13
Сложно быть омегой, когда твой альфа Чон Чонгук.
Альфа, безвылазно сидящий в кабинете и совсем не уделяющий тебе внимания из-за большой любви к работе. Утром с ним не проснёшься, а ночью не заснешь.
Да что это вообще такое, эта ваша любовь? Тэхен, например, из приятных слов слышит только: «Тэ, давай потом», «Тэ, не мешай», «Ты не видишь? Я занят».
И ничего, тоже любовью считает, и так же заботливо отвечает: « И когда это «потом» настанет?!», «Вечно я тебе только мешаю!», «Ты всегда занят, бесишь меня!».
Другого понятия любви, их пара, к сожалению, не знает. Но живут же как-то. Хотя, один из них скорее выживает.
Вот даже сейчас, у омеги течка, а его мужу, что в лоб, что по лбу. Все равно.
Истекать перед ним будет, а тот даже не посмотрит.
— Чёртов Чон Чонгук, — злится и одновременно плачет от безысходности омега.
Скулит и перекатывается с одного конца кровати к другому. А как еще унять этот зуд? Он уже все перепробовал, ничего не помогает, а боли внизу живота только усугубляют. Вдобавок к этому еще и голова стала кружиться, все же не стоило пить повышенную дозу обезболивающего. Ну, а если они не помогают?
Еще этот глупый альфа. Ты сиди, мучайся, но блокаторы не пей, ты что, они вредны для организма. Вот еще, умник. Даже позаботился о том, чтобы их либо хорошо спрятать, либо вообще выкинуть из дома. Как будто он знает больше Тэхена. Бесит!
Когда доходит всё до лёгкого потрясывания, и дрожания колен, Тэхен понимает, что нужно предпринимать меры, иначе он окончательно сойдет с ума.
Забравшись рукой под кромку боксеров, которые прикрывала все та же бесформенная футболка Гука, которую Тэхен, кажется, дотаскает до дыр, омега лишь пальцем докоснулся до уже напряженного члена и этого было достаточно. Достаточно, чтобы смазка стала сочиться из всевозможных отверстий, зуд усилился, а спазмы увеличились.
Ладно, останавливаться уже поздно.
Тогда омега решил идти по крупному, обхватив головку полностью. Наслаждение ли это? Однозначно.Жаль только, что в их доме не завалялось парочка фаллоимитаторов, ну или хотя бы пробки. Когда уже невтерпеж, пойдет что угодно.
Сначала движения были плавными, омега не спешил, хотел продлить удовольствие подольше. Знает же, что оно мимолетно, и через время его уже не будет так «вставлять» от каких-то слабых поглаживаний. Дальше — больше.
Пальцы на органе сжались сильнее. Быстрее.
Рука стала набирать темп. Быстрее. Еще.
Да, наверное, это то, что было нужно. Возбуждение перетекшее в удовольствие. От подобного счастья в уголках глаз стали скапливаться капельки слез, а вместе с учащённым дыханием, с губ стали слетать
тихие стоны.
Эта та головокружительная скорость, в которой и нуждался Тэхен.Кажется, на руке уже могли появиться мозоли от такой интенсивности, но у Тэхена уже слишком давно не было никаких связей, он приспособился.
Завершающие штрихи, последние пару рывком, и горячее семя изливается во влажную от пота ладошку. Чувство эйфории, когда точка кипения достигает пика, того стоило.
Гормоны поутихли. Сзади все так же зудело, но на это можно было закрыть глаза, ничего не поделать. Зато боль в животе теперь не такая рвущая, а смазка не настолько выделялась. Но надолго ли?
***
— Чонгука-а, — Когда дверь кабинета открывается тихо, значит он пришел о чем-то просить. Тэхена можно читать, как раскрытую книгу. Ну, или Чонгук его слишком хорошо знает. — Ты занят?
Это трюки у него такие? На носочках проскользнуть к столу и еле слышно о чем-то спросить.
«Неужели он думает, что это прокатит?»
Обстановка в кабинете была все так же неизменна. Стол, полностью заваленный бумагами и компьютер, в монитор которого Гук постоянно смотрит. А то, что у него еще муж по дому бегает, это так, можно не смотреть.
— Угу, — не отрываясь от компьютера, ответил он.
Конечно, не этого ожидал услышать Тэхен. Омега надеялся хотя бы на «Да, уйди» или послушать возмущения на счет того, что он, как всегда, вошел без стука. А тут все намного хуже, с ним в принципе не хотят разговаривать. Вот же...
