Вместо Имени Номер

Звук океана и хаотичные мысли не давали ей уснуть. Гермиона беспокойно перевернулась на жестком, неудобном матрасе, но вскоре сдалась и села, задумчиво глядя в темноту. Перед глазами всплыл рисунок. Невольно она улыбнулась. Её сосед оказался... вполне нормальным. Даже творческим. Как ни странно, это слово совершенно не вязалось с таким местом, как Азкабан. Сначала она не хотела отвечать. Не желала ввязываться в разговор — вдруг  он окажется таким же, как тот жиртрест из котельной?
Майлз. Он молчал всю смену, не оказав ей никакой помощи. Лишь лениво жевал губу, время от времени бросая на неё жадные взгляды. Гермиону передёрнуло от воспоминаний. Если её сосед окажется таким же мерзким типом, то дни в этом аду станут ещё невыносимее. Она глубже втянула воздух и потерла лицо ладонями.
В камере было холодно. Тихо. Где-то за стенами плескалась ледяная вода, срываясь с обрывов.Гермиона продолжала сидеть, погружённая в тревожные размышления, когда в коридоре раздались тяжёлые шаги. Щелчок замка. Резкий скрежет открывающейся двери.
— Встать! Лицом к стене! — рявкнул голос охранника.
Она поднялась, скривив недовольное лицо, нарочно демонстрируя своё отношение охраннику, но тот даже не дрогнул. Раздражённо вздохнув, Гермиона повернулась к стене, чувствуя, как её руки грубо стянули за спиной, а голову резко опустили вниз, сгибая корпус пополам. Начался отсчёт шагов. Шестнадцать. Резкий поворот. Ещё восемь. Когда они переступили порог, раздалась команда:
— Выпрямиться!
Гермиона медленно подняла голову и огляделась. Комната для допросов. Тусклый свет. Обычные стулья. Один стол. И двое совершенно незнакомых людей.
— Присаживайтесь, мисс Грейнджер, — раздался ровный голос. — Это стандартная процедура. Вам нужно лишь отвечать на поставленные вопросы.
Она напряглась, всеми силами пытаясь унять хаотичные мысли и сосредоточиться. Первым заговорил человек в форме Министерства:
— Мисс Грейнджер, как вы считаете, совершили ли вы ошибку, убив невинного человека?
Гермиона скользнула взглядом по второму мужчине — он носил форму администрации Азкабана и смотрел на неё с откровенным холодным любопытством. Она разжала губы и чётко произнесла:
— Я совершила ошибку, не заметив, что её помыслы были благочестивы. Я сработала инстинктивно, защищая друга.
Министерский чиновник кивнул, быстро переходя к другому вопросу.
— Вы всё ещё считаете, что окружение несёт опасность вам и мистеру Поттеру? Вы полагаете, что война не окончена?
— Да, — коротко ответила Гермиона, впервые отрывая взгляд от администратора. — Я считаю, что опасность никуда не исчезла.
В комнате повисла напряжённая пауза. Чиновник склонил голову набок, наблюдая за ней. Гермиона сжала кулаки, прежде чем заговорить снова:
— Министерство прекрасно знает, что тёмные дела никуда не делись. Вы закрываете глаза на опасность, которая разгуливает среди нас. Люди, убитые в прошлом месяце, — прямое тому доказательство.
Глухая тишина. А потом — скрип пера по бумаге.
— Мисс Грейнджер, связано ли ваше поведение с недавней ситуацией, касающейся ваших родителей? — неожиданно заговорил молчавший до этого мужчина из администрации Азкабана.
Гермиона прикусила щёку изнутри, чтобы не выдать свою ярость и не послать его к Мерлину. Сквозь зубы, сдерживая раздражение, она процедила:
— Нет, не связано.
Он, казалось, полностью проигнорировал её тон и ровным, почти психологическим голосом задал следующий вопрос:
— То, что они умерли, повлияло на вас?
Гермиона почувствовала, как её зубы разорвали кожу на щеке. Солоноватый привкус крови хлынул на язык, смешиваясь с раздражением, которое стремительно переросло в гнев.
— Повлияло, — коротко бросила она. — Теперь я сирота.
В комнате повисло напряжённое молчание.
— Мисс Грейнджер, почему мы должны выпустить вас на свободу? — нарушил паузу чиновник из Министерства.
