Традиция из прошлого

Субботний вечер накануне Нового года превратил старый и непопулярный бильярд-бар в место сбора неискушенной публики. Приглушенные басы рока девяностых разрезали полутемное пространство, сталкиваясь со звонким попеременным стуком бильярдных шаров и гулом хмельных разговоров. Лениво раскинувшись на потертом кожаном диванчике, я сидел за столиком и разглядывал антураж заведения.

«Твою ж мать, здесь же почти ничего не изменилось за пятнадцать лет, — промелькнуло в мыслях. — Разве что поменяли бильярдные столы, да повесили пару новых плакатов у бара».

Полы с серой потрескавшийся плиткой, линия столиков с диванчиками, огибающая зал полукругом, угловая деревянная барная стойка, которую сейчас бы окрестили модным словом «ретро» — все это было мне знакомо еще со студенческих лет, когда мы с друзьями впервые обнаружили это место в пьяном угаре после сдачи зимней сессии.

Черные стены с фотографиями и постерами известных зарубежных, советских и российских рок-групп рябили в глазах, то затухая, то вспыхивая в красном цвете мерцающей светодиодной ленты, растянутой по всему периметру над потолком. Я бегло взглянул на две рамки у своего столика. На первой был изображен солист «Короля и Шута», а на второй — излюбленный фанатами и проходимцами логотип группы «Guns N' Roses».

Придя сюда впервые, мы выбрали этот столик именно из-за плаката с эпатажным «Горшком», а потом сидеть на этом месте стало традицией, как впрочем и играть в бильярд всей компанией в последнюю субботу перед Новым годом. Однако, я никогда не понимал, по какому принципу здесь развешаны плакаты и всякий раз пытался разгадать эту загадку.

Мои мысли развеял Саша, тащащий к нашему столу трехлитровую колбу с пивом.

— Этот придурок еще не пришел? — спросил товарищ, гордо подвинув колбу на середину пустого стола, словно та была центральным элементом композиции сегодняшнего вечера.

— Не-а. Поди натирает кий. Помнится мне, в прошлом году он грозился принести свой личный, который выдают в клубе задротов.

Саша посмеялся, принявшись разливать янтарную жидкость по пинтам. Не успев отойти от мыслей о прошлом, я вдруг осознал, как на самом деле изменился мой друг. Раньше он был самым крутым в нашей компании — высокий, худощавый, вечно при параде с обязательным пунктиком на кожаные вещи и цепи. Девушкам всегда нравилась Сашина копна русых кудрявых волос, небрежно взъерошенных кверху, вальяжная привычка держать во рту зубочистку, дерзкая походка вразвалочку и амбре из стойкого отцовского одеколона вперемешку с сигаретным дымом. Да и представлялся он пафосно, но непринужденно — «Алекс», словно так и было написано в паспорте. Сейчас же передо мной стоял мужчина с округлым животом и проступающей лысиной на затылке. Вместо рокерских шмоток на нем было отутюженное серое поло и синие джинсы, фотографию которых могли бы поместить в словарь, как пояснение к этой разновидности брюк.

Мы почти осушили по бокалу пива, когда к столику подошел Наиль - татарин по национальности и жуткий сноб по моему субъективно профессиональному мнению. Его прилизанные гелем темные волосы блестели в свете центральных ламп, а длинный кожаный чехол в руках не сулил ничего хорошего.

— Опа! — оживился Саша. — А вот и наш умник приплыл.

Поздоровавшись привычным рукопожатием и похлопыванием по спине, мы пустились в банальные выяснения того, как у кого дела и что же в наших взрослых и серьезных жизнях происходит. Начало вечера было положено и по традиции клишированное обсуждение-дефис-годовой-отчет по новостям из жизни должен был состояться за первой парой кружек пива за столом. Эту часть последние четыре-пять лет мне хотелось поставить на перемотку и перейти к игре в русский бильярд. Мне казалось куда более интересным яростно спорить о катающихся по столу шарах, нежели обсуждать жену и детей Саши и, тем более, чем копаться в подробностях работы дотошного инженера-нефтяника Наиля.

