Пять секунд тишины

Ледяной дождь стучал в высокие окна класса Заклинаний. Воздух пахнет сыростью, пылью старых фолиантов и... напряжением. Первый урок – Заклинания. Совмещенные группы Слизерина и Гриффиндора. «Совмещенные». Единственная искра света в этом адском новом году. Я втиснулся за парту у прохода, нарочно оставив свободное место слева – ее место. Старое, негласное правило, с тех пор как мы стали едины. Парты здесь были широкие, для двоих. Наши парты.

Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках. Я видел дверь. Ловил каждый шорох за ней. Волосы. Кудри. Карие глаза. Хотя бы взгляд. Хотя бы знак, что вчерашнее... не сон. Не безумие. Мои пальцы барабанили по дереву столешницы, выдавая нервозность, которую я тщетно пытался задавить маской скучающего безразличия. Блейз и Тео, слава всем темным богам, сидели сзади, погруженные в свой разговор. Не лезли. Понимали без слов. Огневиски прошлой ночи и мои сжатые в рассказе зубы сделали свое дело.

Дверь распахнулась. Волна шума, смеха, запаха утреннего Хогвартса – и она. Гермиона. Шла рядом с Парвати Патил, что-то оживленно обсуждая. Книги? Расписание? Пудинг? Неважно. Она была здесь. Живая. Целая. В своей мантии, с сумкой через плечо, кудри чуть небрежнее обычного – может, тоже плохо спала? Смех. Легкий, неотягощенный. Как будто вчерашней ночи в пыльном классе под луной не было. Как будто не было слез, признаний и ледяной глыбы блондинки, вставшей между нами. Но я знал. Знаю каждую тень под ее глазами, каждый скрытый вздох. Она просто... держится. Для меня. Для них. Для Поттера и Уизли, которые шли следом, бросая настороженные взгляды в сторону Слизерина. Для мира.

Мое сердце рванулось вперед. Уголки губ сами потянулись вверх – крошечная, почти неуловимая улыбка облегчения. Она здесь. Я резко отодвинулся на скамье вправо, освобождая место у прохода. Мое место. Ее место. Мой взгляд ловил ее, посылая немой сигнал: «Иди сюда. Садись. Пожалуйста».

Она заметила движение. Ее взгляд – теплый, карий, с едва уловимым проблеском чего-то глубокого и уязвимого – встретился с моим. Она слегка кивнула, почти незаметно, и сделала шаг в мою сторону. Парвати что-то спросила, но Гермиона уже отстранилась, ее внимание было здесь. Со мной.

Тень упала на свободное место. Не ее. Не ее запах книг и упрямства. Холодный, чуть сладковатый аромат дорогих духов. Льняные волосы, уложенные в безупречную волну. Темно-зеленый бархат воротника мантии, подчеркивающий фарфоровую белизну шеи.

Астрид Грейр плавно опустилась на скамью рядом со мной. На место Гермионы. Ее движения были отточенными, грациозными, как у хищной кошки. Она положила изящный набор пергаментов и перо на стол, не глядя на меня. Как будто так и должно быть.

Воздух вырвался из моих легких со свистом. Весь класс словно замер на мгновение. Я почувствовал, как взгляд Гермионы ударил в спину. Острый. Как нож. Мои кулаки сжались под столом так, что кости затрещали. Ярость, горячая и слепая, залила сознание, смешиваясь с ледяным ужасом.

— Это место занято, — прорычал я сквозь стиснутые зубы. Голос был низким, опасным, как ворчание дракона перед атакой.

Блондинка медленно повернула голову. Ее серо-голубые глаза, холодные и бездонные, как горное озеро, встретились с моими. Ни тени смущения. Только легкое, снисходительное любопытство. Бровь изящно приподнялась.

