Лопнувшая струна
Встретились они у нее. Сестра все еще в больнице на лечении, а родители вновь не дома. В этот раз они уехали к друзьям за город. Будут играть в гольф и пить вино.
Пока его ждала, она вся извелась. Ходила из комнаты в комнату, а мысли ее крутились только вокруг избиения Венца. И чем больше она думала об этом, тем была увереннее, что это дело рук Дэна. Слишком все хорошо для него складывается. Совсем недавно он был готов шкуру с него содрать около театра, потом парад вранья и фальши перед кафе, а в довершение такое совпадение — неизвестный хорошенько измочалил Венца. Для простого ограбления отколошматили его уж слишком основательно, судя по сообщениям и фотографиям от Яго. А в довесок Венц еще и видеть ее отказывается, хотя совсем недавно они были хорошими друзьями. Это не может быть стечением обстоятельств. Но неужели он способен на такие зверства? Да быть такого не может.
Он появился ближе к вечеру. Когда солнце только начало клониться к закату. Тени стали длиннее, воздух прохладнее. Казалось, что весь город потихоньку засыпает, замедляется сам ритм жизни. Люди перестают суетиться, спокойно возвращаясь домой после дня, наверняка, наполненного событиями, переживаниями. Движения их становятся более плавными, медленными, словно ленивыми.
Именно так неспешно, собравшись с мыслями, она открыла ему дверь. Он, вторя ей, несуетливо разулся, снял куртку и повесил на вешалку, и уже было прильнул к Лилит, чтобы поцеловать, но она сделала шаг назад. Он сделал шаг вперед, настойчиво обнял и поцеловал. От его прикосновений по телу забегали мурашки. Внутри война, логика кричит остановиться, а чувства броситься в омут с головой. Его рука ласково проскользила от талии к бедру, губы нежно поцеловали шею чуть ниже уха, вторую руку он запустил в ее волосы, нежно помассировав. С ее губ слетел тихий стон удовольствия. Каждое его касание сводило ее с ума. Как легко отринуть все свои подозрения при таком натиске. Потому потребовались титанические усилия, чтобы прислушаться к голосу разума.
— Сначала разговор, — сказала она и оттолкнула его.
— Хорошо, — согласился он, пожав плечами.
Жестом она пригласила его на кухню, села за стол, он открыл шкафчик над плитой, вынул два бокала.
— Можешь обратно ставить. Выпивки нет.
Недовольно цыкнув, он поставил их на место и сел напротив нее, сложив руки в замок на столе. Секунд тридцать они молча смотрели друг на друга. Оранжевые лучи солнца озаряли кухню. Чистые полированные поверхности разбрасывали солнечных зайчиков по комнате. Она внимательно рассматривала его. Создавалось впечатление, что она каждый его взгляд, жест, движение взвешивала на весах. Придирчиво выискивала что-то, что способно опровергнуть его виновность. На лице его было ледяное спокойствие, волнения не отражалось — это на одну чашу весов. Царапины на костяшках правой руки — на вторую чашу. Как ни посмотри, пока о виновности говорит больше деталей, чем о невиновности.
— Мы так и будем в молчанку играть? Или ты мне скажешь что произошло? — спросил он.
— А ты попробуй предположить, — ответила она и бровью не повела, но вперила свой острый взгляд прямо в него.
— Хм... — Он нахмурился. — Откуда мне знать-то? Я в чем-то провинился? — Он расцепил руки и закинул локоть на спинку стула, слегка качнулся на нем.
— Ну тут тебе виднее, провинился ты или нет.
— Лили, по-моему, ты звала меня поговорить, а не загадки разгадывать. Говори, что случилось.
— Ладно. Вчера избили Венца. Кто-то подловил его в подворотне, когда он возвращался из кафе.
— И?
— Что «и», Дэн! — произнесла она на повышенных тонах. — Напомню тебе, что это преступление!
— Я не понимаю, почему меня должно это волновать? — спросил он, подняв бровь, и чуть погодя, внезапно нахмурившись, продолжил. — Стоп. Ты думаешь, что это я устроил?
— А что мне думать?! Только у тебя был мотив так поступить! Или опять соврешь, что изменился, как врал у кафе? А поцарапанный кулак чем объяснишь? — Она не сбавила тона.
— Закурить можно? — неожиданно спросил он спокойным безмятежным тоном.
— Да, пепельницу на тумбе возьми. — Она махнула рукой в сторону пепельницы, приложила эту руку ко лбу и усиленно его потерла.
Он встал из-за стола, оперся задом на тумбу и прикурил сигарету. Глубокая затяжка. Медленный выдох. Их взгляды направлены друг на друга.
— Почему я смотрю на тебя, а мне кажется, что я смотрю на чужого человека? — спросила она, подняв бровь.
Отвечать он не спешил. Сигарета постепенно иссякла, он затушил ее. Взял в руки телефон, пару раз провел по нему.
— На этот вопрос я не знаю, что ответить. По поводу кулака — вот. — Он протянул ей телефон, на нем было открыто фото.
— Что это? — Она взяла телефон в руки.
— Причина, почему мой кулак в таком виде. С мамой днем поругался, психанул, ударил кухонный шкафчик, он треснул и оцарапал руку.
И он не соврал. Венца он старался преимущественно бить ногами и так, чтобы на нем самом никаких повреждений не осталось.
— Я решил сфотографировать, чтобы у мастера в интернете спросить, сколько будет стоить замена. Кто же знал, что придется оправдываться. Я уже говорил вчера, что жалею о том, что произошло при первой нашей с ним встрече, — договорил он.
— С кулаком понятно. — Она вернула ему телефон. — Но... Дэн, я помню, как ты с ним разговаривал у кафе. Не ври, что теперь все нормально, и ты ему этого не желал.
