Виолетта | 8
Я пришла слишком рано. Уверена, что пришла слишком рано, но я больше не могла ждать. Я снова смотрю на часы.
Мы ни разу не разговаривали. Мы не написали друг другу ни одного сообщения. Мы ничего не говорили про весенний семестр и про то, что произойдет утром в понедельник, когда начнутся занятия.
И вот я жду, как какой-нибудь проклятый щенок ждет, когда хозяин выведет его на прогулку. Я хожу кругами и гадаю, появится ли она. Прошло больше месяца. За это время многое может произойти. Вполне возможно, что у нее за это время появилось кольцо на пальце. Такая фигня часто случается в праздники.
Я рассказала о ней маме.
Раньше я не рассказывала маме о девушках. Никогда. Ведь я боялась осуждения со стороны мамы. Но. Все было хорошо. Именно в эти времена я решила ей рассказать. И на моё удивления она приняла меня и поддержала, она даже мои татуировки не может принять все ещё. Все время, пока я рассказывала, мама просто сидела и улыбалась. Кажется, у меня ушло не меньше часа на то, чтобы выговориться. Потом я рассказала ей про университет. Про то, о чем больше никому не рассказывала. Даже Лере. Она меня обняла. Мама обняла меня и сказала, что гордится мной. У конгрессмена же, наоборот, случится удар, когда он узнает. Поэтому – по совету мамы – я ей ничего не сказала. Теперь я понимаю, как ей удавалось с ним уживаться столько лет. Она просто не обо всем ему сообщала. Умная у меня мама!
Я смотрю на часы. Две минуты девятого.
Блять. Она никогда не опаздывает.
Подожду еще три минуты и побегу одга. Ну в самом деле, я еще не настолько отчаялась. Я не собираюсь тут ждать весь день.
Я снова смотрю на часы.
Ладно, подожду еще десять минут. Но ни минутой больше.
Тряпка.
В десять минут девятого я нехотя начинаю медленно бежать от Холла. То, что она не пришла, еще ничего не значит. Мы же это не обсуждали. Мы ничего не планировали. Может, она только вернулась и разбирает вещи. А может, ее рейс задержали.
– Скучала по мне, Малышенко? – слышу я позади себя.
Я ненадолго прикрываю глаза. Что это за странное чувство у меня в груди? Как будто мои легкие снова наполнились воздухом после того, как какое-то время не могли дышать.
– Нет, – говорю я, не в силах сдержать улыбку до ушей.
– Врешь, – говорит она.
– Да, – отвечаю я.
И в один миг мы снова стали Лерой и Виолеттой, мы бежим, словно и не было никакого перерыва. Словно я не провела тридцать четыре мучительных дня в мечтах о ней, глядя на несколько дурацких фотографий, которые она сделала на моем телефоне. Словно я не оставляла специально свой телефон дома почти каждый день, чтобы у меня не возникало искушения ей написать. Словно я не гуглила Уфу на своем ноутбуке, просто чтобы почувствовать, что я хоть что-то узнала о ее мире.
Блять. Я подавляю желание посмотреть вниз и проверить, на месте ли мои ноги.
Мы искоса разглядываем друг друга. Она краснеет. Я смеюсь. Мы бежим.
С нашей предыдущей пробежки она стала бегать быстрее. Должно быть, она очень старалась. Интересно, она старалась ради меня? Я пытаюсь незаметно посмотреть на ее безымянный палец, чтобы убедиться, что на нем нет кольца, но она все время двигается, так что я не могу его разглядеть так, чтобы это не было слишком очевидно.
Ладно, приступим.
– Ты уже сказала как-там-ей про наши пробежки?
– Да, – говорит она.
Она не смеется. Не улыбается. Не толкает меня локтем.
Ба-бах!
Все разбилось вдребезги, и осколки вонзились прямо в меня. Я останавливаюсь.
– Правда? – спрашиваю я.
Она кивает:
– Да.
– Ну и что она сказала?
– Я рассказала ей, и потом мы расстались, – говорит она.
Надежда бьет меня прямо в грудь, от чего у меня ненадолго захватывает дыхание, прежде чем сердце снова начинает биться.
– Она порвала с тобой, Лера? – с сомнением спрашиваю я.
– Нет. Я порвала с ней, – говорит она. – Но на самом деле это было взаимное решение. Нам лучше быть друзьями.