Она усмехнулась, горько и с нескрываемым пренебрежением.
— Как будто вы меня выпустите...
Её насмешливый тон мгновенно ощутил ветер шагов — охранник приблизился, явно готовый пресечь её дерзость. Но мужчина из Азкабана вскинул руку, подавая знак остановиться. Охранник замер. Гермиона чуть заметно улыбнулась, не отводя взгляда.
— Мисс Грейнджер, как вы считаете, вы психологически устойчивая личность? — ровным голосом спросил мужчина.
— Вполне, — спокойно ответила она.
Он на мгновение замолчал не отрывая от нее взгляда, потом сдержанно кивнул охране указывая на дверь и что-то записал в блокноте.
— Встать.
Гермиона молча подчинилась, пятясь назад к стене и сверля взглядом сидящих за столом фигуры. Лишь упершись лопатками в холодный камень, она развернулась на пятках, выставляя руки назад, позволяя их связать. Когда её резко схватили за волосы и склонили вниз, она попыталась взглянуть за открытую дверь, чтобы хоть что-то разглядеть снаружи. Но охранник действовал слишком быстро — перед глазами промелькнула лишь размытая картинка.
Щелчок замка. Она снова в камере.Первым делом Гермиона бросила взгляд туда, где вчера оставила свой рисунок. Никакой новой записки. Слегка разочаровавшись, она вздохнула, но не стала зацикливаться. Умостившись поудобнее на жёстких нарах, она закинула руку за голову, вслушиваясь в глухую, отстранённую тишину Азкабана.Вопросы, которые ей задавали, казалось, до сих пор вибрировали в воздухе, запуская болезненный откат в воспоминания.
«Как вы считаете, совершили ли вы ошибку, убив невинного человека?». Она подняла взгляд к потолку.Полгода назад она бы ответила иначе. Полгода назад она ещё верила, что у мира есть правила. Что жизнь имеет предсказуемость. Что существуют границы.Теперь...Она закрыла глаза.
     Всё началось тогда, на ночном шоссе Лондона.Глухой удар. Треск стекла. Визг шин. Мир раскололся, будто разбитое зеркало. Очнувшись в темноте она почувствовала искорёженный металл упирающийся в позвоночник, запах бензина, липкую кровь на губах. Голоса снаружи были  приглушённые, будто мир отодвинулся. А потом – больница.Белые стены, стерильная тишина, чужие голоса, полные сочувствия. И одно-единственное предложение, после которого вместо чувств пришла пустота.
— Ваши родители скончались на месте.
   Она не плакала. Не кричала.Просто смотрела в потолок.Потому что это ничего не изменило бы. Они уже мертвы.
Две недели – неподвижность. Две недели – попытки осознать, насколько всё хрупко. Насколько легко жизнь может оборваться.
   Но настоящая трансформация началась, когда Гермиона вернулась в мир волшебников.Здесь всё было прежним. Те же лица. Те же голоса. Те же разговоры.Только внутри неё не осталось ничего прежнего.
    Рон сказал, что она сошла с ума. Когда в сотый раз спросил: "Почему ты не плачешь?" и не получил ответа.После этого они больше не разговаривали.Он не понимал.Не понимал, каково это — в одиннадцать лет покинуть дом, возвращаясь лишь на лето и праздники.Каково это — стереть родителям память, лишь чтобы потом, вернув её, потерять их навсегда.Каково это — узнать, что даже в мире магии ты бессильна перед обычной автокатастрофой.Как будто жизнь не забрала у неё достаточно.
    Но окончательно всё изменилось той ночью.Она задержалась в министерстве допоздна. Всего лишь нужно было подписать бумаги.И услышала.
— Сколько их там погибло? Трое?
— Да. Может, найдут ещё тела. Надо придумать официальную версию. Несчастный случай? Оборотни?
— Главное, без паники. Завтра это уже никого не будет волновать.
Будничные голоса. Лёгкая скука в интонациях.Три мёртвых человека. Просто статистика. Просто ещё одна проблема, которую надо замять.
— Очередной инцидент, — хмыкнул один из них. — Завтра все забудут.
