Глава 1
Сегодня все идет против меня.
Я убираю со лба то-ли пот, то-ли капли дождя, поправляю лямки рюкзака, которые натерли плечи, и тараторю мужчине в форме:
— Здравствуйте! Мое имя Ривер Акоста! Вас должны были оповестить о моем прибытии.
Он берется за журнал, параллельно кликая что-то в компьютере: конечно, удобно не торопиться, когда сидишь в пост-будке. Я бы задушила его от злости, но все, что могу: нервно смотреть на наручные часы, пыхтя себе под нос. До сих пор не в состоянии отдышаться. Меня высадили в тридцати километрах от базы, так как автобус увяз в грязи. Выдали координаты и отправили шуровать самостоятельно: а время то поджимало! Я бежала под ливнем сломя голову, чтобы не опоздать. Что по итогу? Опоздала, естественно.
Опоздала туда, куда опаздывать запрещено.
Полковник О'Коннор добрый человек — и это единственное, на что полагаюсь. Самый важный день в моей жизни, ответственнее некуда — и он пошел наперекосяк. Не удивлюсь, если меня выкинут отсюда, не успев я отдать воинское приветствие.
— Фамилию еще раз, — произносит мужчина, держа палец на бумаге в клетку.
— Акоста! — выпаливаю тем тоном, который торопит.
Неужели неслышно? Дождь уже стихает. Вода не бьется об асфальт — несчастье, что он тут есть. Это как издевательство: грунтовая дорога закончилась спустя два километра от застрявшего автобуса. Полковник ждет на пятнадцать минут дольше, что настоящий позор. Конец моей личности.
Я мельком задираю затылок: серое небо, подстать цвету глаз. А передо мной высокий каменный забор с колючей проволокой, будто мы в тюрьме. Обзорные вышки со снайперами: их не видно, но они там есть. И деревья: несчетное множество лип и дубов, растянутых на сотни километров в округе. Полная изоляция от мира — так и должно быть с учетом, что здесь работают наемники, все операции секретны.
Стать частью этого — шанс на миллион. Страшно упустить возможность из-за дурацкого стечения обстоятельств. Родители жестоко осудят. Мама трепетала по телефону, чего не происходило ни разу за все мои двадцать один год жизни.
"— Ривер, ты понимаешь как тебе повезло? Счастье то какое!
— Дело не в везении, мам... — скомкано отвечала я, спрятавшись в туалете, — Я ведь старалась, я лучшая по всем показателям...
— Ты не зазнавайся, — женщина вернулась к привычной вычурной манере, что разбило вдребезги, потому что я впервые получила тепло, и кончилось это тепло одной фразой, — Лучшая она. Могла стараться больше, знаешь, что часто халтуришь. Тебе Бог помог да и только. Помолись вечером, не забудь".
Как связаны война и Господь? Я не пойму. Главное, что ей понятно, хоть и объяснений не дает.
Ворота КПП, наконец, открываются, после короткой инструкции:
— Проходите. Направо до конца. Потом налево: к зданию администрации.
Мои короткие ноги несутся снова, хлюпая старенькими берцами по земле. Я предстану в не надлежащем виде, как раздолбайка: добивает то, что другие солдаты смотрятся идеально. Они оборачиваются, отрываются от разговоров, как только я пробегаю мимо, и, похоже, недоумевают. Винить их нельзя: первая девушка на базе, за исключением медиков и работниц столовой. Я тут явно музейный экспонат: правда, на выставке артхауса, ведь растрепанные волосы и стекающая влага — так себе искусство.
Даже не пялюсь по-сторонам. Следую четко к цели, выжимая из легких оставшийся кислород. Бег — то, в чем я конкретно слаба. Выносливее одногруппников, но в целом похвалить не за что. Территория значительная, поэтому путь занимает еще около семи минут. Итак, я вижу нужного человека. Он стоит у двухэтажного здания, общаясь с кем-то высоким, но не вдаюсь в подробности. Торможу, скрипя носом ботинок, и приставляю руку к голове с четким:
— Полковник О'Коннор, Ривер Акоста прибыла на базу! Простите за опоздание, автобус сломался...