Второй, к слову, вообще не вписывался в антураж сего заведения. Наиль пришел на встречу в сером костюме-тройке и в абсолютно неподходящих к этому образу громоздких очках, которые он то и дело поправлял на переносице. Водрузив на засаленный стол дорогой кожаный дипломат, Наиль в течении десяти минут топтался у бара, ожидая когда недовольный бармен отыщет ему подставку под пинту, потому как ставить пиво на голую поверхность стола было «дурным тоном».

Рассуждения о том, что бытовые беседы со старыми друзьями вызывали у меня скорее тошноту, хоть и казались мне неправильными, но были оправданы. Последние лет шесть-семь наша дружба держалась только за счет приглашений на дни рождения друг друга, где из-за количества гостей мы не могли поговорить о своем, и на этой предновогодней традиции — ходить в дурацкий бар и играть в бильярд.

— А ты, Жека, чего молчишь? Этот-то понятно, женат на работе, — Саша небрежно повел бокалом в сторону Наиля, расплескав немного пива на стол. — Как у тебя на личном? Нашел себе кого-то?

— Была одна, но мы расстались в конце осени. Не сошлись в вопросах семейной жизни. Ей вдруг взбрело в голову, что она хочет детей.

— А сколько ей лет то было? — уточнил Саша.

— Тридцать два.

— Что тут удивляться? Женщины в этом возрасте, как правило, уже хотят иметь хотя бы одного ребенка, — прокомментировал Наиль.

— Твоя правда, ботан, — одобрительно кивнул Саша, а Наиль лишь сжал зубы, вероятно, от надоедливого прозвища. — Блять, мужики, это что получается? На моей свадьбе все погуляли, а я на ваших когда, а, холостяки сраные? В тридцать пять уже давно пора!

Наиль скептично повел бровью, сделав скупой глоток, а я методично отшутился, мол, они оба будут первые в списке приглашенных на мою свадьбу, когда она все-таки состоится. Сам же я вообще не был уверен, что женюсь по двум причинам: я не был готов к обязательствам, а всякие мои отношения не выдерживали и года под напором женского желания планировать свою жизнь. Хотя, конечно, я понимал, что всем людям хочется определенности, но от меня ее ждать не приходилось, поэтому конец любых отношений всегда получался смазанным, грустным или даже мрачным. Как режиссер и сценарист собственной судьбы, я с пеной у рта доказывал всем, что живу моментом, вроде как ради «открытой концовки», которую каждый может трактовать по-своему. На деле же мало художественная картина моего существования попросту была лишена главного — идеи, смысла и хоть какой-то морали.

Когда мы перешли к игре в бильярд, Саша уже слегка покачивался, а на его лице мелькала хмельная улыбка. Наиль методично выложил пирамиду из шаров на стол, поддерживая форму пальцами, чтобы ничего не проскальзывало. Мы с Сашей взяли с подставки потертый и видавший виды кий, а наш педантичный друг аккуратно выудил из чехла собственный инструмент. Его черный изящный турняк блестел на свету, а наконечник выглядел совсем новеньким. Добивающим стало то, что Наиль надел специальную перчатку на левую руку. Я мысленно закатил глаза от того, что наш инженер возводит это мероприятие в какой-то абсолют, стараясь держаться подчеркнуто идеально и профессионально.

Первые три партии разыгрались довольно-таки быстро. Мы начали с «американки», в которой можно было играть любым шаром в любой другой шар. Наиль внимательно следил за правилами, занимал техничные позы и медленно пил пиво, я старался быть расслабленным и получать удовольствие от игры, а Саша и вовсе не стремился к победе и словно играл лишь для того, чтобы скрасить время перед очередным глотком. Наиль трижды одержал победу и был доволен собой, стараясь держаться непринужденно, однако я все-равно видел самодовольный блеск в его глазах.

В конце концов, опьянение для нас с Саней стало ощутимым, и мы перешли к более длительным партиям в «московскую пирамиду», где игра велась лишь битком. Саше выпала честь совершить начальный удар, и он с треском дважды провалил эту миссию: в первый раз биток выскочил за пределы стола, коснувшись лишь самого крайнего шара, а потом «Алекс», видимо решив, что нужно играть мягче, сделал слишком слабый удар. Ни один из шаров не коснулся борта и не пересек центральную линию.