— Занято? — ее голос был мелодичным, но пустым. Колокольчик изо льда. — Не вижу, чтобы здесь было написано чье-то имя. — Она провела кончиком пальца в безупречной перчатке по гладкой поверхности стола. — Или, может, я не разглядела невидимые чернила? — Уголки ее губ дрогнули в едва уловимой насмешке. Ее голос был тихим, но каждое слово резало воздух, как лезвие. Она знала. Конечно, знала. И делала это нарочно. Публично. Унизительно. Для меня. Для Гермионы.

Весь Слизерин сзади замер. Я чувствовал их взгляды – Забини, Нотт, даже Пэнси Паркинсон. Спектакль начался. И я был главной обезьяной в клетке.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу, бешено стучит в висках. Рука с пером сжалась так, что костяной стержень треснул. Я готов был вскочить, вытащить палочку, вышвырнуть ее отсюда силой...

Но я увидел Гермиону. Она не смотрела на Астрид. Она смотрела на меня. Прямо в глаза. И в ее взгляде, поверх ярости и льда, читалось четкое, неумолимое послание: «Не надо. Не опускайся. Не давай ей того, чего она хочет».

Она резко развернулась, отыскав глазами Парвати и Лаванду Браун, которые сидели чуть дальше. — Пари, тут свободно? — ее голос звучал удивительно ровно, лишь легкая хрипотца выдавала напряжение. Не дожидаясь ответа, она прошла мимо нашей скамьи, не глядя ни на меня, ни на Астрид, и села рядом с подругами, спиной к нам.

Я сидел, окаменев. Рука все еще сжимала обломки пера. В ушах стоял гул. Я чувствовал колючий, торжествующий взгляд Грейр боковым зрением. Слышал сдавленный смешок где-то за спиной – наверное, Крэбб или Гойл. Видел спину Гермионы – прямую, непокорную, но такую одинокую в трех шагах от меня.

Она защитила меня. От меня самого. От скандала, который я готов был устроить. Заплатив за это своим местом. Своей гордостью.

«Люблю тебя, Грейнджер. Безумно. Глупо. Навсегда».

Слова вчерашней ночи горели в груди раскаленным углем. «Навсегда», которое длилось ровно до первого урока. «Навсегда», разбитое о холодный расчет Астрид Грейр и ее «не вижу чье-то имя».

Профессор Флитвик взобрался на стопку книг и весело поприветствовал класс. Урок начался. Но я не слышал ни слова. Я сидел, уставившись в стол, чувствуя, как ледяная струя ненависти к девушке рядом и всепоглощающая, беспомощная ярость за ту, что сидела теперь так далеко, смешиваются в одно черное, кипящее месиво. Ее место было пусто. Рядом со мной. И в моей груди. Занято чужой. И выбить эту чуждую, фарфоровую куклу оттуда казалось задачей невозможной. И единственное, что я мог – это чувствовать, как ее холодное присутствие рядом душит меня, как скот в загоне перед убоем.

Дождь. Непроглядный, холодный, пронизывающий до костей ливень, превращавший Запретный Лес в царство мокрого мрака и скользкой грязи. Мы толпились под разноцветными зонтиками у хижины Хагрида, ожидая, когда тот вытащит из сарая очередное «безобидное» чудище. Влажный воздух звенел от голосов, смеха, ругани на непогоду. Я стоял чуть в стороне, плечом прислонившись к мокрому стволу старого дуба, зонт «Слизерин» (зеленый с серебряным гадом) отбрасывал неровную тень на лицо. Взгляд автоматически выискивал в толпе медные кудри.

И вот – она. Вынырнула из завесы дождя, под ярко-красным зонтиком «Гриффиндор», рядом с Парвати Патил. Что-то оживленно обсуждали, смеялись. Ее лицо, освещенное вспышкой смеха, показалось мне глотком теплого воздуха в этом ледяном хаосе. Вчерашняя боль, усталость, слезы – все еще читалось в глубине карих глаз, но сейчас она сияла. Настоящая. Моя.