— Здесь не пользуются таким приветствием, — поправляет статный мужчина, оглядывая меня от макушки до пят, — Двадцать две минуты, Ривер Акоста. Такого быть не должно.
Я опускаю ладонь и лишь немного расслабляюсь: О'Коннор не осуждает, хотя слова говорят об ином. Тем не менее мое сердце колотится, как бешеное: впервые разговариваю с кем-то настолько важным. Репетировала ответы последние две недели — и не один из них не подходит под такую речь. Потому, не смея сдвинуться, вытянув руки по торсу, обещаю самое разумное:
— Не повторится!
Кажется, его забавит моя суетливость. Быть безалаберной перед кем-то — хуже, чем быть безответственной. Ответственность можно наработать, а глупость коренную ничем не исправить. Полковник кивает со слабой улыбкой и добавляет на выдохе:
— Капитан Рейдж. Ты в его распоряжении. Он покажет тебе что надо.
Я хочу поблагодарить, однако военный разворачивается спиной, скрывая немолодое лицо, и следует к лестнице администрации. И, как настоящая дурочка, забыв или перенервничав, я быстро направляю взгляд к другому мужчине, вновь задираю руку, отстукивая:
— Капитан Рейдж, Ривер Акоста...
Он перебивает: низменный, богатый голос с хрипотцой.
— Тебе сказали: здесь этого делать не нужно.
Я растеряно смотрю на собеседника, задрав голову чуть-ли не до серых облаков: у него рост под два метра, немного ниже, а мой — добрые сто шестьдесят сантиметров. Объемная балаклава, баллистические очки и современная штурмовая винтовка на базе AR-15, перевешанная через крепкий, спортивный торс. Я его не вижу: глаз тоже, ведь очки черные, как и все остальное. А он видит детально: стоит недвижимо, и все же чувствую, как глядит прямо в душу. Мурашки — неприятные и приятные, все вместе.
Я определенно в лихорадке от непогоды.
— Простите... — позорно мямлю.
В этот момент я улавливаю: его бы не устроило ни одно оправдание, потому что он их ненавидит.
— Идешь за мной. Молча, — холодно произносит и задает движение к тому пути, которым я бежала, — Впредь не смей опаздывать и говорить, когда тебя ни о чем не спрашивают.
Не очень-то притягательные правила, когда полученный с рождением рот неуклюж. Вечно тараторю: мой минус. Но я также имею привычку слушаться тех, кого слушаться положенно. Поэтому записываю в мысленный блокнотик: заткнуться.
Его спина широкая, в отличии от талии. Я привыкла к незрелым юношам в кадетке: у них прыщи еще не сошли. А тут... тут вот такое.
Хотя, возможно, ему тоже полтинник — как О'Коннору. Просто в хорошей форме. Если он не покажет своего лица, то я никогда не узнаю. По глазам тоже понять нереально. У одного из преподавателей в университете глаза были что ни на есть молодыми, а возраст — пятьдесят три года.
Меня не должно это волновать. Нельзя совать свой нос туда, где его обрубят — тебе же хуже.
Я пропихиваю нервный комок в горле, будто во мне живет какая-то кошка, обожающая жрать собственную шерсть. У Рейджа быстрые шаги, отчего снова чуть-ли не бегу, так как поначалу затупила. Покой постепенно пускает негу по телу: его не было с момента, как я узнала, что меня выбрали сюда в качестве солдата. Бессонные ночи, уйма литературы — никто не заставлял читать, однако я пыталась добрать упущенные знания, чтобы не быть идиоткой в таком высокопоставленном месте. Ужасно не различать платформы оружия или названия. Потому то я и знаю, какой именно у капитана автомат. Если сократить замысловатые объяснения в учебниках, то все сводится к простому: существует две платформы — АК и AR. Они, как шестеренки часов — служат основанием, механизмом. А вокруг этого основания появляются разные модели — обрамление условного "фундамента". Например, компания "Sig Sauer" хочет выпустить свое оружие и использует платформу AR. Добавляют свои навороты. Называют полученный результат М16 — модель со стволом диаметра 16 миллиметров. Так и получается: М16 на платформе AR15. Почему 15? Элементарно: номер модели.
