Глава 5. Посвящение
Читать и слушать:
Naadia – Осколки
— Ну всё, приплыли, — дёргая ручку двери, Слава пожимал плечами. — Придётся разгадывать ребусы.
Пятница — день мастерства речи, но в этот раз новеньких встретила только распечатка на двери актового зала с загадочным посланием. Её содержание даже отдалённо не напоминало упражнения для речевой разминки.
— «Мечты ведут нас туда, где начинаются перемены», — в десятый раз, ещё медленнее, чем до этого, перечитывал сообщение Слава. Он взял на себя роль лидера, и никто этому не сопротивлялся. Савченко был крепким, розовощёким и инициативным. И, похоже, самым старшим. Был ещё Ярослав Жигулин, тоже вытянутый, уже одутловатый, но не такой громкий и активный, как Слава.
Олеся пришла как всегда заранее, но уже в 15:52 дверь была перегорожена спинами детей, разбирающих смысл послания:
«Мечты ведут нас туда, где начинаются перемены. Единственный выбор — тот, что исходит от сердца. Часто то, что невидимо, оказывается истинным. Терпение подскажет вам правильный ответ. А теперь следуйте за проводником».
Олеся склонялась к тому, что мастерства речи сегодня не будет, а вместо этого в формате игры театралов распределят по отделам. От предчувствия чего-то интересного зудели ладони, но бессилие перед загадками нагоняло на неё скуку, поэтому они с Алей просто сидели на диване напротив двери и слушали теории, летящие из разных сторон.
— Так, ну, тут нет прямого указания к действию, кроме какого-то проводника. Значит, нас должны забрать. Ждём, — озвучил Слава уже давно очевидную истину.
— Там написано, что надо ещё терпеть!
— Я не могу долго терпеть, — предупреждающе прошептал Кирилл, косясь в конец коридора, в сторону туалета.
— Может, с другой стороны зайдём?
— С другой закрыто, я уже проверял, — самодовольно, с видом полного знатока театра, ответил Федя. — И в подвале тоже.
— Мечты... Мечты... — Лиза Ильина прислонилась к стене и начала мусолить каждое слово. — «Мечты», «единственный», «часто», «терпение», «а»...
Она бормотала набор слов себе под нос и в задумчивости водила пальцем по строчкам листа с объявлением.
— «Мечта»!
— Не «мечта», а «мечты»! — поправил её Слава.
— Нет, мечта! Это акростих! Правда он без рифмы...
— То есть? — Аля резко развернулась к двери, отвлёкшись от телефона Олеси, на котором та показывала ей фотографии с зимних каникул в Тайланде.
— Тут зашифровано слово «мечта». Акростих — это такой вид стихотворения, где из первой буквы каждого нового предложения складывается какое-то слово, — взволнованно проговорила Лиза. — Я изучала это на литературных курсах.
— Ну.... ладно... а дальше что? — Богдана не впечатлила находка. — Так-то у нас уже в первой строчке есть это слово, никакой новой информации нам это не дало. Может, это просто совпадение.
— А может, мы должны будем использовать его позже, — с надеждой, но уже неуверенно, ответила Лиза.
Какое-то время ребята сидели, не интересуясь посланием, уверенные в том, что весь максимум сведений они из него уже получили. Кто-то бродил по первому этажу гимназии, пустому и немноголюдному, но гулять по социальным сетям и то было интереснее. Все сошлись на том, что разгадка квеста — в ожидании.
Так и вышло. Около 16:10, со стороны лестницы, в коридор вплыла фигура в длинном тёмном плаще. Своим молчаливым появлением она заставила театралов насторожиться, а Олеся даже спряталась за Алей, чтобы быть от фигуры как можно дальше. Нежданный посетитель скрывался под капюшоном, а к его лицу плотно прилегала белая театральная маска с рельефом полуулыбки на месте рта. Единственный признак человечности, мальчишечьи глаза, выглядывающие сквозь маленькие прорези, выдавали в пришельце юношу-театрала. Остановившись посреди коридора, театрал замер, как будто чего-то ожидая.
— Это, наверное, проводник, — прошептала Аля.
— Что нам теперь делать? — ответил ей Слава так же тихо.
— А почему мы так говорим? — уточнил Богдан срывающимся шёпотом и обратился к театралу уже намного смелее. — Нам типа надо сейчас что-то сделать?
Проводник не двигался, не отзывался на вопросы и предположения. На него не действовал и Кирилл, пытающийся вскарабкаться по плащу, чтобы заглянуть под маску — его театрал отодвигал рукой.
