Очерк 8. Ведьма леса Вечности.
«В мире слепых всё становится таким, как оно есть на самом деле.»
Жозе Сарамаго «Слепота»
Вечер.
Становилось темнее и прохладнее...Мир балансирует на грани осени и через несколько дней сорвется в снежную бездну зимы.
Лес.
Деревья перестали казаться безобидными ветвями, становясь истинными чревоугодными порождениями преисподней. Туман был подобен чадному дыму, который рассеялся по всему глухому лесу.
Звук.
Под старой и потрескавшейся подошвой ботинок громко хрустели костлявые листья, тощие еловые и дубовые палки раскалывались на щепки.
Игольчатые лапы елей так и стремились вцепиться когтями и расцарапать кожу, подобно диким зверям. Воздух был сырым и затхлым - пахло плесенью и пылью, пахло осенью. Почва была мокрой и слизкой, как кожа у озерных лягушек, которых мы ловили недалеко от дома. Она засасывала обувь и странно хлюпала, как любил чавкать один из моих друзей. Разномастные ели, сосны и березы возникали перед нами, а затем вновь умирали, окунаясь в облачный туман.
Слепота.
Кроны, растопырили длинные пальцы и закрыли собой лучи солнца. Мне казалось, мы словно новорожденные щенки, слепые и беспомощные, плутующие в бескрайней неощутимой тьме. Вечность...
Дом.
Он далеко позади.
Мы время от времени блуждали в этом лесу, но сейчас он был словно иным -преображенный самими дьяволами, нашептавшими льстивый соблазн. За одну ночь лес переродился и предстал перед нами, словно некогда являлся безобидным невинным ангелом и пал. Падший ангел, окрасившийся ночной смолью. Искушенное чадо мира. Заблудиться в ночных лесах - намного страшнее, чем услышать шорох в одиноком доме.
Кролик.
Пушистого зверька, за которым мы погнались и убежали глубоким вечером в лес, уже нигде не было. Видимо, он нырнул в свою уютную нору, глумясь над нами и оставив на попечение дремучему лесу совсем одних.
Время.
Казалось, мы здесь уже бродим вечность, хотя на деле около нескольких часов. Но ход механических стрелок здесь замедлялся, словно его не существовало. Но его и не существует. Я будто оказался в те времена, когда не бывало ни секунд, ни минут и часов, не было годов, веков, и самого времени тоже не было. Все это выдумали люди.
Здесь теснилась с лесом пустота, липкая и едкая, лишь иногда мелькали силуэты птиц, раздавались их громкие истошные голоса, взмахи широких крыльев, шептание и шелест веток и опавших листьев, а затем вновь...тишина...
Существо.
Тонкие извилистые ветви колыхались и останавливались, вздыхали и выдыхали. Грязь смачно чавкала, словно съедала нас и гнилые листья. Лес тихо перешептывался между собой, шелестя звонкими листьями. Лес был живым. Огромное необъятное создание, освобожденное от громоздких цепей дрем. Деревья словно бродили по заброшенному городу и снова меркли в чреве тумана. Лишь проходя мимо них можно было услышать их уставшие вздохи, трепет скрипучих голосов, а затем вновь тишину.
Вокруг вырисовывались одинаковые силуэты, нам казалось, что этот лес действительно вечен. Или, по крайней мере, мы бродим по кругу. Замкнутому уроборосу.
- Мы, похоже, заблудились, - констатировал очевидное Лис и иронично вздохнул, пожав плечами. Он скорчил такой истомленный и смиренный вид, мне даже на миг почудилось, что я блуждаю с непризнанным актером. - Не видать нам больше дома. Видимо, здесь и помрем. Съедят нас волки или медведи, косточек не оставят...Эх, а как хорошо жили, друг мой...
- Прекрати шутить, мы не так далеко ушли от дома, - ответил я, убирая очередную ветку, преграждавшую путь. - Думаю, мы скоро найдем выход.
- Ну как скажешь, будем уповать на лучшее. И угораздило же нас заблудиться в лесу, который как свои пять пальцев знаем!
- Это ты виноват, не нужно было нестись сломя голову, все равно не догнали, и теперь еще заблудились в лесу почти что ночью, - раздраженно пробурчал я, пытаясь не смотреть по сторонам, ведь лес действительно ожил. Казалось, сошел со страниц детских страшилок, которыми обычно запугивали меня за непослушание.
