Под черной лентой

Прохладный ветерок веял через открытую старую форточку внутрь Штаб-квартиры Ордена Феникса. Нудный моросящий дождь не прекращался с самого утра, навязчиво стуча по черепичной крыше. Из-за такой погоды ужасно тянуло к мягкой кровати с теплым вязаным пледом, чашечке любимого горячего шоколада и какому-нибудь потертому фолианту, но живот стягивало неприятным узлом от голода — последний раз Гермиона закидывала себе что-то в рот вчерашним утром. Кажется, это были обычные сухари с листьями салата.

Её не прекращало тошнить уже несколько недель, едкий запах смерти постоянно просачивался сквозь её ноздри, даже когда трупов и близко не было рядом. Целыми днями Гермиона просто валялась на кровати, периодически дремала, и иногда перебирала клавишами темного старинного рояля. Она повторяла глубоко пронизывающий душу гимн Хогвартса.

К полноценному изолированию Грейнджер пришла после первых двух или трех дней с окончания войны — она не могла смотреть на мертвые тела в руинах Хогвартса, ей претило отношение к ней, как к невероятно значимой героине войны, постоянные вспышки для колдографий в «Ежедневном Пророке» с новостями о выигранной битве — тошно.

Не от победы, конечно же. Просто ежедневные битвы, прослушивание радио, перманентное получение новой информации: что взорвали, какие люди погибли — это ад. Это самый настоящий ад. Было страшно не иметь достаточной возможности отправлять письма дорогим людям. Было страшно вернуться в какой-то дом, где следовало переждать, и узнать, что кто-то был убит.

Девушка нуждалась во времени, возможно, перевести дух хотя бы какое-то время, а потом вернуться и закончить седьмой курс. Просто сейчас это было слишком трудно — смотреть в глаза другим, например, семье Уизли, которые потеряли члена своей семьи. Видеть заплаканные красные глаза Джинни, опустошенность Джорджа, ощущение неполноценности в его взгляде, невыносимую боль Молли. Гермиона просто не может. Она не может быть на похоронах. Её всю разрывало от боли.

Ей не хотелось оплакивать, скорбеть — слишком много тех, которые пожертвовали собой ради победы, невыносимо много. Ей казалось, что плотина прорвется, если она будет ходить на каждые похороны и наблюдать за тем, как очередной гроб кладут в землю. А плотина уже рвалась.

Нужно было собрать себя по кусочкам — блокировать эту боль — размеренно дышать — бороться с постоянно нарастающей тревожностью. Возможно, это было эгоистично, не поддерживать всех, не быть рядом, потому что всем тяжело, однако она всю войну не показывала и доли эгоизма — сейчас просто хочется побыть наедине с собой. Хотя надолго Гермионы, наверное, не хватит, ведь мысли тяжелой тучей все ближе и ближе надвигаются и начинают давить.

Кикимера почти не было слышно. Конечно, он уже не бросается оскорблениями, не причитает себе под нос — эльф очень сильно поменялся после того, как Гарри подарил ему медальон Регулуса, хоть и ложный. Но Гермионе все равно не хотелось ни с кем сталкиваться, общаться. Хотелось не слышать вообще ничего, даже того, что происходило в её голове.

Спускаясь по лестнице, Грейнджер еле перебирала ногами. Она была ужасно слабой. Один раз она споткнулась и чуть не полетела вниз по ступеням, впрочем, вовремя успела руками ухватиться за перила. Девушку штормило от усталости.

Первое время в коридоре она ужасно кашляла из-за огромного слоя пыли на полотнах, что завешивали портреты. Но потом, видимо, эльф прибыл из Хогвартса и навел здесь порядок по просьбе хозяина. Хотя дышать все равно легче не стало — грудь сдавливало от тяжелого кома внутри. Тошно.

Гарри собирался поселиться здесь с Джинни, но исходя из тяжелых обстоятельств принял решение остаться в Норе на некоторое время. Поттер хотел быть рядом с новой семьей. Сначала он спорил с Гермионой насчет её одинокой жизни на площади Гриммо, аргументируя тем, что нужно держаться вместе, не отдаляться друг от друга — вместе сначала и до конца. Но ей так не хотелось ходить с кислым ебальником, Грейнджер просто не смогла бы никого ни утешить, ни поддержать. Она сама себя не вытягивает, не говоря уже о помощи другим.

