5. Приручая зверя
"Каждый раз, когда я думаю, что знаю людей, они удивляют меня."
— Тирион Ланнистер, Буря Мечей
Наверное, я должна была бы чувствовать себя некомфортно и незащищенно рядом с человеком, который пленил меня и силой заставил выйти за него замуж. Но, совершенно неожиданно даже для самой себя, спать в объятиях Эймонда мне оказалось уютно и безопасно. Всю ночь я ощущала тепло его тела рядом с моим, его успокаивающее дыхание и крепкую хватку его руки на моей талии — даже во сне муж отказывался позволять мне отстраниться от него. И проснулась я на удивление хорошо отдохнувшей. Тело не болело, последствия прошлой ночи не давали о себе знать, да и нервозность сошла на нет. Все самое страшное уже случилось, и мне оставалось лишь принять это и плыть по течению, пока оно не выведет меня к каким-нибудь истокам. Я все еще питала надежду вернуться к семье, но понимала, что теперь это будет сделать очень проблематично — брак был подтвержден, разводов Септа не одобряла, и они были очень редким делом в Вестеросе. И избавиться от навязанного супружества я могла бы теперь лишь со смертью мужа. Но этого я почему-то не хотела. При мысли о том, что Эймонд погибнет, внутри меня зарождалась тошнота и неприятная мерзкая ледяная дрожь. Хоть по большому счету, я должна была бы желать ему этого. За все, что он сделал моей семье. За все, что произошло со мной. Но я не могла. Все же он не поступил со мной так жестоко, как мог бы. Даже старался облегчить для меня прошедшую ночь. И поэтому я больше не могла относиться к нему так, как прежде. Я жаждала обрести свободу, но только не ценой его жизни. Возможно, это делало меня наивной дурочкой. Но что ж, тогда с этим следовало просто смириться. Такой уж я была, и я ничего не могла с этим поделать.
Я пошевелилась слегка и потянулась, разминая затекшие мышцы. Комнату наполнял мягкий золотистый солнечный свет зарождающегося утра, что пробивался сквозь окна. Эймонд продолжал спать, и я воспользовалась возможностью. Повернулась к нему осторожно и стала рассматривать, потому что после отдыха у меня внезапно прибавилось храбрости и мне стало интересно увидеть его не в состоянии привычной собранности, а когда он был уязвим. Принц лежал на спине, расслабленно раскинувшись на простынях. Ткань сползла с его тела, прикрывая его теперь только ниже пояса, и я покраснела и закусила губу, скользя взглядом по его жилистому и поджарому торсу. Бледная кожа его была покрыта более темными и выпуклыми неровными полосками шрамов. Он был искусным мечником и много тренировался, неудивительно, что его тело хранило картины его ратных подвигов. Я медленно подняла глаза от впалого мускулистого живота со светлой полоской волос ниже пупка к графично очерченным косым мышцам и выше, к ребрам, к широкой грудной клетке, к увитым крепкими канатами бицепсов рукам, одну из которых Эймонд закинул за голову. И, наконец, остановилась на его лице. Во сне муж выглядел не таким угрюмым и хмурым, как обычно. Я бы даже сказала, что его черты были… умиротворенными. И я невольно выдохнула удивленно, потому что на нем не было повязки для глаза. Скорее всего он снял ее вчера вечером вместе с одеждой, и теперь я впервые за все время нашего взаимодействия имела возможность лицезреть его без нее. Как завороженная, я уставилась на Эймонда. На его резкое лицо с острыми скулами, на прямой нос и узкие губы. В голове возникла картинка того, как он целовал ими меня вчера, и я почувствовала, как внутри мгновенно зарождается жар. Но тут же отбросила эти странные, непонятные еще мне ощущения и сосредоточилась на том, что манило меня, как открытый огонь мотылька. И я даже наклонилась ниже, чтобы увидеть как можно лучше то, что делало моего мужа особенным.
