7 глава
Сердце Гермионы оборвалось.
Гарри.
***
Сколько он простоял за дверью?
«Нет. Пожалуйста. Не смотри так».
― Гарри...
Гермиона никогда больше не хотела видеть его таким. Никогда, до тех пор, пока не перестанет дышать. Ее вдруг пронзила кипящая в нем боль. И он был в ярости. Дикая, слепая ярость.
Он стоял: кулаки стиснуты, губы сжаты, глаза горят. И глядят мимо нее, сквозь нее, упираясь в парня за ее спиной. Гермиона не смела взглянуть, но она была уверена, что Драко тоже на него смотрит. И его глаза тоже горят.
― Гарри?
Почему он так смотрел? Сколько услышал? Он мог услышать абсолютно все. И, скорее всего, так оно и было. Каждую ядовитую каплю. Ей захотелось начать оправдываться. «Это не то, что ты думаешь. Гарри, это не то, прости меня...».
Но он тяжело дышал. Прямо-таки задыхался. Так страшно тяжело. Значит ли это... что он бежал? Может быть, он только что пришел. И, если так, это все меняет.
«Я не понимаю. Пожалуйста, скажи что-нибудь, что угодно. Скажи, что именно ты слышал, Гарри, и тогда я смогу что-нибудь ответить, потому что... потому что я не могу коснуться правды — разве что ты уже ее знаешь. Я не заговорю об этом, если только ты уже не... не могу рассказать тебе. Не сейчас».
Она не могла сказать правду Гарри, потому что сама ее не знала.
«Но если ты слышал, слышал Малфоя, тогда все кончено. Ты знаешь? Ты догадался, Гарри? Я не понимаю. Но ты будешь ненавидеть меня, да? Почему ты так смотришь, это из-за меня? Я хочу попросить прощения, но если ты спросишь, за что, и я не смогу... не смогу сказать тебе, произнести этих слов, потому что сейчас это слишком тяжело, сейчас у меня в голове слишком много всего, я боюсь, я сломаюсь...».
Спокойно.
«И, Мерлин, будь добр, перестать так таращиться на Малфоя».
Говорят, молчание оглушает. Но сейчас это не описывало и сотой доли того. Даже тысячной. Это было такое молчание, что, казалось, она уже никогда ничего не услышит.
«Что бы сейчас ни случилось, Малфой, это твоя вина. Слышишь? Твоя вина, только твоя, и твоих чертовых слов в моей голове, Малфой, КАЖДОЕ СЛОВО, МАЛФОЙ, КАЖДЫЙ ЧЕРТОВ ВДОХ».
Потому что его слова жгли, как раскаленные угли.
― Пожалуйста, ― просьба. ― Что случилось, Гарри? ― тихо. Непостижимо, как ей это удалось. Про себя она это проорала. ― Ты... что-то случилось?
«Нет. Не притворяйся, что не понимаешь, почему он так смотрит на Малфоя. Наверняка он слышал его крик. И знает, что ты это знаешь. Так не спрашивай, что случилось, потому что вы оба знаете, что».
― Отойди от него, Гермиона.
Она не помнила у Гарри такого голоса. Он был более низким и хриплым, чем когда-либо. Что это значило? Это значило, он слышал... сколько?
― Гарри... что случилось? Пожалуйста. Успокойся.
― Я спокоен.
― Нет, ты не...
― Отойди от него, Гермиона.
― Пожалуйста, это просто...
― Заткнись и сейчас же иди сюда!
― Нет! ― на щеках Гермионы выступил багровый румянец. ― До тех пор, пока ты не успокоишься!
Гарри мельком взглянул на нее.
«Посмотри на него. Он чувствует. Разве ты не видишь, что он чувствует твою ложь? От нее комнате уже нечем дышать». Гермиона выдохнула.
― Пошли отсюда, ― она осторожно шагнула к нему. ― Мы с Малфоем закончили. Мы закончили, Гарри. Давай, пошли уже.
Гарри опять посмотрел на Драко. Он вообще почти не отрывал от него взгляда. И, Мерлин. Впервые в жизни, она была благодарна Малфою. Потому что он до сих пор ничего не сказал. Интересно, почему? Услышал ее безмолвные молитвы? Или, может быть... еще не пришел в себя после тех, предыдущих слов? Тех самых, что крутятся, и крутятся, и крутятся в ее собственной голове.
И тут, совершенно естественно, возвращаясь к реальности и прерывая драгоценное молчание:
― Что ты собираешься делать, Поттер? ― почти выдохнул Драко.
