Часть 16. Неожиданное признание и сладкая тайна
Проснувшись рано утром, я протерла глаза, встала и собралась, всё ещё находясь под впечатлением от вчерашних событий. Только после того, как я полностью оделась, я заметила нечто странное на своей прикроватной тумбочке. Там лежало аккуратное пирожное, украшенное взбитыми сливками и ягодами, а рядом с ним — небольшая записка, аккуратно свёрнутая в трубочку. Девочки уже начали выходить из спальни, торопясь на завтрак перед матчем. Я, недолго думая, сунула записку в карман мантии с мыслью, что прочту её позже.
На первом же уроке — Защите от Тёмных Искусств — я заметила ещё более странное поведение Оливера. Он сидел недалеко от меня и смотрел на меня такими влюблёнными глазами, что на меня буквально проливался водопад его обожания. В голове чётко стучала мысль: «Нужно прекратить это. Не хочу больше быть избитой и униженной из-за него».
После звонка, прежде чем я успела влиться в поток студентов, Оливер первым подошёл ко мне. Он ловко отвел меня в сторонку, в небольшой нише у окна, где нас почти не было слышно. — Ты для меня особенная, — начал он нежным, немного дрожащим голосом. Его обычно уверенное лицо было сейчас удивительно уязвимым. — Т/и... ты мне нравишься. Очень.
Я совершенно не ожидала такого прямого признания и на несколько секунд впала в ступор, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Я видела его ожидающий взгляд, полный надежды, но внутри всё сжималось от тревоги. — Оливер... — я потупила взгляд, стараясь подобрать правильные слова. — Извини, но... это не взаимно.
Я моментально заметила, как изменилось его лицо. Сияние в его глазах померкло, сменившись грустью и разочарованием. Он выглядел так, будто я выбила из-под него землю. — О... Понятно, — он сглотнул и попытался взять себя в руки. — Но мы... мы можем остаться друзьями? — в его голосе снова зазвучала робкая надежда.
Облегчение разлилось по моей груди. — Конечно, можем, — я искренне улыбнулась ему. — Я очень ценю твою дружбу.
Он кивнул, и на его лице появилась слабая, но настоящая улыбка. Затем он неожиданно шагнул вперёд и крепко, по-дружески обнял меня. — Тогда удачи сегодня на матче, капитан, — прошептала я ему на ухо.
— Спасибо, — он отпустил меня и, кивнув, пошёл к выходу , уже более собранный.
Второй урок прошёл как в тумане, и вот, наконец, мы все радостной, шумной толпой побежали на стадион квиддича. Воздух трещал от предвкушения и энергии. Трибуны гудели, как гигантский улей. Я втиснулась между Роном и Гермионой, размахивая маленьким гриффиндорским флажком.
Игра была напряжённой и быстрой. Слизеринцы играли жёстко, но Гриффиндор держался стойко. И вот, в самый кульминационный момент, Гарри ринулся в своё фирменное пике. Сердца замерли у всех на трибунах. Он летел к земле, почти касаясь её, а затем резко взмыл вверх, высоко подняв руку. В его пальцах трепыхался крошечный золотой снитч!
Трибуны взорвались оглушительным рёвом. Гриффиндор победил! Мы с Роном и Гермионой вскочили и принялись кричать, обнимая друг друга. Радость была всепоглощающей.
После игры мы отправились на праздничный ужин. Я была жутко голодна и с упоением набросилась на еду. Напротив меня сидела Гермиона, которая с энтузиазмом показывала Рону, как правильно взмахивать палочкой, чтобы заклинание не отскакивало обратно на него самого. — Нет, Рон, не так резко! — говорила она, размахивая своей вилкой в качестве примера. — Плавно! Представь, что ты рисуешь в воздухе. Рон, набив рот жареной картошкой, пытался повторить, что выглядело крайне забавно. За этим наблюдением было весьма весело.
Вдруг я почувствовала, что чей-то взгляд буквально прожигает мне спину. Я напряглась, думая, что это те самые девочки из Слизерина. Не хотелось мне сталкиваться с ними взглядом и портить себе настроение, поэтому я сделала вид, что ничего не замечаю, и продолжила есть.
Уже в комнате, когда все спали, я наконец вспомнила о пирожном. Я взяла его с тумбочки, устроилась на подоконнике напротив луны и съела. Оно было невероятно вкусным — нежным, сладким, с лёгкой кислинкой ягод. И тут же я вспомнила про записку. Достав её из кармана, я развернула.
На крошечном клочке пергамента было аккуратно выведено всего одно слово:
«Извини»
Мысли закрутились в вихре. Чего? Извини? За что это извиняется Оливер? Он же вроде бы всё понял, мы расстались друзьями. Но тут до меня медленно стало доходить. А почерк... он был незнакомым, более угловатым и острым. А может, это и вовсе не Оливер положил это?
Мне стало дико любопытно узнать, кто же это отправил. Завтра поездка в музей. Там будет больше возможностей что-то выяснить. С этими мыслями, переполненная смесью радости от победы, лёгкой грусти и жгучего любопытства, я уснула.