Не раздумывая, я оттолкнулся от дерева, длинными шагами пересекая мокрую поляну. Подошел сзади, ловко поднырнул под ее алый зонтик. Ощутил ее легкий вздраг от неожиданности. Моя левая рука скользнула вокруг ее плеч, притягивая к себе, под защиту нашего общего укрытия. Правой я крепче сжал свой зонт, прикрывая ее спину. Она инстинктивно прижалась боком, ее холодная щека на мгновение коснулась мокрой ткани моего мантии. Я наклонился, губы коснулись ее мокрых, пахнущих дождем и чем-то сладковатым кудрей на макушке.

— Привет, малыш, — прошептал я прямо в ее волосы. Шепот был для нее одной, сквозь шум дождя и гомон толпы.

Она запрокинула голову, глядя на меня снизу вверх. И тогда я увидел это: смущение, быстро сменившееся теплой, широкой, беззаботной улыбкой, которая осветила ее лицо ярче любого солнца. Глаза засияли, отодвинув тени сегодняшнего утра и вчерашнего вечера.

— Привет, — ответила она просто, и в этом слове был целый мир облегчения, принятия, тихой радости от того, что мы здесь, вместе, несмотря ни на что.

Рядом крякнул Забини, Тео что-то пробормотал про «сопливые сцены», но беззлобно. Парвати Патил, стоявшая рядом с Гарри, лишь улыбнулась и покачала головой. Поттер кивнул мне коротко, без улыбки, но и без враждебности – просто факт. Рон что-то бормотал про слизней, но его голос потонул в шуме дождя. Правда, которую когда-то сказал Забини: «Всем уже давно плевать». Драко и Гермиона. Гермиона и Драко. Наша странная, необъяснимая, но неотъемлемая дружба. Фон. Как этот дождь. Как мокрые ели. Мы стояли под одним зонтом, моя рука на ее плече, ее теплое доверие, прижатое к моей стороне. Это был наш островок. Наше «навсегда», выхваченное у непогоды и обстоятельств.

— Как вечер? – спросил я тихо, мой большой палец невольно провел по мокрой ткани ее мантии у плеча. Напоминая и себе, и ей о вчерашнем разговоре в пыльном классе. О слезах. О признаниях.

Она повернула голову, ее улыбка стала чуть мягче, задумчивее.

— Гарри и Рон... устроили цирк, — ответила она, легкий смешок дрогнул в ее голосе. — Нашли какую-то коробку конфет Берти Боттс прошлогоднего урожая. Гадали на вкусы. Рон съел что-то, похожее на... ну, на тухлую рыбу, кажется. Вид у него был эпический. Гарри чуть не подавился от смеха. В общем, дурачились как первокурсники. — Она замолчала, глядя куда-то в мокрые кусты. — Было... хорошо. Отвлеклись.

Я кивнул, сжимая ее плечо чуть сильнее. «Отвлеклись». Значит, Поттер и Уизли сделали свое дело. Поддержали. Заставили смеяться. Ревность – тупая, несправедливая – кольнула под ложечкой, но я тут же прогнал ее. «Они помогли ей. Когда я не мог». За это им можно было простить многое. Даже их существование.

— Берти Боттс? — я смог выдавить легкую усмешку. — Рискованно. Особенно с прошлогодним запасом. У Поттера хоть мозги не расплавились от вкуса «гнилого апельсина»? Он же их почему-то любит.

Она рассмеялась, звонко и искренне, откинув голову назад. Капли дождя скатились по ее шее. — Было «тропическое болото», кажется! — выдохнула она сквозь смех. — Вид у него был... незабываемый.

Дождь барабанил по зонту, создавая уютный шумовой кокон вокруг нас. Ее волосы пахли дождем, яблоками и чем-то неуловимо ее – теплым, домашним, как плед у камина в библиотеке Мэнора. Я зарылся носом в эти медные кудри у самого ее виска, вдохнул глубже, и весь вчерашний ад – ледяная Астрид за столом, Тео с Забини, огневиски, горечь воспоминаний – отступил, растворился в этом запахе. Она была здесь. В моих руках. Расслабленная, улыбающаяся, рассказывающая о глупостях Поттера и Уизли.

