😘
Холодный ноябрьский вечер. Стемнело рано. На небе остались ярко красные подтёки заката. Мороз обжигал пальцы. Стало невыносимо трудно дышать. Воздух на глазах превращался пар. Пар — в капли льда, которые, подобно снежинкам, приземлялись на землю, пускай и не так изящно и аккуратно.
Примерно 7-8 часов вечера. Безветренная, но отдававшая холодом погода. Хэ Сюань уже подходил к дому, в руках шуршали пакеты. Без того бледные и вечно холодные кисти безостановочно дрожали, щёки розовели. Губы обветрились до такой степени, что походили на кровавое зрелище.
Ключи в кармане прозвенели, едва не выскользнув из рук. Обмороженные пальцы потянулись к ним в попытке открыть заледеневший замок квартиры. Несколько движений, и парень наконец оказался в теплом помещении.
На чёрных жёстких волосах блестел снег, подобно самым живописным узорам на окнах, который благодаря влиянию тёплого помещения превращался в капли воды. Снег стекал по бледной шее, прикрытой высоким горлом водолазки. Волосы спутались, намокли, но зато в руках лежали полные пакеты с самой разной едой. Ради вкусностей можно выйти и на такой мороз. Главное — поесть.
Хэ Сюань неспешно снял ботинки, наполненные снегом, поставил их рядом с батареей. Он только начал растёгивать длинный чёрный пуховик, как неожиданно со стороны кухни послышался шорох. Маленькие округлые ножки принесли кудрявого человечка с изящными чертами лица и заколкой в форме рыбы на волосах.
Он осторожно перехватил пакеты, с бешеной скоростью перенёс их на кухню, и так же быстро, как и убежал, прибежал обратно. Ши Цинсюань тяжело дышал, смотрел счастливыми кошачьими глазами на Хэ Сюаня, стоявшего на пороге, и возмущённым тоном говорил:
— Хэ-сюн, ты опять без шапки ходил?! — Он подбежал к парню, схватил его за порозовевшие щёки, осторожно ущипнул их. — Ты ведь опять простынешь! Я же волнуюсь, дурак!
— Ничего со мной не случится. — уверенно ответил Хэ Сюань. — Я просто ходил в ближайший магазин. Из-за этого невозможно заболеть.
Однако Ши Цинсюаня не устроил такой ответ, он помог своему парню повесить пуховик на вешалку, а сам прижался к холодной щеке губами, с волнением ответив:
— В прошлый раз ты тоже так говорил. А потом месяц провалялся в постели. Шапку надо носить, ты понял?!
Хэ Сюань тяжело вздохнул, положил ледяную ладонь поверх мягкой тёплой, слегка улыбнулся верхними уголками губ:
— Понял. Давай есть.
И действительно, как раз в его духе было перевести любой, совершенно не относящий к приёму пищи вопрос, к еде. Случилось что-то серьёзное? Не беда, всегда есть завтрак. Послезавтра сессия? Но на обед есть, приготовленные Ши Цинсюанем блинчики, а значит не страшно. Хуа Чен опять требует долг? Сначала ужин, а все остальное дела уже второстепенной важности.
Ши Цинсюань, конечно, часто ругал возлюбленного за такую поверхностную привычку, но что-то изменить в поведении парня не мог. Хэ Сюань слишком любил кушать, а запрещать ему делать это было под строжайшим запретом. А вдруг он что-то не так подумает и обидится? А вдруг ему станет больно? А вдруг он вообще есть перестанет? А вдруг, а вдруг?
Ветерок слишком много себе надумывал, что в большинстве случаев не являлось даже толикой правды. Конечно же Хэ Сюань есть не перестанет. Хмыкнет пару раз, огрызнётся, но потом примется есть с новой силой. Конечно, он не обидится. Просто разговаривать не будет. Будет проходить мимо, ласково касаться щёк Ши Цинсюаня, но ни слова не говорить в помине. А что случилось? В чём причина такого поведения? Его парню ещё долго приходилось размышлять.