– Значит, вы все еще друзья? – спрашиваю я, пока не понимая, нравится ли мне, что экс-говнючка останется в ее жизни после того, как побывала ее девушкой.
– Да, конечно. Крис всегда будет моей подругой, – говорит она. – Ты же ничего не имеешь против, правда?
Что я могу на это ответить? Я тусуюсь с Никой – первой стервой и грозой всех девушек – круглосуточно семь дней в неделю, поэтому я не вправе жаловаться по поводу как-там-ее.
– Что? Нет, конечно, нет, – нагло вру я, надеясь, что мой нос от этого не вырастет.
Когда мы добираемся до ее общежития, она сворачивает.
– Увидимся в среду, Малышенко, – говорит Лера, взбегая по ступенькам.
– Если только не увидимся раньше, Акимова.
Она недоуменно смотрит на меня и заходит в здание, а я просто машу ей рукой и продолжаю свою пробежку.
***
Весной у нас нет регулярных матчей. Мы иногда играем с командами из других университетов, но больше для тренировки, просто чтобы не потерять навык. Мы занимаемся в зале или бегаем каждый день. У нас три тренировки в неделю. Но вечера и выходные в основном свободны. Я обожаю мертвый сезон. И здорово, что у меня столько свободного времени на воплощение моего нового плана. Плана, чтобы заставить Леру со мной встречаться.
Это для меня в новинку. Неизведанная территория. У меня были десятки девушек, но ни с одной из них я не хотела отношений. Я понятия не имею, как все это устроено. Что я знаю наверняка, так это то, что я не хочу напортачить. Все должно быть идеально. Потому что она идеальна.
Я нарочно захожу в аудиторию, где проходят лекции по философии для первого курса, через несколько минут после начала. Эти лекции посещает много студентов, и они проходят в одной из самых больших аудиторий в кампусе. Я знаю, что большинство студентов любят сидеть на задних рядах, так что свободные места останутся только впереди. Поэтому пока ассистенты профессора раздают программу курса, я как бы беззаботно прохожу вперед, успев заметить Леру в шестом ряду. Шестой ряд – значит, она прилежная студентка. Я извиняюсь, протискиваюсь мимо нескольких студентов и сажусь в середине третьего ряда. Усевшись, я слегка оборачиваюсь и вижу, что Лера открыла рот от изумления. Я подмигиваю ей. Она краснеет. Мы улыбаемся.
– Ты знала, что у нас есть общий курс, да? – спрашивает она через час, когда мы вместе выходим из аудитории. – Не зря я сегодня утром подумала, что ты ведешь себя странно.
– Откуда я могла это узнать, Лерусь? – я делаю невинное лицо.
– Ну а зачем тогда ты посещаешь лекции для первокурсников?
– Потому что хочу получить легкую пятерку, – отвечаю я. – У меня напряженное расписание, и передышка мне не помешает.
– Понятно, – говорит она, мое объяснение ее вполне устраивает.
Мы выходим из здания, и нас обдает потоком арктически холодного воздуха. Она дрожит – а я хочу обнять ее и согреть. Но это не входит в мой план. Я должна строго придерживаться плана. Лера указывает рукой в направлении, противоположном тому, куда направляюсь я.
– Мне пора на следующую лекцию. У меня перерыв всего пятнадцать минут.
Разумеется, мне это известно – ведь в заднем кармане у меня лежит копия ее расписания.
– До среды! – говорит она, удаляясь от меня.
– Ну если ты так считаешь, Акимова, – дразню ее я.
Она оглядывается на меня и закатывает глаза.
Мой план работает как нельзя лучше. Пять дней в неделю. Я буду видеть ее каждый будний день на протяжении всего семестра, и если повезет, то смогу добавить к этому еще и совместную подготовку к семинарам на выходных. Мой куратор очень постарался, чтобы вписать в мое новое расписание те два курса, которые я хотела посещать вместе с ней, – чтобы мы регулярно общались лично. Да, признаю, у университетских спортсменок есть дополнительные привилегии. Например, приоритетная запись на курсы.
Во вторник, когда я вхожу в аудиторию, где проходит ее лекция по киноведению, Лера смеется. Вслух. Блять! Ее хриплый смех бьет меня прямо между ног, сгибая пополам и вызывая неуемное желание слышать его снова и снова.