- Ну и ладно, с кем не бывает, - широко улыбнулся он и с размаху закинул руку на мое плечо, я пошатнулся и чуть не упал вместе с ним, но смог удержать равновесие. - А теперь пошли искать приключения!
- Ты хотел сказать путь обратно, - злостно процедил сквозь зубы я, но друг лишь еще шире улыбнулся, словно он не заблудился ночью в лесу, а был зрителем какого-нибудь представления - наблюдателем. А ведь его то могут съесть, сейчас он всего лишь актер, как и я. И правда говорят, грань между смелым и дураком слишком тонка. - Мы ищем дом.
- Нет, приключения, - парировал Лис. - Это ведь такая возможность, тем более твоих и моих родителей дома нет. Поэтому нас никто ругать не будет. Грех такую возможность упустить. Так что быстрее, пойдем!
Он схватил меня за руку и повел куда-то в глубь дремучей бездны, в самое сердце этого воскресшего леса.
Мы продолжали блуждать. Ухающие совы, шуршанье под комлями столетних деревьев, трепет листьев, вопящие крики неизвестных существ - все это было словно в фильме. Атмосфера, гнетущая тишина и почти что слепота заставляли еще сильнее дрожать и ежесекундно заставлять замирать сердце. Лишь Лис радостно разгуливал по лесу в поисках чего-то неизученного и любопытного, что способно приковать его взор, останавливался, рассматривал, и дальше хлюпал по петлявшей ухабистой тропе. Тропу, подобно змее, расползшейся по лесу, мы видели не впервые, но знали, что она соединялась и расходилась во множестве мест, поэтому точно сказать по какой мы сейчас идем, было невозможно. Но мы хоть знали, что, идя по ней, мы обязательно где-нибудь и окажемся.
Лис снова нашел старый разваливавшийся пень, с большими трещинами и шелушащейся чешуей, обросший плотно мхом и маленькими грибами, создававшими лестничку, и начал кружить возле него, как бабочка вокруг нектара. Он попытался вырвать шершавый гриб, но у него ничего не вышло, тот слишком плотно вцепился в пень, и Лис, бросив, к моему счастью, затею, засеменил дальше, недовольно бубня что-то под нос.
Все в округе называли его Лис, ведь его волосы были рыжего цвета. Он казался рыжее самих лисиц. Множество светлых веснушек и светлая кожа. Глаза у него были яркие, светло-зеленые, и характер у него был причудливый. Обычно он вел себя как глупый шут, всегда смеялся и веселил других (смех у него был громкий и заразный), но мог быть проворен, как лис, и всегда оставаться чистым и невинным, так сказать, выходил сухим из воды. В отличие от нас, с кем он обычно водился. Нас всегда ругали родители за его шалости. Но он был неплохим, он мог поднять настроение, мог снова заставить всех смеяться. Поэтому он был примером подражания для меня, и для многих детей нашего поселка, хоть и раздражал время от времени.
- Эй, эй! Смотри! Там что-то есть! - воскликнул он, когда я задумался о чем-то своем, утонув в глубоких думах.
Посмотрев туда, куда указывал палец Лиса, и куда он сам заинтересованно глядел, я ожидал увидеть очередной гнилой пень, звериные норы каких-то мелких животных или что-то подобное, но увидел смутные очертания странной квадратной фигуры. Было похоже на маленькую хижину. Я сказал ему, что лучше не стоит туда соваться, но он меня не послушал и медленно направился к домику. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. В память молниеносно вцепилась клыками история Гензель и Гретель, и о том маленьком пряничном домике. И той злой ведьме...
По телу пробежала редкая дрожь, а лес становился все злобнее и ужаснее. Туман медленно сгущался. Наступала ночь, и ели зловеще покачивались из стороны в сторону. Ночной занавес опустился на лес, медленно все начало зарастать мраком. Он хранил в себе множество леденящих душу тайн, тех, которыми по обычаю запугивали детей. Мне все время казалось, что за нами кто-то следует. Медленно, крадучись. Спина так и дрожала, а оглядываться было трусливо. И я даже не заметил, как мы оказались уже возле лесной хижины. К счастью или к несчастью, она не оказалась сахарной, но длительное блуждание по лесным запутанным тропам заставило заурчать желудок.