    В этот момент Гермиона поняла правду.Война не закончилась. Она просто переехала в кабинеты.Она не заметила, как сжала кулаки. Как в груди поднялось холодное, медленное осознание. Когда родители умерли— её мир рухнул, но не сломался. А теперь... Теперь он просто превратился в труху. Если даже те, кто должен защищать, безразличны к жизням, значит, она всё это время жила в ложной реальности.Она всю жизнь верила в правила. В справедливость. В порядок.А они — нет.Они просто сделали вид, что игра окончена.И если мир не следует правилам... зачем должна следовать она?
   Этот вопрос преследовал её неделями.А потом пришёл ответ.Когда та женщина подняла палочку на Гарри.Гермиона не думала. Не чувствовала страха.Только отточенный инстинкт: ударить первой.А потом – осознание.Женщина не собиралась нападать.Но сожаления не было.Потому что если бы угроза была реальной, Гарри был бы мёртв.А она больше не могла терять.
   Гермиона сжала зубы и отвернулась к стене.В Азкабане время замедляется заставляя разум потеряться в мыслях.Но она знала одно:она не искала прощения. Она не искала понимания. Она не ждала, что кто-то оправдает её поступки. Всё, что у неё было, – это убеждённость: если бы та ночь повторилась, она снова ударила бы первой. И если для этого ей нужно было стать чудовищем – что ж, она готова.
— 322! Завтрак.
Охранник равнодушно пропихнул в дверное окошко поднос с куском чёрствого хлеба и водой. Взяв в руки скудное подобие еды, она вернулась на нары и медленно принялась за трапезу. Когда от хлеба осталась лишь заплесневелая корка, она брезгливо отшвырнула её в сторону.В этот самый момент дверь с протяжным скрипом открылась, и охранник, появившись в проходе, резким голосом приказал ей встать,пришло время заступать на смену.
Отсчитывая положенное количество шагов и внимательно наблюдая за изменениями в кладке пола, она дождалась приказа выпрямиться и медленным, осторожным шагом вошла в котельную. Майлз, обернувшись к ней с лопатой в руках, улыбнулся, многозначительно облизнув потрескавшиеся губы. Гермиону передернуло от его взгляда.
Молча сделав пару шагов к лопате, она прежде чем зачерпнуть горстку угля, связала волосы в небрежный пучок, закрепив выбившимися прядями. Жар от печей моментально вызвал обильное потоотделение, поэтому липкие распущенные волосы были сейчас совершенно неуместны.
Когда она зачерпывала лопатой уголь, на бедре почувствовалось чье-то прикосновение. Обернувшись, она увидела жирное лицо Майлза практически в сантиметре от себя.
— Не могу больше сдерживаться...люблю молоденьких, — прошептал он, прежде чем она, моментально среагировав, со всего размаха ударила его лопатой по голове.
Он отшатнулся на два шага, а затем быстро набросился, повалив её на пол и принявшись душить. — Строптивая сучка, люблю таких...— процедил он сквозь зубы, пока она, царапаясь, пыталась вырваться из его хватки.
Пот с его лба стекал на её лицо, а мерзкая торжествующая улыбка застыла перед глазами. Окончательно разъярённая его выражением лица, она впилась пальцами ему в глазницы, надавливая изо всех сил, пока он с диким воплем не отпустил её, заваливаясь на бок.
— Мерзкая, скользкая тварь! — выкрикнула Гермиона, хватаясь за рукоять лопаты и со всей силы ударила Майлза по голове.
    Лихорадочно стряхивая с себя омерзительные ощущения его прикосновений,она тяжело дышала. Охрана,явно услышав её крик,открыла двери в котельную и увидела непревзойденную картину. Гермиона с лопатой в руках стоит над неподвижным телом заключенного под номером 999.
  Оглушающее проклятье настигло её мгновенно. Тело замерло, застыв в агрессивной позе, будто Гермиона всё ещё была готова броситься в бой. Лицо исказилось яростью – дикий, угрожающий оскал, замороженный магией. 
    К ней неспешно подошли двое охранников. Первый – крепкий мужчина с тёмными волосами, на чьей форме значилось имя «Стив», скользнул по ней оценивающим взглядом, помотал головой и устало вздохнул. Второй – с неприятными, жирными усами и сальными волосами – громко цокнул языком и растянул губы в какой-то странной улыбке. Он поднял палочку, направил её на неподвижное тело Майлза и с помощью левитации скрылся вместе с ним за дверь.
— Поздравляю, 322-я, — промолвил Стив, с ноткой искреннего удивления. – Ты первая, кто при таком коротком пребывании здесь заслужил наказание. 
