я-Диана Егорова

Монтгомери Ллойд Гармадон — сын археолога Мисаки и бизнесмена Гармадона, единственный и любимый сын, у которого есть все возможности, но он выбрал хоккей, нападающий под номером двадцать один команды «Ледяных королей», одним словом — счастливый ребёнок.

Вау, что гласят обо мне СМИ, Википедия и всякие сайты, а ведь верят! Но только я знаю, что скрывается за кулисами. А я — Ллойд.

Когда у меня уже начался осознанный возраст, то со мной была няня, как мама. Мама постоянно находилась в экспедициях, а отец — почти всё время на работе. Но вот если мама возвращалась, она всё время проводила со мной каждую свободную минуту, а отец приходил раз в месяц, а чаще — и через два месяца, собирал список всех моих косяков и предъявлял мне их, а потом достижения напрочь не видел.

Потом садик, конечно, отец отдал в частный, но я был маленький и любил садик, хоть и устраивал утренние скандалы, потому что хотел спать. 
Признаюсь, я всегда люблю спать и часто просыпаюсь в последний момент, одеваюсь в чем попало и иду на улицу, жалуясь, что не выспался, хотя лёг спать в семь вечера. Но просыпался я обычно с трёх до пяти утра. Где я проводил это время? Обычно просто сидел с телефоном или выходил на крышу. У меня есть балкон, но я туда не хожу, крыша мне больше нравится. Нет, я не настолько безумный, чтобы с неё прыгать, хотя мысли такие были, но не будем об этом.

Но один день поменял мою жизнь на «до» и «после». 
Сентябрь, осень, и совсем скоро мой день рождения. Мама обещала вернуться с экспедиции, собирала вещи и должна была вернуться, даже вытащив отца с работы. Она сказала, что нашла для меня какой-то подарок, и я так ждал его, просил маму рассказать:

Мам, ну расскажи, пожалуйста, что ты приготовила? — просил я во время звонка. 
Нет, я приеду, и тогда увидишь, — отвечала мама. 

И ожидания усиливались ещё сильнее с каждым днём, я ждал всё больше и больше. 
А ещё это мой первый юбилей, ведь мне будет пять. Я уже делаю много вещей сам и даже выговариваю букву «Р», а многие не могут её выговорить. Мне повезло?

Наверное, только в этом и повезло.