Живот вновь заурчал, а идей насчет обеда совсем не было. Сухари уже закончились, да и они не смогут оборвать эти громкие звуки и колющую боль. Кухня была чертовски мрачной, со стёртой краской на стенах, и слишком большой для неё одной, но к этому Гермиона тоже уже привыкла.

Кроме площади Гриммо все равно не было вариантов, где остаться: в Норе, как стало понятно, будет слишком трудно; домой она вернуться не может — потому что родители её не помнят, и как восстановить им воспоминания Грейнджер тоже, к сожалению, пока не знает; Дырявый котёл с кучей различных постояльцев, которые будут её постоянно донимать в холле, не подошёл.

Хоть здесь и нет ни единой души, но, когда девушка садится за стол, чтобы перекусить бутербродами с сыром, она бросает взгляд напротив и вспоминает теплую улыбку Римуса... рядом озорную Тонкс, которая меняет свою внешность в считанные секунды, Сириуса, который поднимает бокал и смотрит на Гарри... и вновь становится тошно.

Медленно пережевывая остатки пищи, она тяжело сглатывает и делает тяжелый вдох.

Заваривая себе кофе, девушка уткнулась пустым взглядом в шкафчик.

В слегка смазанном отражении она заметила собственные впалые щеки, глубокие тени под глазами и грязные жирные волосы, которые торчали в разные стороны — стоило сходить и привести себя в порядок. Ведь всегда нужно было ходить в душ очень быстро — в любой момент им могло прийти тревожное сообщение, и нужно было менять место жительства. По этой причине зачастую использовались очищающие заклинания.

В первый день, когда она прибыла сюда, волшебница простояла в душе очень долго. Но все равно Гермионой овладевал страх, что в любой момент вновь может что-то произойти.

Отражение гриффиндорки было не самым приятным, но в общем-то, ровно таким же, как и самочувствие Грейнджер.

Одна слеза скатилась по щеке девушки — но она даже не чувствует ничего, кроме соли, что коснулась её губ. Лицо каменное, ничего не выдающее, а слёзы продолжают течь, и она даже не собирается их вытирать. Привычка. Гермиона взяла кружку горячего горького кофе и присела на стул в углу комнаты.

Рядом валялась огромная стопка «Ежедневного Пророка» от Кикимера — Гарри попросил, наверное, чтобы она была в курсе происходящего, вот только Грейнджер ни разу не притронулась к газетам. Даже не хотелось бросать взгляд на верхние страницы, заголовки: жить без единой крупицы информации. Когда всю войну ты ощущал буквальный переизбыток новостей, сейчас хотелось навсегда про них забыть.Вылив кофейную гущу в раковину, девушка направилась в ванную. Полностью раздевшись и сев на белую мраморную поверхность, она обхватила колени руками и включила кран в виде темной змеиной пасти. Горячие капли, стекающие по телу, слегка успокаивали, но по-настоящему не согревали. Кожу вроде бы обжигало, но внутрь пробраться не могло, ведь там был ужасный холод, чувствовалась липкая грязь, перемешанная с кровью, и никакой мочалкой как бы она не старалась — обрести вновь чистоту просто не могла.

— Миона! Срочно! Просыпайся! — завопил Гарри прямо над ухом подруги, съеженной в теплом одеяле.

Ночь была невероятно холодной, проникающей на любой открытый участок кожи. Хоть организм волшебников был намного сильнее, иммунитет крепче, и с собой также были целительные зелья: бодроперцовое, укрепляющее, немного бадьяна, но они были на исходе, а поставки в укорененных точках не было. Нужно было экономить и ждать возможности вновь появиться на площади Гриммо.

— Барьер! Они прошли сквозь барьер! У нас семь-восемь минут. — продолжал кричать Поттер.