— Дамир, я знаю, это ты! — Слава потряс пальцем прямо у белого, на вид пластмассового, носа. — Давай, раздевайся.
Не всем было интересно участвовать в этом квесте. Миша Аверин сидел в одиночестве, не выпуская из рук телефон, и Олеся была солидарна с ним в том, что такие игры больше рассчитаны на младшеклассников. На младшеклассников и на Славу.
В итоге театралов, задумавшихся, но уже заскучавших, взбодрил резкий голос Богдана, ударившего себя по коленкам:
— «Мечта»!.. Оно?
Лиза была права: в послании зашифровали код. В ответ на догадку театрал резко дёрнулся и, развеяв плащ, развернулся, скрывшись в глуби коридора.
— Там закрыто! — крикнул ему Богдан, но все последовали за фигурой. — Если что...
Вот только проводник привёл их в помещение, где они ещё не были. За дверью напротив входа в репетиционный зал кругом расстелили покрывала, а в центр поставили несколько электрических свеч. Комната напоминала место для отдыха: к зашторенному окну были сдвинуты кресла и маленький диван. Как только все школьники оказались в тёмном помещении, проводник закрыл за собой дверь и развёл руками, призывая их присесть.
Когда каждый занял место, театрал отошёл от двери, и все увидели, что на ней висело ещё одно объявление — с пофамильным списком новеньких.
Под нетерпеливыми взглядами проводник достал из складок плаща маленький кассетный плеер. Малыши подползли поближе: наверное, впервые увидели эту штуковину! Да и Олеся не могла себе точно ответить, брала ли она когда-нибудь в руки подобное устройство?
Проводник нажал на кнопочку, и после щелчка по комнате разнеслось негромкое шипение.
— Здравствуйте, наши будущие дорогие коллеги. — Голос Бориса Георгиевича, разбавленный помехами и шуршанием, Олеся узнала не сразу. — Поздравляю вас с тем, что вы дошли до этого этапа. После двух дней практик каждому из вас предстоит выбрать будущий отдел и пройти посвящение в настоящих театралов. Проводник будет забирать вас по очереди, согласно вывешенному списку. Вам выдадут повязки, надевайте их на выходе из комнаты. И, пожалуйста, за пределами двери не разговаривайте. К остальным ожидающим у меня просьба: ведите себя тихо, уважайте друг друга и дайте возможность своим друзьям запомнить этот момент. Хорошо подумайте над тем, чем вы хотите заниматься в театре, чему вы готовы отдавать свои силы и где вы можете пригодиться. У вас будет достаточно времени, чтобы принять решение.
Запись выключилась, и все зависли, обдумывая услышанное. Проводник обошёл каждого по кругу, раздавая повязки.
Затем он ещё раз встал возле двери, постучал по ней три раза и пальцем показал на первое имя в списке: «Абрашкина Марина». По кругу пронёсся шёпот: «Марина, где Марина? Марина тут?». Из-за спин детей поднялась довольно взрослая девочка и неуклюжей походкой направилась к двери. Проводник открыл перед ней дверь, и, как только они оба скрылись в коридоре, дверь захлопнулась, отрезав школьников от таинства.
— Ну-у... что будем делать? — после короткой паузы поинтересовался Слава.
— Давайте в карты сыграем? — предложила девочка с двумя густыми чёрными хвостами по бокам и достала телефон, посветив экраном с приложением перед остальными. — В онлайн-дурака. У всех же есть? Можем играть четвёрками и потом меняться.
Именно эта девочка, имя которой было настолько длинным, что на бейджике его сократили как «Карина Сур.-Цымб.», не нравилась Але. Олеся не была придирчива к именам, но для первой партии объединилась с подругой.
— О, у меня одноклассники в это играют. — Слава приземлился на подушку рядом с Алей.
— А ты же из девятого «а»? Это с вами у нас физ-ра по вторникам? — полюбопытствовал Богдан у Славы из другого угла комнаты.
Самусин о чём-то общался с Федей, но предложение Карины понравилось ему, и он тоже решил сыграть.
— Да, с ними, — не поворачиваясь к ребятам, ответила Карина, окружённая школьникам, которые обменивались игровыми никами друг с другом. — Непонятно только, почему не с другими восьмиклассниками.
Таких, кто, как и Олеся, не учился в одиннадцатой гимназии, по её личным наблюдениям было совсем немного. Аля тоже посещала школу в другом районе, тогда как добрая половина театралов в этих стенах уже пересекалась.
