимаешь.

- Это безумие не давало мне мыслить, действовать. Но пока ты меня держишь разум мой чист и я помню... Мне надо всех их убить. Всех до единого. Отомстить. Наконец-то, - он прижимает руки к своему сердцу. - Всего лишь надо, чтобы ты была рядом и держала меня за руку, пока я буду их убивать, иначе тот кошмар снова сожрет нас.

И начинаешь тут же строить варианты. Либо из-за тебя погибнут, ты будешь причастной к смертям, либо ты обречешь на муки и себя, и того, кого уже поклялась любить. Ты забудешь радость прикосновений, поцелуи сквозь кожу, и застрянешь в том мире безобразной плоти. Тебе остался лишь выбор - на какие муки ты себя обретешь.

И он тянет тебя за руку, к страшному вашему будущему, над которым навис только твой выбор. И вы идете вперед, не размыкая рук, идете, сцепляетесь, вживаетесь кожей и...

И ты просыпаешься.