06
Ян не осознавал, что происходило в тот миг, как Чонсон по-хозяйски схватил его за ворот и притянул чуть ближе к себе. Хотелось мгновенно закричать «ты совсем спятил?», но он был безбожно прерван матерью.
— А ну прекрати! Ты что делаешь? — женщина привстала со всего места и, даже не думая о пощаде, ударила Пака по спине.
Чонвон лишь почувствовал, как мягкие пальцы друга коснулись его губ, убирая с кожи рядом прохладные капли воды, глоток которой он сделал всего секундой ранее. Всего на мгновение в глазах Чонсона читалось облегчение, которое только породило больше вопросов в голове юного Яна.
«Ты что такое собрался только что делать?» — он обязательно задаст этот вопрос Паку, как только они будут дальше от материнских ушей, а до того эти слова останутся возмущением в голове Чонвона.
Пак прочистил горло, отпрянув от Яна, снова садясь на прежнее место. Парень заметил, как мать прожигала его взглядом, вероятно, до сих пор не осознав, что всё происходящее было очередной шуткой по жизни несерьёзного Чонсона, который посчитал даже столь важный момент подходящим.
Что бы то ни было, действия лучшего друга смутили Яна, но что более важное — произвели неизгладимое впечатление на родителей. Их представление набирало обороты, а сами актёры выходили на новый уровень притворства.
Мать была всего в одном шаге, чтобы мышеловка их обмана захлопнулась, а всем мучениям Чонвона пришёл конец.
А может, он попросту хотел в это верить. Но не это было важно. Существенным являлось лишь то, что всё происходящее было обязано дойти до своего конца.
Чонвон прочистил горло, следуя примеру лучшего друга. Ян не заметил, как на мгновение дал возможность окружающим разглядеть неглубокую трещину в его маске безразличия, которая была не такой уж и вечной, как хотелось бы. А в следующую секунду, как только он смог вернуть контроль, скрыл тот самый незначительный недостаток тенью серьёзностью, проглядываемой в голосе.
— Мама, — нет, обращаться так к женщине, которая буквально пытала его своими непонятными мотивами, он не хотел, но что поделать, если того требовала ситуация, — ты не верила мне до последнего, попросила привести парня, который показал мне, кем я являюсь на самом деле, чтобы избить его? Ужасно некрасиво, — Чонвон непроизвольно цокнул языком. Он не попрекал и не пытался унизить мать, просто счёл именно это подходящим началом нового акта их большого театра.
— Чонвон, твоя мама, — отец пытался сказать что-то, но был прерван. Вероятно, мужчина позабыл о незначимости собственной точки зрения.
— В тот раз ты сказал, что хочешь, чтобы я смотрела как ты, приведя парня домой, будешь вытворять с ним все непристойности, о которых мне даже представить страшно, — женщина углубилась во воспоминания, а Чонвон лишь только сильнее скрыл собственный тайфун негодования и желания выкрикнуть матери, что с него этого спектакля хватит. — За этим вы здесь? Чтобы убедить меня? Этого не случиться, Вонни, я не верю вам.
Ян не узнавал свою мать. Он был уверен, что при любом другом раскладе женщина бы уже свалилась в ступор и оторопение, стоило юноше только появиться за руку стоящим с парнем. Но что пошло по наклонной сейчас, Чонвону никогда не понять. Всё, что оставалось у них с Чонсоном — пытаться перетянуть канат на свою сторону, вытворив что-то, что озадачит неугомонную женщину и выиграет им время. Хотя бы немного — этого будет более чем достаточно, чтобы составить новый план.
— Да хоть отрекись от меня, но я гей, мама. Твои слова ничего не изменят, — молодой Ян снова импровизировал. Что-что, а это у него выходило хорошо.
Запудрить матери мозги не вышло. Чонвон чувствовал, как всё дошло до пика абсурда и его план валился в бездну, попутно давая пару подзатыльников самому молодому Яну. Чёртова материнская проницательность. Он не учёл этого, когда пошёл на поводу безумным предложениям Чонсона.
Парню хотелось повернуться к рядом сидящему Паку и произнести: «Что теперь? Мы в полнейшем дерьме, Чонсон». Но Чонвон был уверен, что этот разговор у них ещё состоится. Хотел того Пак или нет, ведь им обоим просто необходимо выбираться из того болота, в котором они так неожиданно и так, чёрт его побери, быстро увязли.