Но, в отличие от Олеси, для Али отстранённость от большинства не вызывала трудностей. Подруга уже определила, кто ей нравился, а кто нет, и не собиралась останавливаться. Как хорошо, что они подружились. И как удобно.
Интересно, в каком классе учился Максим? Если судить по его внешности, лет ему, наверное, было столько же, сколько и Славе, и учиться они могли в общей параллели, если не в одном и том же классе. Это можно было узнать у Савченко, но Олеся не настолько любопытная. Да и не так уж важно ей это знать — мысль сама незаметно проникла в голову и так же быстро исчезла.
— А «леон из бравл старс» через доллар — это кто?
Потягивающий Федину электронку Богдан закашлялся и поднял руку.
Миша протянул Карине свой телефон, чтобы его тоже добавили в игру, но уже через минуту в комнату постучались.
— Занято, — крикнул Богдан.
В комнату зашёл проводник, почесал локоть и принял ожидающую позу. Даже в мрачной комнате он переставал казаться загадочным, и увлечённые игрой театралы не сразу его заметили. Только Миша с досадой запихнул телефон в карман и поплёлся к нарушителю веселья.
— Пока....
Ребята проводили Мишу взглядами, и он грустно помахал им, пока дверь медленно закрывалась.
— Нет слов. У них важное мероприятие, а они грустят из-за того, что не успели сыграть в карты, — в пустоту проговорила Олеся, и Аля со Славой улыбнулись.
Олесе было легко говорить. По её подсчётам, должен был пройти как минимум час, чтобы настала её очередь. За это время она бы успела и поиграть, и поговорить, и подумать, и поволноваться, и успокоиться. Хорошо быть Таманской.
— Ах ты, шулер, — заключила Аля, когда Слава первым вышел из игры. — Ты ж в начале даже не знал, куда нажимать, чтобы сходить!
— А чего ты ждала от деревенского парня? Мадемуазель, мы картёжничаем с детства. — Слава прыжком поднялся и занял середину комнаты. — Физкультминутка! Кто со мной?
Слава оглядел незаинтересованные лица и принялся выполнять упражнение «пистолетик». Только Кирилл, который не обладал способностью к усидчивости, тоже стал приседать на одной ноге, но постоянно заваливался, в то время как Слава идеально садился, и поднимался, и ещё успевал на каждом приседе выдыхать подбадривающие речи. Физкультминутка затянулась и закончилась только тогда, когда вспотевшего и выдохшегося Белкина уносили из комнаты почти на руках.
От количества новых знакомых Олесина память уже отказывалась запоминать имена. Славу и Богдана она выучила, но с ними ей могла помочь Аля, которая сдружилась с ребятами. Олеся решила распределять остальных по характерам и особенностям: Кирилл и Федя — это шуты, но для разной аудитории, Миша — недовольный интеллигент, Карина сразу показалась девочкой, стремящейся к лидерству в классе. К тому же, все эти дни она заплетала себе одинаковые хвостики. Маленькая Евдокия просила звать себя «Ясей», и это всё усложняло. Владу Олеся ещё не успела понять.
И это только малая часть ребят, а ведь ещё был неказистый Арсений, литературная Лиза, серьёзный Ярослав. И опытные театралы!
Хорошо, что Олесин круг общения скоро сузится раз в пять, когда она начнёт заниматься в одном определённом отделе. Хотя в декораторском точно будет немало школьников: у них очень много задач и им всегда нужны руки. Но к бутафорам Олеся не слишком хотела. Как и не хотела к светлячкам и звуковикам. Выбор отдела тяготил её не так сильно, как вопросы к организации этого процесса.
Как их будут распределять? По желанию? А если в желанном отделе не останется мест для тех, кто в конце списка? Что, если из-за этого друзья не смогут выбрать одну и ту же практику?
— Аля, ты куда пойдёшь? — спросила у подруги Олеся.
В карты они больше не играли: дурак всем наскучил, а ребят постепенно становилось меньше. Остатки их общества разделились по маленьким компаниям.
— Скорее всего, в декораторский, — задумалась Аля.
— Тебе же там не понравилось.
— Почему? Нет, мне не понравился не затыкающийся союз Карины и Вадика, но сам по себе отдел нормальный. Просто куда мне ещё идти?
«Со мной», — хотела ответить Олеся. Почему-то Аля не спешила договариваться с ней о том, чтобы выбрать один отдел на двоих. Кажется, ей это было не сильно важно.
