I.
Мне недостаточно исцеления физических ран. По правде говоря, я никогда о них не заботилась. Война воспитала во мне твердость характера, смелость, стратегию в действиях, твердую позицию и бесстрашие... Но это не мое желание. Я хочу спокойствия души, хочу тишины в голове, хочу забыть о панике и темноте перед глазами. Желаю слышать пение птиц, пролетающих над головой, а не отголоски криков и стенаний. Я ищу выход из комнаты без окон и дверей, с тяжелым, влажным воздухом, несущим оттенок крови погибших. Она душит меня, заталкивая в рамки отчаяния. Я одна? Осталась одна? Где вы, друзья? Где вы, родные души? Стены холодны как никогда. Стены, впитавшие наш детский беззаботный смех. Высокие потолки давят на сознание из-за вашего отсутствия. В ком искать утешение? В чью грудь плакать? Кто вновь вернет мне способность жить и любить, радоваться... О, друзья мои, я напишу вам в письмах. Напишу о глухих криках, напишу о горячих слезах, напишу о неожиданных встречах, напишу о тихих разговорах! Я напишу вам! Напишу, как нашла друга среди обломков войны и искалеченных душ, о том, кого вы поминали как врага, как зло, как недостойного. Напишу, как он вызвал мои чувства и какими они были... Я все напишу: о резких объятиях, о невинных прикосновениях, о первых поцелуях, так долго ожидаемых, о нежной коже под руками. Я напишу... Вы в замешательстве спросите: «Кто он? О ком ты, милая?»
И правда, о ком я...?
***
Как человек понимает, что его рана затянулась? К примеру, порез на руке. С очевидного: кожа затянется, оставляя в худшем случае шрам. Возможно, первые дни он будет приносить режущую боль и дискомфорт, корка будет разрываться от случайного резкого движения, не удивительным будет и кровотечение. Слабое или сильное — зависит от глубины этого самого пореза. Но со временем неудобств будет все меньше. Спустя две недели, вряд ли вы вспомните о его наличии, если только визуально он будет напоминать о себе. Боль пропадет, со шрамом можно смириться (или нет), но это в современном мире тоже не проблема: существует множество хирургов, которые за день уберут уродливые отметины, вызывающие или нет отвращение... На крайний случай — продвинутые заживляющие заклятия и искусно приготовленные зелья в подвалах опытных и талантливых зельеваров.
Но это о физических ранах. Что вы скажете о ранах моральных? О болезнях душевных? Как вы понимаете, что они зажили, остались в прошлом? Они перестают приносить дискомфорт? Но о каком дискомфорте идет речь? Кровь не потечет, швы не разойдутся, корка не порвется. Так что мы можем назвать дискомфортом от этих самых, извините за тавтологию, душевных ран? Слезы? Возможно истерику? Неконтролируемую дрожь по телу? Желание забиться в дальний угол комнаты и не реагировать на людей и среду вокруг? Это ранние последствия таких увечий? Тогда я не знаю, излечила ли я свои душевные раны...
Кости срослись, порезы и царапины затянулись, кровь под кожей, образуя крупные голубые пятна, рассосалась. Сотрясение мозга ушло на дальний план, вывихнутое плечо и левая кисть встали на место, колено не ноет, ребра на месте... Фантомные боли остались во снах, не более. Но сны никуда не делись: крики, вопли, мольбы о смерти гудят тупой болью в висках, липкое чувство страха от громких звуков и ярких вспышек. Страшные и темные воспоминания облизывают сознание каждый час жизни после второго мая. Я ставлю себе вопрос: когда я оправлюсь от этой травмы? Еще один вопрос: как я пойму, что оправилась от этой травмы?
Мысли сменяли одна другую. Тишина в коридоре нарушалась редкими звуками шагов, где-то вдали звучал звонкий смех девушек. Солнце, которое не так уж и сильно грело, все еще довольно ярко светило. Сентябрьские дни были наполнены свежим теплым воздухом. Смотря на деревья, можно было заметить, как за лето природа изжила себя, устала и уже начинала готовиться к заслуженному отдыху, который наступит по истечении пары месяцев. Небо было не сильно облачным, то, что девушка видела сейчас перед собой, шло в разрез с майскими происшествиями прошлого года. Может, природа устала не от лета? Возможно, она еще не оправилась от густого дыма, который месяцами ее обволакивал, плотным покрывалом тяжести. Кто вообще восстановил двор Хогвартса и его стены за год и четыре месяца? Это было легко? Каменные стены дышали болью, оставленной здесь сотнями людей, боровшихся в тот день против зла. Против Волдеморта, против его приспешников. Оборотни, вампиры, великаны, лесные ведьмы, егери, дементоры, Пожиратели смерти. Сколько магических существ погибло в тот год? А за всю войну? Тысячи жизней — или ушедших навсегда, или утративших смысл, или все еще ищущих, ради чего стоит жить.