— ...и Рон умудрился запихнуть целую жабу в рот Гарри, пока тот зевал! — закончила она, хихикая, и вибрация смеха прошла от ее спины к моей груди. Счастье. Простое, светлое. Как тогда, когда мы были детьми.

— Идиоты, — пробормотал я в ее волосы, но улыбка сама растянула губы. Мне было плевать на Поттера, Уизли и их жабу. Мне было важно, что она смеется. Что она снова дышит легко. После вчерашних слез.

Хагрид в это время копошился в огромном ящике у импровизированного навеса из брезента. Его могучая фигура выпрямилась, держа что-то пушистое и переливающееся всеми оттенками синего и фиолетового.

— Смотрите-ка, красавчик, а? — прогремел его голос, заглушая шум дождя. — Эт' Фликер! Редкий вид, водятся только в туманных долинах Шотландии! Шерстка у него не простая – впитывает магию лунного света и...

Голос Хагрида стал фоном. Мелодичным гулом где-то далеко. Я видел, как все – даже вечно скептичный Поттер – уставились на переливающегося зверька с открытыми ртами. Парвати ахнула. Уизли что-то пробормотал про перья для квиддича. Но мой мир сузился до точки под моим зонтом.

Я слегка наклонился, не отрываясь от ее волос. Вдох. Глубокий, медленный. Влажность дождя смешивалась с теплом ее кожи, с ароматом яблочного шампуня, который она использовала еще с третьего курса. И под этим – тот самый, уникальный, ее запах. Запах чернильных пятен на пальцах, переплетов старых книг, упрямства и невероятной доброты. Запах дома. Не Мэнора. Не холодных стен Слизерина. Её дома. Моего дома. Того, что был в ее улыбке, в ее смехе, в тепле ее тела, прижатого к моему боку.

Вдох. Еще глубже. Я чувствовал, как она слегка поворачивает голову, ее щека касается моей щеки. Нежно. Доверчиво. Как тогда в поезде. Как вчера в пыльном классе, когда мир рушился, но мы держались друг за друга.

— Ты... ты нюхаешь меня как Полумна какого-нибудь диковинного гномика, — прошептала она, и в шепоте звенел смешок. Но она не отстранялась. Наоборот, прижалась чуть сильнее.

— Твой гномик явно пахнет лучше, — отозвался я, не открывая глаз, погруженный в этот ароматный кокон. — И у него гораздо более приятные кудри.

Она тихо фыркнула. Ее пальцы нашли мою руку, лежащую уже у нее на талии, и сжали ее. Нежно. Уверенно. «Я здесь. С тобой. Несмотря ни на что».

Хагрид что-то вещал про лунные кристаллы в шерсти Фликера. Поттер задавал вопрос. Но для меня существовал только ритм ее дыхания, синхронный с моим, тепло ее ладони на моей руке и этот пьянящий, исцеляющий душу запах ее волос. В этом дождливом лесу, под крики удивленных одноклассников и рев Хагрида, под старым зонтом, было наше крошечное, непобедимое королевство.

День пролетел как один вдох. Дождливый, теплый, наш. После леса у Хагрида мы словно приклеились друг к другу. Завтрак? Рядом. Переходы между уроками? Рука в руке, или моя на ее плече, или её кудри, щекочущие мне подбородок, пока мы листали один и тот же конспект по Трансфигурации. Обед? Мы отгородились от гвалта Зала своими тарелками и тихим смехом над какой-то глупостью Поттера. Даже на скучнейшей Истории Магии Бинса я ловил каждое ее замечание, шепотом споря о датах восстания гоблинов, чувствуя, как ее колено упирается в мое под партой – не случайно, а намеренно. Ее прикосновение. Мы как всегда всех игнорировали. Нам было плевать. Это наше пространство, наш маленький, хрупкий островок в бушующем море ожиданий и проклятых договоров. И он был прекрасен. Идеален. Как тот пудинг Тинки, только без горького послевкусия.