Шаткий домик стоял возле тихого ручья, который я даже и не заметил, его едва было слышно. Струи воды спокойно переливались и сглаживали мшистые камни. Деревянные дощечки хижины обросли изумрудным мхом и другим сорным быльем. Дом казался заброшенным, всюду была липкая грязь, на крыше гнили давно опавшие листья, иголки и ветхие ветки. В пыльных окнах не горел свет, было зловеще темно. Стекла звонко скрежетали из-за разбушевавшегося ветра, я удивился, как они еще остались целы и не разлетелись на мириады осколков.
Лис взволнованно вскочил на деревянное крыльцо, под его ногами заголосили старые доски и вскоре смолкли. Он оказался возле небольшой двери и жестом руки сказал мне подойти. Но я не решался пойти по следу друга, посчитав его затею глупой и слишком рискованной, и таким же, как и он, жестом попросил его вернутся. Но друг лишь скорчил странное лицо, пожал плечами, что у нас значило: «ну как хочешь», и аккуратно попробовал открыть дверь, дернув ее за железное ржавое колечко. Она ворчливо скрипнула и отворилась. Я испугался и быстро взобрался по ступенькам, тихо прошептав ему на ухо:
- Спятил, а если здесь кто-нибудь живет? Мы ворвались в чужой дом!
- Ничего подобно, - непринужденно ответил он и указал на наши ботинки, под подошвой которых образовался толстый слой листьев и грязи, - Мы еще стоим за порогом, но можем это исправить...
Еще не завершив фразу, он ехидно ухмыльнулся и шагнул за порог маленького дома, провалившись куда-то в густую темноту.
- Что ты делаешь, а если здесь все же кто-нибудь есть?
- Да не бойся, честное слово - Заяц (так обычно кликали меня друзья). Видел, дом старый, света нет, да и дряхлый то какой, здесь лет сто как жить никто не будет. Мы посмотрим и уйдем, ничего страшного не случится.
Вот поэтому я и не любил с ним ходить куда-то, однажды он нас в могилу загонит, если конечно уже не загнал.
Мы тихо, на цыпочках, прошмыгнули внутрь таинственного дома, было темно, лишь тусклый свет уходящего солнца просочился через окно, тонкое, подобное крошащейся корке льда на водоеме. В комнате стоял странный аромат каких-то трав и терпких специй, особенно выделялся резкий запах сушенного укропа. Пахло воском и жженным сахаром, лакрицей и древесиной. Пахло лесными ягодами, малиной... Повсюду на тонких веревках были подвешены стебли и листья растений, пугающе извивающиеся корни, грибы и поблекшие лепестки цветов. И все же просачивался противный запах сырости и плесени, и вокруг парила серая пыль, которая испускала искры под прямыми лучами солнца, ниспадающие с окон.
В комнате было темно и видно лишь то, что освещалось светом: в углу комнатки небольшой шкаф, стекло которого слепило, отражая солнечные блики, играющие на пыльных полах и на наших лицах, и деревянный маленький столик, накрытый посеревшей ажурной скатертью и освещенный также погружающимся солнцем из первого окна. На нем стояла потухшая восковая свеча в изящном бронзовом подсвечнике.
Больше было невозможно что-либо разглядеть, все обволакивала густая тьма, съедая что угодно на свое пути.
- Пойдем домой, пора возвращаться, - безуспешно пытался я переубедить друга.
- Не труси, тебе разве не интересно?
- Нет, пойдем. Скоро уже ночь, а если родители все-таки вернутся?
- Да ладно, еще чуть-чуть посмотрим и... - но не успел Лис закончить фразу, как послышалось шуршание где-то возле стола и чей-то тихий вздох.
Мы замерли.
Медленно перевели взгляд в густую тень и прищурились, заметив чей-то едва уловимый силуэт. Он поставил на стол тощую дряблую руку, кожа у него была прозрачная, словно у призрака, виднелись выступавшие синие вены, медленно пульсирующие под призрачным покровом. Опершись, он привстал и покинул сумрачную темноту.
Это оказать пожилая старушка, одетая в старое и потертое платье угольного цвета, вязаная шаль окутала костлявые плечи, седые волосы были неряшливо вплетены в длинную косу, на лице вырисовывались глубокие морщины. Веки были сомкнуты, белоснежные ресницы опущены вниз.
- Не ожидала увидеть гостей, кто вы, мальчики? - спросила она ласковым голосом, но так и не открыла глаз.
Ведьма.