Простите, мне лишь нужно было поделиться тем объемом информации, что я вычитала и вызубрила.
В кобуре Рейджа, на черных тактических штанах, вставлен Глок 19. И мне то же самое выдадут?
Лишь бы не выдали.
Ко всему военному я отношусь нейтрально, как и к оружию. С одной весомой поправочкой: если тебе выдают оружие на учениях. Если мне выдадут его прямо здесь, то это означает только одно: придется стрелять в людей. Мне не доводилось заниматься подобным, а тут, несложно догадаться, я обязана свершать правосудие на регулярной основе. Еще и под предводительством загадочного мужчины в балаклаве. Уверена, если не выполню его приказ на все сто процентов, он мне сам череп прострелит и сделает своей закуской. Как вообще такого великана прокормить? Что он ест или на чем сидит?
— Тут наши программисты, — строго поясняет, указывая на двухэтажный серый блок, который мы минуем: стоит неподалеку от администрации.
Я спешно осматриваюсь, запоминая налету: уж с памятью проблем не имею. Все здания двухэтажные, за исключением общежития, виднеющегося по прямой — там три этажа. А еще есть домики, которые мы минуем, свернув направо. Жилые, скорее всего одноместные из-за небольших размеров. Про них капитан не рассказывает. Значит... там он сам живет, а эта информация излишняя? Он и два других капитана, у каждого свой дом: не в общежитии же они спят, куда меня и отправят.
Рейдж продолжает экскурсию:
— Здесь оперативный центр, — такая же серая современная постройка, только побольше.
Он направляется вбок, к дверям здания, и я послушно подстраиваюсь, все еще находясь за его спиной. Свежий, прохладный воздух сменяется теплотой холла. Все бело-серое и пустое: странно ожидать какого-то интерьера. Я грею ладошки, потирая их друг об друга, и замечаю, что капитан носит специальные перчатки черного цвета. Это навевает какую-то тревожную мысль. Явно холода не боится, да и погода не настолько жестокая: полковник, допустим, стоял в обычном кителе с погонами. Для чего ему себя полностью закрывать?
Да отвали ты с этими вопросами пустыми, Ривер. Собой займись. Что с тобой творится?
— Получишь снаряжение полное, экипировку, аптечку личную, — ровно говорит, спускаясь по каменной лестнице на минус первый этаж.
— Черную форму, как у Вас? — вылетает из ненавистного рта, так как восторг растекся по конечностям, ослепив разум.
Я дура.
Я ненормальная.
Рейдж останавливается на ступени: тишина разбавляется лишь глухим треском красной лампы на потолке. Расширяю глаза, превращаюсь в мертвеца, а мужчина медленно поворачивается: я на ступень выше, но рост наш даже приблизительно не сопоставляется. Гнет тяжелых плеч и убийственное молчание трех секунд фактически сводят в могилу. Я бы извинилась, но лучше исправиться и заткнуться, как было велено. Обещаю: я более собранная в повседневности. Но сегодня слишком перенапряженный день, который отключил мозг.
— Сколько времени ты на базе, Ривер? — негромкий голос, но от него на стенку лезть хочется.
По интонации без эмоций кажется, что он прижмет меня за горло к железным перилам и свернет шею. Я убеждаюсь, что от меня ждут ответа, и разжимаю подрагивающие губы, не соображая к чему он клонит — и от неведения не менее страшно. Я не трусиха. Вернее: я была уверена, что не трусиха. Но он тот, кого нереально не бояться — и со мной подобное впервые. Безумного много "впервые" за сутки.
— Пятнадцать минут, капитан.