Вечер. Большой Зал гудел предужинным оживлением. Мы с Гермионой отстали от ее львиного прайда – Поттер и Уизли ушли вперед, споря о квиддиче. Она задержалась у двери, поправляя сумку, и я успел поймать ее за руку, притянуть к себе, наклониться и прошептать что-то глупое про ее упрямый локон. Она засмеялась, толкнула меня в плечо, и в ее карих глазах отразились последние лучи заходящего солнца – золотые, теплые. Мои.

За нашим столом царило оживление. Тео что-то с жаром доказывал Пэнси, жестикулируя ложкой. Блейз, завидев меня, широко ухмыльнулся и отодвинулся на скамейке, указывая на место рядом с собой – специально оставленное для меня... и для нее, если захочет. Я кивнул, проводя Гермиону взглядом до ее стола, ловя ее последнюю улыбку через зал, прежде чем опуститься рядом с Блейзом.

— Ну что, повелитель нежности? — Блейз пододвинул ко мне кувшин с тыквенным соком. Его взгляд был понимающим, без обычной едкой насмешки. — День выдался... солнечным, даже несмотря на дождь?

— До неприличия, — буркнул я, но углы губ предательски дернулись. Наливая сок, я чувствовал, как напряжение вчерашнего вечера понемногу отступает. Здесь, среди своих, где не нужно притворяться.

— Говорят, — вклинился Тео, оторвавшись от Пэнси, — что старина Снейп сегодня чуть не лопнул от злости, когда Грейнджер блестяще ответила на его каверзный вопрос про состав зелья Живой Смерти. А ты, кстати, Драко, помнишь, сколько там бобов стручкового перца? — Он подмигнул. Откровенно глупо. Специально.

Блейз фыркнул: — Бобы? Тео, ты о чем? Там же явно глаза тритона! Или ты вчера перебрал с огневиски? — Он достал из-под мантии небольшой, изящно украшенный флакон, так скрытно, чтобы никто не видел. — Кстати, о вчерашнем... Для бодрости духа? — Он налил понемногу в три пустых бокала для сока. Аромат пряный, согревающий ударил в нос.

Я взял бокал. Пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Блейза. Почему бы и нет? Сегодня можно. Сегодня все можно. — Только глаза тритона? — вступил я в их дурацкую игру, чувствуя, как огневиски мягким теплом разливается по груди. — Ты забыл про толченые когти грабликорна, Забини. Без них – просто мыльная вода.

— Ага, а еще про слезу единорога! — подхватил Тео, явно намеренно перевирая рецепт. — Три капли! Иначе Снейп тебе уши оторвет!

— Придурки, — рассмеялся я, отпивая. Глупость была заразительна. Освобождающа. Блейз подлил еще. Шутки становились все нелепее, гранича с пошлостью. Тео что-то ляпнул про «особые свойства мандрагоры», что заставило Пэнси фыркнуть, а Блейз добавил что-то двусмысленное про «взбалтывать, но не смешивать». Я смеялся. Искренне. Плевать на приличия, плевать на все. Сейчас здесь были они – мои друзья, пытающиеся развеять тучи. И это работало. Воздух казался легче, огневиски грел изнутри, смех Тео оглушительно звенел в ушах.

— ...и потом она говорит, — захлебываясь от смеха, нес Тео какую-то совершенно неприличную чушь про Забини и нимфу из озера, — ...а у него штаны...

И тут все остановилось.

Не звук. Не свет. Воздух. Он загустел, стал ледяным и тяжелым. Смех Тео оборвался на полуслове. Блейз медленно опустил бокал. Даже Пэнси замерла с вилкой на полпути ко рту.