— Вот эти всякие программы — спасибо, не надо. Мне и так на алгэбре с геометрией стресса хватает, — продолжала Аля. — Костюмы? Ну-у... как бы в моём шкафу три футболки и две пары джинсов. Одни чёрные, чтобы ходить в них в школу. Я им точно не подойду. С гримом то же самое. Я даже не крашусь. А ты?
— А я... не знаю...
— Я не думаю, что это так принципиально, у нас отделы будут всего раз в неделю. Но если ты переживаешь, у тебя ещё есть время подумать.
Но Олесе уже не нужно было думать. Если бы вместо Али была Арина, они бы обе выбрали гримёрный отдел, и Олеся бы не сидела сейчас с таким опустошающим чувством в животе.
Когда пришла очередь Али, Олесе показалось, что она прощается с ней навсегда. И что Аля так легко её отпустила, потому что нашла новых друзей.
— Не скучай, — шепнула подруга, приглаживая Олесины почему-то топорщащиеся волосы. И когда дверь захлопнулась, Аля Мур превратилась в Алину Мурченко.
Олеся в одиночестве прислонилась к стенке и достала телефон, чтобы сделать вид, что кто-то написал ей очень важное и интересное сообщение. Этот приём подействовал на всех, кроме Влады. Она подсела к Олесе и, помолчав, сказала:
— Куда думаешь пойти?
— В грим, наверное. Я люблю краситься.
— По тебе видно, — Садыкова оглядела её лицо, и Олеся развернулась к ней своей рабочей стороной, дёргая ухо. — Ты красивая.
— Спасибо.
Олесе очень сильно захотелось поднять телефон повыше и спрятать сладкое смущение, разукрасившее её лицо. Чтобы не показаться слишком самолюбивой, она поспешила ответить неловким комплиментом:
— Ты тоже.
Влада молчала. После долгой паузой, собирая мысли, разбежавшиеся по мягкому полу, обратно в голову, Олеся задала такой же вопрос:
— А ты куда?
— Я хочу в костюмерный. У меня там подруга занималась.
— Даша, да?
— О, ты помнишь? Да, Даша. Я из-за неё сюда и пошла. Она сказала, здесь очень легко найти друзей и познакомиться с кем-то интересным.
Олеся вежливо кивнула, поддерживая разговор, вспоминая, как по-особому ощущалось их знакомство с Алей в день экскурсии и как незнакомо и отстранённо она чувствовала её сегодня. Между этими событиями прошло как будто несколько лет.
— Кстати, ты общаешься с Максимом?
Олеся потерянно развернулась. Взгляд Влады бегал по ней с интересом, она словно пыталась выцепить честный ответ в реакции на свой неожиданный вопрос.
— Э-э... нет. Но мы играть вместе будем. — Олеся задумалась, будто бы знала что-то большее, чем это. — А что?
— Ну, я видела вас вместе.
Теперь Влада смотрела на Олесю так, как будто та в чём-то провинилась. Всё тот же взгляд. Такой же, как и на занятии у режиссёров.
— Я помогла ему со световой схемой, она сломалась, я в этот момент была рядом.
Зачем она оправдывалась? Она могла общаться, с кем угодно!
— А, понятно, — Влада кивнула. — Ну, у него просто девушка есть. Это Даша.
Вот так новость!
— Хорошо... очень рада за них, — Олеся неестественно улыбнулась и глубоко вздохнула.
Почему здесь все решили, что она на кого-то претендует? Может быть, это остальным скучно и одиноко, но ей прекрасно! Ей отношения вообще не нужны! Олесины одноклассницы уже начинали с кем-то встречаться, но эти тощие мальчики-старшеклассники и эти поцелуи, которые Олеся наблюдала в столовой, доводили её до омерзения. Как бабушка любила говорить: «Всему своё время».
Максим... да она даже не помнила, как он выглядел и как говорил! Должно ли её касаться, встречался ли он с кем-то? Главное, чтобы его отношения не помешали их работе на сцене.
Наверное, Олеся превратилась в недовольный радиоактивный шарик, и Влада поскорее отвернулась, чтобы не попасть под его излучение. Больше они не разговаривали. В какой-то момент в комнате осталось всего пятеро школьников: Карина, Олеся, Дима Тютюшкин, Маша Филипова, Алина Чернушенко. Когда уходила Карина, Олеся прочитала её фамилию в списке: «Сурошникова-Цымбалюк».