Левую его глазницу пересекал грубый выпуклый шрам. Он змеился ото лба, вспарывал веко и спускался на щеку, а вместо глазного яблока внутри глазницы переливался острыми гранями сапфир. И я просто застыла от того, насколько суровым, зловещим и в то же время неимоверно прекрасным Эймонд выглядел, когда его увечье не скрывалось за слоями черной кожи повязки. Кто-то возможно счел бы вид исковерканной плоти отвратительным. Кто-то бы отвернулся с брезгливостью. Кто-то бы поморщился от омерзения. Я же, словно околдованная, не могла отвести от него глаз. Это было немного пугающе, но, одновременно с этим, странно идеально в своем несовершенстве. И я, будто не в силах противиться искушению, подняла руку и прикоснулась пальцами к его шраму. Он был твердым и бугристым под моими прикосновениями. Я провела подушечками вниз, погладила неровную линию на его щеке, и мои пальцы неожиданно зависли над губами мужа, а потом опустились на них, легко и невесомо, как я думала и не ожидала, что он это почувствует. Мою кожу обожгло от контакта с его кожей, я судорожно вдохнула от ощущения его дыхания на моих пальцах, а муж вдруг открыл глаз и наши взгляды встретились. Мой наполняющийся паникой от того, что меня поймали за подглядыванием, и его темный и затягивающий от неясных мне таящихся в глубине него чувств.
Я взвизгнула — Эймонд одним стремительным движением развернулся и прижал меня под собой. И замерла, будто испуганная мышка, пока теперь уже он разглядывал меня. Мое дыхание было быстрым и прерывистым. Муж заметил это явное проявление испуга и усмехнулся краем губ. Он завис надо мной, опираясь локтями по обе стороны от моих плеч, его волосы свесились вниз и щекотали мне шею, отгораживая нас ширмой от остального мира, и я сглотнула, смотря на него, как ягненок на волка.
— Снова боишься, Рисса? — Эймонд фыркнул и вдруг опустил голову и потерся носом о мой висок. — Если интересно — смотри. Увидишь получше, что сделали твои братья со мной.
Я нахмурилась. Сама знала, что в последние несколько дней только и делала, что боялась, но то, что он, похоже, уже окончательно записал меня в трусливые мышки, стало порядком надоедать. Да и упоминание братьев покоробило. Я понимала, что ему есть за что их ненавидеть, но я-то их любила. И не знала, зачем он сейчас вмешивает их в разговор. Чтобы уязвить меня? Упрекнуть как всегда в том, что я поддерживаю свою семью? Поссориться? Ругаться с мужем у меня не было никакого желания. Потому что я осознавала, что ничем хорошим это для меня не закончится. И поэтому я не стала отвечать на явную провокацию. Просто вздохнула и сказала:
— Я и так знаю, что они сделали. И если бы я могла, я бы это изменила. Но я не могу. И нет, меня не пугает твое увечье.
Эймонд прищурился и посмотрел на меня изучающе, как будто решая, верить мне или нет. Я понимала, что одних лишь слов недостаточно, чтобы сразу же разрушить недоверие между нами, да я и не надеялась на это. Но вот сейчас почему-то мне захотелось хоть раз сказать ему правду. Я действительно считала, что то, что случилось с ним, было несправедливым. И мне честно было жаль, что из-за глупой нелепой детской выходки он получил травму. Мои братья были жестокими иногда, как и все дети. Принц не заслужил того, что с ним произошло. Но что я должна была поделать с этим? Отвернуться от моей семьи? Я не могла, даже если и осуждала их поступки в глубине души. И я хотела, чтобы муж понял, что я не в силах между ними выбирать. Ну а он как будто почувствовал все мои невысказанные слова. И не стал и дальше развивать эту тему, вместо этого вернувшись к более нейтральной.
— Нет? Не пугает совсем? А мне кажется, ты дрожишь. — Эймонд тихо хмыкнул. — Или это так на тебя влияет моя близость?
Я вздохнула еще раз. Принц точно намеревался добиться от меня какой-то реакции. Если бы я вдруг вздумала быть предельно откровенной, я бы может быть и признала, что он прав. Его тело, тесно прижатое к моему, горячее, сильное и тяжелое, будоражило странные ощущения внутри меня. Я прислушалась к себе и поняла: Эймонд угадал мои чувства. Мне определенно нравилось это. А он внезапно взял мою руку и вернул мои пальцы на свою щеку. Я вскинула на него удивленный взгляд.