— Чонгук, у меня течка.
Может это его вразумит, хотя с чего бы? Всегда было все равно, а сейчас должен подскочить. Ну да, слишком мечтательно, Тэхен.
— Да, я почувствовал, ты не мог бы выйти? Это отвлекает.
Почему он говорит так спокойно? Это настолько раздражает. А как же природные инстинкты, когда альфа готов сорваться в любую секунду, почувствовав течную омегу? Видимо, у его альфы они отсутствуют. Совсем мозги атрофировались. Даже глаз не поднял.
Еще же можно развестись?
— Нет, не могу! — возмущению уже нет предела. — Я вообще-то сюда и пришел, чтобы тебя отвлекать.
С каких это пор Тэхен стал выполнять то, что ему говорят? Правильно, ни с каких. Он и так в последнее время ему потакает. Не орет, не ворчит. Попросили уйти? Уйдет. Не беспокоить? Хорошо. Идти спать без него? Да пожалуйста! Ну, сколько уже можно?
Так хочется поскандалить на этот счет, но не в то время, когда у тебя течка. Какое же ужасное это состояние, ничего нельзя сделать!
— Тэ, — наконец-то оторвавшись от компьютера. Омега уже и забыл, когда тот в последний раз на него смотрел. — Я сейчас слишком занят, а твой запах сбивает с толку, давай потом поговорим.
У него и правда мозги атрофировались. Какие разговоры, когда твой муж умирает в самотерзаниях? Как это вообще выглядит со стороны?
«У меня есть муж, но во время течки я умираю».
Хм, неплохо, а главное, как правдоподобно. Аж плакать хочется.
С этим альфой нужно всегда брать всё в свои руки, иначе никак. Бракованный ему какой-то достался. На течку не реагирует, на полураздетого омегу — тоже. Даже какие-то нотки грубости и властности присущие альфам, у него полностью отсутствуют. Иногда, Тэхёну кажется, что его муж, это хрупкая омежка, загнанная в тело альфы, а он, как герой — любовник, его противоположность. Вечно у них не всё, как у людей.
— Нет, потом я не буду, давай сейчас.
Конечно, у Тэхена уже есть план по которому он беспрекословно следует, зная все «горячие» точки мужа. Если тот сам не хочет брать предоставленные возможности, тогда придется идти в контрнаступление.
Обойдя деревянный стол из тёмного дуба, омега наклонился к мужу, вальяжно оперевшись на ручку кресла. Посмотрев в глаза оппоненту, Тэхен начал подавал сигналы намека, прищурившись или вскинув брови. Но в ответ получил лишь потупленный взгляд и вопросительно поднятые вверх брови. Его альфа такой...
Ладно, Тэхен был бы не Тэхеном, если бы сдался после первой же неудачной попытки. Ну, то есть попытка была удачной, это просто муж у него какой-то...неудачный.
Если намеков он не понимает, значит будем действовать прямым решением.
Выпрямившись из полусогнутого состояния и отведя взгляд, Тэхен, не стесняясь, сел на колени к Гуку. Находясь прямо напротив и плотнее прижавшись к телу, омега взял лицо альфы в руки. Чонгук никак не реагировал, даже не сдвинул руки со стола. Просто сидел и, с таким же спокойным лицом, наблюдал за действиями мужа.
— Тэ, нет, потом. Я занят.
Он особо и не сопротивлялся, но для формальности нужно было возразить в последний раз. Но когда подобные негодования волновали омегу? Ответ очевиден. И Чонгук знает, что ранее кинутая фраза, для Тэхена едва слышное жужжание мухи. Наверное, он ждал в ответ что-то неоднозначное, но вместо этого омега стал проявлять физический контакт, наклонившись чуть ближе и медленно прильнув к губам.
Одно из качеств, которое нравилось Тэхену в Гуке — это его опрятность. И речь не о том, что он всегда одевался «с иголочки», нет, другое. Какие-то мелкие, никому неизвестные, и только самому Тэхену заметные детали. Такие мизерные, как например, увлажнение его, всегда мягких губ бальзамом, или применение различных кремов для лица и тела. Для многих это стереотип, что обычно таким занимаются только омеги. Именно это ему и нравится. Его альфа слишком лояльно бьет стереотипы, заботясь о себе. И это только сильнее привлекает Тэхена.