— Сектен! Ты как будто впервые играешь, — проворчал Наиль.

— Вот только не надо на меня тут на своем татарском ругаться! — отреагировал Саша. — Да и вообще, игра должна быть в удовольствие.

Наиль недовольно цокнул, а я подавил смешок, глядя на этих двоих. Сейчас, когда нам давно уже не двадцать, различия между Сашей и Наилем достигли своего предела, и если бы я не был с ними знаком, то и не подумал бы, что когда-то этих парней связывала крепкая настоящая дружба.

— Кто-то уже смирился со своим поражением? — ухмыльнулся я, по-дружески ударив Сашу в плечо.

Тот поворчал, а потом ушел обновить нашу колбу с пивом. После еще одной партии, окончившейся победой Наиля, мы сели за стол, чтобы немного перевести дух. Просидев в тишине порядка минуты, я обнаружил, что Саша с задумчивым видом смотрел на пинту, наблюдая за тем, как пена оседает на стеклянных стенках. Наиль сидел напротив нас и следил за одной из компаний, шумно ругающихся из-за очередного спорного удара.

Я вдруг понял, что Саша был тем человеком, который всегда поддерживал огонь беседы, особенно последние лет восемь. И вот, стоило ему самому угаснуть, как мы все оказались погружены в странную тишину, для нарушения которой у меня не было ни одного существенного предлога или темы.

— Эй, ты как? — одернул я друга.

Тот словно вышел из какого-то транса и бегающими глазами нашел мое лицо в полумраке.

— Все путем. Я тут че-то задумался, мужики..., — он не договорил, а лишь тяжело вздохнул.

Наиль молча смотрел на него, лишь наполовину повернув голову обратно к столу, я же переспросил, в чем дело.

— Сегодняшний вечер... Черт, а ведь если так подумать, мы же друг другу почти никто, — через какое-то время наконец выдал Саша. — Ходим сюда каждый год, как будто клятву давали, а нахера, спрашивается?

— Что это на тебя нашло? — спросил Наиль, выгнув бровь.

— Не знаю, ботан. А правда, что? Может быть то, что нихрена нас не связывает, кроме студенческих лет? Или то, что видимся мы дважды в год. Ну или, на крайний случай, то, что срать мы все хотели, как у кого дела.

Неожиданная перемена в настроении Саши слегка выбила меня из колеи. Его язык слегка заплетался, сам он пошатывался, но горькие слова, несдержанно вырвавшиеся из его рта, были словно отрезвляющая пощечина. Не я один думаю об этом.

— Башхед, а ты как хотел? Не могли же мы остаться навечно молодыми и беспечными юнцами? У всех нас своя жизнь, в которую уже нельзя вписать еженедельные тусовки, — усмехнулся Наиль.

— Да при чем тут... ай, ладно. Забейте, — отмахнулся Саша, залпом допив половину стакана.

Не долго думая, я поддержал его настрой, силясь понять, что вообще для нас всех значит это громкое и будто уже давно неуместное слово «дружба»:

— Вообще, Саня прав, странно все это. Признаться, с каждым годом у меня все меньше желания посещать наше традиционное собрание.

Саша выдохнул и как-то благодарно взглянул на меня, словно эти мысли на него давили уже давно.

— Да уж, пиздец. Я раньше от жены к вам рвался, как в отпуск, а теперь даже не знаю. Это как новое обязательство, что-ли.

На порядок более трезвый Наиль, кажется, не особо разделял нашего энтузиазма на задушевную беседу. Как-то грустно окинув взглядом бильярдные столы и свой бережно положенный на стол кий, он снял очки и потер переносицу, громко вздохнув.

— Может вы и правы, — кивнул он.

Эта фраза была похожа на жирную точку, после которой было бы вполне уместно просто встать и уйти, но никто этого не делал. Все задумчиво уставились на стол, не решаясь сказать что-то еще.

Неожиданно Наиль продолжил, причем как-то более развязно и громко:

— Короче, парни, я вижу, вы уже хорошенькие. Давайте так: мы возьмем от сегодняшнего дня все, вспомним молодость. Отбросим то, кто мы сейчас, и на один вечер вновь станем теми студентами, что были раньше. А дальше будем думать, что можно сделать.