О, ну да, еще слезу пророни. Звучу омерзительно натянуто. К счастью плакать — не моя привычка. Последний раз рыдала год и семь месяцев назад.
— Верно, — хрипит и встает на ступень двумя ногами, а следом ухватывает меня за подбородок ловким, крепким жестом, отчего я теряю дыхание, — У тебя было всего два приказа. Элементарных, — теперь выдавливает, внося нотки агрессии, а я колочусь внутри, — Не опаздывать и закрыть свой гребаный рот. Сколько из них ты выполнила, Ривер?
У меня останутся синяки.
Я ношусь глазами по темным баллистическим очкам, физически не в силах потупиться в пол. Поджилки не в порядке. Ступни онемели. Красный свет вносит свою лепту. Моя кровь будет отлично сочетаться с атмосферой.
Я в аду.
— Ноль, капитан, — признаю с поражением, пытаясь хоть как-то держать голос.
Он кивает предельно доходчиво. Вдруг наклоняется и заверяет почти шепотом, лицом к лицу:
— Не выполнишь еще один — я тебя отстраню. Мотни своей чертовой головой, если уяснила.
Он убирает руку, и я испускаю грузный выдох, моментально выполняя требуемое. Вся моя военная выдержка кончилась на этом мужчине. Набираю кислород носом, пока позволяют, и в пазухи просачивается мята: так Рейдж пахнет.
Когда-нибудь это станет последним ароматом, который я учую перед смертью.
— Хорошо, — словно поощряет, пусть и с присущим холодом.
Я хлопаю ресницами и незамедлительно шагаю за ним, обходя пролет лестницы. Такому в кадетке не учили. Нам не говорили: "Если вас прижучит капитан, делайте следующее...". Я прикидываю: что должна испытывать? Чувствую исключительно стыд. Я разочаровала Рейджа. Доверие — крайне важная штука в команде. На какие задания он возьмет меня, если не доверяет? Не будет миссий. И меня отправят "домой".
Нет, я себе не прощу. Не подведу снова. Из кожи вон вылезу, но справлюсь, адаптируюсь. Моя стабильность: болезненная реакция на плохую успеваемость. Это не про синдром отличницы. Это про то, что я хочу быть достойной хоть в чем-то.
Иначе каково будущее? Служить в обычной армии, где нет никаких вылазок? Проторчать там, раскапывая и закапывая одну и ту же яму?
Я знаю, что меня недолго продержат на этой базе. Взяли для какой-то ультра-важной операции: она через три месяца. Потом, возможно, подвернется еще одна. И все же не пробуду и года: я им не нужна на постоянной основе. Зачем тогда происходящее? Затем, что с таким опытом я могу претендовать на заявку в другое элитное место, по рекомендательному письму, — там, куда девушек берут без проблем.
Рейдж достает из кармана связку ключей, когда подходим к двери: с виду чуть-ли не пуленепробиваемая. Открывает и тянет за черную ручку. Освещение автоматическое: датчики срабатывают с нашим появлением. Снова красный — нелюбимый из всей палитры. Я тепло-желтый люблю. Оранжевый. Как солнце. Или голубой, как море. Презираю слякоть и пасмурность: в моем родном городе вечно слепят горячие лучи. В местности базы снег идет крайне редко в любое время года — будь то зима, как сейчас. Однако дожди и ветер стабильны. Я с этим нескоро свыкнусь.
— Подходишь к каждому стеллажу поочередно. Ищешь свой размер, — командует, даже не смотря на меня, — Поторапливайся, Ривер.
Ему так нравится мое имя? Тут и там использует — и то, как это звучит... я не знаю, серьезно. Немного смущает.
Провожу по вымокшим темно-русым волосам, которые спутались в хвосте, и стремлюсь не затягивать. Помещение средних размеров, так что носиться не приходится. На первом сером стеллаже с вешалками меня встречает форма. Грустная АЦУ — светло-зеленый камуфляж. Самый маленький размер — S. Полагаю, на мне слегка свободен будет, но так, с какой-то стороны, лучше. Аккуратно держу, не прижимая к себе: промокнет. На следующих полках беру аптечку. На других — тактический рюкзак...