Вот же фантазия.
Ещё десять раз Олеся перечитала список сверху вниз и столько же обратно, пока её не забрали тоже.
За дверью она быстро завязала повязку на голове, и пустой коридор гимназии, наполненный сквозняками, исчез. Олеся сделала шаг, но не услышала себя. Её ноги спустились, провалились, полетели в темноту. Невидимый магнит потянул её обратно в комнату.
Невидимое ничего.
Полоска реальности под тканью на глазах сжималась в тени. Если бы Олеся отвела руку от вредно сползающей повязки, она бы вытянула пальцы, чтобы коснуться стен и проверить, что они ещё на месте. Она бы могла. Но она боялась не почувствовать старые капли засохшей краски. Ведь стены тоже расширились и крутились. И всю её заперли в прозрачном лотерейном барабане, в котором остальные призы закончились, и только Олесю всё никак не могли достать.
И крутили, и крутили.
В этом бесконечном пространстве почему-то не хватало воздуха. И чтобы глубоко вдохнуть, надо было разорвать оцепенение. Так, по кусочку, Олеся медленно собирала и осознавала своё потерянное тело. Чтобы в конце найти мокрую, похолодевшую ладонь в чужих и крепких пальцах, всё это время державших её.
Его она тоже не чувствовала, но он всегда был рядом, а теперь тепло его кожи не выпускало Олесю из настоящего.
Хотя осторожное и внимательное присутствие проводника помогало ей не споткнуться, Олеся всё равно старательно поднимала колени и на всякий случай поджимала пальцы на ногах. Вместе они шли плавно и слишком долго.
Мягкие шорохи плаща, вдохи, но не её, рокот и удары о грудную стенку чего-то сжавшегося, испуганного и живого. Скрип двери — наверное, он завёл её в репетиционный зал, но с огромным опозданием. Они уже всюду опоздали.
И полная тишина.
Неслышимое ничего.
Олеся не выдержала и сжала его руку.
— Боишься?
Из пустоты раздался голос. Его первые звуки прорезались через хрип и пронеслись в воздухе не так, как обычно. Как обычно звучал голос Максима. Он стал таким низким, что прижал её к земле и вернул устойчивость.
Ещё бабушка говорила: «Вспомнишь лучик — вот и солнышко».
Какое-то неприятное солнышко в свете последних событий. Оно неприятно её жгло.
— Нет, не боюсь. — Олеся покрутила головой и рванула вперёд.
Максиму тоже пришлось ускориться.
— А у тебя тоже так было?
Олеся тут же поняла, что задала странный вопрос. Как «так»? Максим так же, как она, проходил это посвящение? Или Максиму так же, как ей, задавали глупые вопросы про отношения?
— Мне нельзя разговаривать, — помедлив, ответил Максим, всё ещё низко, но уже не так хрипло. — И тебе тоже.
Ну и молчи.
После неё он точно побежит к кулеру с водой. Двести процентов, что так и будет.
Олеся ухмыльнулась.
А потом под ногами услышала скрипучие половицы. Они с Максимом остановились, и её обдало воздухом большого пространства.
— Сними повязку, Олеся.
Эти слова принадлежали уже Борису Георгиевичу.
Максим отпустил её руку. Олеся сняла повязку.
Она стояла на сцене. Дюжины театральных масок смотрели на неё из зала. За ними, заполнив первые ряды красных кресел с деревянными подлокотниками, скрывались люди. Дети. Театралы. Они едва шевелились — статуи. Между некоторыми пустовали свободные места, всего несколько, и на каждом лежало по маске.
Проходящие от сцены три сектора кресел разделяли дорожки свеч, маленьких огонёчков, но их было так много, что зал тонул в золотом полумраке. На настенных панелях дрожали тени — будто тоже зрители, присоединившиеся сегодня к церемонии.
Это был уже какой-то другой зал. Какой-то более просторный и зрелый.
Олеся перевела взгляд в глубь сцены. У тёмной кулисы стоял стол, и за ним сидели все шесть преподавателей: Борис Георгиевич и Ирина Сергеевна по центру. По бокам от них — Сергей Ефимович, Анна Павловна, Дмитрий Егорович и Лена.
Воплощение строгости и спокойствия. Пантеон.
На преподавателях масок не было, их лица озарялись свечами, горящими на столе. Там также находились какие-то предметы, которые издалека не получалось разглядеть.
На полу, в центре сцены, лежала маска, окружённая восковыми кнопочками в подсвечниках. На несколько сантиметров они освещали деревянный пол, а дальше он пропадал.