Предложение звучало странно, но интересно. По итогу мы согласились отпустить все, что нас держало во взрослой жизни, чтобы вернуться туда, где единственным предохранителем для нас была вахтерша в общежитии.

Заказав кучу пива и закусок, мы принялись вспоминать студенчество. Начали с того, как не спали ночами перед экзаменами: мы с Сашей, чтобы успеть за десять часов осилить полугодовой курс, а Наиль, чтобы в сотый раз его повторить. Как высовывались в окна, призывая «халяву», подкладывали монетки в обувь, роняли перед кабинетами зачетки — одним словом делали все, чтобы успешно закрыть сессию.

Потом перешли к обсуждению наших Дон Жуанских похождений. Саша вспомнил больше десяти девушек, с которыми успел повстречаться за время учебы. Один раз он был в отношениях и с двумя дамами одновременно. Из своей памяти я вытащил образ Лены, моей первой большой любви, в которую я втрескался по уши еще на первом курсе и которую не мог забыть еще три года даже после того, как на четвертом курсе она вышла замуж за громилу, похожего на бандита. У Наиля же всегда были проблемы в общении с девушками, поэтому проводником в мир прекрасного пола для него стал Саша. С помощью этого крутого и развязного парня, Наиль впервые смог затащить девушку в постель. Он до сих пор не поделился с нами деталями произошедшего, но по его горделивой улыбке на следующий день после этого события, мы с Сашей поняли, что не так важно, как все прошло. Однако, стоит признать, что это достижение Наилю досталось с большим трудом. До этого была куча каверзных ситуаций, когда дамы отказывали нашему педантичному другу, а одна из них даже треснула ему книгой по щеке так, что он потом неделю ходил с синяком.

Вспомнили и про жизнь в общаге — вечно грязные туалеты, попытки приклеивать еду к холодильнику, чтобы ее не стащили, нычки с водкой в платяных шкафах, безумные вечеринки на этажах. Мы обсуждали все самые смешные и нелепые моменты, которых за четыре года накопилось не мало.

Уже изрядно напившись, мы вновь перешли к бильярдному столу, чтобы сыграть еще как минимум одну партию, пока можем стоять на ногах. Когда наш излюбленный профессионал промазал мимо битка, мы с Сашей залились почти истеричным смехом, а Наиль, нелепо покачиваясь на носках, показал нам средний палец. Примерно также мы выглядели, когда впервые обнаружили этот бар. Мы тогда играли настолько ужасно, что мужик из-за соседнего стола посоветовал нам катиться к черту, потому как мы «сопляки, не уважающие бильярд».

— Ты тогда сказал, что сейчас пойдешь и втащишь ему, помнишь? — посмеиваясь, сказал Наиль. — Он был в десять раз тебя больше, а лысина у него блестела сильнее, чем новенький шар.

Кое-как забив шар в лузу, я поддержал разговор:

— Ага. Ладно хоть отговорили, придурок! А то, думается мне, сейчас бы мы с Наилем тут вдвоем играли.

— Смейтесь-смейтесь, — ухмыльнулся Саша, опираясь на бортик стола. — Зато я тогда уехал с прекрасной зрелой женщиной.

Еле как закончив партию, я отошел в туалет. Честнее было бы назвать это «отполз», потому как ноги уже предательски подкашивались.

Людей в баре осталось совсем немного. Я с удивлением обнаружил, что время близилось к четырем утра, а до закрытия бара оставалось чуть более часа. Несмотря на усталость и сильное опьянение, уходить совсем не хотелось. За непринужденными и веселыми разговорами, я вдруг вновь ощутил себя тем юным парнем, для которого два таких разных, но по-своему прекрасных человека, были чуть ли не центром Вселенной. Для которого дружба значила больше, чем планы на будущее, карьера, деньги, женщины и все то, что теперь заполонило мою жизнь без остатка.