В моей голове стразу возникло слово: «Ведьма», несколько раз предупредительно проголосившее в нутре здравого смысла. Словно та, из сказки про заблудившихся детей в темном и дремучем лесу. Мы - это заплутавшие дети, лесная хижина - это пряничный сладкий домик с шоколадной крышей, сахарными дверями и карамельной ручкой, а старушка - это опасная Ведьма. В детстве мама часто читала эту книжку, которая теперь одиноко пылится на полке, поэтому сердце замерло, ожидая что сейчас за спиной массивно захлопнется дверь, и мы навсегда останемся в плену у седовласой колдуньи.
- Здравствуйте, меня учили не называть имени незнакомцам. Но можете меня звать Лис. А моего друга, м...Заяц, - радостно ответил он и заулыбался, а я даже был не в силах ему перечить и застыл как глиняная скульптура, удивляясь легкомыслию друга. - А, извините, за то, что вторглись в Ваш дом. Мы не знали, что тут еще кто-то живет.
- Ничего страшного, у меня уже давно гостей не было, - ответила женщина тихим сиплым голосом и посмеялась, смех у нее был таинственный и умильный, но шестое чувство скребло острыми когтями под ребрами. Нужно уходить.
- А как Вас зовут? - продолжил друг, никак не унимаясь.
- Можете называть как хотите, - ответила «ведьма» и поправила сползшую на бок легкую шаль, тонкие ресницы едва заметно колыхались, когда она глубоко, но медленно дышала. А глаза оставались сомкнуты. Было пугающе, но в тот же момент и загадочно. Хотелось взглянуть в них, ведь человека всегда страшит и одновременно влечёт неизвестность.
- У Вас нет имени?
- Было когда-то, но сколько уже лет прошло, когда меня называли моим именем, - как-то досадно вздохнула она и вновь улыбнулась, - Но сейчас это не важно.
- Ну хорошо, Тогда Вы не против, если я буду называть Вас, ну... «Слепая»? - беззаботно ответил Лис, на что я недовольно покосился на его радостное, словно светящееся лицо. Он был слишком прямолинеен, хотя мне ли это вторить ему, когда мысленно я именную пожилую женщину «ведьмой»? Друг, наконец-то осознав, что ляпнул что-то неподобающее, вмиг облачил недоразумение: - Вы не подумайте, что я хочу так оскорбить. Просто звучит это слово необычно и загадочно. А Вам подходит эта таинственность, как любит литературно выражаться мой друг: «Вы словно сотканы из нее.»
И он угадал, я так и подумал. На миг я даже дрогнул, испугавшись того, что, возможно, он обладает телепатической магией.
- Хорошо, я не против, -тихо произнесла нареченная «Слепой» и улыбнулась. Морщинки на лице стали глубже, но улыбка, признаюсь, у нее была завораживающая. Я даже перестал уже бояться, но чувство тревоги не покидало меня, хоть и перестало оглушительно выть и царапать внутри. - Хотите чаю? Я сейчас приготовлю, можете пока присесть за стол.
- А Вам не сложно?
- Ну что вы, все-таки ко мне пришли гости, негоже их не угостить, - ответила старушка и впервые кажется перестала быть лишь аккуратно высеченной скульптурой, шевельнувшись и достав из смольной темноты дубовую трость. Медленным шагом и скрипя хлипкими половицами, она направилась в соседнюю комнату, из которой и сочился сладостный аромат карамели и лакрицы.
- Лис, что ты делаешь? - шепотом спросил я, накренившись к уху друга, уже отойдя от поглотившего меня шока. Я с подозрением вновь оглядел удаляющуюся фигуру Слепой.
- Сейчас стою, секунду назад - разговаривал, а что? - ответил он и искренне удивился, мне даже на секунду показалось, что он действительно ничего не понимает, но потом, увидев возникшую на его лице незаметную хитрую улыбку, недовольно промолвил:
- А если она - маньяк, похищает детей, или там...
- Ведьма? - закончил за меня друг, но увидев мое удивленное и сконфуженное лицо, громко и звонко засмеялся, его смех наполнил, казалось, всю тишину этого дома. - Серьезно? Заяц, ты же не маленький, думаю, пора перестать верить в сказки.
- Ладно, ладно...
- Пойдем присядем?
