°Глава 2°
Неизбежное нельзя подавить.
Неизбежным можно управлять.
Гостиная главных Старост. Святило святил, святыня святых. Обитель двух пожизненных, заклятых врагов всея Хогвартса - Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя. Гриффиндорская заучка живет бок о бок со Слизеринским Принцом, рука к руке, плечом к плечу. И кто знает, может, если бы не правила школы, да заглушки и запирающие, которые Грейнджер накладывает каждую ночь на свою дверь, дабы обезопасить себя и свою жизнь, Малфой давно бы проткнул горло грязнокровки острием палочки и не моргнул бы при этом ни разу. С чего бы ему моргать? Его отец, его повелитель год назад убивали по щелчкам пальцев и даже успевали кофе попивать в это время. Также и он...Смог бы?
Ты бы не смог этого сделать. Я всегда знал, что ты слабак.
Голос отца набатом звучит в голове парня с платиновыми волосами и начинает проедать мозг ядом. Медленно, по миллиметру, словно глумясь, издеваясь. Он знает, даже из гроба видит, что его жалкий сынок не способен и зверюшку тронуть, не говоря уже о живом человеке. Хотя вряд ли поганых грязнокровок можно назвать людьми.
Позор нынешнего мира. Расплодились, как херовы тараканы и продолжают множиться, загрязняя одним своим дыханием весь гребанный магомир, который скоро утонет в грязи и гнили.
Приятное потрескивание пален в камине возвращает Слизеринца в гостиную. Руки напряженно сжимают края газеты, а глаза застыли на одном предложении: "Министерство магии выдвигает указ о расширении прав для магглорожденных волшебников." Расширение прав для магглорожденных...Магглорожденных волшебников. Словно они заслуживают этого. Куда катится мир. Малфой не знал, и старался отвлечь себя. Серые, ледяные глаза медленно и вальяжно, как и его походка, переплыли на дверь в гостиную, которую с обратной стороны так тщательно охраняла пухлая дама с всегда красными щеками. То ли от того, что весу в ней было больше, чем в трех парах Крэбба и Гойла, то ли от завсегдатого влечения к острой пище. В последнее время Драко мало спал. Мало и очень тревожно, словно боялся, что Грейнджер может убить его во сне. Боялся? Нет. Абсурд. Просто опасался. Что бы он, самый аристократичный аристократ, и боялся кого-то? Кроме отца, который теперь же являлся во снах, все время повторяя одно и тоже - "Ничтожество".
Нет, отец. Я не ничтожество. Я никогда не был ничтожеством. Это наглая, херова ложь.
Сильные руки Слизеринца остервенело скомкали кусок пергамента под названием газета и швырнули эту непристойность в камин. Глаза с упоением наблюдали, как медленно сжирается огнем лишь единственное слово - магглорожденные. Безмятежно поглощается языками пламени, чернея, обугливаясь, а после распадаясь на кучку пепла. И некое спокойствие, удовлетворение охватывает тело. Желваки, неугомонно марширующее на лице, застывают, бледные, тонкие пальцы уже не впиваются в подлокотники кресла. Умиротворение. Всего на мгновение, всего на секунду.
Противная, скрипучая дверь, Мерлин ее дери, до скрежета в зубах, до противного зуда в ладонях, нарочно открывается по миллиметру, так и прося, чтобы Малфой подорвался с кресла и разнес ее заклинанием Бомбардо в щепки, а вместе с ней и того, кто посмел побеспокоить его в столь интимной обстановке.
Мысли о магглорожденных стали интимными? Да ты сходишь с ума, друг. С таким же успехом проткни свою же глотку гребанной палочкой, сукин ты сын, Драко. А еще лучше - переспи с Грейнджер. Сдохни смертью маггла.