— Можешь трогать меня, Рисса, если хочешь. Ты моя жена. Это нормально.
— Может быть нам пора уже вставать? — я снова смутилась, теперь уже больше от того, что творилось у меня в душе, и попробовала отдернуть руку, но он не дал. Продолжал удерживать ее на себе и мне казалось, что мою кожу колет иголками там, где подушечки пальцев касаются его лица. — Мне нужно вернуться в свои покои и…
— Нет. — я увидела, как муж помрачнел. Выражение его лица ожесточилось, и я вздернула брови в изумлении от его последующих слов. — Я еще вчера приказал служанкам перенести сегодня в течении дня твои вещи сюда. Теперь ты будешь жить со мной.
— Что? Зачем? — я зависла, не в силах понять причины его решения. Вернее, это было ожидаемо, но я все же надеялась, что ненависти между нами хватит для того, чтобы принц захотел держать меня подальше. — Мы же не… Это же всего лишь политический союз… И мы…
— Вот именно. Политический. — жестко прервал мое неуверенное блеяние муж. Его тон был твердым, не оставляющим места для возражений и дающим понять: спорить было бесполезно. — Теперь ты моя жена, Рисса. И твое место — рядом с мужем. Мы же должны демонстрировать народу единство, привязанность и готовность к продолжению рода? Ты же не хочешь отсутствием совместного проживания втянуть нас в публичный скандал и дать почву для сплетен о недействительности нашего брака?
Эймонд отпустил мою руку и вместо этого схватил меня за подбородок, заставляя смотреть в его глаза. Целью брака в Вестеросе для знати и правда прежде всего были политика, выгодные союзы и рождение наследников. А это, в свою очередь, требовало, чтобы супруги жили вместе. В глазах общества Эймонд, как муж, полностью владел своей женой. И такой его приказ показывал, что он не позволит мне даже на секунду забыть, что я теперь привязана к нему, и что он будет держать меня под своим надзором. Поэтому я выдавила нехотя, осознавая, что мне придется смириться и с этим:
— Нет, я не хочу.
— Умница моя… — супруг удовлетворился таким ответом и легко чмокнул меня в лоб. После чего сместился с меня в сторону, освобождая от веса своего тела, и, перекатившись к краю, встал с кровати. — Можешь привести себя в порядок и надеть что-нибудь красивое. После завтрака ты идешь со мной.
Я подавилась воздухом и закашлялась, посмотрев на его фигуру. Эймонд спал абсолютно голым, и когда он поднялся с постели, я разглядела сильные мускулистые ноги, упругие ягодицы и расширяющуюся к плечам линию рельефной спины. И поспешно зажмурилась, видимо, обнаженного тела мужа для меня на сегодня было уже слишком много. Даже спрашивать о том, куда он хочет меня отвести, не осталось желания. Я просто переждала, пока он одевался, а потом медленно разлепила глаза и тоже покинула кровать.
Эймонд пригласил служанок, и девушки споро помогли мне принять ванну, причесаться — на этот раз меня не стали мучить слишком долго и просто заплели две косы, обернув их венцом вокруг моей головы, — и одеться. Повинуясь наставлению мужа, для меня выбрали красивое платье из тяжелого бархата глубокого бордового цвета, к подолу уходящего в фиолетовый, и с богатой золотой вышивкой, изображающей цветы и листья. От украшений я отказалась, лишь на шею повесила тонкую витого плетения цепочку с подвеской в виде дракона. Но Эймонд, кажется, был удовлетворен. Он скользнул по мне одобрительным взглядом, от которого я почувствовала себя неловко, и легко погладил пальцами заднюю часть моей шеи, когда отодвигал для меня стул, чтобы я могла сесть завтракать. Привычные уже мурашки рассыпались по моей коже, я нервно сцепила пальцы на коленях, а муж невозмутимо опустился напротив — слуги принесли завтрак прямо в наши покои. Подали свежеиспеченный хлеб, нарезанную ветчину, несколько сортов сыра, свежие фрукты и вино. Я, памятуя о том, как легко вчера не заметила, что напилась, ограничилась простой водой и молча отщипывала кусочки от мягкой и аппетитной булки, не особо наслаждаясь трапезой и бросая время от времени взгляды из-под ресниц на Эймонда. Одетый неизменно в черное, строгий и собранный в кожаном дублете, узких штанах и с забранными в хвост волосами, он казался мне истинным воплощением нашей родословной. Настоящий дракон, опасный и жестокий, в своем логове, которое теперь стало и моим тоже. В отличие от меня, супруг не сдерживал себя в еде и предпочел воде более крепкие напитки. Я удивилась, обычно он был не склонен к излишествам, но сегодня, как оказалось, у него было подходящее настроение, чтобы расслабиться.