    Он произнёс это с таким преувеличенным сожалением, что, если бы могла, Гермиона непременно бы парировала что-то колкое. Вместо этого она вынужденно молчала, всё ещё парализованная заклятием. 
Стив шагнул ближе и без особой спешки связал её руки, в процессе объясняя: 
— Ближайшие три дня будешь драить туалеты всей администрации этого этажа. Зубной щёткой. 
    Гермиона мысленно выругалась, но едва она успела это осознать, как проклятье спало, оставив лёгкий, неприятный откат в мышцах. Всё её тело тут же разжалось, инстинктивно пытаясь прийти в норму, а руки дёрнулись, пробуя растянуть связки после паралича. Прежде чем схватить её за волосы и наклонить вниз, Стив склонился чуть ближе и негромко пробормотал: 
— Поверь, это самое лёгкое наказание, которое я мог тебе дать. 
    В его голосе не было ни высокомерия, ни насмешки, ни фальши. Только некая сухая искренность, почти... предупреждение? 
— Майлз – ещё та скотина. Респект тебе за то, что смогла его одолеть. Парню, с которым я сменил твои смены, это не удалось. 
Он подмигнул ей, словно сообщая нечто тайное, и в следующий миг  Гермиону грубо склонили вперёд.Пока они шли по коридорам мысли всё ещё спутанно крутились в голове — охранник сбил её с привычных размышлений  своим неожиданно... нормальным отношением. Хорошим, если судить по меркам Азкабана.
— Выровняйся, — донёсся ровный голос Стива. 
   Она подняла голову и только сейчас осознала, что впервые оказалась в этой части блока. Душевая.  Помещение было пустым, мрачным, пахло сыростью и гнилью. Холодные каменные стены с вкраплениями ползущего вверх грибка уходили вверх, к затемнённому потолку.Кафельный пол выглядел чистым, но неестественно холодным, будто впитал в себя всю стылость этого места. Вдоль стены виднелись тёмные пятна — следы воды, ржавчины или чьей то крови. Души не имели никаких перегородок, только металлические трубы, тянущиеся сверху вниз, и потускневшие отметины на стенах, обозначающие, где должен стоять заключённый. 
— Душевая каждодневно. — Голос Стива был ровным, будто он зачитывал инструкции. — Охрана следит за процессом. Двигаться во время процедуры запрещено. Руки и ноги — на положенные метки. Шаг в сторону — наказание. Любое движение разрешено только после окончания и по приказу. 
   Гермиона продолжала рассматривать помещение, в котором предстояло провести ближайшие несколько минут. 
— Разделения на пол у вас нет? — резко спросила она, не особо надеясь получить ответ.  Вместо удара, который она ожидала, последовало короткое и нейтральное: 
— Нет. 
   Осторожно подавив всплеск раздражения, Гермиона без лишних слов направилась к ближайшей стене. Она повернулась спиной к охраннику, одним движением стянула робу и сбросила её на пол. Следом — нижнее бельё.  Неловкости не было. Желание смыть с себя дни, пропитанные потом, грязью и бесконечной усталостью, было слишком сильным, чтобы её заботило, кто на неё смотрит. 
  Став лицом к стене, она раскинула руки, прижав ладони к холодному камню, и почувствовала, как шершавые метки впиваются в кожу.Ледяная вода обрушилась на её спину внезапно, словно сама бездна Северного океана разверзлась над её головой. Холод был всепроникающим, жалящим, словно тысячи крошечных игл вонзались в кожу. Гермиона стиснула зубы, сдерживая инстинктивный крик, но её тело выдало себя — плечи подались вперёд, мышцы скрутило в судороге.  Напор был невыносимым. Струи били в хребет с такой силой, что казалось, вода ломает его, слой за слоем стирая хрящи, разбивая кости. Боль расходилась вдоль позвоночника, вибрацией отдаваясь в конечности. 
   Когда наконец поток иссяк, её дрожащие ноги едва удержали вес. Ещё мгновение она стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как капли, подобно ледяным когтям, скользят по телу. Услышав команду одеться,она медленно, через протестующий озноб, сделала шаг к своим вещам. 
— Прости, — коротко сказал Стив.  — Голос был тихим, без издёвки. Почти извиняющимся.  — Мощность не регулируется. 
