Вечный шторм

— Миона, ты будешь доедать оладьи?— Не надо меня так называть, я говорила сотни раз! — Гермиона резко поднялась из-за стола, намереваясь покинуть Большой зал.

Рон с трудом проглотил кусок, застрявший в горле. Гарри прикрыл глаза на пару секунд, едва заметно качая головой. Кажется, он что-то прошептал Рону, ткнув его при этом локтем в бок, но Гермиона этого уже не слышала, покидая зал. С того момента, как ей стало известно о смерти родителей, прошло около четырёх месяцев. Девушке иногда казалось, что время замедлилось в несколько десятков раз. Это напоминало ей поле битвы, войну. Когда посреди сражения в тебя летит зелёный луч, и весь мир будто поставлен на паузу, а в голове успевают калейдоскопом пронестись миллиарды мыслей и воспоминаний. Только там это длилось пару секунд. Теперь же она в этом на четыре месяца.

Гермиона знала, что самое трудное время начнётся не сразу, а лишь когда придёт рутина. Так оно и оказалось.

Первым делом она отправилась на похороны, применив маскирующие чары. Она стояла в стороне, не проронив ни слезинки, пока кто-то из дальних родственников едва ли не разрывался от завываний. Подойти к могиле удалось лишь тогда, когда все покинули кладбище. Девушка окинула два надгробия безжизненным взглядом, а затем медленно села на колени, упираясь одной рукой о траву. Ей казалось странным то, что она до самого конца не могла поверить в произошедшее. До того самого момента, как тела её родителей не оказались погребены под землёй. И теперь их воплощение на этой земле — два белых камня с гравировкой. Тогда-то Гермиона и издала первые истошные рыдания. Она плакала так долго, что начала задыхаться, а затем её горло сковали рвотные позывы. К своему ужасу Гермиона поняла, что смерть на войне воспринимается иначе. Как что-то неизбежное и — Мерлин, прости- правильное. Люди умирают на войне, так уж заведено, без этого не будет победы. Но смерть в мирное время от несчастного случая бьёт куда сильнее, как пощёчина ладонью, на которой написано «мир несправедлив, и ты ничего не сделаешь». Её родители ни за что не сражались, они никого не защищали, ни от кого не спасались. Они умерли...просто так.

— Гермиона, ты точно не хочешь вернуть им воспоминания сейчас? — Гарри скептически смотрел на подругу, пытаясь её вразумить. — Это ведь, ну, твои родители. Чем раньше, тем лучше.— Гарри, целители в Мунго сказали, что воспоминания вернуть не составит труда, никаких проблем с их разумом не возникнет, — Гермиона испустила тяжёлый вздох, будто пыталась объяснить элементарные вещи непонимающему ребёнку. — Я уже решила, что лучше сначала закончу этот год в Хогвартсе, а летом отправлюсь в Австралию и спокойно всё сделаю, иначе родители будут волноваться обо мне весь год.— Это как-то странно, Гермиона. Я не представляю, чтобы мои родители не помнили о моём существовании, а я не спешил им напоминать.— Рон, извини, но я и не ждала, что ты поймёшь, — Гермиона мягко коснулась его руки, чтобы сгладить произнесённые слова. — Всё нормально, говорю же. Один год ничего не решит.

Но всё решил один день. Теперь шанс утерян навсегда.

***

В Хогвартс Гермиона вернулась блеклой тенью самой себя, отказываясь от любых социальных взаимодействий первое время. Ей не нужны были эти жалостливые взгляды и зазубренные слова сочувствия. Каждый раз ей казалось, что она готова выблевать все свои внутренности, если ещё хоть раз услышит: «Мне жаль, соболезную». Она ненавидела всё это, так сильно ненавидела. Конечно, не удалось избежать и огласки в газетах.

"Героиня войны теряет родителей в ужасной катастрофе!Для юной Гермионы Грейнджер жизнь припасла ещё более сложные испытания, сможет ли она их перенести? Ведь в детстве она...»

Гермиона сожгла каждую газету, которая попала в поле её зрения. А затем и все письма с соболезнованиями, которые обрушились на неё снежным комом сразу же после выхода новостей. Гриффиндорке казалось, что она живёт в ночном кошмаре. Спасало её только то, что Макгоногалл позволила ей жить в башне старост, которую в этом году никто не занимал. Директор решила, что текущий учебный год ученикам стоит восстановиться и войти в привычное русло, поэтому избавила их от большинства обязанностей старост. Гермиона и представить не могла, как бы справилась со всем, если бы жила в общей спальне.

