20
Pov Егор
— Егор, нет, — лепечет Валя, вцепляясь в мои плечи, но мне тяжело остановиться, особенно после того, как она сама предложила то, о чем я давно страстно и болезненно мечтал.
Ее близость для меня сродни наркотику. Попробовал один раз, и всё, перезагрузка. Пропал и больше уже не остановлюсь.
Хотя умом понимаю, что поздно, заново ничего не построить, разрушено до основания. Не стоит больше и близко к ней подходить.
Но тянет, и с этим справиться мне, охренеть как нереально сложно. Самоконтроль и, выстроенные для самого себя, запреты, нафиг к чертям летят, стоит лишь ей оказаться в опасной близости от меня.
Или мне от нее, один хер.
Когда мы с ней вот так, один на один...
Когда она передо мной. Настолько податливая и готовая исполнять любые мои желания, против привычной отстранённости и холодности...
Недотрога Бельчонок, о которой грезил столько дней и ночей, и которая вдребезги разбила моё сердце, отвернувшись от меня и выскочив замуж за другого. Кто бы мог подумать... что снова с ней...
— Егор, пожалуйста...
Утыкаюсь носом в ее завитки и замираю.
Обычно у моделей там всё гладко, реклама купальников, белья, да и вообще... Сейчас так модно. Но у нее осталось. Совсем немного и только по центру, и это охренеть как меня заводит.
Стою язамерев, ощущая под ладонями мягкую нежность ее ягодиц и слушая удары своего, сбившегося с ритма, до сих пор в хлам разодранного, сердца.
Пиздец, насколько сильно хочется раскрыть ее и поласкать. Но напряжение, с каким она сжимает бедра и просит, умоляет просто перестать, удерживает у черты и не даёт мне переступить через нее и ее, всё ещё так часто появляющуюся во многом, скромность. Не позволяет принудить сделать это против ее воли.
На ее рваном выдохе облегчения поднимаюсь чуть выше и покрываю поцелуями ее идеальный, гладкий живот.
В какой-то момент даже решил, что забеременела от него, поэтому и стремилась за него замуж так уперто...
Наслаждаюсь тем, как её тело выбрирует и отзывается на каждый из этих поцелуев.
Не тороплюсь, у нас впереди много времени, и я хочу максимально пропустить через себя всё ощущения. Хочу поласкать каждый сантиметр ее, золотистой от загара, чувствительной бархатной кожи.
Траха по-быстрому среди скал мне было слишком мало, я захотел ее сразу же, как только она спустила вниз свою юбку и поспешила от меня прочь.
Шел за ней и думал только о том, что снова болезненно и дико хочу в нее войти.
Догнать, повалить на песок, задрать юбчонку, и трахать, трахать, трахать...
Чтобы только наши тела и ни одной мысли посторонней. Ни у нее, ни у меня.
Любви нет. Да и бывает ли она в принципе...
Но ненормальная болезненная зависимость, от ее голоса, глаз и тела, она...
Она осталась.
Не делась никуда, не испарилась и не выветрилась.
Осталась и гложет, выворачивая всё нутро наизнанку. Лишает покоя. Разрушает. Сжигает... Убивает... почти совсем так, как тогда...
Медленно поднимаюсь на ноги, продолжая обнимать и прижимать, веду ладонями по ее спине.
«Прохладная, одна из многих, не заводись слишком сольно» — напоминаю я себе.
Не позволяй, чтобы сорвало, как в тот момент, когда она объявила о своей девственности. После чего так накрыло... что еле в себя пришел...
Я и так плохо соображал, захлёбываясь и утопая в, накрывших меня в тот момент с головой, эмоциях. Не верилось, что это реальность, она правда по до мной, со мной, в моей постели. А не очередной гребанный сон, после которого чувствуешь себя вымотанным, опустошенным и раздавленным. Так хреново, что в пору разве что удавиться.
А тут ещё не заявление...
Ничего так страстно не желал в жизни, как стать у нее первым, ни о чем так долго и навязчиво не мечтал. Но потом смирился как-то, провел над собой работу, и вроде как отпустило... уже любым согласен был... лишь бы с ней... Но и этого она не захотела...
Ей я и моя любовь были не нужны...
И вот теперь...
«Ты у меня первый, Егор. Не было ни с кем до тебя» — так и крутилось в мозгу, и у меня руки едва не дрожали, когда нависал над ней, а потом, сцепив зубы, чтобы не слишком сорваться и не испугать, осторожно, пиздец, как осторожно входил.