Я прошмыгиваю на пустое место рядом с ней. Мы стараемся слушать профессора, но, судя по каракулям в ее тетради, кажется, она испытывает такое же сексуальное напряжение от того, что сидит в полуметре от меня, как и я.
– Напряженное расписание, говоришь? – говорит она, когда мы выходим из аудитории.
Я пожимаю плечами.
– Говорят, по этому курсу нужно писать много работ. Это напрягает, – говорю я. – И еще нам надо будет посмотреть хренову тучу фильмов. Думаю, нам надо составить график.
– График чего? – спрашивает она.
– График просмотра фильмов, – говорю я. – Вечер четверга тебе подходит?
Я бы предложила пятницу или субботу, но не хочу, чтобы это выглядело слишком прямолинейно и было слишком похоже на свидание, – мне нужно придерживаться своего плана.
– Хм, – удивленно произносит она.
Лера смотрит на длинный список фильмов в программе курса.
– Ты хочешь посмотреть их вместе?
– Ну да, почему бы и нет? – спрашиваю я. – От этого просмотр, – я смотрю на ее список, – э‐э‐э… «Гражданина Кейна» станет чуть более выносимым, правда же? Он хоть цветной?
Она улыбается мне:
– Четверг мне подходит.
Да! Вторая часть моего плана начинает осуществляться.
– Слушай, Виолетт, – говорит она с серьезным лицом, – а ты не отстанешь по программе политологии, если возьмешь слишком много курсов по выбору?
– Это курсы не по выбору, Лерусь, – объясняю я ей. – Я больше не специализируюсь на политологии.
Она широко открывает глаза от удивления.
– Да? Правда? С каких это пор?
– Одна знакомая мне очень философская девушка сказала что-то вроде того, что я пожалею о самом своем существовании, если не буду следовать за своей мечтой, – объясняю я. – Вот я и подумала: да и правда, какого черта! А то, что это ужасно разозлит моего отца, – так это просто еще один дополнительный бонус.
– О боже, Виолетта! Ты перевелась на кинопроизводство?
Ее глаза сияют от восторга. Одно только это выражение на ее лице стоит того, чтобы немного вернуться назад и пройти несколько дурацких курсов. Лера выглядит так, словно она мной гордится. Словно я и правда могу быть кем-то, а не жить в тени амбициозной политической карьеры своего отца. У моей мамы было такое же выражение лица, когда я ей все рассказала.
– Ну, точное название степени, которую я получу, – «Бакалавр искусств в сфере кинематографии», но в целом да, кинопроизводство, – говорю я, подражая ее веселью.
Она наклоняется и обнимает меня.
– Это прекрасно, Виолетта! Ты, наверное, так рада!
Я была рада сменить специальность. Теперь я рада, что у нее нашлась причина для того, чтобы меня обнять. Я с радостью прижимаю Леру к себе, размышляя, как долго можно ее обнимать, чтобы это не показалось неуместным и не спугнуло ее. Интересно, думает ли она о том же? Кажется, она тоже не очень спешит от меня отстраниться. Я вдыхаю фруктовый аромат ее волос, по которому тосковала с того самого дня, когда впервые его почувствовала, – а может, и задолго до этого. Все мое тело гудит от электричества, а я наслаждаюсь тем, как хорошо мы друг другу подходим. Она гораздо ниже меня. Ростом Лера не выше ста шестидесяти сантиметров, но то, как ее макушка идеально лежит у меня под подбородком, и то, как мои руки обхватывают ее тело, закрывая его со всех сторон, кажется просто… правильным.
Наконец мы размыкаем объятия – слишком долгие для дружеских, но недостаточно долгие, чтобы иметь какое-то другое значение. Я смотрю на нее, и я готова поклясться, что ее глаза приняли изумрудный оттенок – такой же, как у футболки, которая сейчас на мне. Она совсем близко. Она всегда должна быть так близко. Ее глаза всегда должны отражать цвет моей одежды. Это что-то вроде моей личной метки. Я осознаю, что пристально смотрю на нее и что она краснеет.
– Ты очень высокая, – говорит она, пытаясь сбросить чрезмерное сексуальное напряжение между нами.
– Может, это просто ты низенькая, – парирую я.
– Нет. – Она качает головой: – Я идеального размера, Малышенко.
«Это точно. Идеального для меня», – думаю я.