— Раздевайся.
Что?
Я поворачиваюсь к Рейджу, который стоит у черных шкафчиков, выглядя шаткой, сбитой с толку. Он вымолвил непоколебимо, будто приказ не требует обсуждений. Шутит ли он? Нет, тут нет места юмору. Для чего снимать одежду? Неужели...
— Ривер, прояви себя умной хоть раз, — выдыхает устало, протирая закрытый балаклавой лоб, — У тебя с берцев течет. Обход территории продлится еще минут двадцать: ты заболеешь. Сляжешь с температурой и не явишься на тренировку — я тебя тоже отстраню. Работать приехала, а не греться под одеялом.
Господи, какое облегчение. Меня не трахнет капитан — я поистине благодарна. Однако вновь заминаюсь, нервничая. Перед ним бельем светить? Очень спорно, я выполню, естественно, приказ есть приказ, и все же...
Рейдж снова издает утомленный вздох, покачивая головой. Он безмолвно поворачивается ко мне спиной, смотря в свои ботинки, отчего пульс возвращается к норме. Я расстегиваю кадетский китель со скоростью метеора, стягиваю обувь и штаны, конкретно замерзая. Надеваю новое, как учили: за пятнадцать секунд, пока спичка горит. Но возникает проблема: носки. С моих выжимать можно. Голые ступни леденеют на бетоне. Проверяю рюкзак: кульки из нижнего белья лежали наверху и также вымокли. Без носков сотру ноги до кровавого месива, ведь берцы не разношены, к тому же кожа влажная. Мне можно спросить?..
— Ты и собираешься полчаса? — раздражается, — Хоть что-то умеешь?
Ура, мне разрешили говорить, я опять хочу благодарить.
— Носки... их нет...
— Твою мать, мне тебе свои дать?! — рычит абсолютно справедливо, повернувшись.
Изучает босые конечности и виноватое лицо — а оно поистине виноватое, ведь я загоняю себя в яму. Мне задали вопрос. Я обязана ответить.
— Простите, капитан, я повела себя глупо, — киваю и решаюсь, — Клянусь, что не буду глупой с завтрашнего дня.
Присаживаюсь на одно колено, натягиваю твердые ботинки, поскорее шнуруясь, и слышу хриплое, уже не такое суровое:
— Что поменяется за двенадцать часов?
Я сглатываю, ведь он подчеркивает, что не верит в мое исправление. Он главный, но наверняка ни над кем из солдат опеку не вел — сюда поступают профессиональные бойцы-мужчины, с которыми сюсюкаться не нужно. Я наслышана от полковника в кадетке: он инструктировал меня перед отправкой, предупреждал об известных ему нюансах.
— Уложу все в голове, адаптируюсь, начну проявлять себя достойно, — заверяю, справляясь с узелками.
Рейдж садится на стул у черной стены, прежде чем выдвинуть:
— На миссии случается экстренная ситуация, которую никто не предвидел. Как я отдам тебе команду, если ты нихрена не способна переключаться на требуемое за долю секунды?
— Я быстро учусь, — доказываю за долю секунды, — Я Вас поняла, капитан. До миссии исправлюсь.
Мужчина молчит, не сводя с меня глаз или держа их прикрытыми — не могу утверждать однозначно. Почему я? Зачем они взяли девушку из кадетной академии, а не откуда-то, где водятся солдаты высшего пилотажа? Им было бы легче, не так-ли? Возможно, мне на самом деле стоит помолиться — мама права, помог Бог, иначе не истолкуешь.
Он встает в той же тишине, пока засовываю аптечку в рюкзак. Выхватывает из прозрачного контейнера на столе нашивку и подходит ко мне, лепя ее на плечо. Я тяну ткань рукава, рассматривая: черный прямоугольник с серой летучей мышью. Надпись красными нитями: "База Эйприл".