Гермиона моментально вскинула голову и разлепила веки. Такое было не впервые, поэтому обычно один из них стоит на страже на случай сигнала тревоги. Но спать очень сложно, ты словно на постоянной пороховой бочке. Боишься, что, когда ты проснешься, кто-то уже будет мертв, кого-то будут пытать, а сопротивление Ордена пойдет на спад. Сумка с заклинанием незримого расширения была «экстренной» — всегда наготове.

Грейнджер сразу же отправила спальный мешок со всем в сумку, друзья собрали палатку взмахом палочек и трансгрессировали.

В таких случаях они не сражались. Не было времени, чтобы проверить, сколько там егерей или Пожирателей. У них была одна главная миссия — крестражи. И им нужно было уцелеть и не лезть на рожон, чего отчаянно хотел Рон.

Бросив взгляд на обмотанное черной лентой предплечье, девушка вспомнила, что прячет под лентой. Она с трудом сглатывает и затем плотно сжимает губы. Дело было не в том, что там написано. Она привыкла за все школьные годы к слову «грязнокровка», но те пытки, которые устроила Лестрейндж, были тем ещё адом. Помимо этой надписи, она оставила ещё кучу шрамов на её теле.

Но они навсегда останутся напоминанием непобедимости армии Ордена Феникса. Они напоминают о том геноциде, что устроил Волан-де-Морт. Они напоминают о том, что они боролись. Что они все едины.

— Гермиона! — послышался громкий крик где-то снизу. Девушка никак не отреагировала. Она слышала где-то его на задворках сознания, но вперив отчаянный взгляд в худые коленные чашечки, не сказала ни слова. 

— Гермиона! Это Гарри! Ты где?

Проронив несколько слез, она выключила воду и прислушалась к тому, что он говорит. Силы что-либо делать словно исчезли, как она села в ванну. Удивительно, как вода не перелилась через край — она совсем потеряла понимание происходящего.

— Миона. — В дверь ванной постучали. — Ты здесь?

— Да, — охрипшим голосом произнесла Гермиона, и поднялась на ноги. — Я сейчас выйду.

Гарри редко когда заходил на площадь, он очень уважал просьбу подруги остаться одной, хоть и не был согласен в начале. Парень понимал, что чем чаще будет к ней заходить, тем больше времени ей потребуется на восстановление. Хотя где-то внутри, сложно было отрицать, он все еще злился, что её нет рядом, особенно, с Роном, который больше всего, наверное, в ней нуждался.

— Привет, — еле слышно сказала девушка, отворив двери. Она взъерошила волосы зеленым полотенцем и положила его на плечи. Руки слегка подрагивали.

— Привет. — Гарри сделал шаг навстречу и обнял подругу, не сильно крепко, ведь ему казалось, что от того, как она похудела, он может её просто раздавить. — Ты почти ничего не ешь? — парень свел брови на переносице.

— Относительно ем. Но ты сам не лучше меня.

— Да, Молли стала готовить немного чаще, но ни у кого аппетита нет.

— Понятно, — угрюмо бросила девушка и отправилась в гостиную вместе с другом. — Что-то произошло или ты просто так зашел?

Неожиданно появилась неприятная сухость во рту, и Грейнджер налила себе стакан воды. Сделав несколько жадных глотков, она предложила безмолвно налить Гарри, но тот помотал головой.

— И да, и нет. Но, в общем-то, нужна твоя помощь.

— Что такое? — озабоченно спросила Гермиона и повесила полотенце на стул с оливковой обивкой.

— Ты же знаешь, что сейчас много судебных процессов происходит в разбирательстве с Пожирателями. — Девушка отрицательно качнула головой. — Ты не читала «Пророк»? — Вновь тот же жест.

— Все выпуски лежат на кухне, я даже не заглядывала, но вполне логично, что их судят. Этого стоило ожидать, просто не думала, что так скоро, — она провела рукой по мокрым волосам, и отвела взгляд на дырку в стене.

— Скоро? Гермиона, ты здесь уже два месяца, даже больше, наверное.

— Два? — она сжала губы, не совсем понимания смысловую наполненность услышанных слов. Затем резко вскинула голову, словно почувствовала удар в районе солнечного сплетения: — Два месяца?

