Вечер.
*Зажигать — Би-2*
— Вадик, — легонько позвал он гостя. — Ну вот с чего ты взял, что я на тебя обижаюсь? Не извиняйся передо мной. Это должен делать тот, кто покушался, а не защищал. — добавил внятно и понятно, — А... не писал я и не виделся с тобой на учёбе, потому что боялся за себя. Что если Андрей хоть в межкабинетном пространстве увидит нас, то реально изобьёт меня просто так, и возможно до крови. Чтобы меньше встречаться с этим имбицилом... мне пришлось ограничить немного общение с тобой. Да я и не думал, что ты так отреагируешь на это! Предполагал, что забудешь вообще про какого-то первака... И всё! А ты прям мучился, волновался за меня. Цветы принёс, конфетки любимые... — оглядываясь назад на стол, подмечал он. — Приятно, конечно, но... не ожидал, правда. — смущённо откровенничал, опуская глаза, — Это... ты лучше меня прости! Я не должен был строить из себя недотрогу. Да и считаю, что виноват тот, кто обижается, не говоря точную причину конфликта. Ты не обязан был бегать за мной в догадках, что не так.
— Так ты вроде и не обижался, и не был недотрогой, — отвечал Вадим, — Или я что-то упустил? — тыкнув в нос мелкого, спросил, — Я понял, на что ты намекаешь, но всё же... Давай эта ситуация останется недоразумением, ладно? Не хочется из этого катастрофу устраивать. Просто учтём отвратительный характер подопечного... И в понедельник я ему вставлю конкретно, если при мне же начнёт приставать к младшим.
— Давай, — улыбнулся Глебка, кладя головушку на вытянутую руку.
Ну вот опять этот прекрасный комочек радовал старшего одним только присутствием. Эти голубенькие светлые радужки, которые так добро и ласково смотрели на него. Спустя столько времени он чувствует себя так комфортно, как не чувствовал себя наверно за год. Вернув также напиток, Вадим повернулся лицом к хозяину и в ответ одарил милой ухмылкой, приподняв левый уголок губ.
— Вадь, — вновь позвал друга, — Ты такой красивый. — соблазнил комплиментом принца.
— Мне кажется, или ты уже пьяненький?
— Возможно от твоей обаятельности. — не переставая, продолжал.
Вадик, захихикав, подвинулся ближе.
— Понятно, тебе больше не наливать. Я же правильно уловил ход мысли?
— Вовсе нет, — качал он отрицательно головой, призадумавшись, — Вадик, а... расскажи мне ещё что-нибудь...
— Хм... А что ты хочешь узнать, именно?
— Ну, например, про то, как ты в Питере очутился? Ты же нездешний. Про детство ты рассказывал, про увлечения тоже. А про себя, в целом, очень мало, и то по кусочкам. Прям «мистер неизвестность».
— Ох... ну... — озадачился Самойлов. — А можно я прилягу? Тогда и расскажу.
— Конечно! Хочешь, я пледик принесу? — поднявшись на ноги, направился, не долго думая, юноша.
Из белого открытого стеллажа парень достал коричневый плюшевый плед, который он так обожал. Затем одним движением, взмахнув, расправил его и бережно сзади накрыл старшего.
— Спасибо, — поблагодарил тот, укутываясь хорошенько в предоставленную мягкую и тёплую ткань.
— Давай, я весь во внимании. — произнёс Глебка, пристроившись бок о бок, усаживаясь в позу лотоса.
— С чего же начать... — взглянув в окно, подумал Вадим.
За стеклом уже потихоньку вечерело. Солнышко почти село, намекая на дальнейшие мрачные сумерки. Через раз можно было заметить жёлтые фары подъезжающих во двор машин... а также небольшие вкрапления капель. Лиза была полностью права. Такая отвратительная погода будет все выходные...
На часах над телевизором стукнуло уже пять вечера. Вадим любил эту уютную позднюю атмосферу. Да и вообще осень... являлась какой-то частичкой его личности. Не только из-за дня рождения, но и душевно. Душевно он был по характеру похож на механхоличный октябрь. Вспоминая про всё откровение с теплом, Самойлову очень захотелось кого-нибудь щас потрогать, потискать, обнять... но, наверно, это чересчур, особенно, когда находишься в гостях.
Столкнувшись опять с Глебкой глазами, Вадик сто раз обдумал, передумал, потом опять подумал, однако всё же решился на свой поступок. Поэтому начиная наклоняться к нему и забирая с собой одеяло, он располагается прям в ногах юноши, неловко поднимая на него лицо, уткнувшись макушкой в худой живот.
