Ничей
О, милорд, вы мрак... в котором умирает жизнь
Тень горит. Сгорает медленно, чувствуя все виды боли. И подвывает раненным обезумевшим волком. И сглатывает смерть, комом оседающую внутри. Рот кровит, исходит багровой слюной. Вместо тела - чёрный пластмасс. Вместо глаз - уродливые алые дыры. Волосы - выдраны клочьями. Тень сжимает скрюченные пальцы - холодный мёртвый пластик - и шагает вперед. По хлюпающему от крови ковру, по яичным ошмёткам, по осколкам битого стекла, по камнепаду оторванных рук. Он слышит его. Запах горечи, пепла и гари. Запах лис. Запах чужих богов.
Облизывается, принюхивается. Дверь гаража грязная. Обшарпанная, с многочисленными царапинами от гвоздей и мелкими дырками. А сам он рыдает, ревёт, заходится детскими воплями и клонит железную голову на подушку, мокрую от глупых слёз.
Она лежит, вжавшись в стенку. Худое тельце. Бумажная кожа. Рёбра как клавиши рояля. Лунные дорожки из вен. Слепые глаза. И в ладонях, таких хрупких, слабых, невозможно-отвратительных, — шея собственного бога. Она гладит его по ржавой влажной шерсти подушечками сухих пальцев, небрежно, вдумчиво. Песнь лисицы разлетается по помещению, и стены заливаются ещё сильнее, громче. Тени хочется зажать уши. Боль переполняет, вырывается наружу, но монстр усмехается и стискивает титановой клеткой. Нельзя без разрешения. Кисти повисают безвольными прутьями, и Тень задыхается, окруженный стальной тюрьмой.
— А ты кто? — Убийца богов смотрит прямо, с толикой интереса. Мутные глаза полыхают, губы, голубые, приоткрыты в немом удивлении.
Тень рыкает вместе с чудовищем. Заметили. Идиот. Теперь не шмыгнуть бесформенным облаком, не пробраться в разум, не схватить бога, не пообедать. Существо внутри злится, сметает всё на своём пути и взрывается лаем. Тень бы и рад сбежать от его острых когтей, да вот только не получится. Куда бы он не пошёл — не скрыться. У Твари ноги четыре. Быстрые, ловкие, длинные. У Тени только две. Не успеть. Не вырваться. Не уйти.
Тень скулит подбитой собакой, предчувствуя худшее, и отшатывается назад, наступая на колючую серебряную проволоку. Она вгрызается в ступню, пронзая её насквозь, и Тень бухается на бетон.
Убийца склоняет голову набок, забавно так, по-птичьи, а потом ползёт к нему, быстро-быстро, тыкаясь лбом во все возможные преграды, как только что родившийся котёнок.
— Чей ты? — спрашивает она и скрывается за поседевшими волосами.
Её руки близко. Совсем-совсем. Так что можно разглядеть разглядеть гнойные раны, частично перекрытые грязной зеленой тряпкой. Боги не заботятся о своих сосудах, но ненавидят, когда на них смотрит кто-то другой. Сегодня Тень стал исключением.
Он вглядывается вглубь, в пустоту этих чёрных дыр. Кости трещат и ломаются, кровь вскипает. Тень хрипит, точно кислорода не хватает, и кричит почти истерично.
— Ни-че-й, — выплёвывает он, задыхаясь от боли и ужаса. — Ничей, ничей, ничей, ничейничей, — повторяет, словно обезумевший. И плачет, плачет, плачет.
Убийца смотрит удивлённо.
Монстр внутри хохочет насмешливо.