   Гермиона не ответила. Лишь стиснула челюсти, продолжая цокать зубами от холода. Она наклонилась, подбирая бельё. Стивен не делал лишних движений, не позволял себе взгляда. Когда она стояла совершенно голая, он смотрел куда угодно — в стену, на потолок, на собственные руки — но не на неё.  Роба снова скрыла её худое, дрожащее тело, но холода она уже не чувствовала. Подходя к выходу, Гермиона на секунду задержала взгляд на охраннике и коротко, почти одними губами, прошептала: 
— Спасибо. 
Он поджал губы, еле заметно кивнул и, не говоря больше ни слова, накинул на её запястья оковы.  Шаг. Ещё шаг. Дрожь мешала считать, и на этот раз это было даже к лучшему.

***

Записки от соседа были единственным развлечением в этой беспросветной тьме. Гермиона, переместившись на холодный пол, удобно уселась у каменной стены. Осторожно развернув очередное послание, она пробежала глазами по строчкам.
«До меня дошли слухи, что ты вырубила своего напарника по смене. Это правда?»
Она закатила глаза — слухи в Азкабане распространялись с той же невероятной скоростью, что и в Хогвартсе. Поднеся к бумаге туповатый карандаш, Гермиона коротко нацарапала в ответ:
«Этот поступок потянул за собой наказание — теперь я драю чужие туалеты.»
Ответ пришел быстро. Сосед поведал, что его первое наказание настигло лишь через месяц заключения, и оно оказалось не менее мерзким — он был вынужден вручную отстирывать грязное нижнее белье. Гермиона скривилась, представив себе эту картину.
Поймавши себя на мысли, что их переписка дается ей на удивление легко, словно они знакомы не первый день,она почувствовала что не хотела, чтобы это заканчивалось.Но развернув новый клочок бумаги, Гермиона заметила в конце короткое пожелание:
«Спокойной ночи. Оставь карандаш и пергамент у себя — вдруг тебе захочется написать первой.»
Ее губы дрогнули в слабой, но искренней улыбке.Разочаровавшись в скоропостижном завершении разговора она вернулась на нары предпринимая попытку уснуть.
Утро началось с очередного допроса.На этот раз новый чиновник — высокий, сухопарый мужчина с постоянно недовольным выражением лица — пытался выбить из нее более развернутые ответы,задавая те же вопросы что и его предшественник. Рядом сидел строгий сотрудник администрации тюрьмы. Он наблюдал за ней, словно ждал, когда она дрогнет. Но Гермиона только молча смотрела перед собой, не давая им ничего, кроме пустого взгляда.
После допроса ее повели на смену. Когда охрана отпирала дверь в котельную, Гермиона, стоя ровно и напряженно, прокручивала в голове все возможные варианты развития событий от встречи с Майлзом. Встреча с ним после того как она вырубила его лопатой, могла обернуться чем угодно — от пренебрежительного молчания до грубой,смертельной схватки.
Но когда дверь открылась, ее ожидало нечто совсем другое. Вместо Майлза в комнате крутилась незнакомая женщина — кудрявая афроамериканка, лет тридцати или чуть старше. Гермиона опешила, кинув быстрый взгляд на охранников.
— Майлз еще в лазарете, — равнодушно бросил один из них. — Сегодня на смене будешь с ней.
Гермиона оценивающе посмотрела на новенькую. Женщина была среднего роста, с крепким телосложением и густыми каштановыми волосами, которые топорщились во все стороны, напоминая верхушку микрофона. На правом плече чернела массивная татуировка в виде черепа. Её тюремная роба была разорвана сверху, обнажая одно плечо, а сбоку завязана в узел, превращая грубую форму в некое подобие платья. Когда охрана закрыла за ними дверь, женщина повернулась к Гермионе и с доброй улыбкой подмигнула.
— Новенькая, я о тебе наслышана, — сказала она, приближаясь. Голос у нее был добрый и игривый. В нем сквозили нотки добродушия вперемешку с интересом.
— Малия, — представилась она, протягивая руку. — Хотя в этих стенах меня чаще называют 546.
Гермиона задержалась на мгновение, прежде чем ответить рукопожатием.
— Гермиона. 322.