Поэтому, когда мы закончили с завтраком и спустились во двор к карете, Эймонд выглядел более мягким и настроенным не так враждебно, как обычно. Он помог мне взобраться внутрь, придерживая за руку, и усесться у окна, а сам опустился рядом. Я напряглась, ибо думала, что он сядет напротив, и теперь его близость нервировала. Муж же чувствовал себя непринужденно. Он уцепил мою руку и сжал ее своей, умостив на своем колене. Большой палец лениво чертил круги на моей ладони, и от каждого прикосновения по моей коже разбегались кусачие мурашки. Я поерзала, повздыхала, посмотрела в окно, мы ехали через центральные улицы, полные обычной городской суеты и занимающихся своими делами простолюдинов. Не выдержав молчания, я опять повернулась к принцу.
— Эймонд, а куда мы едем? — спросила, наблюдая, как он скосил на меня взгляд с непривычными для него искринками веселья в глубине.
— Любопытство кошку сгубило, Рисса. — он хмыкнул в ответ, а я закатила глаза. — Вообще я планировал остаться дома и провести время со своей женой, — принц посмотрел на меня многозначительно. — Но вспомнил тут как раз, что ты кое о чем меня просила. И решил сделать тебе подарок на свадьбу.
Я моргнула ошарашенно, переваривая услышанное. Он хотел подарить мне что-то? Боги, да что? Мне не нужны были новые вещи, украшения или платья. И вряд ли я просила его об этом раньше. А уже в следующую секунду до меня дошло и я радостно взвизнула. Потому что карета остановилась, и я увидела впереди на холме огромный, куполообразный каменный амфитеатр без крыши. Величественное строение, превосходившее по размеру даже Септу Бейлора высилось над остальными зданиями и подавляло массивными стенами, сложенными из того же красного камня, что и Королевский Замок, но с добавлением чёрного гранита, что придавало ему еще более зловещий вид. Это была Драконья Яма. Эймонд привез меня повидаться с Сирион. Я выскочила на землю даже не дожидаясь, пока кучер опустит подмостки. Муж шел за мной, лениво улыбаясь, кажется, его забавлял мой энтузиазм. Я же пронеслась сквозь высоченные арочные ворота и попала в колоссальное открытое пространство, ограниченное испещренными трещинами стенами, сложенными внутри из камня, способного выдерживать драконье пламя и закопченного и истертого от времени. У стен темными провалами располагались стойла, в глубине которых можно было рассмотреть змеящиеся по полу толстые цепи из тусклого металла — молодых и шальных драконов часто приковывали, чтобы избежать их агрессии. Пахло дымом и серой, и было шумно из-за рычания и драконьих криков. Но я уже не замечала ничего этого, потому что из дальнего гнезда послышался пронзительный знакомый клекот, и на меня налетело стремительное, большое, пышущее жаром, поблескивающее дымчатой, отливающей синевой, чешуей и радостно шипящее нечто. Бугристая большая грубая голова с острой короной шипов ткнулась мне в грудь, почти сбив с ног. И я обхватила ее руками, и гладила шершавую горячую кожу, и смеялась, и почти плакала, пока Сирион ластилась ко мне и тихо фыркала.
— Rytsas, ñuha gevie... Ñuha riña rybagon... Nyke arlī ūndegon ziry, drējī. Bēvilī—bēvilī... Sīr, Sīrion, ao ñuha vēttan (Ну здравствуй, моя хорошая… Моя маленькая девочка… Я тоже соскучилась, правда. Очень-очень… Ну все, Сирион, ты меня сейчас раздавишь)… — я улыбнулась, а моя малышка, наконец, успокоилась.