Она подошла бесшумно. Как призрак. Как холодный сквозняк. Астар Блэк. В безупречных мантиях Слизерина, ее льняные волосы были гладко убраны, лицо – маской вежливого безразличия. Но в серо-голубых глазах, скользнувших по нашей компании, читалось... презрение? Любопытство хищницы?

— Какое оживленное общество, — произнесла она. Голос был мягким, как шелк, но резал, как лед. Она не ждала приглашения. Просто пододвинула свободное место рядом со мной (где обычно сидел Крэбб, но он сегодня отсутствовал) и плавно опустилась на скамью. Слишком близко. Ее парфюм – холодный, цветочный, дорогой – тут же вступил в войну с запахом еды, огневиски и нашей непринужденности. — Надеюсь, я не помешаю вашей... живой беседе? — Она подчеркнула слово «живой» с едва уловимой усмешкой.

Тишина. Гулкая, неловкая. Тео покраснел, уставившись в тарелку. Блейз медленно выдохнул, его пальцы сжали бокал. Я почувствовал, как тепло алкоголя сменилось липким холодком в животе. Весь наш хрупкий, дурацкий, теплый мирок рухнул в одно мгновение.

— Помешаешь, — сказал я ровно, не глядя на нее. Голос прозвучал чужим, плоским. — Это место занято.

Астрид лишь слегка наклонила голову, ее взгляд скользнул по скамье на которой сидела, потом вернулся ко мне. Улыбка стала чуть шире, ледяной. — Занято? — повторила она с легким удивлением, будто рассматривала диковинное насекомое. — Интересно. Я снова не вижу таблички. Или, может быть, невидимые духи уже восседают здесь? — Она изящно положила изящные руки на стол. — Я просто хотела... подружиться. С вашим замечательным кругом.

Ее слово повисло в воздухе, как ядовитая пыль. «Подружиться» — шип, обернутый в бархат. Я видел, как Блейз перехватил мой взгляд. В его глазах читалось: «Держись, старик. Просто пережди». Пэнси вдруг нашла свою тарелку невероятно интересной. Тео закашлялся, запихивая в рот пирожок. Блейз натянуто улыбнулся: — Астрид, привет. Ну, мы тут...

Я не стал дожидаться конца фразы. Адреналин – резкий, горький – ударил в кровь. Все внутри сжалось в комок отвращения и гнева. Я встал. Стул громко скрипнул по каменному полу. Весь наш угол стола замер. Грейр медленно подняла на меня свои ледяные голубые глаза. В них – ни тени удивления. Только спокойное, хищное ожидание.

— Приятно вам подружиться, — бросил я сквозь зубы, голос низкий, насыщенный ядом. Я не смотрел ни на кого из них. Мой взгляд был прикован к медным кудрям за три стола дальше. К ней. Я развернулся и пошел. Прочь от стола Слизерина. Прочь от бархата и льняных волос. Сквозь гул Зала, сквозь удивленные взгляды.

Шаг за шагом. Цель – Гриффиндор. Ее спина. Я видел, как Поттер заметил мое приближение первым. Его зеленые глаза сузились, в них вспыхнуло привычное презрение. Уизли нахмурился, его рука непроизвольно сжала вилку. Я подошел сзади, совсем близко. Запах пергамента и ее шампуня перебил запахи еды. Она все еще что-то говорила Парвати, сидящей через стол, жестикулируя.

Я протянула руки. Закрыл ей глаза ладонями. Изнутри, нежно, чтобы не испугать. Ее тело вздрогнуло от неожиданности. И я наклонился.

— Угадай, кто, — прошептал я ей в самое ухо, чувствуя, как мурашки побежали по ее шее под моим дыханием.

Я видел, как Поттер открыл рот, готовый рявкнуть. Но я поймал его взгляд. И качнул головой. Один раз. Коротко. «Не мешай. Не сейчас». Он замер. Сжал челюсти. Обменялся взглядом с Роном. Оба выглядели так, будто проглотили слизней. Но... не заговорили. Не выдали.