Рейдж срывает кадетские погоны с мокрого кителя и закрепляет их же на новой форме, отчетливо произнося:
— Лейтенанта тебе никто не присвоит, ходишь с этим детским садом, пока себя не зарекомендуешь.
Что ж, база Эйприл... надеюсь, ты продержишь меня до одноименного месяца. Сегодня январь. Я буду ждать, когда рассеются тучи и прекратятся дожди. Я буду очень ждать.
***
Рейдж водил меня по улице ровно столько, сколько заявил: он выучил каждый сантиметр почвы наизусть, знает, за сколько времени минует дюйм за дюймом. Мы не обменивались активными речами, ведь на оставшихся зданиях висели таблички: «Столовая» и «Госпиталь». В больнице мне, черт возьми, выдали таблетки — нет, не от простуды.
Противозачаточные.
Я вылупилась на медикаменты, замерев рядом с Рейджем и врачом. Попыталась потребовать объяснений.
— Для чего это? Я не стану... с кем-то... зачем...
— И нельзя, — подтвердила женщина зрелого возраста, — Но, малышка, нам разбирательств не хочется потом лишних. Полюбишь там кого-то, а потом с дитенком в животе — не дай бог операцию сорвешь, поплохеет на миссии из-за беременности, о которой не знаешь.
Да они издеваются что-ли? Я тут ни с кем не лягу. Господь всемогущий, что творится?
Рейдж явно злился, хоть и молчал: я задерживала его своим препиранием.
— Это не так работает, — затараторила я, — Они выписываются индивидуально...
— А то мы твою карточку обследования не разбирали, — цокнула она, — Пей давай. Каждый день ко мне заходить будешь вечером, тут глотать, чтобы не забыла.
У мужчины сдали нервы. Он сунул мне пластмассовый стакан воды, который предварительно «заботливо» набрал в кулере, и строго прохрипел:
— Ривер, это приказ, исполняй, твою мать.
Ага... похоже, меня наняли личной шлюхой. Я проглотила таблетки: эту команду выполню, как и любую другую. За исключением команды лечь в койку и раздвинуть ноги по принуждению. Я не секс-игрушка. Я солдат. Шла к этому всю жизнь и курс не изменю, даже если в душе хочется.
Когда мы вышли из белого госпиталя, капитан пробормотал, зачем-то утешив:
— Никто тебя из наших драть не будет, если сама соблазнять не кинешься. Об этом не думай.
А следом тихо добавил, считая, что не услышу, словно вырвалось ненароком:
— Зря ты приехала, лучше бы другую выбрали.
Меня конкретно задело, хоть и в мимике не показала. Почему он так со мной? Настолько противна? Как мне существовать под предводительством того человека, который меня презирает?
По крайней мере я покладистая — это то он мог отметить. На все киваю, стремлюсь не оплошать. Неужели Рейдж уже так рьяно жалеет, что взяли именно меня? Что с ним такое?
Я поставила твердую цель: доказать ему свою пригодность. Он еще боготворить такого потрясающего бойца будет. Через месяц так точно.
Мы зашли в корпус общежития и поднялись по серой лестнице на второй этаж. Вот так то я и вернулась к тревоге: передо мной комната под номером двадцать девять, она в самом конце неширокого пустого коридора. Мои соседи за дверью. Я плоха в коммуникации в дружеском ключе, хотя дружить отчаянно желаю. Не понравлюсь им и опять стану гадким утенком — в кадетке надо мной смеялись из-за странного увлечения.
Рисование загубило все годы, начиная с семи лет. Поэтому родители отослали в кадетную школу, выдернув из обычной — я применяла карандаш на уроках без устали. Когда уставала от тетради, переходила к деревянным партам. Учеба мало интересовала, в отличие от каракуль. И это не иссякло, как бы мама и отец не унижали мое хобби. Я в курсе, что занимаюсь идиотизмом и инфантилизмом, но у меня не получается избавиться от порывов изложить на бумаге то, что восхищает. Стыжусь показывать кому-то результаты или вообще рассказывать про сей процесс, исходя из многочисленных насмешек. Потому скрываюсь в укромном уголке, достаю альбом и черкаю в одиночестве.