В нее... В Бельчонка-недотрогу... Я, блядь, лежал между ее раздвинутых ножек и входил. Бар ее, подминал под себя, подчинял, присваивал... и она раскрывалась...
«Ты первый, первый, первый...» и Единственный, получается ведь тогда, только я.
«Первый» — для меня это не просто, блядь, гребонное соревнование, когда опередить других, порвать и в этом испытать какой-то особый кайф.
Это реально важно потому, что означает, что только со мной ей захотелось настолько сильно, что согласилась переступить эту черту. Говорит не просто о физическом вличении, но о чем-то большем, гораздо большем и вот этого мне не хватало, точно воздуха.
Только один, кто действительно не безразличен и кому доверилась...
Словно пьяный я был и трясло меня в тот момент не меньше, чем ее саму. Тормоза отказали, мозг отключился без надежды на восстановление.
Мне казалось, что наши дела, это одно целое что-то. Идеальные друг для друга. Разъединишься, и можно сразу в петлю. Такого кайфа я не испытывал ни с кем и никогда.
Ну, а потом... я слышал, конечно, что бывает и без крови, только как теперь поверить... Она, блин, замужем побывала, как минимум...
Зачем говорила, только раны разбередила...
Вернулся к прежней установке, что похер с кем и когда... наважно, наплевать и забыть...
Но так, блядь, нестерпимо захотелось узнать, что она ещё с этим своим Володей проделывала...
Сзади он тоже её брал?
Обниматься пришла, и даже не представляла, какие мысли могут гулять в башке у, изголодавшего от любви и разрываемого от дикой ревности, парня.
Со стоящим колом членом и отключеным мозгом, когда кровь отлила от него совсем в другое место, заточенное только на то, чтобы раскрывать, засовывать и вбиваться.
Немного опустило, только, когда понял, что в рот совершенно не умеет. Совсем. Ни разу не брала, даже намека или мысли такой у нее не возникало.
И как-то сразу легче от этого стало.
Хотя, какая разница, пофиг должно быть уже давно. И всё же...
И всё же, блядь, для меня почему-то это оказалось чертовски важным. Не смог дальше... поднял ее с колен, подхватил на руки и отнес в кровать. Попытался успокоить, как только мог.
Всем, что ещё осталось во мне... по факту, не очень многим...
А сам тупо хотел только трахаться, трахаться, трахаться...
Я знаю, шея у Бельчонка очень чувствительная, особенно задняя ее сторона. Разворачиваю ее спиной к себе. Покрываю скользящими поцелуями.
А ещё грудь...
Охрененная. Не большая, но упругая. С твердыми горишинами, которые под моими пальцами твердеют ещё сильнее.
Возбуждает невероятно, когда трогаю, а из ее губ в эти моменты один за одним вырываются негромкие стоны. И сам дрожу, когда ее тело отзывается, так сладко отзывается на меня.
Я рычу ей в волосы, потом собираю их в хвост и отвожу их в сторону. Прикусываю ее нежную кожу, снова сжимаю полушария.
— Егор...
Стонет и дрожит, но сквозь стоны всё равно пытается увернуться.
— Ты сама пришла ко мне, и сама разделась. Ты знала, что я буду трогать тебя. Иначе зачем всё... — выдыхаю ей на ухо.
Снова разворачиваю ее лицом к себе. Подзватываю под ягодицы и подсаживаю ее на подоконник.
Ахает, когда раздвигаю ее колени и протискиваюсь бёдрами между ними. И видно, как ей хочется свести ноги вместе.
— Насиловать и принуждать к сексу не в моих правилах, но складывается ощущение, что именно этим я и занят все последнее время, — говорю ей, пробегая взглядом по ее груди, губам, и останавливаюсь на самом запретном, на ее глазах. — Если не вывозишь, мы можем разорвать нашу договоренность в любой момент.
— Нет, — отрицательно мотает головой. — Не надо разрывать. Мне просто... я...
Нашаривает рукой стакан с недопитым мной бренди и подносит его к губам.
Перехватываю и отнимаю у нее стакан.
— Егор...
— Я не хочу, чтобы ты пила.
— Но... ты же сам...
— Я по другой причине...
Чтобы все реакции затормозить, иначе разорвет. Иначе я сам не вывезу.
И вместо нее допиваю содержимое стакана. Хоть и не действует с некоторых пор...
— Ты все время даёшь понять, что все ещё хочешь меня, — говорю ей.
— Да, хочу.