Чонвону никогда не нравилось, когда что-то шло не по его плану, но ещё больше его выводило из себя именно то, что из-за своего неудачного плана он подписывал себе смертный приговор, ставя себя на колени перед женщиной, которая по необъяснимым причинам продолжит сводить несчастного молодого Яна с однотипными — как на подбор! — девицами, стерпеть компанию которых он не сможет.
Только в самых сладких материнских снах он даст матери победить эту битву.
— Что ты говоришь? — прошептал Пак, удивлённо поворачиваясь к Чонвону. Лучшему другу никогда не понять всю меру его отчаяния.
— Просто подыгрывай, — так же тихо, даже не раскрывая зубов, шипит Ян, зная, что мать даже не обратит на подобную мелочь внимания.
— Ты мой единственный сын.
«И потому ты надо мной так издеваешься?» — о боги, как молодому парню хотелось это выкрикнуть, но Чонвон всё ещё держал самообладание, дабы не загнать себя глубже в непроходимое болото материнской победы в этой нечестной схватке.
— Я не откажусь от тебя, — мать сделала глоток воды; к ужину никто всё ещё не притронулся, — даже не смей думать о таком, Чонвон, — вот-вот Ян снова начал надеяться, что мать одобрит его отношения с парнем, даже не догадываясь, что они фальшивые, и козырь будет в его рукаве, как его хрупкие мечты снова разбились о грубую стену реальности, когда материнские уста продолжили: — Но вести подобный образ жизни не позволю.
«Правда думает, что это можно вылечить? Как глупо с твоей стороны, матушка», — мысленно молодой Ян не насмехался и не осуждал — пытался побороть в себе бушующие эмоции, свалившиеся на него градом.
— Матушка, — снова беззаботный голос лучшего друга, заставивший молодого Чонвона задуматься, что на сей раз предпримет несерьёзный Пак. За этот вечер актёрские навыки Чонсона значительно улучшились.
— Я просила не звать меня так, — женщина не огрызнулась — напомнила о собственной просьбе, перебив. Долой любые меры приличия!
— Госпожа, — исправился Чонсон, — прошу, не будьте столь предвзяты к нам, — опустошённый голос никак бы не выдал в нём неумелого ранее актёра. — Это нормально, что вы не верите нам.
— Да неужели? — женщина саркастически выгнула бровь. Хоть она и перебивала, забывая о всех правилах приличия, не показывая и грамма уважения к вероятному избраннику сына, она даже не старалась скрыть своих истинных эмоций, подбрасывая дров в костёр ненависти молодого Яна.
— Но дайте нам шанс вам показать, что мы на самом деле дорожим друг другом, — Пак продолжал, словно не замечал слова матери вовсе. Чонвон был волен отметить, что лучший друг всё ещё держался стойко.
— Только дорожите? — ещё немного, и женщина бы была готова подняться с места, хлопая в ладоши, радуясь, что раскрыла их ложь, но Чонвон не позволит этому бывать.
— Любим, матушка, — произносить эти слова казалось молодому Яну абсурдом. Они были лучшими друзьями столько лет, а теперь оказались здесь. Сидя в доме его родителей, пытаясь доказать не только то, что они оба геи, а так ещё и то, что встречаются друг с другом, что не большее, чем их большая ложь, размеры которой уже давным-давно несоизмеримы с остатками совести парня.
Чонвон был уверен: хуже уже не будет, потому осталось разобраться с упёртой материнской натурой — и дело в шляпе.
Женщина неодобрительно покачала головой, переведя взгляд на мужа, вероятно, надеясь найти в его фигуре поддержку. Отец Яна молчал. А что ещё она ему оставила? Что бы он не пытался сделать — слово мужской половины этого дома никогда не учитывалось. И каким бы большим желанием помочь сыну он не обладал, всё это мгновенно подавлялось аурой супруги.
— Называйте, как хотите, я всё равно это не одобрю.
«Да в кого же ты упёртая такая?» — Чонвону было кристально понятно, от кого же он унаследовал свой характер. Бранить мать неправильно — молодой Ян это знал, но ещё немного, и он не станет сдерживаться, стоит только чаше его терпения переполниться.
Тишина на Яна не давила, но Чонвон видел, как с каждой секундой под пристальным взглядом матери лучший друг давал трещины и ломался, едва подчиняясь. Необходимо было заканчивать, пока всё снова не полетело к чертям собачьим. Стоит Чонсону дать матери хоть малейший намёк на то, что всё происходящее обман — молодой Ян получит сполна, и тогда он может позабыть о спокойной жизни, что уже говорить о прекраснейших моментах его юности.