В какую категорию могла занести себя Гермиона Грейнджер? Ее жизнь была потеряна или все же была надежда найти тот смысл? Ей только предстояло это узнать за оставшийся год учебы. Восьмой курс не был чем-то особенным. После восстановления великого Хогвартса, проведения всех ритуалов очищения от темной магии, оставленной после последней битвы, церемонии открытия и по совместительству поминания всех, отдавших за благое дело свою жизнь, было решено вернуть учеников и продолжить учебу. Сдать экзамены СОВ пятому курсу и ЖАБА седьмому курсу. Выходит, что восьмой курс назывался так только условно, на самом же деле материал был за незавершенный, из-за известных всем грустных событий, седьмой курс.
Большинство учеников с первого по шестой курс вернулись в школу. Часть отправилась в другие учебные заведения по инициативе переживающих родителей, которые, несмотря на тщательную реконструкцию учреждения, не были готовы отправлять детей в такое, по их словам, гнетущее место. Никакого принуждения не было. Директор Минерва Макгонагл и профессора не настаивали, спокойно принимая решение семей. Ученикам последнего курса все же был предоставлен выбор: продолжать учёбу или идти по заранее спланированному пути. По этому принципу поступило множество гриффиндорцев и когтевранцев. Пуффендуй, в основном, вернулся полным составом по собственному желанию, а Слизерин... слизеринцы вернулись полным составом седьмого курса, но сложно сказать, что это было их желанием.
Большинство учеников змеиного факультета так или иначе участвовали в Битве за Хогвартс далеко не на светлой стороне. У многих до сих пор оставались прежние убеждения касательно чистокровных и маглорожденных. Из-за молодого возраста и отсутствия вины в убийствах их не могли заключить в Азкабан, а поскольку родители не могли контролировать их или, тем более, перевоспитать, вряд ли они сами изменили бы свои взгляды даже после такого исхода войны, находясь где-то на окраине Северного моря, было решено ограничить таких учеников стенами школы. Им было запрещено посещать Хогсмид по субботам или как-либо покидать территорию Хогвартса. Им также было запрещено играть в квиддич, посещать Запретную секцию в библиотеке и работать с опасными ингредиентами, используемыми в особо важных, сложных и запрещенных зельях. Роль старосты факультета Слизерин также выполнял нейтральный профессор. Ученики не имели права бороться за Кубок Хогвартса, и эти санкции были приняты как единственное возможное наказание для юных волшебников, которые по своему собственному желанию или по наставлению родителей оставались приверженцами идей Волдеморта. Всякие попытки других факультетов унизить или задеть Слизерин пресекались, и директор Макгонагалл старалась поддерживать дисциплину в идеальном состоянии, что не всегда удавалось из-за большого желания навредить ученикам, носившим зеленые галстуки.
Более известные слизеринцы, такие как Теодор Нотт, Дафна Гринграсс, Пэнси Паркинсон и Эдриан Пьюси, держались вместе, тихо и без лишних движений, с угрюмыми выражениями лиц и боевым настроем, готовые защищаться. Еще более тихо и угрюмо вели себя два других известных студента Слизерина — Забини и Малфой. Было удивительно наблюдать за тем, как они не влились в компанию старых друзей, держались вдвоем, переговариваясь и становясь в пару на разных занятиях, требующих этого. Возможно, парней так скрепила утрата друга в Выручай-комнате. Они своими глазами видели, как адское пламя забрало их однокурсника Грегори Гойла, с которым они выросли, и, возможно, были довольно близки. Или причина их дистанции заключалась в том, что они сделали больше значимых плохих поступков для так называемого Темного Лорда, что подвергало их осуждению даже на своем факультете.