Молюсь, чтобы новые соседи ни за что не спалили меня за творчеством. И молюсь, чтобы они не оказались жестокими, как капитан.
Рейдж стучит три раза костяшками в перчатках, и за стеной раздаются шаги. Я держу на плечах два рюкзака: прошлый и новый. Ежусь в стрессе, однако рыжий парень, ростом около ста восьмидесяти сантиметров, с веснушками и карими глазами, сбивает любые переживания. Он улыбается во все тридцать два: совершенно искренне.
— Привет, я Кáстор! Заходи, мы тебя ждали! — шустро зазывает рукой, пятясь и крича, — Эй, Джастин, кончай намываться или просто кончай — что ты там завис? К нам леди приехала!
Рейдж подталкивает меня со спины, и я захожу в комнату, мечась глазами по пространству. Ого...
Я представляла, что тут будет также блекло, как и везде, куда мы заходили. Но это настоящий уют. Я в бреду? Меня в такой рай поселили? А как же скрипучая койка с матрасом, откуда выпирают пружины? Как же потертая, старенькая обстановка?
Впереди меня, в полутора метре, две двухэтажные белые кровати, расположившиеся по двумя стенам — но они современные, верхние не прикреплены к нижним. Такая... коробка, отделенная для покоя. К стене посередине приставлен коричневый диван и столик, напротив него висит крутой телевизор.
Зона досуга и зона сна разграничены. Слева от телевизора две двери: вероятно душ и туалет. Нет обоев, вместо них краска: там, где спальня, бежевый цвет, а там, где посидеть-поболтать, желтый.
Если это не прикол и меня взаправду тут оставят, я превращусь в счастливейшую девушку мира. Таких условий еще не видала. Родительский дом — квартирка на старый лад. Кадетское общежитие, в коем провела большую часть жизни — изношенное и скучное. Я ведь и телевизор то никогда не смотрела, если признаться честно. Нет, мне доводилось, но так, чтобы самой каналы листать — никогда.
— Здравствуйте, — отзываюсь в уважительной форме на всякий случай.
Вдруг передо мной еще один главный? Но незнакомец закатывает глаза:
— К нам на «ты», отставить напряжение в комнате друзей! Рик, поздоровайся!
На верхней правой постели шевелится синий пододеяльник, после чего мужчина с темными волосами средней длины, постарше Кастора, привстает на одном локте и коротко машет рукой.
— Привет, — мирно кивает, откладывая книгу, и переводит взгляд на Рейджа, что стоит за мной, — Завтра идем?
Я присаживаюсь, чтобы расшнуровать берцы и случайно проскальзываю поясницей по ноге капитана — почему-то мне кажется, что он приковывает ее к полу с пущей силой. Чтобы не упала? Рейдж, а вы бываете мил!
— С Ривер тренируюсь. Вы без меня справитесь.
Рано радовалась. Его хриплый ответ не пропитан гневом, но сквозит недовольством. Теперь то я больше понимаю причину его ненависти. Вместо того, чтобы проводить часы с этими парнями, капитан вынужден возиться со мной. Но таков приказ, верно? Им ведь тоже руководят. Сказано — выполняй. Наша жизнь из этого состоим, мы давно смирились.
Я поднимаюсь и выскальзываю из обуви, ступая влажными ступнями на кофейное ковровое покрытие, а затем слышу звук двери: Рейдж ушел. Кастор тут же тянет:
— Да ладно тебе, чего такое? Строг слишком? Работа его, обид не держи.
Он помогает мне снять рюкзаки и кладет их под панельную батарею. На нем черные шорты и однотонный коричневый свитер, а на Рике, что поглядывает на меня сверху, приталенная темно-зеленая футболка. Поскорее бы и мне переодеться в домашнее, а потом лечь спать. Желательно на несколько часов.