— Я понимаю, — неожиданно голос Чонвона стал жалобным. Всего миг, чтобы растопить материнское сердце. Пусть уже лучше думает, что своими действиями и словами делает ему больно, чем считает, что осталось всего полшага до её победы.
Ян словил на себе взгляд не только отца и матери, когда снова начал говорить, почувствовал и заинтересованный взгляд Чонсона. Хотелось бы ему задать вопрос о том, что же творилось в светлой голове Пака, но этот вопрос он, определённо, пока что прибережёт.
— Я больше не собираюсь просить меня понять, мама, — молодой парень перевёл взгляд на женщину. Чонвон осознавал: самое время отступать, но он обязательно доведёт начатое до конца, только чуть позже. — Больше не хочу появляться в дома только для того, чтобы слышать о том, что ты не веришь мне. Спасибо за ужин, — взгляд упал на нетронутую еду, — был рад вас познакомить. А сейчас разрешите откланяться.
Ян буквально поднял лучшего друга за локоть, показывая, что они намерены уйти сейчас. Очередной спектакль или явная попытка сбежать — молодому парню самому не ведомо, ну и пусть. Ян знал, что должен ещё немного потянуть за ниточки материнской души, дабы всё снова вернулось на свои места и соответствовало его изначальному плану, но ответил бы ему хоть кто на вопрос «как?», который он слышал в собственной голове уже сотый раз за последнее полчаса.
Всё медленно переходило границы, как бы парень не пытался их раздвинуть.
— Вонни, постой, — чёртово прозвище. Чонвон стерпит его, но только для того, чтобы достичь своих целей.
В этот раз хоть что-то пошло по его плану: мать осознала свою ошибку и остепенилась. Хотя бы немного, но это уже был прогресс.
— Ты хотела сказать ещё что-то? — если бы молодому Яну было ведомо, что творилось в материнской голове, всё было бы в разы проще и ему не понадобилось бы так глумиться над самим собой. Он притворялся геем, да ещё и со своим лучшим другом — разве могло быть хуже?
— Ты не оставляешь мне выбора, Вонни, — мать говорила загадками, так и не обнажая истину своих слов. Чонвона это не раздражало, он и сам хорошо знал, как этот приём работал на людях, но, увы, не на нём.
— К чему вы ведёте, матушка? — озадаченно спросил Чонсон, повернувшись к женщине, её взгляд заставил Пака исправиться: — Госпожа.
— Я не хочу давать вам обоим шанс, — слова окропили молодого Яна, словно холодной водой. — Не позволю моему милому мальчику вести такой образ жизни.
— Ты просто не хочешь принимать очевидное, — как и ранее, Чонвон ещё сильнее вцепился в руку лучшего друга, надеясь унять своё пламя эмоций, дабы не спалить всё дотла.
«И когда это ты успел так подкачаться?» — нет, это было определённо не то, что должно было быть в голове парня, но данный факт, несомненно, удивил Яна.
— Сперва дослушай, — Чонвон не прогнётся под материнским взглядом, а вот Пака он скоро сведёт с ума. Лицо друга устало держать примеренную маску безразличия, что та была готова расколоться в любой момент. — Твоя жизнь, и ты волен делать всё, что хочешь — я понимаю это, Вонни, — неужели Чонвон только что слышал голос материнского разума? Глубиной души ему хотелось верить, что это было именно так. — Можешь продолжать встречаться со своим другом, парнем, — называй как хочешь — наплевать на ваше долгое знакомство я не смогу, поэтому закрою глаза на ваши выходки.
— Так ты одобряешь наши отношения? — молодой Ян задал вопрос, уже наперёд готовясь, что всё произойдёт как обычно: его хрупкие, почти что хрустальные мечты на свободу и нормальную юность безбожно разобьют, не пожертвовав сил стереть их в порошок.
— Я буду наблюдать за вами и если найду повод подумать о том, что всё, что вы сегодня мне сказали — чистой воды обман, так просто это не сойдёт вам с рук.
«Странно», — Чонвон анализировал. Снова анализ, который ранее его уже подвёл, но что поделать, своей натуры менять он не намерен. Мать вела себя странно. Не так, как предполагал парень, но это определённо не было самым худшим исходом, который мог ожидать Ян.