Гермиона напряглась. Гарри уставился на него. Долгим, тяжелым взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Холодно. Зло.
― По-моему, это давно переросло в вонючее шоу Поттера, — протянул Драко. — Так давай же, ускорь процесс и опусти, наконец, занавес. Я сгораю от нетерпения.
Она не могла не поздравить его. Отлично, сильно. У Драко совершенно натурально получилась его классическая высокомерная тирада. Идеально. Он звучал почти нормально. Как будто они просто встретились в коридоре после уроков, обменялись стандартными оскорблениями, а не стояли в комнате, атмосфера которой накалилась до тысячи градусов. И она не поняла, то ли еще больше разозлилась, то ли почувствовала облегчение. Потому что все, что сейчас звучало хоть сколько-то знакомо, было как праздник.
― Прекрати, Малфой, ― вмешалась Гермиона. ― Просто не суйся, ладно? Мы уходим. Мы все равно тут уже закончили.
Драко посмотрел на нее. Она отвела глаза.
«Закончили? — спрашивал его взгляд. — Ты же знаешь, что мы далеко не закончили».
И это — это было не как праздник. Потому что это было незнакомо. Или, может быть?.. Может быть, уже знакомо. Их собственный персональный ад. Их уже почти дом.
Драко смотрел, как Гермиона делает последние несколько шагов через комнату, к Гарри. Медленно. Медленно, осторожно и так жутко испуганно. Как она останавливается перед ним, протягивает руку и трогает его за плечо. Тревожно, робко и беспокойно. И мягко. Пальцы, прикасающиеся к плечу. Очень мягко.
Драко сжался.
Конечно же. Только так. По-грейнджеровски. Упрыгать с чертовым Поттером. Трижды проклятым Поттером и его дурацкими спаси-девушку очками. Он слышал, как она дышит. Знал, почему она дрожит. Она боялась, что сейчас его терпение лопнет, он повернется и начнет орать на нее.
«Шлюха. Дура и шлюха», — так он скажет? Потому что он наверняка слышал каждое слово Драко. Да? Поэтому ты так трясешься, Грейнджер?
Драко хотел, чтобы Поттер знал. «Слышишь, грязнокровка? Я почти хочу этого, твою мать, Грейнджер, хочу, чтобы он бросил тебя, как ты сейчас бросаешь меня. И не думай, что я не знаю, что ты хочешь остаться. Если бы его тут не было. Ты бы осталась.
Выебать из тебя все грейнджеровское. Не говори, что ты не хотела бы остаться ради этого. Просто чтобы услышать, как я скажу это еще раз. Мои слова, Грейнджер, ты слышала их, и ты все еще слышишь их. От тебя смердит ими. Вот почему я знаю, что мы не закончили. Мы не закончили. Ничего подобного.
Гарри стряхнул руку Гермионы и стоял, и смотрел, и мерил Драко пронизывающим взглядом с головы до ног с острым гадливым отвращением. А Драко возвращал, выплевывал это ему обратно. Прямо в лицо.
«Это чувство взаимно, Поттер, уверяю тебя».
Драко сказал бы это вслух. Выкрикнул бы это. Но ему было почти любопытно, что сделает этот парень. Этот парнишка, глядящий на него с выражением, которого он еще никогда не видел на его лице. Совершенная, ослепительная ненависть. Наверняка, перед тем, как ворваться сюда, он тренировался перед зеркалом.
Но Драко было наплевать. Совершенно наплевать. Гарри мог делать все, что угодно, он уже... уже выиграл. До полной и окончательной победы. Потому что даже интересно, как бы он полез на стену, если бы узнал, что Драко пробовал ее губы.
Он посмотрел на нее. На Гермиону. «Я касался этих губ, Поттер. И еще буду».
Она нервно взглянула на Гарри.
― Ты можешь прекратить это? ― прошептала она. ― Перестань так смотреть на него. Давай обсудим это, ладно? Вернемся в нашу гостиную и поговорим об этом.
Драко почти рассмеялся.
— Он ничего не слышал. Ни малейшего намека на правду. И знаешь, откуда я это знаю, Грейнджер?
Потому что это Поттер. Он бы не смог стоять под дверью все это время. Он бы не выдержал больше одного злобного слова в адрес грязнокровки. Он бы ворвался сюда после первого же оскорбления. Он был бы здесь, как только Драко назвал ее шлюхой и подстилкой, и слабой маленькой сукой. Он был бы здесь. Разве не ясно? Он бы никогда не позволил ей услышать всего этого. Никогда бы не позволил этому коснуться этих сладко-невинных девственных ушей. Никогда, если бы мог предотвратить это. Он был бы здесь.