В любом случае еда — неотъемлемая часть жизни Хэ Сюаня. В этот раз он купил полный пакет пельменей, рыбы, овощей. Понятное дело, чтобы потом ему Ши Цинсюань что-то да приготовил. Почему именно он? Да потому что его стряпня отличалась крайне изысканным вкусом, была сытная и самое главное вкусная. Да и есть что-то приготовленное любимым человеком всегда приятнее, нежели есть что-то своё.
И хотя Хэ Сюань и сам умел неплохо готовить, в большинстве случаев он доверял готовку любимому. Уж его-то стряпню он за обе щеки съедал и ещё добавки просил. А потом молча начинал тереться щекой об родную щёку и что-то неслышно мычать в благодарность за вкусный ужин.
И в этот раз Ши Цинсюань поставил на плиту огромную кастрюлю, включил газ, а сам осторожно потянулся пальцами к принявшему естественно бледный цвет лбу.
— Что ты делаешь? — Хэ Сюань явно не понял суть происходящего.
— Ничего. Просто проверяю нет ли у тебя жара.
— Да нормально со мной всё. Не волнуйся на этот счёт.
А сам мягко прижался к родной груди, ласково провёл пальцами по спине, про себя тихо пропел какую-то неизвестную мелодию. В его движениях присутствала вся искренность и нежность его намерений. К сожалению он не обладал способностью выражать эмоции словами, как это делал тот же самый Ши Цинсюань, поэтому предпочитал в такие моменты просто прижиматься теснее к любимому, наматывать его кудрявые волосы на палец, с осторожностью тянуть их вниз, что-то шептать на ухо, что было лишно всякого смысла, но являлось чем-то интимным для них.
Ши Цинсюань поднял взгляд вверх, коснулся губами едва видного уголка шеи, стянув зубами горлышко водолазки. Он мягко провёл влажными горячими губами к покрасневшим участкам шеи:
— Прошлые ещё не зажили? Хэ-сюн, тебе до сих пор больно?
Тот покачал головой, но от мягкого родного шёпота по спине пробежали мурашки.
— Тогда ты будешь не против? — Ши Цинсюань нежно улыбнулся, уголки губ задрожали, глаза стали огромными блюдечками, кошачьими.
— Не против.
Ветерок осторожно набрал в лёгкие воздух, а затем впился зубами в ещё бледные, не окрашенные алыми пятнами, места кожи. Его укусы болезненные, но терпимые. Хэ Сюань успел привыкнуть к столь странному пристрастию возлюбленного, это даже стало чем-то обыденным. Тем не менее боль смеялась ласковыми прикосновениями губ, на месте укусов были приклеены пластыри с милыми наклейками. Это стало приятной привычкой, от которой вовсе не хотелось отказываться.
В какой-то степени Хэ Сюаню даже нравилось, когда его шея окрашивалась яркими пятнами. Нет, ему определённо это нравилось. Ведь его мальчик всегда знал границы, никогда не кусал до крови, всегда делал это с лёгкостью, любовью, но неким пристрастием. Хэ Сюаню нравилось после касаться рукой горячих участков кожи, смотреть как алеют пятна на шее, впиваться в ответ, но уже в губы Ши Цинсюаня.
— Тебе не больно, Хэ-сюн? Если больно, пожалуйста говори.
Ши Цинсюань обмяк в сдержанных прикосновениях. Он волнительно улыбнулся, провёл рукой по укушенной коже, и уже поспешил скорее обработать раны, как Хэ Сюань пододвинул его ближе, притянув к себе, ласково шепча:
— Потом.
И как же любил он вкушать эти сладкие пухлые губы, которые каждый раз были окрашены новыми оттенками помады. Как же любил он целовать своего мальчика, ласково касаясь языком внутренней стороны щёк. Лишь одну вещь парень любил больше еды — своего парня.
В это время вода в кастрюле начала кипеть и парням пришлось разорвать поцелуй, лишь поспешно чмокнув друг друга в щёку.
Ши Цинсюань бегом закинул в кипящую воду пельмени, брызги полетели в разные стороны, несколько из которых попали на щёку, неприятно обожгли кожу. Пельмени спущены. Осталось их только мешать.