За этот вечер молодой парень был готов ко всему. Это было схоже с американскими горками: сначала вагонетка катилась вверх, давая юному Чонвону надежду на то, что мать образумиться, стоит ей только ещё больше увязнуть в болоте его обмана, как сразу после этого скатывалась по крутому склону вниз, поджигая синим пламенем выстроенные до этого стены. И так по кругу, словно этому не было ни конца, ни края.
Молодому Яну было знакомо: мать не остановится так просто, а уж тем более не отойдёт от своих новообретённых принципов. Хотелось бы парню знать, что произошло в женской голове, что счастье её сына — на самом деле, его мучения — стали для неё одержимостью. Но ещё больше Чонвон хотел бы посмотреть в глаза человеку, который знатно промыл матери мозги, а после избить его, чтобы он почувствовал всё то, что с ним делала женщина, почему-то всё ещё называющая себя его матерью.
Еженедельными встречами с девицами, не вызывавших у парня и грамма интереса к своей персоне даже после умелых попыток кокетничества, мать била его морально, изнемождая и испытывая юную душу. Чонвон не желал мести, он вожделел лишь одного — долгожданной свободы, позволившей насладиться уходящей юностью.
А ведь он и вправду был ещё слишком молод.
Молод даже для того, чтобы допустить мысли о том, что одним днём будет стоять под руку с лучшим другом, притворявшимся его парнем. Но именно к этому и привела его суровая реальность, о которую он продолжал больно ударяться, оставляя ушибы на хрупком теле. Таком же хрупком, как его надежды и мечты.
— Хорошо, матушка, — Чонвон ликовал, но показывать это было последним, о чём он думал. Голос был ровным, словно он только немного смягчил свой гнев, не забывая о том, как же ранили материнские слова. Ян знал: любого другого это бы ранило и изрезало, но не юного Чонвона, ведь он всего-навсего притворщик — неожиданно хороший актёр. — Я буду помнить то, что ты сказала сегодняшним вечером, — упрёк. Ясный, как солнце. Ян играл хорошо, искусно подбирая свои эмоции и слова под ситуацию.
Возможно, у молодого парня был талант. Что бы то ни было, Чонвон не был расточителен и приберёг свои самые изящные игры на струнах человеческих душ для встреч, подобных этой.
— Вы не останетесь на ужин, — неуверенно подал голос отец, смотря на стейк, который так соблазнял его пустовавший желудок, — раз всё решилось?
— Уже поздно, — покачал головой Чонвон. Даже после материнских слов он не хотел оставаться с женщиной мигом дольше. Он не боялся, что мать передумает, — она не была из таких женщин, хоть и характером обладала до ужаса нравственным, — молодой Ян устал от этой словесной перепалки, отчего виски начинало сжимать пока что слегка ощутимой болью. Его мигрень скоро будет неизлечима.
— Нас ещё ожидает долгая дорога, — подхватил Чонсон, поклонившись родителям молодого Яна. Чонвону было любопытно: только он один видел неистовое желание парня сбежать и то, как он уже жалел, что согласился стать частью авантюры, которая началась именно с него? Это не особо и важно.
— Хорошей дороги, — отец не принялся останавливать сына и его друга, которого сегодня ему представили как парня, с которым их драгоценный Чонвон состоял в отношениях, отчего получил укоризненный взгляд от жены.
Его незначимость в принимаемых решениях была ясно видна, так почему он должен был препятствовать? Их дорогой мальчик уже давно вырос и был волен самостоятельно отвечать за свои поступки — именно таких взглядов придерживался отец Чонвона, за что тот, несомненно, был ему благодарен. Хоть кто-то в этой семье мог его понимать, хоть если и всего на йоту.
Ян больше ничего не говорил. Покидать родительский дом, когда последнее слово оставалось за ним — то, чего Чонвон жаждал. Он ненавидел проигрывать, но ещё больше ему была ненавистна цена его проигрыша. Молодой Ян больше не позволит себе упасть в колени матери, удовлетворяя все её прихоти касательно его личной жизни. От этого всего парня уже тошнило, когда именно злость на самого себя вставала поперёк горла.
Пак замялся, заставив Чонвона снова потянуть его за собой, сильнее вжимаясь в руку лучшего друга. А тот, в свою очередь, опомнившись, снова согнулся едва ли не пополам, отвесив родителям лучшего друга самый глубокий поклон, на который он был способен. Как бы то ни было, даже несмотря на разрастающиеся зыбучие пески их обмана, Чонсон уважал родителей Яна до последнего.