— Пожалуйста, подойди.
Олеся уверенно направилась к столу, но у маски остановилась. Вероятно, её надо было обойти, но почему-то Олеся не решалась на это. С какой стороны лучше обогнуть? Будет ли это что-то значить? Ей не хотелось обходить маску только справа или только слева — показалось, что так будет негармонично. Некрасиво для торжества.
Поэтому Олеся решила маску перешагнуть. Кто-то в зале почти беззвучно охнул, и тишина стала ещё тише. Но преподаватели остались спокойны.
Олеся остановилась у стола. Её глаза скользнули по череде предметов, как артефактов, прорежённых свечами. И хотя это были вполне себе бытовые вещи, за исключением плеера, такого же, как у Максима под плащом, и хрустального многогранника, слабо отсвечивающего пламя, Олеся почувствовала себя особенной. Кто-то писал этот момент для неё.
— Олеся, перед тобой находится пять предметов от каждого отдела. Палитра для красок — декорационно-бутафорский отдел. Шляпа — костюмерный. Кисть для макияжа — отдел гримёрного искусства. Плеер — звукотехнического и музыкального оформления. Световая призма — художественного освещения.
Вслед за словами Бориса Георгиевича Олеся ещё раз просмотрела каждый из предметов и впилась глазами в кисточку.
— Выбери отдел, в который ты больше всего хочешь пойти. Покажи мне его.
Она подняла руку и указала на кисть для макияжа. Борис Георгиевич кивнул и записал что-то в большую тетрадь, лежащую перед ним. Олеся еле удержалась от того, чтобы не привстать на носочки и не прочитать, что ещё у него там написано.
— Теперь выбери два оставшихся отдела, куда бы ты готова была пойти, если мест в отделе гримёрного искусства уже не останется.
Олеся замерла в нерешительности. Постояла. Она бы подумала ещё, но молчание давило на неё.
И тогда она показала на шляпу — она всё равно хотела попасть к Лене, которая ей понравилась. А после этого Олеся медленно перевела на мгновение застывший в воздухе палец на палитру для красок. К Але.
Пламенный фитилёк почти дотянулся до её тоненького пальчика.
Борис Георгиевич сделал пометку и, перелистнув страницу, помолчал. А потом посмотрел на неё.
— Олеся, с этого дня твоё новое театральное имя — Тинтория. Это имя происходит от итальянского слова tintore — «красильщик». Для тебя оно будет отражать работу с оттенками и красками.
Борис Георгиевич взял паузу. Олеся тоже остановилась дышать.
— Олеся, ты зачислена в гримёрный отдел.
Олеся выдохнула и улыбнулась.
Разве могло быть как-то иначе?
Тут Борис Георгиевич вытянулся вперёд и заговорил как-то сокровеннее:
— Каждому новому театралу я даю особое наставление. И вот твоё, Олеся.
Руководитель поймал её взгляд. Привстал и подал Олесе руку. Крепко сжал протянутую в ответ аккуратную, ещё по-девичьи округлую ладонь. Строгие глаза Бориса Георгиевича говорили ей о том, что он не придумывал напутствие заранее. То, что он хотел ей сказать, не было записано в его тетради. Это было у него в голове.
— Иногда сложнее всего не выйти на сцену, а остаться на ней. Добро пожаловать.
Зал оглушил Олесю аплодисментами. Это было так резко и так громко, что она повертелась вокруг себя с удивлением. За спиной, у кулис, усердно, но с заметной усталостью, хлопал Максим. Над изгибающимися огоньками свечей преподавательского стола плавился воздух. Казалось, весь зал в мандраже. Олесю на одну секунду сковала неловкость, но потом она расправила плечи, развернула корпус к публике и заулыбалась, наслаждаясь своими первыми аплодисментами на этой сцене. И точно не последними.
От автора:
Здравствуйте, дорогие читатели!
Я очень старалась передать в этой главе элемент какой-то магии, и, мне кажется, в реальной жизни последняя сцена могла бы выглядеть довольно зрелищно и кинематографичноКакой отдел выбрали бы вы на месте Олеси? Я бы пошла в звуковой или костюмерный! Ну а потом, конечно, в режиссерский
Немного инсайдиков: когда я писала эту главу, я вдохновлялась сценой из «Призрака Оперы», когда Призрак ведёт Кристину в свое подземелье... вот такая вот она, романтика
Спасибо большое за вашу поддержку!