— Больно? — ледяными пальцами коснулся он обожжённой щеки. Холод успоклил боль и снимал раздражение, становилось легче.
— Уже нет.
Ши Цинсюань просиял, уже предсказуемо потянулся сначала к шее, а затем к губам. Целовад он с присущей ему манерой кусачести. Обычно он позволял Хэ Сюаню брать всю инициативу на себя, чтобы лишний раз не обкусать любимому губы, но иногда бывал крайне настойчив и кусал уже губы.
Лёгкая боль сменялась на ощущение близости, лёгкой романтики и нежности. А запах пельменей, варящихся рядом, придавал картине особенную изюминку. Ши Цинсюань разорвал поцелуй, поспешно помешал пельмени, а затем вернулся и с новой силой впился любимому в губы. И так по кругу. До тех пор, пока пельмени не были окончательно сварены.
— Приятного аппетита, Хэ-сюн! — улыбаясь произнёс Ши Цинсюань, накладывая и себе порцию пельменей. — Тебе точно не больно?
— Нет.
Парень сказал это невнятно, так как дожёвывал очередной пельмень, резко переходя к следующему. Ветерок не мог смотреть на эту картину без улыбки, а сам медленно, с увлечением, пережёвывал свою порцию пельменей.
Под конец ужина Хэ Сюань поставил огромный пустой лист в раковину, а сам потянулся. Взгляд упал на часы. Неужели почти десять вечера? Сколько же они ели? Хотя, тут вернее сказать, что дольше они отнюдь не ели, а целовались, но эта деталь, впрочем, была не так уж и важна. Парень осторожно подхватил Ши Цинсюаня на руки, тот с визгом прижался к родной костлявой спине, боялся отпустить любимого хотя бы на секунду.
— Я тебя не уроню. Держись.
А дальше Хэ Сюань просто перенёс любимого в спальню и положил на кровать, чтобы тот наконец поспешил его отругать.
— Я же просил тебя так не делать. Хэ-сюн, ты же знаешь, как сильно я боюсь...
— Но ты же знаешь, что я тебя не уроню. К тому же ты вряд ли бы так же быстро добрался до комнаты с полным животом.
— Ну знаешь ли... — он что-то резко вспомнил, а затем потянулся рукой к ящику тумбочки. — Чуть не забыл. Тебе нужно обработать шею.
И тут Хэ Сюань даже не собирался брыкаться или вырываться. Он прекрасно знал, что Ши Цинсюань так просто его не отпустил бы, пока как следует не обработал собственные следы от укусов. Сначала он протёр шею перекисью, затем приклеил на покрасневший участок пластырь, поцеловал Хэ Сюаня в щёку и улыбнулся.
— Теперь тебе точно не будет больно. Не против, если я оставлю новые, но уже в других местах?
Тот отрицательно помотал головой, оголив небольшой участок груди из под водолазки. Ши Цинсюань же мягко прижался губами, набрал побольше воздуха и оставил новый след, но уже чуть ниже ключицы. Боль постепенно стихла, Хэ Сюаню осталось лишь потрепать парня по голове, впустив пальцы в растрёпанные волосы. Он тихо выдохнул, сильнее прикусил губу, но не издал ни единого звука. Должно быть, знал, что это может напугать его мальчика и заставить тот час же обрабатывать раны.
— Хэ-сюн, тебе точно не больно? Ты так сильно сдерживаешь себя. Постарайтесь расслабиться, а если будет больно, ты только скажи.
С этими словами Ши Цинсюань окончательно избавил парня от водолазки, медленно провёл рукой по бледной костлявой груди, затем примкнул губами к коже, оставляя влажный, кусучий поцелуй. Ещё один укус, но уже чуть ниже. Хэ Сюань вновь прикусил губу, кровь потекла по бледному подбородку, испачканному несколькими слоями помады. Ветерок поднял взгляд, тяжело выдохнул и нежно прикоснулся губами к ране. Сначала провёл по губе языком, подул на неё, затем подарил возлюбленному ласковый, исцеляющий поцелуй, сдерживая остаточные порывы кусучести.