Я провожаю ее на следующую лекцию. Мне даже не нужно спрашивать, в какой она аудитории.
А она не спрашивает, откуда мне это известно.
***
– Что ты сделала?! – Ника почти кричит на меня, когда я объясняю, почему не явилась на занятие по правительственной деятельности, на которое мы должны были ходить вместе.
– Ты слышала, – говорю я. – Я перевелась на другую специальность. Политология мне никогда не нравилась. В кои-то веки я буду делать то, что хочу, а не то, чего от меня ждут.
– Твой отец будет в бешенстве, – говорит она с неодобрением.
Она прищуривает глаза:
– Виолетта Малышенко, это как-то связано со «Бибой»?
– Нет… то есть да… Не знаю, Ника. Наверное, отчасти связано. Но не так, как ты думаешь. Она учится не на кинопроизводстве, так что я делаю это не для того, чтобы залезть к ней под юбку.
Ну то есть не только для этого.
– И перестань уже называть ее «Биба», у нее вообще-то есть имя. Ее зовут Лера.
– Лера? – фыркает Карен. – Что это вообще за имя такое? Ее родители – с деревни?
Меня вообще-то впечатляет, что Ника провела параллель между именем Лера и деревней, но учитывая, что мы выросли богатыми, это понятно.
– Ника, тебе вовсе не обязательно всегда быть стервой, знаешь ли.
– Тьфу!
Она топает ногой.
– Я просто стараюсь за тобой приглядывать, Виолетта, – говорит она. – Тебе нужно держать марку.
– Мне это хорошо известно, Вероник. Можешь не напоминать, – говорю я. – Мой отец прекрасно с этим справляется каждый раз, когда со мной разговаривает.
– На каникулах мне показалось, что все хорошо, разве нет?
– Это потому, что я научилась с ним обращаться, – говорю я.
– Так и что, ты перевелась на другую специальность, а теперь рванешь и станешь встречаться со своей мисс «Бибой»? Этого твой отец тоже не одобрит, – с готовностью добавляет она.
Я качаю головой:
– Мне глубоко плевать, что одобрит мой отец,Вероника. А если ты и дальше будешь брюзжать, то тебе прекрасно известно, где находится выход из моего дома.
Ее глаза наполняются слезами. Вот блять. Я не хотела довести ее до слез.
Я подхожу ближе и обнимаю ее.
– Прости, Ника. Я не хотела тебя обидеть. Но тебе придется научиться уважать мои решения, хорошо?
Она крепко обнимает меня и плачет мне в плечо. Я отмечаю, насколько она выше, чем Лера. Нику не так легко и удобно прижимать к себе, а ее покупная грудь, которую ее мать подарила ей на восемнадцатилетие, больно упирается в меня. Я прижимаю руки к костлявым очертаниям ребер на спине и вспоминаю, какой мягкой на ощупь была Лера.
Я знаю, что со стороны мы с Никой выглядим идеальной парой. В старших классах нас с ней называли «Кен и Барби». Я люблю Нику, правда люблю. Но иногда она перегибает палку. За ее зацикленностью на всякой ерунде трудно разглядеть ту милую девочку, с которой мы играли в больницу в третьем классе. Но я не перестаю надеяться, что когда-нибудь та девочка снова вернется.
– Я н‐не хочу тебя п‐потерять, Виолетта, – заикается она.
– Ты никогда меня не потеряешь, – уверяю я ее. – Мы всегда будем друзьями. Ты важная часть моей жизни.
– Просто, как выясняется, недостаточно важная, чтобы со мной встречаться, – всхлипывает она сквозь рыдания.
Вот оно. Слон в комнате наконец-то показал свое хирургически подправленное лицо.
– Ника, – я крепко ее обнимаю. – Я тебя люблю. Ты же это знаешь, правда?
Она кивает мне в плечо.
– Может, при других обстоятельствах мы бы и стали встречаться. Но я не хочу испортить нашу дружбу. Я видела, как такое случалось, – говорю я. – И я действительно хочу попробовать и посмотреть, что у нас получится с Лерой.
Ника икает мне в плечо.
– Почему ты выбрала именно ее? – спрашивает она. – Что в ней такого особенного?
Я могла бы перечислить сотню вещей, которые делают Леру особенной. Но на самом деле важна только одна.
– С ней я могу быть собой.
________________
Ловите главу)
Если есть ошибки, то извините я сонная :(