Потому что он не искал правды. Он искал оправдания. Повода, чтобы держать Грейнджер подальше от Малфоя. Так что не стоило волноваться насчет драгоценного Поттера. Что бы этот урод ни думал, что он знает, или мог бы, или так жаждал знать, он не знал. Ничегошеньки он не знал.
«Так что решение за тобой. Думай, говорить ему или нет, Грейнджер. Чертова грязнокровная шлюха опять на коне. И я почти надеюсь, что это решение уничтожит тебя. И он больше никогда не заговорит с тобой.
И ты прибежишь обратно ко мне. Потому что, Мерлин, я хочу знать, как это — отыметь тебя в отчаянии. Выебать, а потом выкинуть тебя. Из моей головы. Из моей крови. Из моей абсолютной чистоты».
― Давай, Поттер, ― прорычал Драко. ― Что ты там собирался делать? Или кишка тонка?
― Я тебя предупреждал, ― прошипел Гарри. Он все еще тяжело дышал. Не так, как раньше, не так часто, но все еще тяжело, глубоко и яростно.
― Я предупреждал, чтобы ты держался от нее подальше.
― И?
― И я велел тебе оставить ее в покое.
― Ага, я помню, ― криво ухмыльнулся Драко. ― Но я просто не мог удержаться.
Он знал, что Гарри не знает правды. И что не он будет тем, кто ему скажет. Но это не значило, что ему нельзя позабавиться с его жалкими перегретыми мозгами. Почему бы и нет? Столько, сколько сможет. И самый смак — Драко всю дорогу будет знать, что это больше, чем просто слова. Так же, как и она.
― Не надо, Малфой... ― опять Гермиона. Его сердце подпрыгнуло.
«Заткнись. Просто заткнись».
― Просто дай нам уйти, ― мольба.
Почему ее голос так скреб по нервам? Почему это настолько невыносимо?
― Мы никуда не идем, ― произнес Гарри сквозь стиснутые зубы. Пристальный взгляд. ― Мы остаемся здесь, Гермиона.
― Гарри, пожалуйста...
Потому что, понял Драко, она до сих пор думает, что Гарри все слышал.
«Перестань мучить ее, ты, тупой ублюдок. Просто скажи что-нибудь, чтобы эта сука перестала дрожать. Посмотри на нее. Ты что, не видишь? Она почти плачет...».
Он уже пробовал эти слезы. Это было так охуительно вкусно в сочетании с кислотой рвоты у него во рту. Прошлой ночью. Прижавшись к ней.
― Что ты задумал, Гарри? ― спросила Гермиона, широко раскрыв глаза. ― В любом случае, это плохо кончится. Понимаешь? Если ты и я сейчас просто уйдем, мы разберемся. Что ты там... слышал... или думаешь... про меня... Гарри, мы можем просто...
― Я никуда не пойду! До тех пор, пока этот ублюдок не извинится перед тобой!
Гермиона застыла.
― За что, Поттер?
― За все. За то, что ты желал ей смерти. За то, что ты сам еще дышишь, Малфой.
Драко почти видел, как ее затопило понимание.
Гермиона прокрутила это в голове. Еще раз. «За все. За то, что ты желал ей смерти».
— И?
За прикосновения? За языки? За губы... зубы ... руки?.. Ты что, забыл, или ты не знаешь?..
И это значит, что... Гарри слышал только последние несколько слов? Те, где Драко хотел, чтобы она сдохла? Это поэтому он стоит тут перед ней и почти дымится от ярости? Не может быть.
Совершенно невероятно. Она вряд ли вообще когда-нибудь видела его таким, с тем жутким видом, с каким он ворвался в комнату. Нет. Случилось что-то еще. Она знала. И то, что это было не то, что они тут с Малфоем орали друг другу, едва ли принесло облегчение. Потому что было что-то еще, определенно.
Гермиона в полной растерянности посмотрела на Гарри. Он повторил:
― Извинись перед ней, ― его дыхание начинало успокаиваться. Но она видела, что все в нем как будто кричало. Мысли, опасения, недосказанности.
«Так на чем мы остановились? — ее мозг опять заработал, пусть еще не вполне оправившись от потрясения. — Ты вбежал, надрываясь от безмолвного крика. Почему?».