А может, он попросту надеялся таким образом загладить свою вину, если всё раскроется. Кто знает.
Спектакль заканчивался, опускался занавес. Актёры удалялись для подготовки к предстоящим выступлениям.
* * *
Дверь в квартиру Яна распахнулась, встретив жильца темнотой и едва уловимым запахом сандалового дерева — его одеколон всё ещё витал в воздухе замкнутого помещения. Чонвон включил свет и завалился на диван, внутренне ликуя, что вечер уже сменился ночью.
— Садись, — Ян не был многословен.
На собственной территории ему стало в разы легче: его не обременял материнский укоризненный взгляд, не давила постоянная необходимость играть на чувствах родителей, ведь только обман — его единственный козырь в рукаве; не было необходимости смотреть на лучшего друга взглядом, полным любви, на который он только был способен, что становилось следствием того, что Ян переставал чувствовать отвращение к собственным поступкам по отношению к другу.
Чонвону стоило отдать должное Паку: за весь их путь от родительского дома и до самого входа в снимаемую квартиру Чонсон не обронил и слова, не сказал и шутки, и даже не попытался по-дружески поиздеваться над Яном, как делал это раньше. Лучший друг своим молчание крайне помог: дал возможность всё обдумать.
— Это странно, — задумчиво промолвил Ян, первое время даже не обращая внимание на друга. Он не хотел говорить загадками — в этом не было сейчас смысла, — так просто вышло.
— О чём ты?
Чонсон осматривался по сторонам. Когда в последний раз он был дома у Чонвона? Не важно, но даже несмотря на факт того, что в квартире друга он был не впервые, всё равно был удивлён. Ян Чонвон оказался чистоплотным засранцем — полная противоположность неряшливого Пака, чьё жилье походило на последствие урагана.
Заприметив открытую бутылку алкоголя, Чонсону не потребовалось долго размышлять, чтобы понять, что же именно было внутри стеклянного сосуда: виски. Так не похоже на Ян Чонвона, который был готов отдать душу хорошему вину и ни чему другому.
— Это так ты со стрессом борешься, юный пьяница? — парень поднял стеклянную тару, которая оказалась довольно тяжёлой. Хоть выпито было не больше двух глотков, Чонсон счёл это достаточно удачным моментом для колкой дружеской шутки, дабы вывести друга из пучины размышлений хотя бы ненадолго.
— Это было на тот случай, если найдётся ещё один озабоченный парнишка из гей-клуба, желающий позариться на моё невинное тело, — нервозность от разговора с матерью отступила, заставив Чонвона подыграть шутке друга, что прежде случалось с ним крайне редко. Паку уж точно не составит труда осознать, что в его словах всегда будет присутствовать доля правды.
— Конечно, конечно, — Чонсон цокнул языком и рассмеялся, поставив сосуд на прежнее место.
— Это странно, — парень углублялся в размышления снова и снова.
— Ты опять повторил это, — Ян заметил, как лучший друг изогнул бровь, мысленно отметив, что это всё ещё прежний Пак Чонсон, которого он так долго знал.
— Это так не похоже на мою мать.
— Что не так с матушкой? — Чонвон едва ли не рассмеялся, когда лучший друг непроизвольно назвал его мать именно тем обращением, против которого ранее протестовал. — Госпожой, — он мгновенно исправился, закончив предложение, но было уже поздно: на лице молодого Яна уже застыла усмешка. Чонвон это определённо ему ещё припомнит.
— Она так быстро сдалась в протестах. Не похоже на неё.
Чонвон слегка оттянул ворот футболки, почувствовав духоту помещения, и подложил под голову подушку. Он снова осмотрел друга, стоящего в паре метров от дивана, скрестившего руки на груди. Молодому парню не было понятно когда именно Чонсон успел расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, больше обнажив шею. Не помнил, когда именно тот закатил рукава или, быть может, всё это время за ужином он уже сидел в подобном слегка небрежном виде.
Это не имело значения, если было позади, но если бы Ян мог, то обязательно спросил себя, почему он всё чаще и чаще всматривался в детали мужского тела: то сумасшедшего парнишки из гей-клуба, возомнившего себя лучшей утехой для Чонвона, то сейчас — лучшего друга.