Типичный день: утренние ссоры с няней, чтобы проснуться, но в конечном итоге я просыпаюсь и иду в садик, где провожу обычный день. 
Я гулял на площадке с ребятами, играя в машинки, как ко мне подошла воспитательница и сказала: 
— Ллойд, за тобой пришли. 
Сначала удивился, а потом обрадовался, ведь у меня с няней был уговор: если она придёт за мной раньше — значит, мама приехала. 
Пока, ребят! — помахал я им и побежал к няне. 
Правда, тогда она была сама не своя, но в тот день я этого не заметил — я ждал маму, мне ведь было четыре. 
Няня, мама приехала? — радостно спросил я. 
Пошли, скажу всё потом, — улыбнувшись, сказала няня и взяла меня за руку. 
До свидания, — попрощался я с воспитательницей. 
В припрыжку я чуть ли не побежал с территории садика, а няня мне улыбалась. Когда мы пришли к машине, где она пристёгивала меня в детское кресло, 
Няня, няня, мама приехала?! — радовался я, но она помрачнела. 
Даже водитель стал грустным, хотя он всё время был весёлым и спешил меня во время дороги вместе с няней. 
Ллойд... она... — пыталась подобрать слова няня. — Ллойд, твоя мама не вернётся, она... они были в экспедиции, и у них случился обвал. 
В тот день мой мир рухнул. Единственный лучик надежды погас, и вокруг воцарилась тьма. Я не мог осознать, что произошло, не верил, думал, что это просто шутка, что мама вернётся. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, но в то же время оставался ребёнком, которому так нужна любимая семья, которой и так почти не было. А что теперь? Отец, который постоянно на работе, на совещаниях и во всей этой суете. 
Няня специально пристегнула меня, а потом уже сказала, ведь тогда у меня началась истерика — громкая, с орами и криками. Я вырывался из детского кресла, но у меня не получилось. Няня пыталась меня успокоить, даже водитель, но я не мог успокоиться. 
В первые дни я закатывал такие истерики, что няня просто не справлялась со мной, не водила в сад и проводила время со мной дома, играя в машинки, смотрела мультики, делала всё, чтобы я успокоился.
Но где же мой отец в столь трудный час? Какая няня?
Правильно, мой отец — на работе. Даже не знаю, сколько я не ходил в садик, но времени прошло много.
Как наступил мой день рождения, друзей из садика я не позвал, так как меня там не было, и я не очень хотел праздновать, но помню, что рабочий персонал дома дарил мне подарки. Интересно, отец придумал или няня? Но я сидел за столом, распаковывая подарок, как вспомнил: 
А ведь у мамы тоже был для меня подарок! — у меня тут же навернулись слёзы, и я отбросил подарок в сторону и заплакал. 
Тогда пришёл отец и, увидев, что я кидаю подарки, уже собирался отчитаться, как вдруг увидел слёзы и, наверное, вспомнил, что мне только пять, а у меня умерла моя любимая мама и, между прочим, его жена. 
Ллойд, сынок, я понимаю, что это трудно, но такова жизнь, — сказал он, подходя ко мне. 
Как можно такое сказать пятилетнему ребёнку? Когда вспоминаю этот момент, так и чешутся кулаки, чтобы ударить его. 
А я не люблю, когда трудно! — закричал я. 
Но он подошёл ко мне, посадил на колени и сказал: 
— Ты помнишь, что мама говорила про подарок? 
Я кивнул, сдерживая слёзы, будто предчувствуя что-то хорошее. 
Она успела нам его отправить, вот он, — протянул он мне коробочку. 
Маленькая коробочка. Я тут вытер слёзы и замолчал, выхватив коробку у него, открыл, а там — кулон зелёный, в точь-в-точь как мои глаза. 
Надень, надень! — потребовал я. Мне его надели, и хоть он был немного длинноват. 
Но как мне надели этот кулон, больше я его не снял ни разу: ел, спал, мылся, делал всё в этом кулоне. Это всё, что осталось от мамы, и я его не потеряю — точно. Мама. Моя любимая мама. 
Остались и фотографии, и воспоминания, которые с каждым годом забываются. 
Фотографии отец хотел выкинуть, но я ему помешал: 
Их нужно выкинуть, чтобы Ллойд смог отпустить, — говорил отец. 
Нет! Нельзя! — я сказал «нет!» — заорал я на всю комнату, словно был главнее всех, и забежал в комнату, начал кулаками бить отца в истерике, а потом ударил в его мужское достоинство, выхватил все фотографии и убежал в комнату. Я спрятал их от отца, чтобы он не трогал их, а потом вернулся к нему и заявил: 
Ты, — обращался к отцу, — ты не заходишь больше в мою комнату! 
Ллойд, ты что совсем? Это мой дом, и ты мой сын, я обязан следить за тобой, — удивился отец. 
Ну и живи один в своём доме! — я выбежал из комнаты и направился к выходу, быстро побежал к прихожей, одел кроссовки, открыл дверь и вылетел из дома, не закрыв даже дверь. А на глазах навернулись слёзы, и убежал бы с территории дома, если бы дверь, которая ведёт к домам и дорогам, была открыта. Тогда меня и поймал отец и понёс обратно домой. 
Пусть меня! — кричал я и пытался выбраться, пинал ногами и бил руками. 
Ллойд, успокойся, я не буду выкидывать фотографии, — уверил отец. 
— Врёшь!
— Ты их спрятал, я не знаю, где они. 
Я проверил, он и вправду не знал, где они, но и в комнату мою тоже не заходил. 
Прошло много времени со смерти мамы, я уже начал ходить в садик, и как-то одним вечером я играл с машинками вместе с няней, и с тех пор отец не слишком её любил. Однажды я подслушал их разговор: 
Только и напоминаете ему о смерти матери, он вечно в истериках, ещё и меня отцом не считает, — говорил отец няне. 
На что это намекаете? — спрашивала она. 
Я не намекаю, я говорю прямо: вас нужно уволить, — заявил он. 
Я вбежал в комнату, встал перед няней и, сжав кулак, сказал: 
Только попробуй тронуть няню, и я с тобой разговаривать не буду, в садик не пойду, стану плохим ребёнком! — угрожал я отцу.

С детства я умел расставлять приоритеты и, похоже, угрожать тоже. После смерти мамы я действительно повзрослел. 
Отец не тронул няню, а когда он смотрел на неё с недовольством, я снова показывал ему кулак.