Наверное, зря Слизеринский Принц упоминает Гриффиндорку в своих мыслях, поскольку в это же мгновение ее фигурка появляется в узком проходе двери. Ее спутанные волосы, а-ля гнездо, ее карие глаза, не слышное дыхание, ее присутствие — буквально сжигают Малфоя изнутри ало-синем пылающим огнем гнева и безумного желания убить. Сейчас. Он встанет, загонит ее в угол и будет мучать Круциатусом, пока та не начнет молить о пощаде. Молить о ебанной пощаде, которой не будет. Ни здесь. Ни в другом мире. Ни в другой жизни. Драко изломает ее тело до последней косточки, обескровит каждую жилу и вену, она умрет навсегда. Без шанса на спасение. Без своих тупых друзей. Просто сейчас. Сука-Грейнджер сдохнет сейчас.
Сколько проходит, прежде чем Малфой встряхивает, едва заметно, головой? Первое, что бросается в глаза — ее перепуганный, до пляшущих чертиков, взгляд. Она впервые смотрит на него так отрыто, так...Откровенно.
Прострация...Серые, ледяные радужки обводят ее лицо. На щеках багровый румянец..Она злилась? Может, кричала на него?
— Малфой...— раздается в стеклянной тишине хриплый голос Гермионы. И это оглушает его. Слизеринец наконец осознает, что острие палочки упирается во что-то тонкое, мягкое...В кожу ее шеи. Прямо в пульсирующую вену. С такой силой, что еще буквально толика нажима и ей конец. Судорожные сокращения переплывают по дереву палочки и отдают в пальцы. А Гриффиндорка дрожит, даже не пытаясь скрыть своей загнанности. Ее древко откинуто на добрые метра три, к другой стене.
Драко медленно выдыхает, словно и не дышал все это время. Глаза ползут ниже, зацепляясь на острых ключицах. Ниже...Еще один оглушительный удар по голове. Пуговки ее рубашки расстегнуты на целых три, ужас в перемешку с отвращением и былым гневом начинает разъедать лицо. Ведь она все еще смотрит...И черт бы ее побрал, только Грейнджер знает, что только что произошло.
МалфойМалфойМалфой....Ты придурок. Какую херню ты натворил?!
***
— Гермиона, ты ведь придешь на тренировку? Составишь компанию Джинни, не сидеть же ей на трибунах одной. — в гуле голосов и гамме шума раздается голос Поттера, который блещет сегодня энтузиазмом, да неплохими идеями. Парень догоняет Гриффиндорку и берет ту под руку, лучезарно улыбаясь.
— Конечно, Гарри. Только положу вещи. А ты чего такой веселый? Удалось повздорить с Малфоем и выйти победителем? — ни чуть не удивляясь внезапной компании, тут же отвечает Староста, сворачивая вместе с Поттером к лестницам в Башню.
К слову, Грейнджер сейчас только благодарна всем силам Мерлина, что ее друзья отчаянно пытаются почаще вытаскивать ее на свежий воздух и прогулки в Хогсмид. Это помогает отвлечься от мыслей о предстоящем дежурстве. Ох...Дежурство со Слизеринским хорьком.
Интересно...Малфой ждет дежурства?
И эта мысль прилетает Гермионе прямо в лоб, от чего та даже немного притормаживает, удивленно уставляясь в пустоту коридора. И когда все успели так быстро разойтись? Все также расступаются перед Малфоем. Мысль скользит дальше, она невольно замечает, что начинает напрягаться, возобновляя шаг.
— Встретимся возле трибун, Гарри. — бросает напоследок другу Гриффиндорка и ускоряет шаг. Нужно просто зайти в комнату, оставить вещи и выбежать.
Как глупо...Бояться этого надменного..Слизеринца. Да он и пальцем меня не тронет.
Коридор в этот раз кажется через чур длинным, но в дали уже виднеется портрет дамы. Еще буквально несколько метров. Девушка заходит внутрь и застывает на пороге, едва успевая закрыть за собой дверь. Малфой переводит на нее разъяренный взгляд, после чего рывком поднимается, в два шага сокращая расстояние между двумя телами.