Она не хотела спрашивать — что, если она уже знала ответ? Дерьмо. Чертова неразбериха. Хаос. Эмоции. Она не могла с этим справиться. С Гарри, с Драко, с их сказанными и не сказанными, и прошептанными словами. Полное чертово изнеможение. Предполагалось, что она может сообразить, как остановить это? Что-то не похоже.
― Слышал, как я сказал пару гадостей, а, Поттер? ― нахмурился Драко. Его голос достиг тех же глубин, что и голос Гарри. Опасный оттенок. ― Не мог удержаться, чтобы не вломиться в дверь, как самый сраный герой всех времен и народов? ― его верхняя губа ехидно выгнулась. ― А что, если ты не ее тип? ― (Потому что так оно и есть). ― Это никогда не приходило тебе в голову?
― Я предупреждал тебя, Малфой.
И Гарри вытащил палочку. Мысли Драко понеслись с бешеной скоростью. Гермиона ахнула.
― Гарри, убери палочку, ― яростно, толкая его под руку. ― Это так не делается. Если это все, что тебя разозлило — то, что он мне сказал, то это ничего не значит, Окей? Мне на это совершенно наплевать, понимаешь? ― Ложь. Горько-соленая тухлая ложь. — Его слова для меня ничего не значат. Я их почти не слышу, Гарри. Я даже не слушаю.
― Это не только слова, ― прорычал он; рука напряжена, палочка нацелена.
― Тогда что? Будь так любезен рассказать мне, в чем дело, Гарри! ― она вцепилась в его руку с палочкой. ― И будь любезен отпустить ее! Это не метод! Это никогда не работает, слышишь? Неужели магия ничему тебя не научила? Все эти годы, только одно — мертвые и покалеченные, Гарри. Просто не делай этого. Я обещаю, что бы это ни было, мы разберемся. Мы поговорим об этом. Пожалуйста.
Драко сжал зубы.
― Отдай ей, Поттер, ― прошипел он, прищуриваясь. ― Если ты действительно так меня ненавидишь, если ты на самом деле хочешь, чтобы я держался от нее подальше, заставь меня. Иди сюда и покажи, что ты можешь. Покажи мне — без палочки.
Что-то очень холодное, казалось, взорвалось у нее в груди. Какого черта он делает?
― Положи палочку и докажи это, ― вот такое приглашение. ― Потому что при помощи магии все происходит слишком быстро, Поттер. Ты не услышишь, как хрустят кости. Ты не почувствуешь, как рвется кожа...
― Нет! ― закричала Гермиона. ― Перестань! Прекрати, Малфой! Ты не можешь! Я тебе не позволю!
Ее накрыла медленная волна панического ужаса. Страшного предчувствия.
«Но ей никогда не понять», — думал Драко.
― Малфой, пожалуйста, нет, не провоцируй его...
«Ни малейшего шанса понять, Грейнджер». Потому что он, наконец, нашел способ. Вот тут, прямо перед носом. Способ не думать.
Его шанс. На наказание. На побои. Избиение в битве. Кулаки и локти и колени и... Шанс на поэтическую кровь. Боль. Пиздец. Шанс на прощение. Прозрачно-мимолетный поэтический момент свободы и равенства. Он нуждался в этом днями. Неделями. С тех пор, как... с нее. С грязной крови. Когда она коснулась его рта и потекла, завертелась, запрыгала по языку и лишила его разума. Боль. За то, как он спрятал лицо в изгибе ее шеи и шептал про себя отравленные слова о красоте и необходимости, и жестком сексе, и губах на коже, на венах, полных крови... той крови... и нет облегчения. Ни внутри нее, ни рядом... и нет боли... нет наказания. Жестоких ударов по телу. И это мучение, потому что в голове все звенело, и звеело, и звенело, — то, что он заслужил, но не получил... потому что его больше не было рядом, чтобы... его тут нет... он мертв.
Его наказание. Глядящее ему в лицо. Потому что он умолял кого-нибудь сделать это с ним с тех самых пор, как почувствовал ее грязное сердце у своей груди.
А отец мертв. Но есть Поттер. Некто, кого он ненавидел почти так же сильно. И некто, кто ненавидел его в ответ. В точности, как ненавидел его отец.
«Вот почему тебе никогда этого не понять, Грейнджер. Убить двух зайцев. Он будет героем, а я получу свое кровопускание. Это будет кровь для моего отца. Все — для него. Окончательное извинение. То, которое я не смогу проебать из-за того, что твои губы так чертовски близко, Грейнджер. Извинение за все, что я сделал, и все, что я хочу сделать».