Казалось бы, пятилетний ребёнок — что он сделает? А меня боялись все: даже охранники, которые охраняли дом — взрослые, огромные сорокалетние мужики, даже с ружьём. А стоило показать мне кулак — так они тут же менялись в лице. Или им так сказал отец? Никто не знает, держал всех в страхе.

Но в один вечер мы играли в моей комнате, как в ней появился отец. 
Уйди! — крикнул я и сразу закрыл няню собой, глядя на отца. 
Нет, Ллойд, я не буду трогать няню, я пришёл поговорить, — начал он. 
Слушаю, — бросил я. 
Он сел передо мной, чтобы быть на одном уровне. 
Как насчёт того, чтобы записать тебя куда-нибудь? — спросил он. 
Я посмотрел на няню, не понимая, о чём он говорит. 
Она ответила: 
— Тебе же нравится смотреть мультики, где играют в хоккей, может, и туда пойдёшь? 
Где, на льду? — спросил я, глаза заблестели. 
Где, на льду, — подтвердила няня. 
На льду! — повернулся я к отцу и сообщил ему. 
Хоккей, — поправил он. 
Я сказал — на льду, — уверял я. 
Хорошо, на льду, так на льду, — выдохнул отец и ушёл из моей комнаты.

С тех пор он и не заходил ко мне в комнату, да мы толком и не разговаривали, была только няня. 
Кулон мамин всё ещё висел у меня на шее, и я начал тренироваться.

Результаты были неуверенными, но я не сдавался. Хоккей стал моей страстью ещё с детства: каждый раз, когда я выходил на лёд и учился кататься на коньках, я падал и тут же вставал, даже через боль, и всё по-новому. 
Отец всё больше отдалялся от меня. Когда я был маленький, я подумал, что это из-за моих неудач в хоккее, хотя я делал всё, что мог. Он даже перестал обращать на меня внимание. В такие моменты я мысленно разговаривал с кулоном, как с мамой. Это было немного странно, но мне всего пять лет, что вы хотите? Но потом успехи начали появляться, и я стал почти лучшим из лучших, но внимания от отца всё равно не было. Иногда так хотелось услышать всего три слова: «Я горжусь тобой», но никто их не говорил, даже няня. Она говорила много добрых слов и поддерживала меня, но ни разу не сказала, что гордится мной.

Когда мне исполнилось семь, кулон уже был потрёпанным, но всё ещё со мной, и это главное. 
Ллойд, ты пойдёшь в гимназию, это не обсуждается, — заявлял отец. 
Я не буду в неё ходить, — повторял я. 
Ты хочешь государственную, где только требуют и ничего не дают? — злился он. 
Главное — не в твою элитную гимназию, — сказал я. 
Значит, пойдёшь в частную школу, — предупредил отец. 
Разговор окончен, — завершил я. 

В школе я нашёл друга Тима Бабкина, причём познакомились мы чисто случайно — нас посадили за одну парту. Я вроде и хотел друзей, но и не искал их. 
Я Тим, — представился он. 
Ллойд, — отозвался я. 
И на этой странной ноте мы подружились и стали дружить, а потом, как выяснилось, мы оба ходили в хоккей.