С Гарри, Роном и Джинни она начала общаться спустя неделю. И она, правда, была благодарна Мерлину за то, что эти люди были в её жизни. Пройдя столько трудностей вместе, они научились делить друг с другом даже самые тяжёлые эмоции. В конце концов, она не могла справляться одна, ей была нужна помощь, иначе бы она свихнулась. Однако было тяжело контролировать свои эмоции, а именно — гнев. По непонятным для Гермионы причинам, она стала вдвойне более раздражительной, словно обозлилась на весь мир.

— Гермиона, может, сходим в Хогсмид вечером? — Рон переминался с ноги на ногу, не решаясь переступить порог её башни. — Там, кажется, собирались открыть новую пекарню.

— Я не хочу, — девушка окинула друга бесцветным взглядом. — Мне нужно сделать домашнюю работу на предстоящую неделю.

— Эмм...ну, ладно...ладно, я пойду, — Рон закашлялся и вытер ладони о штаны, уходя в сторону башни Гриффиндора. — Удачи с домашкой!

Гермиону раздражал Рон, но ещё она раздражалась с собственного раздражения на него. Рон не заслужил такого, она знала. Но он стал ощутимо мягче и осторожнее с ней, а ей этого не хотелось. Она ощутила, как ещё одна аккуратная и красивая башенка из песка разрушилась на пляже её жизни. Рон ей не подходил, она всегда это знала. Но до этого ей казалось, что это может сработать, что они смогут быть вместе. Это были лишь иллюзии.

Теперь ей вообще стало казаться, что лучше быть одной.

***

Гриффиндорка вышла во двор, устремляясь в сторону озера. За последние месяцы она облюбовала там одно местечко на берегу, с которого открывался наилучший вид. Девушка ускорила шаг, предвкушая приятное времяпрепровождение в компании книг, круассана с завтрака и прекрасного пейзажа.Взгляд почти сразу уловил чёрное пятно, контрастирующее с белизной снега. Это был Малфой, она моментально узнала его. Внутри всколыхнулось желание развернуться и убежать в замок, но что-то новое в её характере не дало ей этого сделать. Гермиона молча прошествовала к своему месту, усаживаясь на огромное поваленное дерево, предварительно стряхивая с него свежий снег.

— Отмороженная задница это не самый лучший способ самоубийства, стоит отметить, — Драко продолжал смотреть на гладь озера, улавливая движения девушки лишь боковым зрением.

— Существуют согревающие чары, но благодарю за заботу.

Чёрт, Малфой. Забавно, но это был первый раз, когда они разговаривали с того самого дня. Гермиону одолевала злость каждый раз, когда она думала об этом. Ведь это выглядело так, будто она послушалась его. Не разговаривала, не подходила к нему и делала вид, что его не существует.

Вместе с отрицанием существования Малфоя приходило ещё одно. Факт того, что она чистокровная волшебница с собственным поместьем и приличным счётом в Гринготтсе. Гермиона, признаться честно, отторгала эту мысль как инородное тело. Впервые в жизни девушка убегала от проблем и делала вид, что они сами собой рассосутся, если ничего не предпринимать. Она даже не стала искать никакой информации о заклинаниях, которые сработали после смерти её родителей.

— Моя мать прислала письмо утром, — голос Малфоя казался настолько равнодушным, что отдавало фальшью. — Мне необходимо прибыть в поместье через неделю. В окончании фразы слышалась недосказанность, поэтому Гермиона уточнила:— Зачем ты мне это говоришь?— Ты идёшь со мной.— Ты можешь, чёрт возьми, выдавать больше информации за один раз? — Гермиона не выдержала и покинула насиженное место, приближаясь к парню.— Думаешь, у меня самого её так много? — наконец, Драко повернулся в её сторону. — Мама написала, что ждёт меня и мисс Гермиону Блэквелл в ближайшее время с визитом. Она была немногословна в своём письме, но смею предположить, что она хочет с тобой познакомиться. Точнее, с новой тобой.— Никакой новой меня не существует, я всё та же Гермиона Грейнджер, — девушка сделала ударение на свою фамилию, чуть не прорычав её. — Но, знаешь, я не против. Нам нужно обсудить это и забыть навсегда, как несчастный сон. Я уже думала о том, что отдам своё поместье, если оно всё же у меня есть, на благотворительность. А деньги со счёта использую для помощи в борьбе за права...— Ты непробиваемая идиотка, кто-то тебе говорил? — Малфой приблизился, выдыхая клубы пара ей прямо в лицо. — Поместье буквально превратится в груду камней, если ты от него откажешься. Все эти годы оно продолжало стоять на месте лишь из-за того, что ты всё это время была жива и являлась наследницей рода. Сама того не зная, ты питала его своей магией, но этого было, разумеется, недостаточно. Поэтому сейчас оно должно быть в плачевном состоянии. И если ты собираешься отдать эту рухлядь под какой-нибудь сиротский дом, то будь готова к тому, что однажды один из потолков упадёт прямо на несчастных деток.