С первой минуты официальной войны она считала дни, но не идентифицировала числа.

— Да, ты хоть бы вела какой-то календарь личный, — голос слегка подрагивал от еле ощутимой злости.

— Я, как-то, не подумала даже об этом. Просто день за днем шел, все как две капли воды.

— Ты даже в магазин не ходила ни разу? — на что девушка опустила взгляд на пол и помотала головой.

Грейнджер думала, что была здесь около трех недель. Она всего лишь хотела немного выдохнуть, набраться сил, чтобы помочь остальным. Нужно было восстановить Хогвартс, побыть со всеми остальными — да, она планировала это сделать потом. Девушка не могла полностью наплевать на них, но видимо ей самой не становилось легче, каждый день ощущалась та же самая тупая боль, а металлический запах крови бродил за ней по пятам.

— Прости, Гарри. Кикимер приносил иногда какие-то продукты, и я настолько забылась в своих раздумьях, что даже...Дальше говорить она не могла, голос надломился, и она сорвалась на плач. Блядство. Она держалась изо всех сил, но ебаное чувство вины заставило эмоции вырваться наружу. Та плотина получала выбоины. Гарри подошел к ней и опустил девушку на диван, который служил ей спальным место все два месяца.

Парень почувствовал неприятный укол совести. Он изначально винил Гермиону, считал её слегка эгоистичной, ведь она оставила их, отдалилась. Однако сейчас Гарри понимал, насколько его близкая подруга сломалась. И он придурок. Ведь Гермиона была рядом всю войну. Вслушиваясь в приглушенные рыдания, Поттер прижал девушку к себе и уткнулся лицом в её волосы.

Он этого не ожидал — привык, что она всегда невероятно сильная, стойкая. Думал, Гермиона со всем может справиться, и прогадал. Забыл, что война закончилась. И каждый переживает это по-своему.

— Я не могу больше, нет, — сдавленно прозвучал шепот Грейнджер. Она задыхалась, и разобрать слова было немного сложно.

Гермиона хотела перестать плакать, но это было так сложно. Тогда, когда ты приоткрыл дверь, которую закрывал на большое количество замков, и ветер яростным вихрем выбрался из неё, разбросав везде ключи и замки, сложно вернуть все обратно. Она изрядно пыталась, хотя бы подталкивая себя чувством стыда.

Гермиона оставила близких на такой большой период времени, и сейчас, когда Гарри пришел попросить о помощи, она воспользовалась им, как жилетом, словно ему самому не тяжело. Нет, так нельзя. Так, сука, нельзя — она должна собрать себя в руки и помочь своему другу. Понемногу успокоившись, Грейнджер отодвинулась от приятеля и спросила, в чем дело. Обняв себя руками, она пыталась защититься.

— Сегодня судят семью Малфоев. Я собираюсь поспособствовать оправданию Нарциссы и Драко, — в ожидании реакции на собственные слова, Гарри сложил руки на коленях.

— Подожди, что? Ты уверен, что это хорошая идея?

— Гермиона. Мы не можем судить всех людей за поступки других. Тем более, я обязан миссис Малфой. Если бы она тогда не сказала, что я мертв, никто не знает, чем все могло закончиться.

— Это двоякий аргумент, Гарри, — она взглянула на него с любопытством, перемешанным с укором.

— Рон уже отказался.

— Это неудивительно. Он потерял своего брата в этой войне. Мы потеряли друзей и близких...

— Гермиона, Волан-де-Морт убил моих родителей. Что ты пытаешься мне доказать?

Она закусила губу. Поттер прав.

— Я просто говорю о том, что Рона гнобили все детство, его постоянно называли предателем крови. Постоянно издевались над его семьей. Он переполнен ненавистью. Понимаешь? Ему наплевать, все ли среди детей Пожирателей были за эти ценности. И я понимаю Рона.

— Значит, ты не пойдешь со мной?

— Почему ты хочешь оправдать Драко? — Гермиона сложила руки на коленях.

Она пыталась понять. Разобраться. Найти мотивацию.