— Ох, т-ты т-так хотел прилечь?.. — удивился младший, весь сковавшись.
— Если ты... ну... то я сейчас же-
Но не успел договорить старший, как до его волос дотронулись робкие пальцы, начиная с двух сторон расслабленно массировать кожу головы.
Вздыхая от приятной дрожи по телу, Самойлов прикрыл довольно очи, растекаясь в данном прекрасном положении.
— Я буду тебя настраивать, а ты рассказывай невероятные истории, — настаивал Глебка, чтобы тот вовсе не отключился.
— Ну... не скажу, что история прям уж интересная, однако... — начал скомкано лежачий, — Как ты знаешь, я в детстве постоянно тусовался у своей бабушки. У неё... всегда было так уютно в квартире. Прям как здесь. Похожее чувство. Но не в старом смысле, а вот в каком-то согревающем что ли. Именно благодаря ей я и потянулся к музыкальному творчеству. Она меня с пяти лет сажала за советское пианино. Вместе мы разучивали разные лёгкие мелодии. Устраивали концерты перед родителями. По моему... даже слово ей давал, что поступлю такими темпами в крутую консерваторию и буду разъезжать с симфоническим оркестром, бесплатно доставая билеты и радуя бабулю. Она безусловно в меня верила. Была моим лучшим другом и опорой... Только... когда мне исполнилось пятнадцать, то... бабушки не стало. Так было грустно и одиноко в тот период без неё, что кое-как написал первые экзамены. Даже зам не хотела в десятый класс принимать, но всё-таки уступила. И... — вздохнув, приостановился тот, — Как видишь, ожидания её я не оправдал, не поступил. Да и развития в этом особого не видел. Тогда ещё, под конец школы происходили частые ссоры между матерью и отцом. И в конце концов... предположил, что будет лучше, если я уеду куда подальше от всех этих родственников и буду учиться совершенно один, в неизвестном мне городе. Но ты наверно спросишь: «Почему именно Питер, а не Москва?» А я отвечу, что сам толком не знаю. Потянуло как-то. Аурой Достоевского, Пушкина, Гоголя... Да и... смотрел старые альбомы, и как оказалось, бабушка сама в молодости училась здесь, это потом перевели в Сибирь, в Екатеринбург, откуда я сам. Вот и... попробовал повторить её судьбу, в моём случае лишь в обратном порядке.
Младший как-то напрягся от такой довольно личной истории. Дотрагиваясь опять до Вадима, тот прошёлся ладонями по лицу, затрагивая щёчки, товарищ ни в коем случае не сопротивлялся. Бережно жмякая их, парнишка смотрел на Вадика вовсе по-иному, будто с пониманием данного решения.
— Знаешь... Я думаю, она очень рада тому, что ты нашёл своё место и призвание. Пусть даже и не в музыке, но всё же... Уверен, что гордится тобой. — добро сказал Глебушка, продолжая делать забавные рожицы старшему.
— Да просто понимаешь... Мной незачем гордится. Не за что зацепиться даже...
— Ну почему же? Ты умный, отличный психолог, друг, защитник, певец, однако в этом я пока не убедился, надо исправлять выступлением на сцене. — радушно дополнил, — Любвеобильный партнёр, верный, заботливым... И очень-очень мягонький человек. — перечислял, направляя шаловливые кисти под руки парня, теперь тиская животик.
Вадик застенчиво поднял внимание на мелкого, что тот аж заметил, как у третьекурсника проявлялся еле видный румянец. Хлопая ресницами, старший неловко взял лапки замечательного сидячего сзади кота и сделал некие объятия вокруг себя, почему-то становившись всё более ватным и неподвижным.
— А... ты как в Питер переехал? — смущённо поинтересовался Вадим, всё поражаясь тому, что может так спокойно лежать с парнем наедине.
— У меня нет, к сожалению, такого блокбастера... Кстати, а я тебе разве не рассказывал?
— Не припоминаю...
— Так я же сам петербуржец.
— Реально?.. А почему молчал? — обернувшись, допрашивал Самойлов.
— Да, не знаю, не было подходящего момента. — пожал плечами тот. — Мама у меня, как ты знаешь, работала сначала в универе в Ленобласти. Это уже потом, со стажем, когда мне под семнадцать стукнуло, её перевели сюда, к нам. А так... это только по документам я тут прописан в городе, за счёт дедушки. Хоть какая-то польза есть от отцовской семьи... Всю свою жизнь жил под Петербургом, поэтому и... можно сказать, я такой же не местный, как и ты, и остальные абитуриенты. Путаюсь в названиях улиц, дорог, островов... но думаю, это некритично и исправимо.