Она перестала прыгать вокруг меня, и просто расположилась рядом, практически обернув меня шипастым хвостом, словно пытаясь защищать, а затем скосила поблескивающие черным агатом глаза на Эймонда, стоящего за моей спиной и угрожающе зашипела. Принц фыркнул презрительно, совсем не впечатлившись таким проявлением враждебности.
— Ao kesrio sagon. Rūdun, gevives, riñar rybagon (Вы друг другу подходите. Дерзкие наглые маленькие штучки).
— Она просто переживает за меня. — я взглянула на него и погладила Сирион по шее. — Rūklon, Sīrion. Daor jorrāelagon. Aemond daor iksis jorrāelagon (Спокойно, Сирион, нельзя. Эймонд не враг).
Драконица шумно выдохнула, обдавая меня теплым дымным дыханием, даже она не верила в это мое заявление, но рычать перестала. Эймонд хохотнул и отошел в сторону, где остановился поговорить с драконьими смотрителями, чтобы дать мне пообщаться с Сирион наедине. Конечно, я бы очень хотела подняться в небо и полетать с ней, но понимала, что этого мне точно никто не позволит, по крайней мере сейчас, поэтому следовало быть благодарной мужу хотя бы за эту встречу. И я решила использовать это время по полной, чтобы хоть немного успокоить мою малышку. У нас с ней всегда была особенно сильная связь, а в разлуке Сирион сильно тосковала. Я была рада дать ей хоть эти крохи внимания, и когда мы с Эймондом уходили, я с удовлетворением отметила, что моя драконица стала более спокойной.
Мы прошли мимо гнездовьев, я в последний раз оглянулась мысленно посылая Сирион обещание, что все будет хорошо. А потом обернулась к мужу.
— Эймонд… — я начала, пока мы шагали к дверям. Он выгнул бровь, покосившись на меня сверху вниз. — Я хотела сказать… Спасибо тебе большое за это…
— О, моя маленькая женушка благодарна? — Эймонд произнес насмешливо, а я задохнулась от неожиданности и вспышки чего-то, что я и сама была не в силах осознать. Потому что его руки вдруг сомкнулись на моей талии, и он втащил меня в темную нишу практически у выхода, скрытую от посторонних глаз огромной округлой колонной и тенью от двери. — Может быть я удостоюсь более вещественного проявления благодарности?
Я невольно опустила ладони на его плечи, когда муж прижал меня к стене и его тело плотно прильнуло к моему собственному. Я чувствовала сквозь слои ткани, что разделяли нас, его жар, скрытую мощь, что таилась в его мышцах, ощущала, как его бедра вдавливаются в мои, а пальцы Эймонда легко скользят по моим ребрам вверх к груди, а потом перемещаются на мою спину, заставляя меня выгибаться и вжиматься в него еще теснее. Мне стало жарко, я задышала быстрее и скомкала в кулаках ткань его дублета, пытаясь не запаниковать, потому что я понимала — теперь мне необходимо привыкать к прикосновениям мужа. И я подняла голову и посмотрела в его глаза, один из которых был снова скрыт повязкой, уже даже предвкушая то, что, вероятно, за этим последует. В этом тесном закутке было сумрачно, свет солнца не проникал в огороженное камнем пространство, лишь редкие лучи пронзали окружающую нас полутьму, и легкие пылинки кружились в их свете.
— Что ты имеешь ввиду? — я выдавила хрипло, голос срывался от волнения, хотелось прокашляться, но я не хотела выглядеть еще более глупо в его глазах.
— Ну… Вот подумай, Рисса… — Эймонд усмехнулся. Он наклонился чуть ниже, так близко ко мне, что я чувствовала его дыхание с примесью винного запаха на своих губах. — Как бы жена могла отблагодарить мужа за то, что он исполнил ее просьбу? Может быть… поцелуем?
— Эймонд… — я покраснела.
Соглашаясь тогда выйти за него замуж под давлением его матери и памятуя о наших с ним взаимных сложных отношениях, я никогда не думала, что он станет вести себя вот так… Я ждала холодности, жестокости, возможно безразличия. Но не проявления заботы и уж точно не того, что он захочет меня целовать настолько часто, если захочет вообще. Я не знала такого Эймонда. Я не узнавала его. И я не понимала, как на него вот такого мне реагировать.