Родители ранее названных слизеринцев не все были заточены в Азкабан. Нотты, Паркинсоны и Пьюси незамедлительно после завершения судебных разбирательств отправились за решетку, как и Люциус Малфой, который долгое время был правой рукой Волдеморта и выполнял по большей части всю грязную работу. Его не уберегло и решение Нарциссы в последний момент соврать их лорду, спасая Гарри Поттера, не спасло и то, что Драко отказался убивать Дамблдора, опознавать золотую троицу, сидящую перед ним на холодном мраморе в гостиной их знаменитого Малфой-Менора, который еще долгое время оставался конфискованным. Все эти люди совершили слишком много тяжких преступлений против волшебного мира и человечества в целом. Годами подчиняясь приказам темного волшебника, желавшего истребить всех неугодных ему существ, они подписали себе приговор — быть заточенными в Азкабане навсегда, без права покидать тюрьму при любых обстоятельствах.
Мать Блейза Забини, Марвела, не была замешана в исполнении заданий, также не было подтверждено и её финансирование армии Темного Лорда, в чем были замечены многие чистокровные семьи, которые таким образом откупались от грязной работы, доказывая свою верность позиции Волдеморта, но и не обрекая себя на тюрьму в будущем. Они могли утверждать, что отдавать крупные суммы галлеонов на поддержку приспешников темной стороны их вынуждали шантажом, но, в сущности, они не совершали ничего, что могло бы стать причиной для обвинений.
Что касается остальных членов семьи Малфой, Нарциссы и Драко, то они избежали заточения в Азкабан. Женщина получила прощение и возможность жить свободно, насколько это было возможно, по просьбе самого Гарри Поттера. Малфой младший, имея темную метку на левом предплечье, тоже остался за стенами тюрьмы лишь благодаря ранее упомянутым действиям, не соответствующим требованиям Волдеморта. Матери и сыну было запрещено вступать в какие-либо политические отношения. На них были наложены большие штрафы в сотни тысяч галлеонов. В связи с тем что Люциус никогда не выйдет на свободу, все его наследство, титул, который всё же остался при Малфоях, и недвижимость по всей магической Англии и Франции были переданы Драко, но это решение вступит в силу только после окончания им школы. Нарцисса могла пользоваться семейным состоянием только отчитавшись перед Министерством Магии, куда уходил каждый кнат. В благотворительных взносах семьи Малфой также было отказано, опираясь на то, что они могли бы таким образом заручиться поддержкой аристократов, поэтому при желании помочь какому-либо учреждению в магической Англии, финансирование должно происходить инкогнито.
Узкому кругу людей было известно, что Нарцисса Малфой была готова отказаться от всего, лишь бы иметь возможность регулярно встречаться с мужем. Она исписала метры дорогого пергамента, упрашивая Министерство позволить ей увидеть родного человека. Только в конце концов Гарри поспособствовал исполнению этой просьбы. Хотя друзья и знали, что ему было тяжело согласиться на это, Люциус был соучастником убийства его крестного отца, Сириуса Блэка, слёзы гордой женщины, которая в прямом смысле даровала ему жизнь, хотя не из доброты, а только из желания увидеть сына, убедили его воспользоваться своим правом голоса в любом деле, посильном Министерству. Парню было 18 лет, но каждое его решение имело вес полноценного закона. По этой причине Люциус был единственным из всех заключённых после войны, кто получил право на встречи с женой, и только с женой — Драко к отцу не допускали. И не скажешь, что молодой Малфой желал этого. Казалось, что его привязанность к семье погасла после вынесения приговоров на судах. Всё же интересно узнать причину такого поведения...
Сидя на лавочке в одиночестве, уже не первый день, у Гермионы было огромное количество времени, чтобы рассуждать на тему того, что изменилось в её жизни за этот немалый период времени. Шестнадцать месяцев прошли далеко не в тишине и спокойствии. После завершения войны полгода шли судебные разбирательства. За эти месяцы авроры приложили большие усилия, чтобы поймать оставшихся на свободе Пожирателей смерти, найти их убежища, освободить пленников, наказать соучастников и навести порядок в стране. Параллельно этому Хогвартс начали активно отстраивать для скорого возобновления учебного процесса. Происходили также реформы в Министерстве магии, пост министра занял уважаемый Кингсли Бруствер. Были уволены все работники министерства, которые хоть как-то были замешаны в действиях Волдеморта. За это время изменилась и личная жизнь девушки. Ей и её друзьям пришлось разделиться. Гарри, поглощённый чувством справедливости и желанием очистить магическую Англию от зла, отказался возвращаться в Хогвартс и стал стажироваться в аврорате. Он преждевременно сдал нужные экзамены, попрощался с близкими и родными людьми и отправился в США. В этом решении его поддержала, прежде всего, Джинни Уизли. Девушка как верный партнер, решила перевестись в школу волшебства Ильверморни, расположенную на горе Грейт-Смоки в Северной Америке. Джинни также стала активно готовиться вступить в ряды команды по квиддичу «Великое озеро». Пара становилась с каждым месяцем всё более неразлучной, и, исходя из этого, их близкое расположение друг к другу стало большим плюсом. Они стали одним целым и уже рассуждали о браке, который решили заключить после окончания учёбы девушки.