— Послушай, я его всегда ненавидел. Ты знаешь это лучше, чем все остальные. Первое, что следует сказать, меня попросила об этом Нарцисса.

— А у тебя, значит, такое ощущение, что ты теперь всем ей обязан?

— Гермиона! — он резко поднялся с дивана, сжав челюсть.

— Прости, конечно же, я тоже благодарна миссис Малфой, что ты жив, что ты цел. Я совсем не это имела в виду. Просто не хочу, чтобы ты переборщил со своей эмпатией и жертвенностью.

— Она спасла мою жизнь! Я разговаривал с ней лично. В Азкабане. Подумай, все, что она использовала по большей части при военных действиях была защита собственная и защита своего ребенка. А то, что она сделала — это буквальное проявление бунта. Понимаешь? Она могла умереть из-за этой лжи.

— Ну, если посмотреть с такой стороны...

— Я был уже на многих заседаниях. Я слушал сведения Пожирателей под веритасерумом. Я многие вещи анализировал. Просто попробуй это обдумать, — он вновь вернулся на мягкий диван, вперившись взглядом в карие глаза.

На какое-то время Гермиона зависла, включая работу шестеренок. За последнее время она старалась думать о других вещах, хотя получалось безуспешно. Грейнджер устала из-за вечных манипуляций разумами — пропаганда была везде: и в Ордене, и среди Пожирателей.

Потому что это великое оружие, и так сложно было отличить, где ложь, а где правда. Разум вечно был в работе, анализируя каждую крупицу информации. А сейчас была кромешная пустота, вызванная изоляцией.

— Возможно, ты прав, — она подняла взгляд с темного паркета на лицо друга.

— О, не думал, что ты когда-нибудь скажешь такое, — улыбка Гарри была вымученной, и при этом слабо облегченной.

— Наверное, я могу согласиться с тобой насчет миссис Малфой. В Хогвартсе я помню, как она нашла меня, когда бомбили Астрономическую башню. Я наставила палочку, но она даже не подняла свою. — Недавно забытое воспоминание резко всплыло перед глазами. — Она просто искала Драко. Но, Мерлин, он...

— Я знаю, Миона. Я понимаю. Я всё помню. Это не значит, что Малфоя полностью оправдают. Его палочку все равно заблокируют от многих заклятий. И при любом случае, в котором он нарушит условия суда — Малфой окажется в Азкабане.

— Ты так сильно хочешь дать ему шанс?

— Может, я не прав. Но он точно не сможет никому навредить. — Поттер откинулся на спинку.

— Это так странно слышать от тебя. — Гермиона накрыла ноги тонким пледом.

— Война меняет всё. Никогда не будет прежней жизни. Никогда не будет того, что было «до». Даже, когда мы вернемся в Хогвартс, каждый из нас понимает, что ничего не будет так, как было.

— Да. Я знаю. Никогда не будет ни прощено, ни забыто. — Гермиона потерла лицо холодными руками, ведь сознание начало накрывать от тревожности и паники.

— Но каким-то людям можно попробовать дать шанс. Подумай, всем детям на той стороне вечно промывали мозги. Им врали о нанесении ударов по мирному населению Орденом. Им вечно твердили, что всё во благо и спасению магического мира. С самого сраного детства. Однако некоторые из них в финальной битве помогали Ордену.

— Мне кажется, тебе стоит немного успокоиться, Гарри. Я поддержу тебя в решении этом, но я не могу полностью согласиться с твоими словами.

— Этого достаточно. — Гарри одобрительно кивнул и протянул девушке руку, которую Гермиона незамедлительно приняла.

— Я подожду возле камина. — Гриффиндорец направился в сторону выхода, и затем послышались глухие стуки по лестнице.

Грейнджер палочкой высушила волосы. В шкафу она нашла старые серые джинсы и голубой кашемировый свитер — одежда была старой, ещё с шестого курса — но это не главное, что сейчас должно волновать.

Перебирая одежду, девушка нашла старую бордовую толстовку и джинсовую куртку... последний раз она надевала их в мае, в тот роковой день. От одежды ужасно пахло, ткань вся была в грязи, с дырками и пятнами крови. Гермиона даже не помнит, как закинула их сюда.