Когда я вернулся в зал, то в уши тут же ударили басы песни «Лесник» Короля и Шута, и я, вспомнив еще одну историю, связанную с этим треком, пошел к друзьям. В игровой зоне я обнаружил лишь Наиля, бесстыдно распластавшегося прямо поверх бильярдного стола. Его дорогой костюм был помят, рубашка небрежно торчала из-под ремня, а рот был приоткрыт. Великий инженер умудрился уснуть в таком положении буквально за пять минут, пока меня не было. Сложив ему руки в позе Ленина, я вложил в его пальцы блестящий кий и сделав пару фотографий, смеясь пошел к столу.

Диванчики тоже пустовали, поэтому я просто опустился за стол, пытаясь унять головокружение и ожидая появления Саши. Взглянув на постеры над нашим столиком, я вновь задумался, почему, черт возьми, они повесили постер с «Горшком» рядом с логотипом Guns N' Roses.

Из моих пьяных витиеватых мыслей меня вывел Саша. Он сел напротив меня, громко смеясь.

— Видал, как ботан уснул? Ты ему кий положил, да?

Эти два вопроса были настолько похожи на нас прежних, что я искренне рассмеялся.

— Ага, еще и фотосет ему устроил. Для охренительно важного портфолио будет в самый раз.

После песни Короля и Шута вдруг заиграла «Don't you cry» у Guns N' Roses, и я вновь перевел взгляд на плакаты.

— Ха, а мы ведь тебе так и не рассказали эту историю, — усмехнулся Саша, а я уставился на него прищурившись. —Да короче, ты же всегда голову ломаешь над этими плакатами, да? А мы с Наилем уже давно ответ знаем, просто не хотели тебе портить загадку всей жизни. В общем, в две тыщи тринадцатом, после того, как умер солист «Короля и Шута», сидел в этом баре за этим самым столиком один мужик. Он так сильно расстроился из-за его смерти, что целый вечер тут пил и плакал. Бармен, чтобы его поддержать, включил «Don't you cry» и пошел с ним поговорить. Тот мужик ему сказал, мол, он хотел когда-нибудь на концерт попасть, но все время откладывал. Да и к тому же слушал только пару песен и все никак не успевал прослушать остальные, типа, времени не было или что-то такое.  А после смерти «Горшка» за ночь послушал все залпом. Ну и, конечно, дико расстроился, что за все эти годы так и не решился сходить на концерт, а теперь уже все, не судьба. Ну а в баре решили сделать такое вот символично местечко. Они думали, что мужик этот еще вернется, увидит и посмеется, а он больше и не приходил.

Мы с Сашей посмеялись над этой нетривиальной «разгадкой», а потом подошел бармен и попросил забрать нашего друга со стола. Пока Саша, будучи в более приемлемом состоянии, пошел разбираться с пьяным телом Наиля, я задумался о скорбящем мужике.

Мне в голову пришла мысль, что эта история очень перекликается с историей нашей дружбы. Мы насладились чудесными годами молодости вместе, а после окончания учебы стали отдаляться друг от друга. Вместо того, чтобы делать что-то и создавать новые воспоминания, мы держались за то, что пережили будучи студентами и за эту спонтанную традицию ходить в бильярд каждую субботу перед Новым годом.

Сегодняшний день, по сути, был как выстрел, который уничтожил нашу старую дружбу. Или, скорее, она была давно пробита стрелой, просто сегодня пора было выдернуть наконечник и позволить ей истечь кровью горечи впустую потерянных лет. Однако, даже если сегодня мы прощались со старым нами, я уже ощущал скорбь по тому, что когда то делало меня по-истине счастливым — по нашей дружбе. Да, нас молодых уже не вернуть, как не вернуть к жизни солиста «Короля и Шута», и что-то будет утеряно в омуте времени навсегда, но у нас есть возможность начать заново. И в дни, такие как этот, мы можем с широкой улыбкой на лице или со слезами на глазах вспоминать прошлое, а вместе с ним и самих себя.

На финальных аккордах песни «Don't you cry» по моей щеке пробежала слеза, и я улыбнулся. Иногда мы теряем что-то безвозвратно и задумываемся об этом, когда уже слишком поздно. Но это не значит, что  у нас нет шанса построить что-то новое, ухватившись за самые светлые моменты из воспоминаний о прошлом.