Рон Уизли отказался от обучения в пользу работы в магазине брата. Джордж Уизли очень тяжело переживал смерть Фреда. Это были долгие и мучительные попытки начать жизнь с нуля. Семья беспокоилась, но оставшийся в живых близнец практически не выходил на контакт. Еще никогда в Норе не было настолько тихо. Его не трогали, давали время смириться с утратой. Больно было всем, но ничто не могло сравниться с его личной потерей. Их случай был прямым доказательством того, что существуют люди, являющиеся одним целым с рождения. Их патронусом были две сороки, что всегда вызывало умиление и радость. Также увидеть двух сорок, по некоторым суевериям, означало ожидать удачу, а одна сорока — признак горя... Джордж не смог больше вызывать патронуса. Рон, проникшись печалью, не смог оставить брата сгорать в темной комнате, где когда-то не унимался смех. Младший Уизли продолжал тихо сидеть на полу возле кровати, ожидая, когда старший брат всё же заговорит с ним, вернется в семью и перестанет быть лишь тенью себя прошлого. На это ушли десятки недель. Всё же им пришлось возобновить работу «Всевозможных вредилок». Рон долгое время убеждал брата, что Фреда бы очень обидело, если бы они оставили магазин. Всё же это их творение, которое будет всегда напоминать, каким был умерший близнец — веселым, радостным и смелым человеком, который встретил свою смерть с улыбкой...
Была еще Луна Лавгуд, которая осталась с отцом Ксенофелиусом, помогая ему в написании статей для газеты «Придира». Мужчина очень болезненно переживал временную потерю дочери, и по этой причине после окончания войны они проводили много времени вместе. Девушку часто навещал Невилл Лонгботтом, пересказывая происшествия в школе и пытаясь признаться в чувствах. В основном, у них всё осталось по-прежнему — тихая и спокойная жизнь, насколько это было возможно, живя по соседству с мозгошмыгами. Луна всё так же теряла свои вещи или всё же их у неё крали и прятали, а Лонгботтом помогал их находить и возвращать на места.
Кажется, все нашли что-то после войны, что не могла сказать о себе Гермиона...
А что она могла о себе сказать? Девушка смирилась с одиночеством. Она не сердится на то, что осталась одна. Родители спокойно живут свою жизнь в Австралии, что уже делает её чуточку счастливее. Идея вернуть им память была отвергнута целителями больницы Святого Мунго. Все как один твердили: действия Обливиэйта необратимы. Было больно, она верила, у неё была маленькая надежда, что, возможно, Вселенная смилуется над ней и, за все потери, вернёт девушке хотя бы родителей, но нет. Эта история закончилась далеко не хорошим концом... или всё же нет? Они живы и счастливы, она знает, навещала их, смотрела издалека. Джек и Элизабета устроились в маленьком доме, наслаждаясь природой, и не подозревали, что когда-то воспитывали милую, маленькую, любознательную доченьку, которая была вынуждена отказаться от них в их же благо... так ведь? Это было для их блага или для её эгоистичного спокойствия? Уже неважно, они живы, и это высший дар, который она могла получить после пережитых событий.