Чонгук стоял на своём, на поцелуй не отвечал. Но как будто его муж его не знает. Пару жестов, и руки альфы покоились на упругих ягодицах, а язык уже вовсю орудовал в чужом рту. В нос сразу ударил приторный аромат смородины. С прежнего времени Чонгук полюбил смородину, особенно черную.
Ментальные воспоминания о вкусе стали более телесны, рецептор вкуса, переносясь на сладкие губы, отдавал приторностью.
Чонгук не будет лукавить, Тэхен целуется намного лучше него, но у того и опыта было больше. Он не осуждает, ему даже нравится. И в какой-то степени он благодарен судьбе, что его омега именно такой.
Поцелуй получился затяжной, будто это последний поцелуй в их жизни. Может и не последний, но далеко не недавний, и Тэхен не знает, когда подобная возможность появится еще раз. Он и так своего мужа видит, в лучшем случае, раз в день, мельком, и то, если повезет, поэтому от такой возможности не то что нельзя отказываться, из нее нужно выжимать все соки.
Перебивками воздух сокращался, но и это не волновало.
Конечно же, Чонгук тоже скучал по мужу, и ему тоже становилось грустно от большого объема работы, что мешал проводить достаточно времени с Тэхеном. Омега иногда подшучивал над ним, что он любит работу больше, чем его, но это не так. Он бы с радостью сорвался, и, бросив всё, рванул бы подальше от этого места, города и страны. Куда-нибудь на острова. Тихое и безмятежное место где до него никто не доберется. Ни отец, ни секретарь, ни другие люди из компании. Никто. Только он и Тэхен.
Но в действительности ситуация обстоит плачевней. Чонгук скоро станет главным представителем компании, сместив отца на пенсию, и график работы изменится, выставив планы на еще больший срок. Тогда омеге не удастся его видеть даже мельком. Управление компанией — это большая ответственность и труд. Не каждому это по силе, особенно, когда ты молод, а внутри тебя маленький планктончик, тщетно пытающейся выжить в глубинах океана под названием «финансовый рынок», где ты должен быть акулой среди стаи пираний.
Возможно, когда-нибудь в старости, когда он передаст дела компании своему ребенку, если он, конечно же, будет. Чонгук уже смирился с тем, что детей, скорее всего, ему лучше не ждать, и уже несколько раз по этому поводу успокаивал Тэхена говоря, что дети для него не важны и совсем не это главное. Но кого он обманывает? Конечно же, Тэхен знает, как альфа относится к детям, и как-бы он хотел так же, как и обычный родитель воспитывать своего ребенка. Но для Тэхёна это сложно, во всех смыслах, и вряд ли он когда-нибудь на это решится.
Но если ребенок всё же будет, и Чонгук передаст наследство, то он бы хотел открыть какое-нибудь маленькое кафе, где-то среди тропиков. Звучит сумбурно, но почему нет? Кафе на берегу моря...
Это будет в будущем, которое неизвестно когда настанет и настанет ли. Жизнь взбалмошная штука, неизвестно, что будет завтра. Но сегодня его муж сидит на его коленях и медленно расстёгивает пуговицы рубашки, все так же, не отрываясь от бархатных губ.
От ненасытного поцелуя губы стали уставать и слегка покалывать, а их алый цвет говорил об истерзанности.Рубашка уже оголила ключицы, и те манили своей изящностью и остротой.
Спускаясь медленно вниз, Тэхен перешёл сначала к подбородку, а потом к шее, остановившись на несколько минут и оставив после себя три ярко-алых засоса.
Когда цель была достигнута, и омега припал губами к ключицам, Чонгук резко вздрогнул. По коже прошлись мурашки, а дыхание предельно участилось. Тэхен на такую реакцию улыбнулся, и, облизнув верхнюю губу, продолжал выцеловывать хрупкое место.
Дыхание Чонгука стало прерывистым, а тело стало покрываться дрожью. Закинул голову наверх, он медленно закрыл глаза, пытаясь угомонить свое возбуждение и, в крайнем случае, не сорваться.
— Тэ-э...
***
Белые простыни в их спальне были всегда холодные, даже сейчас, когда голые лопатки Тэхена осторожно опускаются на их поверхность. От контраста горячего и холодного по телу пробежали мурашки, но Чонгук все держит под контролем, придерживая мужа под спину.