— Малфой, ты сошел с ума?...— сначала непонимающе выдает Гермиона, но после замечает его состояние. Тяжелое, сбитое дыхание, желваки, что оживают на скулах. Его лоб покрывается испариной, а падающие на него платиновые пряди тут же прилипают к нему. Он бледнеет, хотя кажется, что бледнее кожа быть просто не может. Первое побуждение — ринуться от него прочь и бежать до потери пульса. Пока стопы не сотрутся в кровь, пока не закончатся силы. Бежать, не оглядываясь, не останавливаясь.
Но Грейнджер всегда рассудительна. Малфой совершает еще один шаг к ней и Гриффиндорка поднимает палочку, губы едва ли произносят заклинание, но в комнате раздается хриплый голос,
— Экспеллиармус! — сухими губами произносит Драко. Древко вылетает из рук ученицы и откатывается к противоположной стене. Его бледные, тонкие пальцы сжимаются на вороте рубашки темноволосой и с силой отталкивают хрупкое тело к стене. Позвоночником она больно ударяется об выступающий угол, но эта боль мимолетно исчезает перед страхом...
Конец палочки Слизеринца касается шеи, начиная давить. С каждой секундой все сильнее. Все попытки отстраниться, попытаться его оттолкнуть или хотя бы пошевелиться заканчиваются провалом. Она в тупике. Блуза расстегнута на три пуговицы, одна из которых с трудом держится на одной ниточке. Грудная клетка вздымается и опускается в такт ее вдохам и выдохам, которые теперь отчетливо слышны в повисшей, напряженной тишине.
— Малфой...— голос хрипит, точно, как у парня с платиновыми волосами несколькими минутами раннее. Гермиона в безысходности. Что делать теперь? Всю жизнь она действует по определенной системе, всю жизнь полагается на отличное знание всех заклинаний и умение применять их. Но теперь...Девушка обезоружена и загнанна в угол, как мышка в лапах кота. Малфой всё продолжает давить. Не вдавливать палочку в ее горло, нет. Он продолжает задавливать ее морально одним своим озверевшим взглядом. Огромные зрачки почти полностью застилают радужку и Грейнджер готова поспорить...Сейчас его глаза глубокого серого цвета. Словно асфальт во время дождя. Но более холодные, более ледяные, чем обычно. Кажется, стоит лишь взглянуть — и ты неизбежно утонешь во льдах его безумия. Что и происходит с темноволосой. Гриффиндорка сглатывает, только сейчас ощущая дрожь в руках и коленках вместе с неприятным колющим чувством в животе — паника.
Малфой выдыхает...Затем медленно изучает ее взглядом, а после, как ошпаренный, рывком отстраняется от грязнокровки, едва ли не сплевывая на пол скопившуюся слюну. Едва ли не выплевывая свои легкие за то, что дышал с ней одним воздухом. Ощущал ее дыхание на своих ключицах. И снова этот взгляд, наполненный привычной надменностью и высокомерием. Слизеринский Принц в своей манере смахивает влажные пряди со лба и оценивающе обводит фигуру Гермионы.
— Что, Грейнджер, страшно? — усмехается парень, голос которого сочится Слизеринской желчью, накопленной в результате давней войны между двумя факультетами, разворачиваясь на каблучках начищенных туфель, и скрывается на лестнице в свою комнату.
Ну что, идиот, даже сглотнуть слюну в ее присутствии не можешь?
Вот так просто. Он просто смеется над ней. Одна фраза. Никаких "грязнокровка", "дура Грейнджер". Лишь усмешка...
Этот инцидент оставляет неприятный отпечаток где-то внутри. Всё нутро сводит непонятным чувством. Что это? Неужели обида? За столько лет и вновь горечь на языке? Или же стыд из-за поражения...Гермиона наконец спокойно выдыхает, призывая палочку, и срывается на бег до своей комнаты, врываясь в нее бешенным вихрем и тут же накладывая несколько заглушек, попутно запирая.
Вряд ли Его Величество явится к грязнокровке в комнату, но перестраховаться никому не помешает...