— Нет, нет, нормально, — отнекиваюсь, заправляя растрепанные локоны за уши, — Мне очень приятно с вами познакомиться.
— И нам с тобой! Эй, Рик, тебе приятно? — снова обращается к мужчине, который беззлобно выдыхает и кивает, после чего рыжий кричит на всю комнату, — Джастин! Ну ты где?!
— Не ори, — спокойно произносит Рик и ложится, чтобы продолжить чтение.
Он будто привык к суетливости сослуживца, не раздражается, однако и себе изменить не может: переполох не любит. Со мной ему тоже не повезло: я шумная, если мне с кем-то хорошо. Впрочем... было это лишь однажды и давно. Все могло поменяться. Не знаю какая я сейчас, когда преисполнена позитивом. Мое перманентное состояние — заставлять себя тому или иному. Я не успеваю осознавать день , ведь с самого пробуждения повторяю одно и то же: «Ты должна». Так и пролетает неделя за неделей, год за годом. Конечно, жаловаться не на что: я здорова, еда имеется, сплю под одеялом. Преуспею в военной отрасли, и вообще все засверкает, наверное.
Я бы очень хотела, чтобы когда-нибудь засверкало.
Из светло-дубовой двери появляется брюнет, постриженный под тройку... без гребаной одежды. Тотально голый. Я тут же отворачиваюсь к железным черным шкафам в сетку, сжавшись от стыда, и Кастор вскидывает руки:
— Джастин, да ты гонишь!
— А... ой, — бархатисто посмеивается, ничуть не смущенно, — Дак надо было предупредить. Привет, Ривер. Хорошее знакомство.
Поистине хорошее.
Я теперь не выкину его лобок из мыслей. И его пресс, с которого стекали капли воды. Голые мужчины — странная штука. То заводит, то пугает. От случая к случаю. Я точно не возбудилась, но и не на панике. Мне неловко.
А вот если бы Рейдж был голый, то я бы убежала от страха в лес. Он же буквально способен меня разодрать своим массивом...
Боже, какого черта я вообще думаю о голом Рейдже?!
— Я предупреждал! — доказывает с недовольством, — Рик, это из-за тебя. Ты велел замолчать!
Рик коротко отвечает, не выползая из книги: вижу боковым зрением.
— Велел, и ты опять орешь.
У него стальные нервы.
— Да что ты драму разводишь? — по шумам брюнет возится с одеждой, — А то она голых парней не встречала.
Ну... эм... промолчу-ка лучше.
— Тебе придется научиться одеваться, сучонок, она с нами живет, уже нельзя нагишом расхаживать...
— Как ты меня назвал? — мрачно произносит Джастин.
— А то ты не слышал, — усмехается Кастор, скрещивая руки на груди.
— Нарываешься?
— Допустим. И что ты сделаешь? — кидает вызов.
Джастин молчит пару секунд, а следом выбрасывает:
— Ну иди сюда, я надеру твою рыжую задницу.
Мои брови ползут вверх, ведь Кастор инициативно шагает к оппоненту. Поворачиваюсь и рот раскрываю: бренчит посуда, диван двигается от двух широких тел, падающих на пол. Они действительно принимаются душить друг друга и бить в торс, ворочаются по ковру, как сцепившиеся кошки, пыхтят, матерятся и смеются, провоцируя другого на нечто более серьезное. Комната наполняется звуками возни и кряхтений: среди них сложно различить непоколебимый голос Рика.
— Ривер, — он спрыгивает с кровати, демонстрируя натренированные предплечья, — Иди в душ. Потом спать на час и обедать.
Я безмолвно наблюдаю за тем, как мужчина открывает дверцу шкафа. Внутри аккуратно лежат вещи: от одежды до личного оружия. Две полки свободны — явно для меня. Рик берет полотенце и слабо улыбается от того, как я вздрагиваю: Джастин и Кастор перекатились ближе к нам с громким рычанием.
— Добро пожаловать в новый дом.