Тэхен сразу обхватил того за шею и резко притянул к себе, вцепившись своими губами в его. Они не разрывали поцелуй даже когда шли сюда, и Тэхен никак не хотел этого делать и здесь.
Поддавшись вперед за поцелуем, Чонгук едва опёрся на ладони, по обе стороны от головы, чтобы не свалиться сверху. Он сам не понимал что делает, но контролирующая патопия, управляя разумом, поддавала инстинктам.
Рубашка Чонгука, так же, как и его футболка, летит в противоположную сторону, падая в угол комнаты. Стоило течной натуре Тэхена почувствовать альфу, как бывалые ощущения снова вернулись. Тянущий узел внизу живота и беспокойный зуд, от которого омега невольно стал ерзать по кровати, тем самым провоцируя Гука еще больше. Сложно устоять, когда под тобой извивается столь желанная особа.
Но Чонгук не хотел все так быстро заканчивать. Он примерно понимал, как проходили прошлые разы Тэхена, и не хотел быть очередным. Как-никак он его муж, и он хочет оставить своему омеге эмоции, которые не сравнятся ни с какими предыдущими разами.
Не замедляясь на месте, Чонгук, отпрянул от пухлых губ и продолжил свое исследование вниз по шее, зацеловывая выступающие венки. Тэхену такое нравилось. Вплоть до этого момента с ним никогда не обходились подобным образом. Никогда он не чувствовал ласку, нежность или теплоту исходящую от альфы во время полового акта. С Чонгуком он испытывает подобное эмоции впервые, и как оказалось, ему такое нравится.
С Чонгуком, в принципе, многие для Тэхена вещи произошли впервые. Первый брак, первая настоящая любовь, первое расставание, и первая привязанность. Все эти вещи до встречи с ним, не то, что были чужды омеге, но как будто закрыты, и чтобы разблокировать данные функции, нужно было прожить определенный промежуток времени с единственным человеком.
Тэхен этим раньше и не интересовался. Ему не было дела до тех, у кого встреча, а у кого расставание. Его интересовали лишь цифры на карте, место отдыха, и альфы, присутствующие там. А какие-то чувства, эмоции, переживания....Зачем? Тогда Тэхен считал, что нужно жить проще, не забивать голову ненужным хламом, и жить в свое удовольствие, сегодняшним днем. И оглядываясь сейчас назад, он благодарен судьбе за то, что она решила сыграть с ним такую злую шутку, преподав урок. Внезапный брак по договору вплоть до любви на всю жизнь.
Когда альфа спустился еще ниже, дойдя до затвердевших сосков и пройдясь по одному языком, в ответ последовала весьма неожиданная реакция. Как только влажный язык коснулся выпуклости, Тэхен сразу же отрикошетил жест резким изгибом спины, сопровождая его хриплым стоном.
— Гука-а, не т-тут, — попытался отстраниться омега, уперевшись ладошкой в широкую грудь, но с настойчивостью альфы сравниться нельзя.
Перехватив тонкие запястья, Чонгук, одной рукой прижал их к изголовью кровати, не давая возможности дальнейшего сопротивления. Припав губами к груди, альфа стал обвивать кончиком языка нежную ареолу, периодически посасывая и прикусывая твердую бусинку. От подобных махинаций, Тэхен начинал приходить в экстаз, извиваясь, и реагируя на каждый прикус прерывистым стоном.
Он никогда бы не мог подумать, что его эрогенной зоной окажутся соски, и никогда бы не подумал, что некогда выскочка Чон Чонгук сможет так мастерски доводить его до оргазма.
— П-пожалуйста, хватит, — видно было, что омега уже на пределе, и еще один невольный жест по соскам, и он кончит без рук.
Для Чонгука слова Тэхена — закон, поэтому, по немедленной просьбе, остановился.
Это было только начало и дальше — больше. Чонгук хотел исследовать все. Узнать каждый изгиб, родинку или изъян. Показать, что он любим, и его любят. И какие бы обстоятельства не складывались до их встречи — это больше не повторится. Не будет так, как тогда — про это можно забыть. Будет по-другому — лучше. Как омега еще не знал, и как вполне мог показать Чонгук. Что значит, когда тебя любят.
Проведя носом по впалому животу, и собрав с тела сладкий аромат смородины, альфа выдохнул через рот, опаляя дыханием солнечное сплетение. Это запах сводил с ума, и не только он. Этот приглушенный стон и тихие поскуливания.
Чонгук ужасный.