Прошло много лет, а кулон всё ещё со мной. Тим даже спрашивал: 
Что за чёрная нитка у тебя на шее? — спросил Тим. 
Крестик, — соврал я. Он был моим лучшим другом, но не знал о том, что у меня умерла мама и что этот кулон — её последний подарок. 
И неважно, в каком он состоянии — я не сниму его даже под дулом пистолета. 
В хоккее я с каждым разом добивался всё больше и больше успехов. 
Я рос, закончил девять классов и решил с головой уйти в хоккей.
С отцом я почти не общался, но он ведь крутой бизнесмен, и поэтому порой мне приходилось ходить с ним, и, конечно, для СМИ. 
С Тимом я по-прежнему дружил, был моим единственным другом и доверял ему как себе, впрочем, он мне доверял тоже, но у него были и другие друзья, и даже какая-то компания, и, конечно же, девушка — куда Тим без них? 
Когда нужно было попасть в команду МХЛ, я сделал всё, что мог: я буквально поселился на льду, и меня приняли. В тот момент я отдалился от Тима, но тот попал в другую команду МХЛ, и нам предстояло бороться на льду. Это было сложно, но об этом мы не говорили, впрочем, мы вообще стали реже видеться.
Но — хоккей, единственное, что помогает мне избавиться от мыслей и быть собой, и выдохнуть. Он — мой психолог, как говорил тренер. У меня есть все шансы, уже есть шансы попасть в ВХЛ, и мотивация, конечно, была огромная, особенно когда сказали семнадцатилетнему подростку, для которого хоккей — всё, и тогда я просто пропадал на льду, на матчах выкладывался на все сто. После матчей и тренировок я приходил домой без сил, но мотивация была сильная.
Через год, когда мне было уже восемнадцать, после матча мне сказали, что предложили место в ВХЛ. Представьте моё лицо тогда! Высшая хоккейная лига — всего лишь спустя год игры в МХЛ. Я, конечно же, согласился, но не терял планку, снова выкладывался на льду полностью, и общение с Тимом сократилось ещё больше. Впрочем, мы почти вообще не общались, как он делал успехи в своей команде. 
Но чтобы достичь Континентальной хоккейной лиги, нужно стараться, хотя казалось: куда бы?
Но с каждым днём я старался всё больше и больше. 
Даже девушку не искал, да и друзей новых я решил, что есть Тим, а девушку найду потом. Мне всего восемнадцать. Конечно, у меня уже были фанатки, но фанаты — это фанаты, а любовь — любовью.
Не уверен, что умею любить вообще, ведь я даже не заметил, как няня, которая была со мной всё детство, просто перестала приходить на работу — я был на хоккее. 
Два года я играл в Высшей хоккейной лиге, когда мне предложили место в КХЛ. На порыве эмоций сказал, что всё обдумаю, ведь подписать контракт с хоккейной командой — не так уж и просто. Читал контракт кучу раз и не верил глазам, но и так же анализировал. В конечном итоге я подписал контракт. Команда была «Ледяные короли». Команда вроде меня приняла, что было хорошо. Планку я по-прежнему не терял, играл также на всю. Как-то перед тренировкой я представил нам нового члена команды, которого я прекрасно знал — Тим Бабкин.
Тогда наше общение возобновилось, и мы стали больше общаться. Даже познакомил его со своей девушкой и её подругой Даной, которая была по уши в меня влюблена. Как-то она была постоянно рядом, я пригляделся и вроде влюбился, ну и предложил ей встречаться. 
Встречались мы долго — два года, пока не выяснилось, что она была со мной из-за популярности и постоянно мне изменяла. Было обидно, но я снова был на льду и погружался в него полностью. 
Время пролетело быстро, что я порой даже забывал, сколько я в команде, сколько мне лет, с кем дружу, общаюсь и кто я вообще. 
Но как-то к нам в команду пришёл новый хоккеист, и достаточно моложе — ему было всего девятнадцать, значит, он был офигенным игроком, раз он уже в девятнадцать в Континентальной хоккейной лиге, даже я в его возрасте был только в Высшей. 
Арсений Агапов — рыжий парень, дерзкий, хмурый, с веснушками. 
Тренер поставил нас в одно звено на льду, мы сыгрались и даже в жизни нашли общий язык. Оказалось, он не такой уж и дерзкий и хмурый с виду. 
У него была в школе подруга, в которую он был влюблён по уши, и тоже, кстати, играет в хоккей. Даже сейчас всем известно, что она послала комментатора. 
Комментария во время игры? — удивился я, когда узнал. 
Я сам был в шоке, когда узнал! — признался Арс. 
Но по какой-то причине они перевелись в разные школы и потеряли общение. Правда, причину он не рассказал, но я решил не узнавать — захочет, расскажет. 
Но со временем почему-то наша команда стала ругаться и ссориться, и многие игроки уходили. Даже я умудрился поругаться с Тимом, и мы потеряли общение, но вот с Арсом — нет, с ним наоборот ещё больше подружились. И, конечно, он тоже знакомил меня с девушками, но я решил, что не хочу пока отношений — ничего. Да, мне уже двадцать пять. Ну и что? Не хочу я пока. 
И вот — ссоры, ругань, скандалы — и команда «Ледяные короли» распалась. 
И надо искать новую команду по хоккею, но как-то вечером попалась вакансия: ищут тренера по хоккею, и почему-то в тот момент я сильно загорелся и решил позвонить. Меня приняли, только я не посмотрел, что это была женская хоккейная лига. 
Ладно, женская, так женская, — думал я. 

Пока всё начало сезона, я тренер женской хоккейной команды с кулоном, который ношу уже двадцать лет, не снимая, только если в больнице, когда просит врач, и то через огромную боль, даже на тренировках и на матчах. Я с ним.

Хочешь узнать как выглядит герои этого фанфика? Подписывайся на мой телеграм канал
Название в первой главе)