— А почему... хоть какая-то польза? Ты... не общаешься с батей? — плавно решил уточнить Вадим.
— Ну как тебе сказать... — тихо прокомментировал, — Просто не хочу, вот и всё...
— Глеб, если это больная тема, ты так и скажи! Я ни в коем разе не желаю затронуть тебя.
— Нет-нет! Всё нормально, правда, — установив свой подбородок на голову Вадима, опроверг парнишка, — Мой отец... специфическая личность. Я бы сказал «многогранная». Не поймёшь, с какой точки подступиться. Раньше, до семи лет я часто приезжал сюда к дедушке и... тот был... прям настоящим петербургским экскурсоводом. Так интересно говорил про здания и архитектуру, что... я потом не мог заснуть от всплывающих красивых рассказов и картинок в детском воображении. Дедуля был добрый и открытый. Ни одного гадкого слово я от него не слыхал. Никогда не ругался ни на что, был оптимистичен. Однако ребёнок у него, сдерживая всевозможные эпитеты, являлся гондоном. Бросил нас, как только сын пошёл в школу, алименты не платил. Без поддержки отца мы бы материально не смогли осилить северную столицу, вот и перебрались чуть подальше. Спустя пять лет он внезапно вернулся... Объяснил, что нашёл новую семью, детей завёл, хорошо обжился. Только вот в ссоре с ними маленько, вот и решил навестить. Мать его терпеть не могла, но ради встречи папы и сыночка, уступила и впустила. Сначала он казался таким идеальным. Покупал классные игрушки, водил на представления, балет, одевал в новую одежду и гитару мне первую подарил... Обида, вместе с этим, будто улетела за те года. Подумал, что тот обрёл советь. Но потом... наигравшись с нами пару месяцев, вернулся опять к другой шмаре и больше я его не видел. Звонил неоднократно, уже более осознанный, хотел увидеться, может помочь как-то с поступлением и расположением. Но я сказал, чтоб забыл обо мне и не вспоминал, чтоб думал только о своей жене и остальных спиногрызах. Ну а... гитары той не осталось в живых. После конфликта я её раздалбал на части к чертям, так и не научившись играть. — остановился тот, вдруг оборвавшись, — Ладно, забей. Это личностные выплески у меня пошли уже... Не воспринимай всерьёз.
Самойлов-старший услышал небольшие, но очевидно грустные нотки в его голосе. Он от времени дрожал, иногда обрывался и становился звонче, а после вновь таким же тихим, расстроенным и кое-то веки безнадёжным. Конечно, Вадим понимал, что это всё прошлое и у каждого человека оно по своему ужасное, но всё же... колит нас раз в какой-то промежуток. Обернувшись к нему лицом, Вадька взглянул на покисшего юношу, который, видимо, через силу сказал, что вся эта тема для него не больна. Сев из своего лежачего положения, Вадик завёл руку за Глебушку, коснувшись дальнего плеча.
— Глеб, таких гондонов надо отпускать. Не держи это в себе. Чем больше ты их вспоминаешь, тем сильнее они тебя ранят изнутри. Давай, не грусти. Посмотри на меня, — подбадривал тот, — У половины России нет адекватных отцов, все они... с ебанцой, никуда от этого не денешься. Ты выше того, чтоб грустить из-за него. Слышишь? А он не достоин того, чтоб ты о нём думал, портя себе так вечер.
— Слышу, слышу... — задумчиво промолвил парень, решая приостановить печальную дискуссию, резко повернувшись и начав щекотать того в районе рёбер.
— ЭЙ! П-ПОГОДИ! МЫ ТАК НЕ ДОГОВАРИВАЛИСЬ! — завизжал старший, так как настраивался на откровенный лад. Извиваясь активнее, он походил своим видом на змею, которая, как оказалось, терпеть не может щекотку.
Парнишка не намеревался отказываться от своей затеи, поэтому продолжал мучительную пытку. Настойчивыми и быстрыми руками он так прошёлся по Вадиму, что тот аж подпрыгнул мгновенно с ложа, и весь дрём пропал за пару секунд. Обиженно хмыкнув и посмотря недоверчиво теперь на очень весёлого Глеба, Самойлов прибегнул к крайним мерам. Отодвинул подальше столик, чтобы он не мешал схватке, после чего сам напал на младшенького, стоя, начав его атаковать в полулежащей позе, по слабым частям тела.
— ВАДИМ! НЕЧЕСТНО! ЛЕЖАЧИХ НЕ БЬЮТ! — вскрикивал Глебка, когда горячие ладони проникли под его тоненькую кофту.