— Что, ñuha ābrazȳrys rybagon (моя маленькая жена)? — Эймонд выдохнул тихо, а потом сократил то малое расстояние, что еще оставалось между нами, и накрыл мои губы своими.
В этот раз я уже не была так напугана, как на свадьбе. Я не нервничала так сильно, как в нашу первую брачную ночь. Я была расслаблена после того, как повидалась с Сирион, и я и правда была признательна принцу за это. Поэтому я смогла отгородиться от всего лишнего и впитать все грани его поцелуя. Его губы ощущались так правильно на моих губах. Они были твердыми, но одновременно с этим нежными, настойчивыми, но осторожными, и сладкими на вкус. Я растворилась в ощущениях, которые были ошеломляющими. Мир исчез, остался только он и его прикосновения. Ладонь Эймонда сместилась с моей спины на заднюю часть шеи и удерживала меня, не давая отстраниться. Он целовал меня жадно, глубоко, поглощая, впитывая мои тихие стоны и вздохи, захватывая и завоевывая пространство моего рта. Мои губы горели и были слегка онемевшими от соприкосновения с едва заметной щетиной на подбородке Эймонда и от того, что он перемежал поцелуи с легкими укусами. Я закрыла глаза и сама не поняла, как начала отвечать на его движения. Сама коснулась языком его языка, несмело, но ему понравилось. Я почувствовала, как он резко выдохнул на грани со стоном и поцеловал меня еще жестче, еще более властно. Так, что мне стало недоставать воздуха, и когда он наконец отстранился, мне пришлось хватать его открытым ртом. Муж усмехнулся краем губ, впитывая мой растрепанный вид, раскрасневшиеся щеки и захмелевшие глаза, и его большой палец ласково потер мою щеку.
— Ну вот это уже больше похоже на благодарность, Рисса. — он сказал приглушенно и отстранился немного, давая мне дышать полной грудью. — Ты быстро учишься, ñuha gevie ābrazȳrys rybagon (моя прекрасная маленькая жена).
— Зачем ты это делаешь? — я спросила, избегая смотреть ему в глаза. — Ты же меня ненавидишь. Всегда ненавидел.
— А ты хотела бы жить в ненависти? Хотела бы, чтобы я был груб с тобой, мучил тебя, наказывал за прошлое?
— Нет, но...
— Я не забыл ничего, что было между нами, мое маленькое пламя. — пальцы мужа впились в кожу моей руки чуть выше локтя, когда он вывел меня из закутка, в котором мы целовались, снова в огромное преддверье Драконьей ямы, роняя по пути к карете веские жесткие слова. — Я ненавижу сам факт твоего существования и то, что в твоих венах течет кровь та же, что и у твоих братьев. Но по какой-то странной причине я не могу больше истязать и терзать тебя, как ни пытаюсь. Может скажешь мне, Рисса, как у тебя получилось околдовать меня?
— Я ничего такого не делала. — я вскинулась возмущенно, едва поспевая за его широким шагом. — Это абсурдно.
Мысль о том, что между нами может что-то измениться была настолько нелепой, что я недоверчиво сморщила нос, а Эймонд засмеялся, смотря на меня, и остановился у кареты.
— Ты такая наивная, моя маленькая жена. И такая милая в своем неверии. Я не буду тебя ни в чем убеждать. Возможно скоро мы поймем, что нас связывает еще помимо ненависти. А сейчас поехали. Мать ждет нас сегодня на ужин. От тебя требуется демонстрация лояльности перед ближним кругом. Так что тебе нужно подготовиться, ñuha daorys perzys (мое непокорное пламя).
Муж подсадил меня внутрь экипажа и уселся рядом, а я надулась и подавила желание мучительно застонать. Все же Эймонд очень хорошо умел портить настроение окружающим. Одна мысль о том, что мне необходимо будет снова изображать из себя послушную жену в сонме дорогих родственников, повергла меня в уныние. И остаток дороги к замку я просто недовольно молчала.