Я вопросительно посмотрел на друга, но тот спокойно подошел, по-ребячески размахивая руками, к небольшому круглому столу и сел за один из стульев, позвав следом меня. Я примостился на один из стульев и воровато начал разглядывать все вокруг. Друг лишь начал раскачивать ноги, и стул мерзко скрипел, когда тот неугомонно елозил на деревянном стуле. Из-за его размашистых движений начали разлетаться огромные куски черной грязи, которые приземлялись со шлепком на пол, но ходить здесь босыми ногами было невозможно, на досках ютился толстый слой вековой пыли, который от легкого шага вздымал вверх и кружил в сыром стылом воздухе.
Из кухни (по крайней мере, так решил я) доносился металлический звон и треньканье чашек, бульканье кипящей воды и рокот железного сосуда. Вскоре Слепая показалась из комнаты, держа поднос с чашками и большим металлическим чайником. Костлявые морщинистые руки тряслись, казалось вот-вот, и все с дребезгом и перезвоном упадет на пыльные полы, разбившись на острые осколки. Лис вскочил из-за стола и подбежал к ней, взяв аккуратно поднос.
- Я понесу, не волнуйтесь, идите пока, присядьте.
Мне стало неловко и неудобно за свое поведение, поэтому я тоже встал и направился на кухню, затем принес Слепой гладкую, почти без царапин клюкву и все равно со странным чувством страха помог ей дойти до стола, обойдя все куски огромной хлюпающей грязи, пока виновник сего хаоса шустро перетаскивал на стол различные заготовленные угощения. Руки у пожилой старушки были теплые, но слегка шершавые и мозолистые. После того, как я довел ее до стола, она поблагодарила меня, и я испытал такую гордость, которую прежде никогда не испытывал, хотя гордиться мне, впрочем, и не было чем. К этому моменту Лис уже перенес все приборы и сладости к чаю: громко бились неглубокие чаши, со звоном касались друг друга стеклянные розетки с полупрозрачными разноцветными вареньями и медом, металлические ложки издавали гулкое звяканье.
На витиеватой узорчатой скатерти уже расположились горячие чашки с крепким душистым чаем, и стояла ваза с аппетитными на вид песочными печеньями в виде шампиньонов. Чайник и свежезаваренный чай испускали медленно расползшиеся ленты обжигающих паров, которые затем бесследно исчезали в воздухе. Стало очень тепло и уютно. Лис сразу же схватил рассыпчатое печенье в виде грибочка и начал радостно закусывать, накрошив все вокруг. Но я все еще с подозрением смотрел на еду, никак не решаясь ее отведать.
- Хотите молоко? - спросила старушка, наливая из большого узорчатого стакана плескавшееся молоко, которое смешалось с ее чаем, и чашка приобрела нежно-кремовый цвет.
- Ага, - ответил Лис.
Я отказался, с детства не любил молоко. Вскоре я тоже отважился съесть печенье и пожалел, что сразу же не начал. Она было невероятно вкусное, я прежде никогда не ел подобного. Мягкое и сыплющееся во рту. Я даже и не думал, что был до такой степени голоден, что печенье показалось мне райские яством.
Мед и мята...
Я смешал чай с темным каштановым медом, терпким и горьким на вкус, поэтому чай приятно пах цветами каштана. Заваренная мята оставляла приятное послевкусие. Я начал играючи взбалтывать чай в чаше, а затем наблюдать, как вздыбятся крупинки заварки, точно рыбы, когда начинается шторм, и море вместо убаюкивающей колыбели начинает заливаться яростью.
Малина...
Только после того, как разделил чай со Слепой, я понял, что тот приятный ягодный аромат источала она. Нежный бархатистый вкус малины.
Ночь.
На улице уже стемнело, холод леса пробрался даже в дом, поэтому совершенно не хотелось покидать маленькое пристанище. И Слепая радушно предложила нам остаться у нее на ночь, а утром она покажет нам дорогу домой. Лис мгновенно воодушевился и счастливо закивал, я же отнесся к такому предложению с подозрением и нехотением. Меня до сих пор не покидала одна навязчивая мысль, но после чаепития со Слепой она потихоньку растворилась в теплом чае.
Когда лучи окончательно растаяли, мы вместе с другом разожгли потушенные фитили свеч, которые находились во всем доме, и стало весьма светло. По крайней мере, лучше, чем сидеть в полусумраке крадущейся ночи.