Бросив обратно, она сделала пометочку в голове: сжечь, как вернусь. Интересно, если прошло около двух месяцев, или больше, то сейчас где-то начало июля, наверное. Надо было и впрямь хотя бы газеты читать или смотреть на их даты, или с Кикимером общаться, но как-то всё Грейнджер было не до этого.

Она подумала о Роне. Вообще отношения между ними стали достаточно натянутыми, особенно в свете последних событий. Сначала простые дружеские взаимоотношения на протяжении первых курсов, при чем достаточно тяжелые, потому что найти с Уизли общий язык выдавалось невероятно трудным для девушки — ел, спал, попадал в передряги и списывал у неё домашнее задание.

Конечно, Рон умел поддерживать, он мог выслушать Гермиону, но он часто был слишком упрямым, импульсивным и временами тоталитарным. С последних курсов волшебник контролировал чуть ли не каждый её шаг. Это ужасно раздражало, хотя она и понимала, что таким образом рыжий просто проявляет беспокойство. Далеко не все его выходки Грейнджер были по вкусу, по этому их симпатия, что проросла из дружбы, лично для неё продлилась недолго.

Они просто не сошлись характерами, поведением, ценностями — такое бывает. Но вот тот факт, что она действительно так долго не виделась с Роном — это было по-скотски, и ей хотелось поскорее увидеть его и извиниться, но становилось снова тошно, теперь уже из-за себя.

Сделав несколько глубоких вдохов, девушка переоделась и вышла из гостиной старинного поместья Блэков. Она поднялась на третий этаж и взглянула на Гарри, который осматривал стены комнаты:

— Дом точно надо отремонтировать. Он стал ужасно мрачным, все облезлое, да и интерьер такой не хочу оставлять.

— Наверное, ты прав. Когда думаешь заняться этим? — Гермиона пыталась найти летучий порох на одной из деревянных полок, но одна из них с громким звуком упала на пол, когда девушка прикоснулась к старому дереву.

— По всей видимости, в ближайшее время, — с тяжелым вздохом произнес Гарри, и Грейнджер мягко улыбнулась, протянув другу найденную стеклянную пиалу с порохом.

Гарри достал небольшую горстку и, зайдя внутрь камина, бросил её себе под ноги. Четко сказанное: «Атриум. Министерство Магии» исчезло за ярким изумрудным пламенем, что быстро взмылось вверх, а затем также быстро исчезло. Гермиона несколько минут прожигала порох взглядом и никак не могла повторить действия Поттера.

Выйти из дома было очень сложно, когда она два месяца сидела постоянно дома и буквально отгородила себя от какой-либо коммуникации. Она знала, что как только войдет в холл Министерства Магии, то куча репортеров не даст девушке свободно передвигаться, будет миллион вопросов, тянущихся за нею шлейфом. Будут стоять стенды с газетами, где невольно Грейнджер зацепится за главные слова жирным шрифтом.

Руки сызнова стали трястись, с головой стала накрывать тревога, словно плед, она падала на плечи Гермионы, и та упала на колени. Девушка закусила нижнюю губу до крови и стала медленно покачиваться вперед-назад, пытаясь просто переждать, когда всё это закончится. Грейнджер не могла контролировать свои руки — они просто перестали слушаться, и летучий порох рассыпался на ковер болотного оттенка.

Она выглядела нестерпимо беспомощной, отчего захотелось снова погрязнуть в рыданиях, но Гермиона терпела — жадно втягивая ноздрями воздух, предпринимая попытки усмирить безжалостную тревогу. Ей нужно, блядь, собраться, встать и отправиться в ебаное Министерство прямо сейчас. Постепенно стало легчать. Легким взмахом палочки она собрала порох и вернула в пиалу. Глубоко выдохнув, она вытерла слёзы, затем взяла щепотку и бросила её: — Атриум. Министерство Магии.

Изумрудное пламя чувствовалось словно летний теплый ветерок, почти не обжигало кожу. Не сумев удержать равновесие, Гермиона почти упала на темный паркетный мол Министерства, но руки Поттера вовремя прижали девушку к груди и закрыли от ярких вспышек.