Отношения с Роном закончились быстро. Это было сложно назвать отношениями, если честно. Это было скорее утешение в объятиях и поцелуях после боли от потерь любимых людей. Они и правда нуждались друг в друге. Поэтому ночами напролёт успокаивались нежными прикосновениями. Позже Рон отправился утешать Джорджа. Не то чтобы Гермиона чувствовала себя использованной, но всё же грусть от того, что, когда Рональд пришёл более или менее в себя, он оставил её одну, немного угнетала. Девушка отбросила эти мысли, понимая, что это к лучшему, ведь романтической связи она и так не хотела. То, что они делали, осталось в прошлом, и это хорошо, так спокойнее, так правильнее. Им было бы тяжело поддерживать что-то такое, потому что уже тогда было известно, что Гермиона вернётся в Хогвартс, а Рон останется с семьей. Расстояние — не лучший помощник в делах любовных. Эта тема была закрыта. За Гарри и Джинни она была несказанно рада — они точно заслуживали быть вместе и радовать друг друга. Она часто списывалась с младшей Уизли, делилась впечатлениями от обучения без двоих друзей, которых всегда нужно было спасать. В основном она писала всем, узнавая о их жизнях и делясь своими новостями. Сложно сказать, что это было то, чего она желала... сложно было сказать, что это помогало ей. В целом не помогало ничего. Гермиона всё так же просыпалась в холодном поту с криками посреди ночи, и пугала однокурсниц в слабо освещённой общей спальне. Её пытались как-то успокаивать, и под утро она с трудом засыпала. Учёба началась всего две недели назад, но слухи о её беспокойном сне уже ходили, отбиваясь эхом в пустых каменных коридорах. Девушку это не беспокоило, она продолжала спокойно учиться, писать эссе, варить зелья, переводить руны и решать задачки по арефмантике. Она редко засиживалась в общей гостиной Гриффиндора, оставаясь до поздней поры в уголках библиотеки с тяжёлыми фолиантами и парой свечей на столике. Иногда общалась с Невиллом, но в основном сторонилась людей. К ней никто не подходил и не пытался лезть, только тихо восхищались героиней войны издалека. Прекратились и подколки слизеринцев — или по их инициативе, или из-за предупреждения Макгонагал, что за неуважение к кому-либо будут назначены серьёзные наказания. А Слизерину, который можно сказать, отбывает условный срок, точно не нужны были такие проблемы.
С Драко Малфоем, от которого она не то чтобы ожидала каких-то действий, но всё же, девушка практически не встречалась — разве что на общих занятиях и в Большом зале за приёмом пищи, если он вообще приходил. Гермиона удивлялась, как он мог набрать вес и стать крупнее, если он реже ест, нежели на шестом курсе, а тогда он выглядел чуть ли не прозрачным, как Миртл или почти-безголовый Ник. Это не могли быть последствия квиддича, так как по известным причинам он в него тоже не играл. Возможно, как раз из-за свободного времени он начал тренироваться или что-то такое. Скорее всего, вместе с Забини, который также прибавил в весе. Оба парня совсем не создавали проблем, они посещали все занятия, но не брали ничего дополнительного. Как будто решили делать только то, что от них просят, не проявляя никакой инициативы на лекциях или практических занятиях. Причиной этому, возможно, было то, что они и так не могли принести баллы своему факультету в борьбе за кубок школы. Как известно, они не участвовали, и не было смысла стараться. Гермиона понимала это, она и сама практически ничего не делала, кроме обязательных предметов и заданий. Хотя может, стоит занять себя чем-то, кроме чтения, отвлечься от серых мыслей. Она подумает над этим завтра. Суббота прекрасно подойдёт для анализа произошедшего за неделю. Она напишет Джинни, и в лучшем случае уже в воскресенье получит ответ.
Гермиона Грейнджер будет стараться найти спасение и для себя. Пускай сейчас она одна. Пускай из родных ей людей в этих стенах остались только воспоминания о них, шаг за шагом она выложит себе путь к светлому будущему. Теперь нет Волдеморта, нет крестражей, нет Пожирателей, по крайней мере, действующих. Жизнь и правда стала белым листом, и да, он потертый и помятый, но он чистый. Пускай исписанные темными чернилами пергаменты остаются в прошлом, этот год — её последняя возможность наладить жизнь перед вступлением в новый этап существования. Возможно, без друзей, но она спасет себя, залечит эти невидимые посторонним людям раны и с гордо поднятой головой пойдет творить историю, как всегда и мечтала. По сути, она уже была частью великой истории про борьбу против зла.
***
Здравствуйте!
Солнечный Василек рада представить вам первую главу своего первого фанфика по пейрингу Драмиона. Приветствую критику и советы, буду рада отзывам, приятного чтения!
Хорошего вам дня, милые!