— Это борьба за справедливость! И я вовсе не бью!— произнёс гордо, коленями забираясь обратно на диван.
Наклонившись над мелким, Вадика забавляло данное зрелище смешных криков Глеба, который вот-вот норовил упасть на пол от собственного хохота.
— В-ВАДИК, ПЕРЕСТАНЬ! — умолял юноша, отбиваясь из последних сил.
— А волшебное слово?
— КАКОЕ В ЖОПУ ВОЛШЕБНОЕ СЛОВО? ВАДИМ! — не вдуплял он, — ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ!
— Это не то слово, конечно, но да ладно. — согласился мучитель, давая хотя бы глоточек воздуха Глебке.
Вдыхая тяжело не хватающий в лёгких кислород, Глебушка откинул головку назад, приходя в себя. И на всякий случай выпрямляя руки вперёд на Вадика, чтобы не случилось повтора.
Глядя на запыхавшегося парня, Самойлов немного подобрел, что Глебка смог перенастроить мысли на иное.
— Ладно, извини, Глеб. Больше не буду. — пообещал старший, однако собеседник лишь восстанавливал дыхание, завораживая своими вздохами слух атакующего. — Глеб? Всё хорошо?.. — прикасаясь к кудрям, вдруг встревожился.
— Д-да... нормально... принеси водички, пожалуйста. А то от твоих проделок, аж пить захотелось.
— Минутку. — поднялся тут же с Глебушки и поспешил на кухню.
— Кстати, а... что за волшебное слово я должен был сказать? — уточнял пострадавший, жадно выхватывая стаканчик у официанта.
— Да так... — замялся чуточку студент, меняясь сразу в лице и озадачено встав рядом, — Просто... ну... такое дело... Ты завтра свободен вообще? — не по теме прозвучал вопрос.
— Фух, — ставя со звуком пустую посуду, облегчился тот, — Если не будешь так щекотать, то возможно, очень даже. А ты к чему это?
— Да просто... полюбопытствовал...
— Мне кажется, или ты что-то задумал?
— Тебе не кажется, — усмехнувшись, отозвался, — Нет, ну если серьёзно, то... я хотел тебя пригласить завтра к себе. Не знаю, чем мы будем там заниматься, но... сладости обещаю точно.
— Мм? Ты конфетами торгуешь? Или я что-то не догоняю.
— Нет, всё намного проще. — неловко замолчал, — Просто мне завтра двадцать один исполняется... Хотел провести этот день с друзьями. Многие из них в разных местах, поэтому собрать очень тяжело. Вот и расспрашиваю, чтоб знать, кто будет.
Сердце у младшенького остановилось почти что буквально и ощутимо. В мозгах очень медленно, но понятными словами прокрутилось то, что:
— Я совсем конченный. — вот, что в этот момент он надумал, выпучив откровенно глаза, — Я настолько конченный, что даже не знаю, когда у Вадима день рождения... Хотя почему не знаю? Сейчас, блять, узнал, нахуй. Спасибо, что имя его не забыл, Глеб. — стыдился себя же, — Боже... я ни то, что подарок не подготовил, я даже не знал точно, сколько ему исполняется... Вообще имбецил! Как только с тобой Вадик-то общается, а? Ответь! А если бы я ещё ответил, что занят? Тогда бы вообще гондоном был однозначно. Вроде петербуржец, а такой невоспитанный! Я обязан завтра прийти... Думаю... успею хотя бы испечь что-нибудь вкусненькое, чтобы задобрить его. — придумал уже план парниша.
— Глеб? Ты чего так задумался? Забей! Мне не нужны никакие подарки! — замечая достаточно озадаченный вид друга, отмахивался тот, — Для меня будет подарком уже твоё присутствие.
— КХЕ-КХЕ, — оживился Самойлов, — Вадь... а ответь... Когда у меня день рождения?
— Четвёртого августа... Ты меня так проверяешь?
— Я совсем, нахуй, мразь, получается... — смирился Глебка. — Да так... просто...
***
Стукнуло уже восемь часов. Вино было давно выпито, фильм досмотрен, а конфеты съедены. Вадим потихоньку уже собирал вещи в сумку, одевая неспешно пальто, находясь в прихожей. А Глеб стоял рядом, облокотившись о стенку и скрестив руки. Всё-таки этот третьекурсник скрасил выходной вечер, чему парнишка был очень ему благодарен. Ведь за эти муторные учебные дни ты толком и не замечаешь жизни, лишь задания, зубрёжку, лекции и какую-ту серость всей рутины... Хочется ведь просто взять... и отдохнуть по-человечески. Не на Бали, не на Мальдивах, а хотя бы так, вместе посидеть, погундеть... да выпить....