«Прочь! — он буквально прогонял ненавистные мысли. Уж таков молодой Ян Чонвон, ничего не поделать. — Пора заканчивать со всем этим, иначе вскоре тронусь рассудком».
Мысль о безрассудстве того, что они на самом дели, не давала Чонвону покоя. Чонсон его лучший друг, но всего пару часов назад он был волен играть роль его парня.
«Как только они докатились до этого?» — вопрос был хорошим, но, увы, ни Пак, ни Ян ответ не узнают. Ему казалось, для подобных случаев лучше всего подходила фраза «это просто случилось», и не было это не чем иным, как попыткой избежать реальности, так и не желая её принимать.
Они лишь обезумели в край, раз продолжали.
— И что ты планируешь делать дальше? — лучший друг не понимал мыслей Яна, ведь Пак был именно из тех людей, кому плохо давалось чтение меж строк.
— Нет ничего другого, кроме как продолжать подыгрывать матери, — устало промолвил Чонвон. Он не заметил, как быстро тело расслабилось, стоило только поудобней лечь на диване. Ещё немного, и его сморит сон.
— Стой, стой, стой! — Чонсон хаотично забегал глазами по комнате, а после снова остановился на лучшем друге. Пак был готов сорваться с места, лишь бы только не слышать того, что им предстоит продолжать всё это безумие с притворством парой. — Нет никаких шансов закончить всё сегодняшней встречей? Разве этого не было достаточно? — в глубине души Пак понимал абсурдность своих слов. Он сам согласился на это.
— Я был бы рад, — в ответ смотря на друга, Чонвон покачал головой.
Негодование лучшего друга Ян мог объяснить легко, но вот отпускать его он не был намерен ни под каким предлогом. Хоть именно Чонсон был первым, кто начал всё это сумасшествие, Чонвон попросту пошёл на поводу его идей и сейчас оказался именно в той ситуации, когда идти дальше без друга он не сможет. Но вот что куда более унизительным казалось Яну — осознание того, что в одиночку ему не разобраться, потому и приходится давить на совесть несерьёзного друга, который оказался не только генератором нелепых идей, да ещё и сносным актёром.
Что бы то ни было, Чонвона удовлетворяла слегка неаккуратная игра друга, а то, что мать, хоть и скрепя зубами, купилась на их ложь, доказывало лишь то, что о пути назад больше и речи не пойдёт.
— И что ты предложишь? Переехать к тебе и ждать момента, когда твоя мать ворвётся в дом, дабы уличить нас во лжи? — Пак был спокоен, когда говорил все те слова, которые могли бы прийти в момент отчаяния. Чонвону не стоило скрывать того, что подобное поведение лучшего друга было непривычным.
— Это было бы неплохой идеей, — задумчиво молодой Ян свёл брови, на миг подумав, что слова друга имели смысл. Что ещё ожидать от матери, которая никак не могла образумиться, никто не знал, потому и предложение лучшего друга казалось неплохим.
— Не под каким предлогом, — Пак закачал головой.
Хотя для них двоих оставаться на ночь друг у друга в комнате было не в новинку, только от осознания того, что им предстоит каждый день быть готовым к нападкам женщины, заставило горло Чонсона пересохнуть.
— Ситуация всё больше и больше походит на безумие, — тихо шептал под нос Пак.
Молодой Ян шумно выдохнул и прикрыл рукой глаза, наконец закрыв потяжелевшие от усталости веки, а в следующий миг, стоило подсознанию заиграть картинками, он быстро принял сидящее положение и, уставившись на лучшего друга пристальным взглядом, промолвил:
— Что ты собирался сделать тогда, когда потянул меня за ворот футболки?
При тусклом освещении Чонвон бы не заметил, как щёки лучшего друга залились румянцем, но сейчас, при белом свете ламп с потолка, он отчётливо видел, как после его слов лицо Чонсона начинало приобретать слегка розоватый оттенок. Подобное только породило всё больше вопросов в голове молодого Яна о мотивах друга в тот момент, когда он сам был на грани отчаяния.
— Ничего, — голос Пака не дрогнул, да и промолвил он эти слова чересчур уверенно, но вот раскрасневшееся лицо в полной мере не убедило не претендующего на звание великого прорицателя Чонвона. Быть может, он снова ошибся в собственных суждениях.
— Вот оно как, — задумчиво протянув, сказал Чонвон, снова ложась на прежнее место.
Диван в этот момент Яну показался чересчур удобным.