— Гарри? — неуверенно начала она, но тут же передумала. — Рон? Нет... — Пауза. Я чувствовал, как она напряглась, пытаясь уловить запах, ощущение. — Тео? Блейз? — Еще пауза. И вдруг – расслабление. Маленький смешок. — Драко!

Имя прозвучало как солнечный зайчик в этой каменной коробке Зала. Я отнял руки. Она обернулась, запрокинув голову. Ее глаза – карие, теплые, полные смешанного удивления и той самой, невысказанной нежности – встретились с моими. Улыбка расцвела на ее лице. Широкая, настоящая. Та, что сводит меня с ума.

— Попалась, Грейнджер, — я ухмыльнулся, и весь лед внутри растаял в одно мгновение. Радость – дикая, неконтролируемая – захлестнула меня. Без раздумий, движимый только этим порывом, я наклонился, обхватил ее под колени и за спину и выдернул из-за стола. Легко, как перышко.

— ДРАКО! — взвизгнула она, смеясь и отчаянно цепляясь за мои плечи. — Что ты делаешь?! Поставь меня! Я не игрушка!

— А я играюсь, — парировал я, уже закидывая ее через плечо в знакомую, удобную позицию. Ее юбка мягко колыхнулась. Смех звенел, заглушая гул Зала, недоумение гриффиндорцев и, я был уверен, ледяной взгляд Астрид Грейр где-то за спиной. Мне было плевать. — Игрушки не носят в библиотеку. А мы – идем.

И я понес ее. Наплевав на правила, на приличия, на фарфоровую куклу за столом Слизерина. Она била меня кулачками по спине, но беззлобно, сквозь смех:

— Малфой, ты ненормальный! Совсем! Спусти! Люди смотрят!

— Пусть смотрят, — фыркнул я, крепче придерживая ее за ноги. — Пусть завидуют. У них нет такой живой, говорящей игрушки. — Я толкнул дверь плечом, выходя из Большого Зала в прохладный вечерний коридор. — А у меня – есть. И я несу ее в библиотеку. Наедине. Без... подружек.

Она рассмеялась снова, этот звонкий, беззаботный смех, который был моим личным солнцем. Ее пальцы запутались в волосах у моего затылка.

— Ты невыносим, — прошептала она, но в голосе не было ни капли злости. Только тепло. И та самая, безумная, невозможная любовь, которую мы признали в пыльной башне.

Тяжелые дубовые двери библиотеки захлопнулись за нами, отрезая гул Большого Зала, хихиканье Тео и, слава Мерлину, ледяной взгляд Астар. Тишина здесь была густой, уютной, пропитанной запахом старой бумаги и воска. Я осторожно поставил Гермиону на ноги, но руки не отпустил, придерживая за талию, пока она отряхивала невидимую пыль с мантий.

— Соскучился, — выдохнул я, прижимая лоб к ее виску. Глупо. Безнадежно глупо. Мы же только что были рядом весь день. Но это «рядом» — с уроками, зонтиками Хагрида, косыми взглядами — было не то. Не только наше.

Она откинула голову, глядя на меня снизу вверх. В ее карих глазах танцевали золотые искорки смеха и что-то еще... теплое, усталое, беззащитное после вчерашних слез. Уголки губ дрогнули.

— Драко Малфой, — произнесла она с преувеличенной серьезностью, подражая профессорскому тону Макгонагалл, но не выдержала и рассмеялась. — Мы же буквально сидели плечом к плечу на Заклинаниях, на Травологии... Ты даже пытался списать у меня ответы! И ты соскучился? — Она ткнула пальцем мне в грудь. — И что, будешь теперь таскать меня по замку на плече каждый раз, когда тебе станет грустно? Как сумку с учебниками?