Малия коротко кивнула и, не теряя времени, схватила лопату. Гермиона незаметно осмотрела ее, пока та стояла спиной. Как могло что-то настолько красивое и внешне безобидное оказаться в этом месте? Ее лицо было почти без морщин, губы пухлые, нос аккуратный. Но за этой мягкостью крылась сила. В глазах Малии не было страха — лишь принятие суровой реальности Азкабана. И почему-то рядом с ней Гермиона позволила себе расслабиться.
— Слухи обо мне здесь быстро разносятся, да? — спросила она набирая уголь.
Малия широко улыбнулась, обнажая ровные белые зубы, и закивала, словно вопрос был не уточняющим, а самой настоящей шуткой.
— Здесь всегда так, когда приводят кого-то новенького, — усмехнулась она. — Развлечений нет, вот и приходится придумывать их самостоятельно, чтобы скоротать срок.
Она взяла лопату и, будто невзначай, продолжила:
— Например, на кухне говорят, что тебе лет двадцать и ты либо бывший юный мракоборец, либо темный маг. Потому что только такие могли бы уложить Майлза.
Гермиона фыркнула.
— А в гладильной кто-то вообще заявил, что видел тебя и уверяет, что ты — помесь мантикоры с человеком.
Малия рассмеялась, вспоминая этот слух.
— Мерлин, после этого все начали шутить, что Майлза на лопатки уложил свирепый лев! — она махнула рукой в воздухе, будто отпуская шутку, и снова расхохоталась.
Гермиона коротко усмехнулась, но тут же спросила:
— А ты? За что ты здесь?
Малия чуть заметно напряглась, но тут же скрыла это за легкой улыбкой.
— В Азкабане не принято расспрашивать о прошлом, — сказала она, не глядя на Гермиону. — Лучше этого избегать.
Она сделала пару движений лопатой, словно вопроса и не было. Затем добавила, уже тише, словно говоря больше самой себе:
— Я ничего плохого не делала. Просто вела порядочную жизнь... За что, в конце концов, и поплатилась.
Гермиона нахмурилась.Как это вяжется? За порядочный образ жизни в Азкабан не отправляют.Но уточнять этот  момент она не стала. Пока что.
— Ну а узнать, как давно ты здесь, я могу? — осторожно спросила Гермиона.
— Конечно, — без тени сомнения ответила Малия. — Я здесь уже три из своих восьми лет.
Она слегка прищурилась, оценивающе глядя на Гермиону.
— А ты?
Гермиона сглотнула, прежде чем коротко подытожить:
— Четыре дня... из двадцати лет.
Малия понимающе кивнула.
— Не бойся, Убийца, — сказала она с ухмылкой. — Для тебя время здесь остановится. Рано или поздно ты перестанешь считать дни.
Слова прозвучали спокойно, но у Гермионы резко изменилось лицо. Напряжение вспыхнуло в ней мгновенно. Вена на лбу набухла прямо по центру, как всегда, когда кровь приливала к лицу от злости.
— Не называй меня так! — резко выпалила она.
Малия вскинула руки, изображая невинность.
— Уоооууу, малышка, полегче, — рассмеялась она, подталкивая Гермиону плечом, словно подбадривая. — "Убийца" — это даже престижное прозвище в этих стенах.Её губы растянулись в широкой улыбке.
— Вот меня, например, называют "Мышка".
— Мышка? — переспросила Гермиона, нахмурившись.
— Ага, — Малия ухмыльнулась еще шире. — Лично мне не нравится. Будто завуалированное звание крысы... а это самое мерзкое, чем тебя могут "наградить" в этих стенах.
— Разве само нахождение здесь — не самое ужасное, что может быть? — парировала Гермиона.
Малия покачала головой и подняла палец, словно готовилась объяснить очевидные вещи.
— Нет, — ответила она со странной, даже заразительной уверенностью. — Жизнь в Азкабане не останавливается. Она меняется. Так же, как меняется человек.Гермиона молча слушала.
— Здесь есть иерархия заключенных. Свои законы и правила. И если хочешь выжить — придется им следовать. Потому что человек, выживший в Азкабане... сможет выжить где угодно.
— Если выживет вообще, — фыркнула Гермиона, зачерпывая уголь лопатой и кидая его в печь.
— Ну, вообще да, — согласилась Малия, повторяя её движения.