Поначалу Слепая меня пугала своим неподвижным положением, ее лицо и закрытые глаза смотрели прямо. Она делала минимум движений, казалось, даже улыбалась аккуратно, словно чего-то боясь. Но вскоре я привык.
Лис начал что-то весело спрашивать у Слепой, и та охотно ему отвечала, будто говорила со старым знакомым. Он расспрашивал у нее обо всем, кроме ее прошлого и имени, которые для всех стали секретными тайнами. Он спрашивал открыто, без капли смущения или стеснительности, что я заметил лишь тогда, когда самому хотелось спросить, но что-то внутри не позволяло это сделать, какая-то часть меня, боязливая, подобная лесной лани, а Лис, как на зло, не спрашивал именно об этом.
- Слепая, а Вам здесь не холодно? - спросил он, зябло поежившись. Мы были в теплых куртках и в свитерах с толстыми зимними штанами, но смотря на нее, становилось еще холоднее: легкая шаль с бусинами, подобно россыпи созвездий, нежного цвета и свободное длинное платье, больше похожее на ночную сорочку.
- Вовсе нет, - посмеялась она и глотнула чай с молоком, - Тепло, особенно когда есть с кем провести ужин.
- Согласен, - ответил друг и кивнул, улыбнувшись еще шире.
Затем хижина поймала беззвучную тишину, длившуюся около пяти минут. Мы тихо сидели, каждый покинул этот мир, посетив свои вселенные дум: я отхлебывал остывший чай с медом, Лис как-то задумчиво вертел металлической ложечкой и звенел о края пиалы, а Слепая сидела и что-то едва слышно напевала. Но, внезапно, друг прервал тишину и аккуратно (мне, показалось, это было впервые) шепотом спросил:
- Какого это видеть пустоту?
Я вздрогнул, словно его вопрос был задан мне, но Слепая даже не шелохнулась. Атмосфера изменилась, исчезло то дружеское и лживое ребячество, настал черед режущих, как битое стекло, истин. Признаюсь, меня тоже мучал этот вопрос, настырно лез в голову, поэтому я подбирал хрупкие слова, которые могут более мягко быть озвучены. Ведь слова - это и лекарство, исцеляющее душу, и яд, смертельный, режущий больнее раскаленного лезвия ножа.
- Закрой глаза, - все также спокойно велела Слепая нежным голосом, Лис послушался и прикрыл веки. - Что ты видишь?
- «Темноту», - подумал я, но друг считал совсем иначе.
- Я вижу Вас, смотрящую в никуда, Зайца, пьющего чай, лесную хижину и маленький стол, за которым мы сидим. Я вижу колыхающиеся огни свечей... - тихо ответил он, а я удивленно посмотрел на него, ничего не понимая, а Слепая вновь улыбнулась. - Но все расплывчато, я могу видеть в этой пустоте лишь свои иллюзии. Свой мир.
- Так и я. Но, знаешь, я вижу еще хуже. Я была с рождения слепой, поэтому только по ощущениям могу воссоздать образ предметов и людей. Но, признаюсь, я не понимаю, что значит «быть слепой». Для меня мир был таким всегда, поэтому я никогда так и не узнаю, что действительно это значит, хоть и сама являюсь ей. Мне сложно понять это.
- И Вам не страшно быть в этой неизвестности? - спросил Лис и распахнул свои лесные глаза, а потом мгновенно сощурил их, когда огнь фитиля брызнул яркие искры прямо в лицо.
- Вовсе нет, - ответила Слепая, - «Пальцы - это глаза слепых, голос немых и уши глухих. Если распрямить их, они становятся мечом, а сжать - кулаком.» У меня есть оружие, дабы разрезать тьму, поэтому я ничего боюсь.
- Вы очень храбрая, - ответил друг и улыбнулся, хотя знал, что она не сможет увидеть его улыбку. - А что для Вас тогда значит «истина»? Вы ведь никогда не видели мир, только свой вечный мираж...так как же Вы тогда понимаете это слово?