Гермионе стало не по себе. Её снова ткнули лицом в то, что она ничего не знает о настоящем мире волшебства. Дела обстояли совершенно иначе для тех, кто родился в уважаемых и древних магических семьях. Эти люди будто жили совсем иначе, они и олицетворяли собой магию. Как же глупо и наивно ей было всю жизнь полагать, что будучи магглорожденной, она могла бы стать полноправной частью всего этого. Гермиону одновременно пугал и восхищал факт того, что в чистокровных семьях даже дома и поместья были связаны с хозяевами, будто являясь живым организмом.— Я...я не знала, — она звучала жалко, определённо. — Так или иначе, я отправлюсь с тобой к миссис Малфой, чтобы всё обсудить. А дальше уже сама решу, что делать.— Конечно, другого ответа я и не ожидал, — Драко усмехнулся, слегка оголяя белые зубы. — Только слегка удивлён тому, что заучка вроде тебя не изучила все эти темы досконально к этому времени. Неужели наша прелестная Гриффиндорская всезнайка обнажила передо мной брешь своих знаний? Аккуратнее, это зачастую опаснее физической наготы. Хотя, признаюсь, от такого зрелища предпочту отказаться.— Заткнись, Малфой! Видит Мерлин, однажды я убью тебя, — Гермиона с трудом сдерживала гнев, втягивая ледяной воздух сквозь плотно сжатые губы. — Почему ты такой невыносимый? Неужели трудно хотя бы пять минут побыть нормальным человеком, а не ядовитым сгустком сарказма?— Да, трудно, — Малфой заглянул девушке за плечо, фокусируя на чём-то взгляд. — Ты собираешься съесть этот круассан?— Что? — Гермиона невольно обернулась и взглянула на принесённые с собой вещи. — Зачем ты спрашиваешь?— Ты выглядишь так, будто уже сдохла неделю назад, — слизеринец перевёл взгляд на её лицо, оглядывая тёмные круги под глазами и впалые щёки. Да, девушка потеряла пару килограмм за последнее время, что явно отражалось на и так худом лице. — Если ты умрёшь до того, как встретишься с моей матерью, она выест мне мозг.— Годрик, я так не могу, — Гермиона поспешно отвернулась и наспех собрала все свои вещи, разворачиваясь в сторону замка. К своему стыду, она предпочла сбежать от проблемы. Снова. — Знаешь, я всё же придержусь твоего совета и не стану с тобой разговаривать впредь.— Завтра в половине одиннадцатого у Макгоногалл. Не вздумай опоздать, иначе я уйду без тебя, а одна ты не попадёшь в Мэнор, — Малфою пришлось повысить голос, чтобы быстро удаляющаяся девушка его услышала.

Гермиона в эту ночь практически не спала. Она ворочалась и вертелась с боку на бок, то натягивая одеяло до подбородка то сбивая его к ногам. Не хотелось признавать, но она до безумия нервничала.

  Когда она всё же заснула, ей приснился кошмар. Один из худших в её репертуаре, самый реалистичный и тяжёлый. Ей снилось то, как она снова лежит на холодном полу Малфой-Мэнора, извиваясь и содрогаясь в руках Беллатрисы. Гермиона во сне кричала снова и снова, истошно моля о помощи и прекращении пыток. Её руку жгло от боли совсем как тогда, будто это снова с ней происходило. Девушка проснулась в слезах, оглушённая собственным криком в ночной тишине башни. В ту же секунду она побежала в ванную комнату, что так удобно прилегала к спальне. Её стошнило съеденным круассаном.