Они перекидывались короткими фразами о распорядке и правилах, пока работали. Малия трудилась быстро и ловко, несмотря на невысокий рост и, как казалось, довольно плотное телосложение. В её мышцах была скрытая сила, позволяющая зачерпывать большие горсти угля без малейшего признака усталости. Но больше всего Гермиону забавляло то, как Малия двигалась. Она шла от мешка к печи, пританцовывая, будто в голове у неё играла музыка. В этом был какой-то неожиданный контраст с мрачной атмосферой Азкабана.
Когда дверь котельной открылась, внутрь вошли охранники. Оценивая результат их работы, они молчали, а Малия, склонив голову, как и полагалось заключенной, беззвучно кривлялась, комментируя их движения одной лишь мимикой.Гермиона едва сдерживала смех, плотно сжимая губы.
Записав выполненный объем работы в своих отчетах,охрана вытолкнула их в коридор. Гермиона уже приготовилась свернуть по привычному маршруту, но её повели в другую сторону. Коридоры казались бесконечными — один поворот сменялся другим, двери открывались одна за одной будто они переходили с комнаты в комнату.
— Выпрямись! — скомандовал охранник.
Она подчинилась, даже не сразу осознавая, что в следующую секунду ей в руки всунули зубную щетку. Охранник пристально заглянул ей в глаза и, кивнув подбородком в сторону, без слов дал понять, что от неё требуется.
Гермиона медленно повернула голову.Перед ней был крошечный, вонючий, засранный до невозможности туалет.Она смотрела на него несколько секунд, затем опустила взгляд на щётку в своей руке. Где-то в животе неприятно скрутило, к горлу подступила тошнота. Её вырвало. Вода, выпитая ранее, смешанная с желчью, хлынула на грязный пол.
Охранники лишь хмыкнули, наблюдая за этим с холодным безразличием. Гермиона сглотнула, вытерла губы тыльной стороной ладони и сжала зубную щётку в пальцах. Сегодня будет долгий день.Шаг вперёд, затем ещё один.Пол лип, ноги тонули в засохшей грязи, воняющей чем-то кислым и гнилым. Каждое движение давалось через силу, будто тело сопротивлялось приближению к унитазу, но выбора не было.  Она опустилась на колени, ощущая, как колючая ткань тюремной робы касается мокрых пятен на полу. На секунду её передёрнуло. 
— Просто сделай это.
Сжав покрепче зубную щетку, она опустила её к грязному фарфору и начала тереть. По краям, как можно дальше от самой отвратительной части, сдерживая подступающую к горлу новую волну рвоты. 
    Это наказание было... бесполезным. Нет, хуже — оно было абсурдным. Какой смысл? Кому здесь вообще важно, будет ли туалет чистым? Заключённые Азкабана не жили в комфорте, их не баловали ни нормальной едой, ни постелями, ни человеческим отношением. Всё здесь было устроено не ради порядка, а ради издевательства. В этом и суть.Азкабан не просто лишал людей свободы — он ломал их, превращал в тени самих себя.  Если в обычных тюрьмах система работала на то, чтобы удержать заключённых взаперти, то здесь она существовала для того, чтобы уничтожить их изнутри. Сотни способов, тысячи мелочей — всё, что только можно было придумать для того, чтобы напомнить заключённым, что они не люди, что они не имеют права даже на остатки достоинства.  Министерство Магии любило выставлять себя оплотом закона и порядка. Чистые мраморные залы, аккуратно одетые чиновники, говорящие правильные слова, создавали иллюзию, что эта система справедлива.  Но если Министерство было раем, то в нём правили черти. 
      Здесь же, в Азкабане, был настоящий ад. Но среди чертей здесь можно было встретить падших ангелов. Таких, как Малия. 
      Гермиона всё ещё не знала, за что та здесь оказалась, но видела в ней что-то большее, чем просто заключённую. Спокойствие, стойкость. Как будто тюрьма не сломала её, а закалила.  И вот в этом аду, в этой вонючем засранном туалете, когда её тошнило от запаха и от собственной униженности, Гермиона вдруг поняла, что самое страшное в Азкабане — это не дементоры, не голод, не бесчеловечные условия.  Самое страшное — это то, что он действительно меняет людей. 
Те, кто выживает здесь, смогут выжить где угодно.Только вот какой ценой? 
    Она продолжала тереть унитаз, уже не замечая, как грязь въедается в кожу. Запах стал привычным, отвращение притупилось.  Она начала привыкать.  И это пугало её больше всего.