Я поймал ее палец, сжал в своей ладони. Ее смех, тихий, сдержанный из-за библиотечной тишины, был лучшей магией, рассеивающей остатки напряжения.

— Да, — ответил я просто, глядя ей прямо в глаза, растягиваясь в улыбке. Без подколов. Чистая правда. — Буду. Каждый раз. Особенно если рядом будет маячить Бледная Королева Льда. — Я скорчил гримасу.

Она фыркнула, выдернула палец, но не отстранилась. — Идиот, — прошептала она, но в этом слове была ласка. — Ладно. Предупреждай заранее, буду надевать что-нибудь менее мнущееся. — Она обвела взглядом ряды стеллажей, ее взгляд стал практичным, целеустремленным. — А теперь серьезно, Малфой. Мне нужно подготовиться к завтрашнему ЗОТИ. Профессор Мортелак обещал скоро контрольную по невербальным щитам, а я...

— ...хочешь получить «Превосходно» и покрыть позором всех слизеринцев, включая меня? — закончил я за нее, ухмыляясь. — Знаю, знаю. — Я махнул рукой в сторону дальнего стола, скрытого за высокими стеллажами с фолиантами по Обскуральной Магии. Наше место. — Пойдем. Я тоже, вроде как, должен учиться.

Мы прошли меж стеллажей, наши шаги гулко отдавались в тишине. Я намеренно шел чуть позади, наблюдая, как ее медные кудри покачиваются в такт шагу, как она автоматически поправляет невидимую ниточку на рукаве мантии. «Моя. Моя Грейнджер. Хоть сейчас и только как подруга за учебником».

Усевшись за стол, она тут же вывалила из сумки гору пергаментов, учебник «Невидимые Бастионы: Искусство Защиты» толщиной с кирпич и несколько остроконечных перьев. Я достал свой, куда более скромный набор, делая вид, что ищу нужную страницу. Но взгляд то и дело скользил к ней.

Она погрузилась в чтение, закусив губу, брови нахмурены в сосредоточенности. Перо царапало пергамент, выводя аккуратные, стремительные строчки заметок. Лунный свет из высокого окна падал на ее лицо, очерчивая скулу, играя в медных прядках. Тишина библиотеки обволакивала нас, теплая и защищающая. Только пыльные книги, шелест страниц и ее дыхание – ровное, спокойное.

Я отодвинул свой ненужный учебник. Просто сидел. Смотрел. Впитывал этот момент. Этот мир, где она была рядом, живая, дышащая, «моя» в этом маленьком, укромном уголке реальности.

— Ты же не учишься, а пялишься, — заметила она, не отрываясь от пергамента. Губы ее дрогнули в едва уловимой улыбке.

— Ага, — беззастенчиво признался я, подперев голову рукой. — Гораздо интереснее, чем про эти скучные щиты. Ты, когда сосредоточена... у тебя морщинка тут появляется. — Я легонько ткнул пальцем в пространство между ее бровей.

Она отмахнулась, как от назойливой мухи, но улыбка стала шире. — Морщинка от попыток понять, как ты вообще умудряешься получать «Приемлемо», не открывая учебник. Дай сюда твои записи. Проверю, не написал ли ты там про «щиты из пудинга Тинки».

Я с преувеличенным вздохом пододвинул ей свой почти пустой пергамент. Она ухмыльнулась, увидев пару каракулей и явно ненужный рисунок летучей мыши на полях. И снова погрузилась в свои «Бастионы», изредка бросая на меня взгляд, полный смешанного удивления, нежности и легкого укора за мое безделье.

Я не учился. Я дежурил. Охранял наш островок спокойствия. Наше перемирие. Наше «люблю», висевшее в воздухе между стопками книг. И каждый ее взгляд, каждый ее тихий вздох, каждый стук ее пера о чернильницу был гимном этой хрупкой, безумной, невозможной красоте – просто сидеть рядом с Гермионой Грейнджер, пока за окном медленно гаснет последний луч солнца над Запретным Лесом.