Хэ Сюаню тяжело давалось сдерживать себя. Он постоянно хмыкал, вбирал в грудь воздух, пытался приглушить собственные вздохи, но Ши Цинсюань не позволял ему этого сделать. Его мальчик всё заботливее обрабатывал родные губы поцелуем. Оставаться спокойным в данной ситуации было просто невозможно.
— Хэ-сюн, — тяжело простонал кудрявый паренёк, всё сильнее растрёпывая длинные чёрные волосы развязными прикосновениями, — тебе лучше? Не кусай больше так губу, она у тебя уже итак вся израненная.
— Ты же кусаешь. — Остаточным тоном спокойствия ответил Хэ Сюань.
Ши Цинсюань прикоснулся к воспылавшим щекам, жалобно простонал и вновь уткнулся в грудь возлюбленного, но уже головой.
— Я же извинялся... И я просил, если тебе будет больно, непременно говори об этом мне. А ты всё время молчишь и мотаешь головой, будто бы тебе это до мурашек нравится.
— Ты хочешь сказать, как мне это может не нравиться, если укусы так развязано оставляет мой кусучий Цинсюань?
— Хэ-сюн, прекрати меня смущать! — уши заалели, а щёки стали похожими на помидоры.
Его парень редко говорил подобные вещи, но от каждой из которых Ши Цинсюань непременно покрывался мурашками, краснел, как школьник, и сладко стонал в шею.
— Ты же сам только об этом и просишь. — Преспокойно ответил Хэ Сюань, осторожными медленными касаниями начал растёгивать мешающиеся пуговицы на рубашке.
— Не прош... Мх!
Ветерок прогнулся, издав ещё более развратный стон, нежели издавал ранее. Щёки покрылись румянецем, голову заполнили самые разные мысли. Он схватил возлюбленного за руку, тяжело выдохнул, попытался сохранить последние крупицы здравого рассудка, но это уже не представлялось возможным.
Хэ Сюань смотрел на него снизу вверх, сидя между сильно сжимавшихся бёдер. Он вновь прикусил губу, но уже не с такой силой, спокойно растегнул ширинку брюк, каждый раз поднимая взгляд вверх на раскрасневшегося парня. На его мальчика, который из последних сил сдерживал стоны, в попытках за что-то схватиться.
Рука коснулась растрёпанных волос, обмякла в них. Тем временем Хэ Сюань кивнул, стянул трусы вниз, и слегка пошлыми движениями принялся облизывать внутреннюю сторону округлых бёдер, в которых приятным было зарываться головой. Которые сильно сжимались от каждого, даже самого незначительного движения, напрягались с такой силой, что парню оставалось лишь спокойно целовать их внутреннюю сторону, чтобы ещё сильнее возбудить своего мальчика.
— Можешь себя не сдерживать, Цинсюань.
— Угу. — кивнул в ответ тот, сильнее сжав бёдра.
Хэ Сюань многозначительно промычал, коснулся губами уже вставшего члена, прошёлся влажными поцелуями по основанию. В этот момент надо было видеть ярко-алое лицо Ши Цинсюаня, который только и мог, что стонать и сильнее прогибать спину назад.
— Всё в порядке. Не сдерживайся.
Горячее дыхание обожгло кожу. Стало невыносимо тяжело дышать. Казалось, от одного только такого хриплого низкого голоса, неспешного темпа можно было кончить, что уж говорить о том, в какой позе сейчас сидел его парень, и что он вытворял.
Ласково играясь языком, Хэ Сюань наконец взял в рот покрасневшую головку, что-то в такт промычал, а затем поднял взгляд вверх. Ветерок одной рукой сжимал простынь, другой вплетался пальцами в вспутавшие волосы, ни на секунду не останавливая порыв страстных возбуждённых звуков.
Пара мгновений. Хэ Сюань уже полностью взял в рот член своего парня, язык касался самых чувствительных мест так умело и дерзко, что Ши Цинсюаню осталось из последних сил сдерживаться и гладить возлюбленного по волосам.
— Хэ-сюн, я сейчас...
