Отголоски боли
Темнота, царившая в сарае, казалась почти ощутимой. Глухие звуки дождя который начался спустя пару минут как они вошли в хижину , ударяющего по крыше, придавали этому месту атмосферу заброшенности, а напряжение между тремя людьми только усиливало это чувство. Гермиона сидела рядом с Драко, её пальцы ощущали холодные потоки воздуха, проникающие через щели в стенах, но их было не так важно, как это, что происходило в этот момент. Это было не просто физическое восстановление, это было нечто большее — момент, когда два человека, казавшиеся непримиримыми врагами, начали открывать друг другу части своих душ.
Драко молчал, его лицо было скрыто в тени, но Гермиона чувствовала, как его напряжённость — та, что была у него с самого начала — начинала слегка ослабевать. Он пытался скрыть это, но в его глазах, даже сквозь тьму, был этот незабываемый блеск страха и боли.
— Ты знаешь, — сказал он, едва ли не шёпотом, — я думал, что если стану частью этого, если докажу себе и всем, что могу быть великим, это будет иметь значение. Но это было так пусто. Я не хотел этого, но мне не дали выбора.
Гермиона посмотрела на него, удивлённая. Его слова казались искренними, но в то же время в них было что-то, что затмевало её разум. Она молчала, давая ему время говорить. Она не знала, чего ожидать, но одно было ясно — в этих словах скрывалось нечто гораздо более глубокое, чем просто молчаливое сожаление. Это было что-то личное.
— Мой отец... — Драко замолчал, но затем продолжил. — Мой отец, он всегда хотел, чтобы я был сильным, чтобы я стал тем, кем он не мог стать. Он был как тень, и я был тем, кто должен был эту тень вытеснить. Но он не говорил, как тяжело быть его сыном. Он не говорил, каково это — видеть его глаза, полные ожидания, как будто я должен был быть всем, чем он не был.
Гермиона почувствовала, как её грудь сжалась от этих слов. Это был Драко, сын, который был вынужден становиться инструментом в руках своего отца, его идеалов и разрушений. Она начинала понимать его, но в то же время её сердце было переполнено сочувствием и тревогой. Он был не просто злым, он был сломленным, а его злость — всего лишь реакция на это бессилие.
— Ты не виноват, Драко, — сказала она, её голос был тихим и взволнованным. — Ты не мог знать, что это будет так. Ты не мог знать, что тебе придётся стать тем, кем ты не был.
Он повернулся к ней, его глаза были полны таких эмоций, которые он так долго скрывал. Он был растерян. Он был больше не тем хладнокровным Малфоем, которого она знала. Он был человеком, искалеченным своим воспитанием, как и все они, как и она сама.
— Ты не понимаешь, — сказал он, его голос пронзил её, как остриё ножа. — Ты не знаешь, каково это, быть всегда в чужой тени, всегда под давлением, всегда ожидать, что ты должен что-то сделать, что ты обязан быть идеальным. И каждый раз, когда я делал хоть что-то, что не соответствовало этим ожиданиям... отец наказывал меня,я чувствовал себя ещё более пустым.
Тишина в комнате углубилась, но она не была угнетающей. Это было пространство, где его слова не могли быть незамеченными, где их душевные раны могли встретиться. Но прежде чем Гермиона смогла ответить, дверь с лёгким скрипом открылась, и в сарай вошёл Теодор Нотт.
Его лицо было затуманено напряжением. Он оглядел ситуацию, заметив её молчание, затем пристально взглянул на Драко.
— С вами всё в порядке? — спросил он, голос его был настороженным, но не без доли иронии. Он бросил взгляд на Гермиону, будто проверяя, не сделала ли она что-то, что могла бы повлиять на его друга.
— Ты мог бы и не спрашивать, — сказал Драко с усмешкой, на его губах скользнула тень цинизма, но глаза оставались полны эмоций, которых он, казалось, до сих пор не мог понять.
Тео подошёл ближе, изучая их реакцию. Он прислонился к стене, скрестив руки на груди. Его взгляд на Драко был напряжённым и холодным, но было что-то в его выражении, что было больше похоже на огорчение, чем на осуждение.
— Ты что, действительно думаешь, что можешь просто так взять и изменить всё, Драко? — его голос был низким и резким. — Ты думаешь, что если ты расскажешь ей свои жалкие оправдания, это всё сотрёт? Ты в порядке? Ты правда считаешь, что Гермиона поверит, что ты не виноват?
Гермиона вздрогнула от его слов. Она почувствовала, как её собственное сердце сжалось. Нотт всегда был резким, но сейчас его слова звучали как упрёк. Это было не просто осуждение Драко, это было что-то гораздо более личное.
Драко встал с места, его лицо покраснело от гнева.
— Заткнись Тео, — сказал он, его голос был почти тихим, но напряжённым. — Я не могу стереть все свои ошибки. Я не могу вернуть людей, которых я потерял. Но я не могу продолжать быть тем, кем я был. Я не могу продолжать жить в том, что мне навязали.
Теодор в ответ только стиснул зубы.
— Не нужно лгать себе, — сказал он, и в его глазах промелькнуло что-то болезненно знакомое. — Ты не можешь просто так стать другим. Ты не можешь, Драко. Ты был с нами, когда это всё начиналось, и ты был тем, кто первым принял решение. Ты был одним из пожирателей,точнее ты им и остался .
Гермиона почувствовала, как между ними возникает всё больше отчуждения. Теодор был тем, кто всегда был рядом с Драко, но его слова сейчас звучали как свидетельство того, что их дружба была разрушена, что Теодор был готов судить его.
— Заткнись Тео!, — снова произнёс Драко, но в его голосе звучала эта странная боль. — Ты не понимаешь, что я хотел быть другим. Я всегда хотел быть другим, но я не мог. Они сделали из меня этого чудовища. Я был просто... ребёнком, которому внезапно сказали, что он должен быть тем, кем его не спрашивали быть.
Гермиона почувствовала, как тяжело было Драко. Она не знала, что с этим делать. Она сидела в молчании, вслушиваясь в этот разговор, в который были вплетены боль, предательство и страх. Она осознавала, что Драко и Теодор никогда не смогут быть теми, кем они были до всего этого. И что теперь, если они оба не будут честны друг с другом, они никогда не смогут освободиться от своих собственных демонов.
Она не знала, что он будет делать дальше. Но сейчас, в этот момент, она знала, что она не может уйти, не сделав попытку понять его. Даже если это значило быть с ним в этом мраке.
Теодор молча наблюдал за ними, но его взгляд был сквозь них, как будто он знал, что его собственная роль в этом была уже решена.