Омега уже извивался, мысленно прося облегчить его страдания. Запах альфы будоражил сознание, из-за чего поток смазки только усиливался, пачкая их белоснежные, но всё такие же холодные, простыни. А Чонгук издевался. Издевался, наслаждаясь таким Тэхеном. Податливым и уверяющим сделать что угодно, лишь бы тот смог зайти дальше.
— Повернись.
Тэхен с ним послушный и без лишних амбиций выполнил просьбу. И только сейчас он услышал это действительно, как просьбу, а не приказ.
Скоро станет лучше, все идет к этому. Чонгук поможет ему, и боли пройдут. Ненадолго правда, но пройдут, а после он снова поможет, и снова. Он же его альфа, и всегда верен помогать, защищать и оберегать его. Куда он теперь без него?
Дополнительные махинации были ни к чему, природная смазка сочилась извне, адаптируя ситуацию. Хотелось еще помучить. Послушать эти тихие поскуливания, и робкие стоны, но это говорил внутренний эгоист Чонгука. Эго желающее наслаждаться таким Тэхеном до предела. Разум же говорил обратное.
Когда первый палец постигнул нутро, омега стал изгаляться. Стоны стали протяжными, а вместе с ними и жестикуляции закованными руками стали более энергичными. Омега подавался вперед, пытаясь насадиться сам, но альфа отрёк все попытки на корню, надавив тому на поясницу и припечатав плотнее к месту.
Когда вошел второй, к протяжности стона добавилась напряжённость, от чего стон стал более надсадный. За спиной, Чонгук слышал прерывистое дыхание и тихие стоны, пытающие сформулировать свои звуки в подобие «Пожалуйста».
Третий, и альфа уже сам ощущал, как податливое тело под ним начинает вибрировать. Это был обязательный процесс, и нельзя солгать, что только от него альфа не получил эстетический экстаз. Где-то глубоко, в недрах своего сознания Чонгук представлял, как такой Тэхен будет под ним извиваться и стонать утробное «Пожалуйста» .
Чувство удовлетворенности, когда воображаемое стало достигнутым.
Достав все три пальца обратно, омега все так же не унимался. Казалось, что даже этой разрядки ему будет достаточно, но как бы ни так. С каждым повышением возможностей, приоритеты возрастали, и омега, как и его течка и все её составляющие, преумножали стандарты до максимума.
Размеренно войдя внутрь головкой, Чонгук почувствовал всю ту узость, которая снилась, и представлялась в грязных воображениях его яркого подсознания, видя перед глазами омегу. В комнате стала повышаться температура, а на рельефной спине Чонгука слабая испарина.
Первый толчок и первый звонкий выкрик, при котором спина омеги прогнулась сильнее, плотнее прижимаясь к смятым простыням. Руки уже были свободны, чем и воспользовался Тэхен, сжав со всей силы, что еще осталась в этих тонких пальцах, хлопковый материал ткани.
Движение внутри началось с секунды, не давая отойти от первостепенных эмоций.
Крики, визг и все составляющие данных действий, со временем поутихли, оставив после себя лишь редкие, надрывные стоны, когда Гук заходил слишком глубоко или головка члена задевала простату. Темп, в котором двигался альфа постоянно сменялся с медленного и размерного до ярого и неукротимого.
Тэхен постоянно то пытался вовлечься в ритм и слиться с альфой, толкаясь навстречу и нагоняя темп, то наоборот отрешиться, выкрикивая протяжное «Гука-а» и пытаясь отстраниться и по возможности слезть с члена в безудержные мгновения. В такие моменты, альфа сильнее сжимал пальцы на тонкой талии, и надавливая точками, резче тянул тело на себя, насаживая глубже.
Спустя сорок минут переимчивых изменений в темпах и длительностях толчков, широкое и единственное окно стало проявлять испарину так же, как и двое обнаженных тел, динамично слившиеся в душном пространстве.
***
На улице уже начинало светать, когда двое изнурённых тел попадали на кровать в объятиях друг друга. Без больше или меньше эта ночь была насыщенной в полной мере. Разнообразной по максимум, а неудовлетворенной по минимум.
— Чонгука-а, — Омега лежал в той же, привычной для него позе, на груди у мужа. Это не его удобное место, с альфой в любом положении будет удобно. Но именно так, лежа головой на груди, он может услышать тихое сердцебиение, и размеренное поднимание груди, которое хочется слушать, если не всегда, то хотя бы когда он лежит рядом.— Останешься сегодня дома?