Он опустил стыдливый взгляд на испачканного парня, который с тем же спокойствием, что и прежде, слизывал остатки спермы с губ. Хэ Сюань сглотнул, слегка приподнялся, тяжёлым дыханием обжигая слух Ветерка.
— Ты сегодня сверху?
Тот лишь смущённо мотает головой.
— Нет, я хочу, чтоб в этот раз это сделал ты.
— Хорошо. — мягко ответил парень, затем подхватил родные бёдра, осторожно прижимав их к себе.
Следующим движением он осторожно ввёл палец в Ши Цинсюаня, не переставая пожирать того взглядом, который только на первый взгляд казался жадным и пошлым, на деле же он был спокойным и родным, нежным, разве что в своём индивидуальном проявлении.
Затем следующий палец, и в этот раз Ветерок из последних сил взвизгул и сильнее обхватил руками талию возлюбленного.
— Хэ-сюн, прекрати меня дразнить...
— Ещё не время. — И с этими словами он ввёл уже третий палец внутрь. Всегда перед тем как войти он растягивал Ши Цинсюаня. Всегда делал это долго, но так, чтобы потом его мальчик не стонал от боли, чтобы по его глазам не катились слёзы. Делал всё осторожно, правильно, требовательно. Наверное, отчасти за это Ветерок и ценил его.
Да, Хэ Сюань часто казался холодным и непробиваемым, сторонился людей, всех от себя отталкивал, но оказавшись один на один с самым родным человеком, неприменно поддавался чарам, становился мягким и ласковым, хотя и всячески старался себя сдерживать, чтобы окончательно не обмякнуть в трепетных объятиях. Внутри он всегда был таким, настоящим и искренним, правда разглядеть себя такого позволил он лишь одному Ши Цинсюаню. И этого было вполне достаточно для счастья.
— Сейчас будет немного больно.
Он провёл рукой по потному лбу, убрал кудрявую прядь за ухо, осторожно прикоснулся губами к плотно сведённым губам. Каждый раз когда парень брал на себя инициативу, чтобы его мальчику было меньше больно, он целовал его каждый раз, когда входил. Целовал максимально нежно, настолько нежно, насколько только умел. И это помогало Ши Цинсюаню раслабиться и обмякнуть в родных касаниях бледных запястей.
Ветерок свёл вместе ноги. Горячий член оказался у него внутри, он сжал веки крепче, сильнее углубляясь в кусачий поцелуй, кусучесть которого исходила именно с его стороны. На что Хэ Сюань довольно улыбался, позволяя его мальчику на мгновение овладеть его губами.
— Хэ-сюн, — тяжело дышит расплывающийся в улыбке Ши Цинсюань. — Я хочу кончить вместе с тобой. Ты не против?
Тот мотнул головой, вновь погружаясь в поцелуй со всей той лаской и заботой, которой только владел.
Они, как и хотел Ветерок, в одно время кончили. Лежа вместе в обнимку, Ши Цинсюань гладил спутанные волосы возлюбленного, пытаясь восстановить дыхание.
— Тебе не было больно, Хэ-сюн? — он взволнованно смотрел на обкусанные в кровь губы Хэ Сюаня. В этот раз ему не хватило сил, чтобы сдержаться, он с такой силой кусал родные губы, что по подбородку уже стекала струя крови.
— Этот вопрос задай себе. С тобой всё в порядке? — он смотрит на расплывшегося в улыбке Ветерка, который крепко сжимал его руку и через раз тяжело вздыхал.
— Всё хорошо, Хэ-сюн, но всё же твои губы нужно обработать. Шею и грудь тоже.
Дрожащие пальцы принялись аккуратно обрабатывать алые ранки, Ши Цинсюань старался делать всё максимально нежно, чтобы лишний раз не причинить своему парню боли. Глядя на всего полностью обклеенного пластырями Хэ Сюаня, Ветерок снова спросил:
— Теперь у тебя точно ничего не болит, Хэ-сюн?
А сам растёкся мороженкой на жаре от вида нелепой, но столь родной улыбки самого близкого на свете человека.