— Ну что ж. Врать не буду. Он меня крайне сильно бесит. В основном из-за того, что мельтешит рядом с тобой. Но я обещал, Лили. Обещал, что не буду устраивать сцен и скандалов, не буду мешать твоей работе. И я это обещание, пусть и скрепя зубами, но сдержу.
— Где ты был и чем занимался с того момента, как мы расстались у кафе, до настоящего времени?
— Это допрос?
— Просто ответь.
— После того, как тебя проводил, я вернулся домой. Какое-то время позанимался. Я отстал от школьной программы, знаешь ли. Где-то часов в одиннадцать лег спать. Проснулся поздно. Не помню во сколько точно, но, вероятно, часов в десять утра. Позавтракал, поругался с матерью, позвонил тебе, чтобы получить немного поддержки, ласки, тепла, но вместо этого получил допрос.
— Почему ты не пришел сразу?
— А ты попробуй предположить, — передразнил он ее.
— Дэн!
— Что? Тебе так со мной говорить можно, а мне нельзя? — спросил он с нарастающим раздражением. Он не надеялся на ответ, и все же несколько секунд молчал, словно давая время ответить. После продолжил куда более спокойно.— Судя по твоему тону, я знал, что никакой поддержки от тебя я не дождусь. Чтобы не психануть и на тебя, решил остыть, учебой заняться, в конце концов. Когда почувствовал, что смогу спокойно с тобой разговаривать, пришел.
— Кто-то может подтвердить, что ты был дома вчера ночью?
— Зачем тебе это актерское мастерство, а? Вон из тебя какой коп получился, загляденье...
— Дэн! Ну я же не шучу! Это важно!
— Как скажете, мисс, — вновь съязвил он. — Мать была дома, но так как у нас довольно натянутые отношения, мы не пересекались в квартире. Может, она слышала, что я пришел. Может, и нет.
— Ясно, — сказав, она измученно вздохнула и отвела взгляд.
Вместо Дэнниса она стала наблюдать за улицей. Кухонное окно у них выходило на запад, а сама квартира была на последнем двадцатом этаже. Дом сильно выше своих ближайших соседей, потому ничего не загораживало вида на прекрасный огненно-рыжий закат. Яркий и слишком короткий. Солнце постепенно уходило за горизонт, а вместе с ним будто уходило и какая-то часть ее самой. В голову непрошено залезло сравнение их отношений с музыкальным инструментом. Основа и самое главное в этом инструменте — струны. Они издают звук, они создают мелодию, они — то, что наполняет ее жизнь смыслом. Это ее чувства, эмоции. И в последнее время они были натянуты до предела. Дэн каждой своей выходкой сильнее закручивал колки. Струны уже трещали, звенели. И сегодня лопнула первая. Она больше ему не верит. Вроде есть логичное объяснение царапинам на костяшках, и даже, вроде как, алиби имеется. Но... Нет доверия. Почему? Она и сама не понимает. Но у нее было стойкое ощущение, что он врет, и избавиться от него она не могла.
— Дэн, зачем ты это с ним сделал? — не отводя взгляда от окна, спросила она.
— Тебе самой не стыдно меня в этом обвинять?
— С чего мне должно быть стыдно?
—Я выдержал твой дурацкий допрос. Я ответил на все вопросы, но ты все равно меня обвиняешь. Да с чего ты взяла, что это я? Или ты повод ищешь со мной разбежаться?
— Если бы я хотела с тобой разбежаться, повода мне бы придумывать не пришлось.
— Это ты к чему?
— К тому, Дэн. — Солнце полностью закатилось, и, так как больше ничего интересного в окне не показывали, она посмотрела на Дэна. — Если я захочу с тобой разбежаться, мне достаточно будет просто вспомнить, как ты себя вел у театра. Или, допустим, как ты схватил меня за запястье. В общем, поводов и без Венца предостаточно.
— Вот как, значит? Что ж, хорошо. Может, оно и к лучшему будет. Я найду себе девушку, которой не будет наплевать на мои чувства и которая не будет поливать меня дерьмом.
— И какие же твои чувства были задеты?
— Я несколько раз сказал, что у меня проблемы с матерью. И масштаб этих проблем виден на фото. Но тебе же наплевать. Венца ударили. Беда какая! Прям трагедия! — Гнев внезапно нахлынул. Так сильно, что сдавило грудь. Он перешел на крик. — Честно, я искренне рад, что его избили. Но одну оплошность допустили — не прикончили!
— Дэн! — она крикнула так сильно, что голос сорвался сам собой на пронзительный визг.
— Что?! Так задевает, что твоему дружку сдохнуть пожелали? Раз так, может, он тебе, родная моя, не друг вовсе, а любовник?!
— Ты опять?!
— А что ты мне прикажешь думать? Ты принимаешь его сторону, не мою! Поливаешь меня помоями! Одного не понимаю, почему ты обо мне такого мнения? Чем я это заслужил?!
— Действительно, чем же ты это заслужил? Ты болен, Дэн! Такая ревность не нормальна! Такой уровень агрессии не нормален! Ты не контролируешь все свои действия! Ты мог это сделать. И более того, вероятно, ты это и сделал!
— Думай, как пожелаешь, — отрезал он и вышел из кухни.
Он направился в коридор и стал обуваться. Она поняла это по звукам. Надел, завязал шнурки, по своей привычке топнул ботинками. Снял куртку с вешалки, она зашуршала, застегнул молнию. Не прощаясь, открыл входную дверь и вышел, громко хлопнув дверью.
Слеза покатилась по щеке, за ней потянулась следующая. Она обхватила голову руками и громко заплакала. Когда струна лопается, она слишком уж больно хлещет по душе.