Он не знал, который сейчас час, но точно понимал, что близится утро, а значит, Чонгук уедет на работу, и увидит он его снова неизвестно когда. Не хотелось бы развеивать прекрасную ночь ужасной работой, которая и без этого портит всю их личную жизнь.
— Тебе тоже на работу.
Чонгук уже засыпал, это было слышно по его сонному бормотанию куда-то в макушку.
Бизнес компании изнурял полностью, как физически, так и ментально. Тэхен почти не жаловался на Чонгука, когда тот (почти всегда) не уделял ему внимания. Крайние случаи были, лишь когда точка кипения превышала пика. Он понимал, что тот мог забыть про себя, но всегда помнил о нем, и...о работе.
Бывали критические ситуации, когда Тэхен по своей натуре не выдерживал и вскипал, выговаривая все, что он думает о его виде деятельности. И тот не смел не согласиться, ибо сам был полностью согласен, но другого выхода не было. И, как всегда это бывало, Тэхен показушно разворачивался в сторону спальни, не забыв при этом громко хлопнуть дверью, и сидел там, примиряясь с самим собой. А после, поумерив свой пыл, всегда приносил в кабинет кофе, между делом, говоря мужу, как сильно он его любит. Тот мог ничего не ответить, пропустив мимо ушей, но даже без этого, он прекрасно знал, что Тэхен, даже через все эти крики и возмущения, продолжает его любить.
— Я не пойду и ты не пойдешь, давай? Останемся дома, и будем весь день лежать вместе.
Но ответа с той стороны не последовало, Чонгук уже спал. Это удовольствие, которое, к сожалению, если и мог он себе позволить, то не больше пяти часов.
Посмотрев на мило спящего мужа, Тэхен улыбнулся, ведь он и правда спал очень мило, как ребёнок, и от этого становилось только грустно. Сколько бы Чонгуку не было лет, внутри себя он остается ребенком, на которого безвольно сбросили большую ношу ответственности. И он из-за всех сил старается стать выше, быть взрослее. Быть хорошим сыном, не портящим репутацию отца, основательным бизнесменом, и неравнодушным мужем. Он старается изо всех сил, которое может позволить его маленькое, хрупкое тело внутреннего ребенка. Но вместе с этим только распыляется, ибо выше головы не прыгнешь, а прыгнуть нужно высоко.
Тэхен поцеловал мужа в лоб, и, выключив с прикроватной тумбы будильник, устроился на первоначальное место. Он уже представляет, как альфа будет на него орать, когда они проснутся ближе к полудню. Но внутренне тот все равно будет ему благодарен, что, даже ослушавшись, он сделал такой нуждающийся выходной.
В этом и заключается их тандем. Они совершенно разные и в этом и есть основа их союза.
Один спокойный и рассудительный, улыбается милой кроличьей улыбкой, и пахнет успокаивающим запахом полевых ромашек. Он очень обидчив, но надёжно верен. А другой наоборот, дерзкий, часто вспыльчив и никогда не терпящий отлагательств. Сумбурный, и слегка взбалмошный, иногда наивный, но остающийся непоколебимым.
Такая пара никогда бы не нашла друг друга, а если бы и встретились, никогда бы не познали всю сущность их отношений. И только благодаря замкнутым рамкам или велению самой судьбы, они показали, что даже такие как они, не смотря на своё различие и несхожесть, могут найти друг в друге то, что ни один другой бы никогда не увидел. Что-то личное, важное только для него, и за что бы он любил постоянно, такого другого, отличного от него человека.
Договор загнал их в клетку, в которой пришлось примиряться, сживаться, и терпеть нестандартность. Но любая клетка всегда открывается, и если птицы были созданы друг для друга, то те уже никогда её не покинут. Даже когда их развезут по разные стороны мира, а их клетка останется пустовать, спустя много лет, птицы найдут свой путь к дому и своему сердцу. Ведь попугаи-неразлучники не могут друг без друга. Даже на расстоянии они будут чувствовать сердцебиение другого, и по нему, как по путеводителю всегда найдут дорогу к дому.
И никто не задумывался, что даже такие, созданные друг для друга птицы, могут быть совершенно разные. От одного веять черной смородиной, а от другого ромашками, но даже так, они остаются попугаями-неразлучниками, предопределенным быть вместе судьбой.
The end