- Истина... - задумчиво прошептала она, словно распробовал на кончике языка это экзотическое слово. - Такое необычное слово - «истина». Очень красивое и пустое... Я считаю, нет определенной истины. Мы не знаем этот мир, мы не знаем своего предназначения, мы бездумно проживаем предназначенный срок, мы все - слепые. И у всех существует своя «истина», но для меня истина - это вы, ребята. Я вас слышу, вы - истина. Касаясь, я вас чувствую - вы моя истина. И хоть я вас не вижу, но, думаю, вы добрые и честные. А это не увидеть глазами. И...мой мир иной, я так думаю. Я вижу совсем не то, что видят другие, я слышу то, что не слышат остальные, я чувствую то, что можно не ощутить, я живу там, где живу я одна, но в тот же момент и все другие. И я хочу жить там, где есть другие, где есть все и вы тоже, но словно мне не дает незримая пленка протолкнуться в иной, совершенно другой мир, «как и ночным насекомым стекло ярких ламп». Так мне говорил мой отец. - Слепая впервые медленно отрыла глаза - стеклянные и белесые - и затем вновь их закрыла. - Мне иногда кажется, что мы все здесь точки, а наши следы - судьбы, наше прошлое и будущее - это длинные хвосты - линии. И все мы живем в разных плоскостях - разных вселенных, у всех они пересекаются, соединяются, но моя остается далеко. Моя судьба - быть секущей. Мне казалось, что это непреодолимый темный лабиринт, ведь куда бы я взглянула - везде лишь темнота. Наверное, это странно звучит. Но в юности, я так считала.
- А сейчас? - не унимался Лис, но он спрашивал тихо и осторожно, словно смиренный с мыслью, что в любой момент нужно остановиться, если Слепая не пожелает больше ворошиться в старой, но еще ноющей ране.
- Сейчас... - задумчиво протянула старушка, - Сейчас, если честно, ничего не изменилось. Я по-прежнему в этом лабиринте, вечном и черном.
- Думаю, мы все здесь в лабиринте, - отозвался я, и только тогда понял, что, наверное, Слепая, впервые услышала мой голос. - Мы все лабиринте и ищем выход, но Вам он дается сложнее, ведь вы не видите света, вы не увидите выход.
- Ты так думаешь, - весело улыбнулась старушка и посмотрела на меня, на секунду мне даже показалось, что она меня увидела. - Я считаю наоборот, нам легче. Нас не обманывают глаза, мы не судим по личине. Но в тот же момент нам сложнее, мы фантазируем, создаем лживые миражи и верим им, мы дурачим себя, хотя нам дана чистота зрения. Не всегда белый является синонимом «чистый». Ведь для нас серый уголь - и есть чистый.
- То есть, Вас не обманывают глаза, но Вас может обмануть сердце, подобно слепой влюбленности человека.
- Так и есть, по крайней мере, так было у меня. Я была, и, думаю, останусь мечтателем, но стараюсь не смешивать их с реальностью. И вы не доверяйте внешнему облику, ведь даже под белым снегом сокрыты гнилые листья.
***
Слепая пообещала указать нам утром дорогу обратно домой, тем временем она укладывала нас спать. Мы зарылись в теплые толстые одеяла, ведь дом обдувало холодным лесным морозом. Старушка потушила гасильником все свечи и оставила возле нас несколько непотушенных. Она присела на край хлипкой кровати, которая заскрипела под весом троих, но затем затихла. Слепая положила возле себя гладкую отполированную трость, на поверхности которой плясали язычки пламени мирной свечи.
- Вы любите малину? - спросила она, когда мы уже медленно, но верно погружались в сновидения.
- Да, - ответил Лис за двоих, ведь знал, что это моя любимая ягода, и радостно посмотрел на Слепую.
- Тогда я вам утром испеку малиновый пирог, - нежно сказала она, и мы с другом счастливо закивали. - А сейчас засыпайте, а я спою вам убаюкивающую колыбель.
Мы полусонные и зевающие приготовился слушать.
Я удобно зарылся в белое одеяло, сон уже незаметно подкрадывался ко мне, дремы шептали очаровывающее заклятие на ушко, но все же хотелось послушать пение Слепой, которая медленно начала убаюкивать нас:
Спите-спите крепким сном,
Лес таится за моим окном.
Шепчет на ушко колыбель,
Сыграет тихой скрипкой ель.
Тонкие сучья - это струна.
Заведут они вас в леса сна.
А ветер хрупкий - это смычок,
Издадут деревья тих голосок.
Заиграет мелодия дрем, тишины,
Заурчат воды, когда льют ручьи.
И сонные облака исчезнут с небес,
И раскроют таинства ночных чудес.
Редкая россыпь ярких звезд и луны
Наблюдают за миром земной тишины.