Разглядывая мельком занятого Вадима, юноше почему-то стало грустно. Он почувствовал, что за сегодня этот прекрасный человек правда стал ему каким-то близким, словно брат, с которым можно открыто и без стеснений поговорить, не боясь осуждения в глазах... Ощущение будущей потерянности не выходило из него. А желание прервать круг и... заставить пусть даже на часик остаться подольше... всё вырывалось и вырывалось с новой силой.
Как только Вадька накинул свой шарф, то обернулся к хозяину.
— Спасибо, Глеб. Очень рад был с тобой так посидеть... Что жалко уходить, — расстроенно промолвил старший.
— Мне тоже жалко, — признался Глебка, — Приходи почаще, хорошо? — подойдя ближе попросил он, — Адрес теперь ты наш знаешь, проблем возникнуть не должно, — поправляя воротник водолазки, виднеющийся под верхней одежды, вздыхал.
Самойлов приподнял уголок губ и взял одну руку Глебушки к себе.
— Не вешай нос, завтра ещё встретимся. Ты ведь придёшь? Не передумал?
— Ну... должен по крайней мере. Ты только скажи во сколько.
— Думаю, что в часиков шесть, не позднее. Понедельник же потом. Если хочешь, то я могу за тобой заехать и отвести? А то на такси выйдет дорого... а пешком минут тридцать точно придётся ковылять. Устанешь.
— Кто сказал, что устану?
— Глеб, даже не думай тащиться в такую погоду своим ходом. Я отвезу, мне не сложно. — настаивал Вадя, проводя большим пальцем по ладони, вызывая у того небольшое щекочущее вздрагивание.
— Кстати, Вадюш, — ласкательно позвал он его, опуская внимание на их руки.
— Мм? — промычал легонько старший от приятной формы своего имени.
— Ты... не дуешься на меня?
— Ты из-за днюхи? Пф! Брось! Я нисколечки не обижаюсь. Что мне... из-за того, что человек не знает, создавать конфликт?
— Ну знаешь: «Незнание закона не освобождает от ответственности».
— Верю, адвокат, — Вадик второй свободной дотронулся до мягонькой щёчки младшенького и слегка потискал в сторону, — Тебе простительно.
Мелкий чуточку улыбнулся от таких телячих нежностей и вновь посмотрел на кареглазого.
— Просто я знал, что в октябре. Но вот с датами... у меня возникают иногда проблемки.
— Да ну всё! Забудь! Это не важно! Главное, чтоб с Новым годом поздравил, остальное — мелочи. А насчёт завтра, не беспокойся. Ребята добрые, хорошие, те ещё шутники, скучно не будет. Да и... не думаю, что бухать будем сильно. Так... по стопочке и всё наверно. Как минимум, я не буду. Потому что мне ещё возвращать кое-кого обратно. — понял намёк первак, — А ты, как хочешь. Можешь и бахнуть с ними, но не переборщи, ладно? А то я не дотащу тебя до машины.
— Угу, — кивнул тот, — А... Андрея не будет?..
— Не-а, я его не позвал. Нас будет-то всего от силы пять человек, вместе с тобой. Так что не парься.
— А он не будет потом злиться?..
— Знаешь... не скажу что... мы прям лучшие друзья. На самом деле ведь товарищами просто являлись, до этого в общаге комнату разделяли полтора года. Поэтому и сложились такие близкие отношения. Но прям другом я не осмелюсь Котова назвать. Да, общаемся, ходим по универу вместе. Однако отнёс бы больше к однокурсникам, понимаешь? По поведению, разумеется, не скажешь... Это разряда из каких-то его личных побуждений.
— Хорошо, я учту. — потянулся за объятиями парнишка, — До завтра, именинник!
Вадик тут же подхватил намерение младшего и жадно обнял, выплёскивая свою тактильность.
— До завтра, кудряш, — взъерошив волосы, проговорил Вадим.
Глебушка проходился своими пальчиками по спине старшего, аккуратно поглаживая её и притягивая к себе, нуждающемуся организму, теплоту. Чихнув по звуку как настоящий зверёк, успев себя прикрыть кистью, юноша зажмурил глазки, прижавшись к чужому плечу.
Вместо того, чтобы сказать: «Будь здоров», Вадька носом невесомо прошёлся по виску Глеба, постепенно отдаляясь.
Взяв сумку и перчатки он вышел, помахав рукой, почти без слов, говоря этим, что встретятся они очень скоро.