Он старательно прятал подругу от журналистов за очередью волшебников, что желали покинуть Министерство, и через несколько минут они уже подошли к дежурному колдуну, чтобы зарегистрировать волшебную палочку. Молодой мужчина на регистрации недолго возился с проверкой подлинности палочек, и быстро отдал магам значки с собственными именами и надписями «свидетель».

Направляясь к золотым воротам, Гермиону окликало изобилие разных волшебников с блокнотами и быстро пишущим пером. Ей было дико неприятно, ведь на площади Гриммо всегда стояла глубокая тишина, а этот ураган громких звуков невыносимо сдавливал виски.

— Мисс Грейнджер, почему Вы впервые появились публично спустя столько времени? — слышалось с одной стороны толпы позади них.

— Мисс Грейнджер, как Вы считаете, справедливы ли судьи относительно дела Пожирателей Смерти? — а это очень близко.

— Вы направляетесь на судебный процесс семьи Малфой? — и это совсем чуть ли не над ухом. 

Или ей просто казалось, из-за того, шум невероятно давил, словно перепонки сейчас лопнут. Гарри заметил это, и постарался одной ладонью прикрыть ей хотя бы одно ухо. Она как загнанный зверь здесь, вроде бы героиня войны — купайся в славе, отдыхай, расслабься, пожинай плоды... но плоды оказались напрочь гнилыми, с ползающими флоббер-червями внутри.

В лифте Министерства стало намного спокойнее, хотя еще доносились разные крики, вопросы, звуки вспышек. Гарри отпустил подругу, и та немного расслабилась, но не без трясущихся рук. Гермиона пыталась унять дрожь, впившись ногтями в ладони — было больно, впрочем, так меньше причин для замешательства Поттера.

У него своих проблем достаточно, с этим она точно разберется самостоятельно. Когда лифт открылся на девятом уровне с приятным голосом «Отдел тайн», двое друзей уверенно вышли и направились в сторону зала суда номер десять. К нему можно было спуститься только по лестнице, что Гарри всегда казалось жутко неудобным.

— Черт, немного опаздываем. — Поттер забеспокоился и ускорил шаг.

— Прости, Гарри, я просто рассыпала летучий порох, и нужно было его собрать, и...

— Все хорошо, ничего страшного.

Остановившись перед нужной дверью, парень повернулся к девушке и уточнил с нотками волнения в голосе:

— Ты готова?

Гермиона согласно кивнула, и Гарри открыл перед девушкой тяжелую дубовую дверь. Визенгамот был в полном составе, ведь дело было далеким от описания «незначительное». Всего лишь несколько старейшин в привычных сливовых мантиях с вышитой буквой «В» на груди окинули взглядом новых свидетелей, другие же — с глубокой внимательностью наблюдали за допросом Люциуса.

Людей в зале суда было немного, хоть и, если бы всем желающим дали согласие, он был бы однозначно переполненным. Однако судебная коллегия приняла решение, что дело Малфоя, мягко говоря, имеет повышенный спрос в средствах массовой информации, и столько репортеров и гостей они, наверное, не выдержат. Процесс судебного заседания просто будет сорван, и его придется перенести на другое время.

Гарри с Гермионой тихо опустились на свободные кресла, отгороженные от нижней площадки с подсудимыми, и стали прислушиваться к тому, что говорил главный судья. Грейнджер прищурилась, чтобы рассмотреть его, но, к сожалению, это лицо не казалось знакомым, тогда девушка слегка наклонилась к Поттеру и прошептала:

— Кто это?

— Коннор Эллингтон, — также тихо ответил Поттер. — Раньше он был одним из коллегии старейшин, а сейчас его повысили.

— Подсудимому вменяется в вину нижеследующее: он сознательно, намеренно и с полным пониманием происходящей незаконной ситуации, повторно выполняя приказы... — здесь главный судья запнулся, видимо, не у всех сразу исчез страх перед именем. — Волан-де-Морта.  

Послышался нервный смешок со стороны клетки с обвиняемыми, и Гермиона сразу же перевела взгляд.