И в этой тиши, и в сумрачной тьме
Я ощущала себя в тихой тюрьме,
Но было предречено им стать очами,
Сотканы из лжи они с моими мечтами.
И вижу я отныне дремучие леса,
Которые приняли стеклянные глаза.
Тихо шепнет мне ветер на ушко,
И найдется в лабиринте лесная избушка,
И найдутся в ней трое: я и вы,
Трое как щенята - без глаз, слепы.
Но мы ищем выход из темных пучин,
И светом считаем - одну из причин,
Что жить позволяет в дремучем лесу,
Где страх проронить соленную слезу.
Но совы нам шепчут, листья зовут,
И к свету они нас сквозь лес проведут.
Спите-спите, Зайчик робкий и хитрый Лис,
Ваши дремы спрятаны за тканью кулис...
У Слепой был красивый и завораживающей голос, действительно как у таинственных колдуний. Казалось, вместе с ней пел и лес. Она пела тихо и спокойно, убаюкивала своим говором. Я уже почти заснул, как она тихо спросила, какого цвета была ее колыбель. Сначала я не мог разобрать сказанных ею слов. Ее мелодия была словно течение того самого ручья, спокойной и умиротворенной, который нес меня к забвению. Но, все же собравшись и использовав оставшуюся ясность рассудка, я ответил первое, что пришло в голову, ведь уже не мог здраво мысль:
- Нежно-голубой цвет и слегка темно-фиолетовый, - именно такие цвета вызвала у меня эта мелодия, - я не знал, как объяснить ей, как выглядит собранная мною палитра, поэтому просто описал: - Голубой - так выглядит просторное и безграничное небо, спокойная и мирная гладь, Чистая лазурь. А фиолетовый - это загадочность и таинственность. Тьма - это тайна, а вы всю жизнь живете в этой тьме. Слепая, Вы для меня словно таинственная ведьма.
Лис и старушка посмеялись, я тоже посмеялся, но потом ощутил, как начал проваливаться в глубокое сновидение. И последнее, что услышал было:
- Желтый, яркий желтый цвет...
***
Когда утром мы проснулись, дома было пусто, лишь стоял чудесный запах свежих ягод. Мы заправили постель, солнечные лучи игриво плясали на кровати. На кухне нас ждал приятный сюрприз, свежий и еще не остывший пирог с малиной, и рядом была миниатюрная карта леса, где была указана хижина Слепой.
После, вкусно позавтракав, мы убрались в пристанище многовековой пыли и грязи: содрали серый волчий мех с мебели и начистили до блеска полы. А затем мы покинули дом, за одну ночь уже ставший чем-то большим, нежели обычная лесная хижина. Лес уже не пугал как вчерашней ночью, он был спокойным и освещенным яркими лучами восходящего светила. Мы раскрыли глаза - теперь мы видим... Дом оказался не так далеко, как мы думали. Мы пришли ранним утром, родителей еще не оказалось внутри, поэтому мы остались безнаказанны.
Через пару дней мы с угощениями направились к дому Слепой, но в доме было пусто. Подождав там несколько часов, мы вернулись домой, оставив корзину с медовыми пряниками. Но вновь вернувшись через пару дней, мы увидели то же самое - пустующий дом и теперь покрытую слоем пыли корзину с каменным угощеньем. Мы обошли весь лес, с испугу подумав, что она заплутала, но она словно исчезла, ничего не оставив после себя, кроме лесного домика. Словно ее никогда не существовало, и все оказалось лишь сном.
Я долгое время пытался найти таинственно исчезнувшую Слепую, бесцельно бродя по осеннему лесу, но ничего не находил. Тогда Лис мне сказал то, что я заполнил и теперь всегда себе повторяю, когда скучаю о Слепой и ее волшебном гласе:
- Слепые никогда не смогут увидеть ни мир, ни людей. Она тоже его не видела, и нас она не видела. Но мы ее видели, мы ее слышали, мы ее чувствовали. У нас есть зрение и слух, у нас есть глаза и уши, поэтому давай будем использовать их по назначению. Мы сохраним ее образ, ее голос глубоко в сердце, чтобы вместе с ней покинуть этот лабиринт. Она не видела свет, потому что сама им была. Слепая была Солнцем. И мы последуем за ее светом, сохранив в сердце его навсегда...навечно...
- Слишком умно для тебя, - съязвил я, и мы оба посмеялись, сохранив печаль глубоко внутри.
Значит, навечно...