Произносит быстро и сразу за этим облизывает губы.
— И вместе с тем закрываешься от меня и отталкиваешь.
Даже в темноте заметно, как она краснеет. Куда же без этого. Это же Валя.
Ей неудобно сидеть передо мной полностью голой, да ещё и в такой позе и обсуждать всё это. Стоит немного сравняться.
— Раздень меня, — говорю ей.
— Чч...то? — переспрашивает дрожащим голосом.
— Сними с меня футболку, потом остальное.
— Хорошо.
Тянется ко мне и начинает неловко снимать. Не помогаю, меня устраивает, что долго. Подчиняюсь и отдаюсь ее касаниям. От ее неумелости получаю особый кайф. Даже глаза прикрываю.
Потому что, блядь, чем ощутимее чувствуется ее неопытность, тем сильнее меня это заводит. Извращенец какой-то просто.
Повернутый на ней.
— Обними, — прошу у нее, когда футболка отброшенна в сторону, и она снова слушается. Поддаётся ко мне всем соблазнительным телом. Мой стояк, стистнутый тканью штанов, упирается в ее складочки.
Ее тонкие пальчики скользят по моим плечам, соски тихонько трутся о мою обнаженную грудь.
Я наклоняюсь и снова целую ее в шею.
Губы — запрет, это соблазнительно до помутнения, но слишком опасно. Ушко... прикусываю.
Руки... тянут за волосы, призывая выгнуться передо мной и раскрыться. И снова я могу любоваться ее красивой высокой грудью.
Так долго скрытой от меня за шмотками и ее закидонами на счёт близости с парнем.
— Джинсы расстегни, — продолжаю ее направлять.
Перехватываю ее за запястье и переношу их на ширинку.
Тут же ослабляю захват и убираю руки. Пусть сама решает, надо ей это или нет.
— Хочу в тебя, — озвучиваю, и голос звучит хрипло. — Но хочу, чтобы это было и твоим желанием тоже, не только моим.
Слишком соблазнительная, чтобы устоять.
— Решай сейчас или уходим. Потом не получится... — шепчу, вбирая в себя тот же воздух, что и она.
Чувствую, как её пальцы расстегивают пуговицу с третьей попытки и нерешительно, значит, тоже впервые, тянут молнию вниз.
Бельчонок снова дрожит, и я, поддавшись внезапному чувственному порыву, срываюсь и не в силах уже сдерживаться, накрываю её губы своими. Раздвигаю их и проникаю в ее рот языком.
Пиздец, как я уже замотался, как устал контролировать и много что скрывать.
И она отвечает.
Так отвечает, что меня в мгновение жаром обдает, а потом подхватывает, сбивает и уносит... А когда член, наконец, оказывается в ней...
В такой мокрой, узкой, горячей, желанной...
— Егор, Егор, Егор... — стонет она, а я целую и вдалбливаюсь, вдалбливаюсь и целую...
Моя, моя, моя...
— Егор... пожалуйста... боже... о боже, о боже...
Меня и самого распирает от этой невысказанности, когда перехватывает дыхалку и закручивает, и не хватает, и не находится нужных слов...
Резко выхожу и тут же, пока не сообразила, соскальзываю вниз, и приникаю к ее текущей киске губами. Сдавливаю клитор языком, и она начинает биться в моих руках в жаркой, наполняющей всю ее, опустошающей за тем, агонии.
Проживаю вместе с ней, потом возвращаюсь к лицу и, поймав ее затуманенный взгляд, снова в гоняюсь в её, всё ещё дрожащее после оргазма, лоно. До упора.
И как же хорошо мне, сука, в этот момент.
Когда реально в неё, а не в ту, на чьём месте всегда ее представлял.
Всегда... с кем бы ни было... только одну...
Толчок, ещё один и ещё... Пиздец, как ломает вытаскивать, и хочется в нее до конца...
Выхожу, стискиваю ее в объятиях и кончаю ей на живот.
До потери себя и судорог во всех напряжённых до предела мышцах.
Только с ней может быть так остро, ярко и мощно...
Но, блядь... не хочу думать об этом...
Ни о чем, кроме как о том, что всё это простая гребанная физиология. Такая изматывающая... такая... на грани...
Но всего лишь...
Ебучая-гребанная-физиология.
Нездоровая зависимость, возникшая из-за... не знаю, недотраха. Который, по какой-то причине, должен происходить только с ней...
Болезнь, от которой я надеюсь изличиться в самом скором времени...