Это было приглашением. И это смешно, потому что Поттер мог подумать, что Драко сошел с ума, но это было не так. Он был полностью, совершенно, бесспорно разумен. Более разумен, чем когда-либо за последние несколько недель. Потому что еще никогда в своей жизни так не нуждался в боли.
― Брось палочку. Ты ведь и сам справишься, правда, Поттер? Звезда Хогвартса, сияющая драгоценность и прочее дерьмо. Их самое большое, толстое, смертельное оружие. Поздравляю, Поттер. Спорим, если бы они могли, они бы вставили тебя в рамочку и засунули в ящик. И вытаскивали по мере надобности. Когда надо подраться. Ну, давай. За своего ублюдка отца и шлюху мать, Поттер...
― Заткнись.
― За своего дохлого крестного и его полоумных извращенцев-друзей. За эту девчонку. Дерись за Грейнджер, за каждый раз, когда я мог пробраться к ней в комнату... под одеяло... между ног...
― Я сказал, ты, урод!
― ...И отыметь ее, как вонючую гребаную грязнокровку, каковая она и есть...
― Я СКАЗАЛ, ЗАТКНИСЬ, НАХУЙ, МАЛФОЙ.
― ПОЧЕМУ БЫ ТЕБЕ НЕ ЗАСТАВИТЬ МЕНЯ?
Кулак Гарри встретился с его челюстью с такой силой, что Драко не удержался на ногах.
Он слышал ее. Откуда-то снаружи. Она звала их. Нет. Только Гарри. Почему только Гарри? И челюсть, казалось, разлетелась на куски, тогда он сунул кулаком в живот, перекатился, и кулаком в очки, обдирая пальцы. Потом удар, и Драко опять внизу, опять на полу, головой не твердом сером камне, и она раскалывалась, и это наказание, но оно прекратится, если он не ударит, не продолжит... схватить за руку, дернуть вниз, потянуть вверх, ударить, и... захват ноги, резкий поворот, боль, опять внизу, опять наверху, кулаком в морду, разбить ее, и кровь в ответ, и локтем в зубы, и вкус железа во рту. Рвануться вверх, толкнуть, врезать, вот он, момент истины, добро пожаловать на банкет. И непрекращающийся крик... крик... теперь и его имя, и он опять внизу, на полу, задыхаясь, матерясь бля ебаный ублюдок пизда вонючий сукин сын я бы взял ее я бы взял ее если бы захотел... за каждое слово новая боль и каждое дыхание — новый способ ударить и кулак-челюсть-нос-кровь... это наказание, это расплата, это для тебя... для тебя... для тебя отец он делает то, что ты уже никогда не сможешь, и прости, но я все еще хочу-ее-нужна-мне-блять-вся-с-потрохами, но почему... и даже эта боль не могла ничего изменить... потому что даже сейчас она была нужна ему... выбросить кулак, еще по морде, еще в ребра, формы, тени, рычание и слова, и гребаная болб. Столько боли, и вдруг... вдруг что-то еще, что-то новое яростно втиснулось между ними. Драко не мог больше достать его.
«Убирайся, Грейнджер, убирайся отсюда к черту, это не для тебя, это мое наказание. Оно мне так нужно, ты не можешь остановить это, просто убирайся, просто уйди, исчезни и пусть...
Она отлетела назад, ударилась об стол. Рухнула на пол. Они замерли. Грейнджер...
Секунда, и Гарри был около нее.
― Гермиона...― надтреснутый, скрежещущий голос. ― Гермиона, ты...
― Уйди от меня! ― закричала она. ― Отвали!
― Гермиона...
― Убирайся!
Она оттолкнула его окровавленную руку. Взглянула вверх на его мокрое лицо и завопила про себя.
«Теперь ты счастлив? Посмотри на себя! ПОСМОТРИ НА ВАС ОБОИХ! КАКОГО ХРЕНА ТУТ С ВАМИ СЛУЧИЛОСЬ?!».
― Тебе больно?
«Да. Но я бросилась между вами, ублюдками, и чего еще я могла ожидать? Что я могла сделать? Я забыла все заклинания, НЕ МОГЛА ВСПОМНИТЬ НИ ОДНОГО ГРЕБАНОГО СЛОВА».
Гарри смотрел на нее. Кровь на губе. Лицо в красно-лиловых пятнах. Разбитые губы приоткрыты. Вздрагивает при каждом вдохе.
«...Посмотри. Посмотри, что ты с собой сделал».
И Драко. Драко, сползающий по стене. Глаза прикованы к ней. Тяжелое, хриплое, свистящее дыхание. Весь в синяках. Что это? От чего его лицо потемнело? И этот взгляд. Этот взгляд. Такой же, как прошлой ночью. Те же глаза, что были у него, когда он говорил о плоти и крови и чистоте... праве... ошибке.
Где они оба? Где она? Кошмар. Кошмар, и она хотела проснуться.
Пожалуйста. Кто-нибудь. Потрясите ее, пока она не заорет и не проснется.
― Гермиона... Гермиона, тебе больно? ― снова Гарри.
― Нет. Нет, мне не больно. Проехали.
― У тебя такое лицо, как будто тебе больно...
― Как будто мне больно?! ― Она расхохоталась. ― Посмотри на себя! Ты весь в этом, Гарри! С ног до головы!
И почему? Ей зачем-то надо было знать, почему.
― О чем ты думал?! Почему ты не можешь просто сказать мне? Ты что-то услышал? Что-то, что мы тут говорили? Просто ответь! Скажи мне! Что происходит, какого хрена, что случилось, Гарри, почему ты настолько перестал себя контролировать? Почему ты позволил ему это с собой сделать?
― А почему, ты думаешь?!
― Понятия не имею! У меня нет ни малейшего понятия, нафиг, с тех самых пор, как ты вошел в эту комнату!
― Я знаю, что он к тебе чувствует, Гермиона! И ты тоже должна знать! Ты должна знать, потому что он опасен! Он что-нибудь сделает! Он возьмет все, что захочет! И это ты, Гермиона, этот ублюдок хочет тебя! Я не вру... клянусь, я не вру, это не просто — держать тебя от него подальше. Я все слышал — от этой суки Паркинсон! Она говорит, что он сказал твое имя ,когда кончил, блин, и тебе придется мне поверить! Этот урод возьмет тебя и...
Слова текли, расплескивались вокруг нее, проникали под кожу. Он узнал, что чувствует Малфой. Вот что он узнал.
«Сказал твое чертово имя, когда кончил».
И это не все. Это было больше нее.
― И ты думаешь, я собираюсь стоять и смотреть на это? Ты думаешь, я собираюсь разрешить тебе торчать в своей спальне, когда этот отморозок ошивается прямо за стеной? Я не позволю тебе этого, Гермиона, ты не можешь, потому что цена слишком высока, и на этот раз я не шучу!
Гарри повернулся к Драко.
― Скажи ей! Давай, скажи ей, что ты чувствуешь, Малфой!
Если бы он только знал...
Взгляд Драко пронзил ее насквозь. Скрытая угроза. Предупреждение. Он предупреждал ее. До сих пор он молчал, но если она позволит Гарри продолжать в том же духе еще хоть сколько-нибудь, он заговорит... и Гермиона не была к этому готова. Не была готова к тому, что Гарри узнает. Не здесь и не так.
― Скажи ей, ты, ублюдок!
Драко поднялся на ноги.
― Гарри, прекрати...
― Я хочу услышать, как он сам тебе скажет, Гермиона! Пусть этот сукин сын откроет свою пасть и скажет.
Драко шагнул вперед. Последнее предупреждение. Гермиона схватила Гарри за руку и развернула к себе.
― Гарри, пожалуйста, будь любезен ПРЕКРАТИТЬ! ― Она схватила его за руки и притянула к себе. ― Это не метод. И мне плевать, что сказала Пэнси. Мы обсудим это. Без драки, без крика, просто успокойся! Мы об этом поговорим.
И тогда Гарри посмотрел на нее. Долго. И у нее перехватило дыхание. Сильно, резко, так, что закружилась голова.
И вдруг он помотал головой.
― Нет.
― Что?
― Нет. ― Гарри резко высвободил руки и схватил ее за плечо.
― Гарри, что ты?..
― Мы уходим.
― Но мне показалось...
― Я передумал.
Драко смотрел, как он тащит ее из комнаты. Она обернулась посмотреть на него. На секунду. В последний раз.
И в ее глазах что-то было. Что-то. В ее глазах всегда что-то было. Кроме этого.
Драко стоял, привалившись к стене. Голова раскалывалась от боли. Холодные волны жестокой освободительной боли. И он соскользнул вниз.
Что это было?
У него начинало щипать глаза.