Навеки твоя

По прибытии в отель, Люциус мягко помог Гермионе снять пальто, его руки аккуратно скользнули по её плечам. Он осторожно расправил её одежду и мягко усадил на уютный диван в номере. В его руках оказался бокал с вином, который он протянул ей с легкой улыбкой.

— Вот, выпей немного, — сказал он тихо, — это поможет тебе немного прийти в себя после этого вечера, понизим немного градус.

Гермиона взглянула на него благодарно, взяв бокал и делая небольшой глоток. В комнате царила приятная тишина, лишь тихий шорох ночи за окном и мягкий свет лампы создавали уютную атмосферу.

Когда в комнате воцарилась тишина, Люциус, немного покачиваясь и с легкой неуверенностью в голосе, тихо произнес:

— Гермиона… — он сделал паузу, словно собираясь с силами. — Мне тяжело это сказать, но… я люблю тебя.

Его глаза мерцали в мягком свете, и было видно, что алкоголь немного размывает границы его сдержанности. Он продолжил, чуть смущаясь:

— Наверное, это было трудно признать даже для меня. Но сейчас — я не могу больше скрывать. Ты для меня очень важна.

Гермиона посмотрела на него с удивлением и трепетом, чувствуя искренность его слов. В её сердце заиграла нежность и понимание — несмотря на всё, он открылся ей полностью.

— Ты же знаешь, у меня есть Северус. Я не уйду от него.

— Я понимаю. Я тебя прошу лишь об одной ночи. Лишь об одной. Сделай выбор — утром мы забудем об этом и никогда не вернемся к этому разговору.

Люциус помог Гермионе встать с дивана, смотря друг в друга глаза — оба чувствовали разное. Люциус — желание получить то, что давно хочет. Гермиона же, желала быстрее с этим покончить.

— Люциус, я согласна, но… Я расскажу об этом Северусу. Он имеет право знать. — Малфой кивнул на ее слова и прильнул к губам, которые желал уже очень давно.

Когда Люциус целует Гермиону, в его сердце и разуме возникает сложный набор эмоций.

Во-первых, он может испытывать мгновение нежности и страсти. Этот поцелуй — не просто физический акт, а проявление глубоких чувств, которые он скрывал. Он чувствует тепло её губ, и это вызывает в нём воспоминания о том, каково это — любить и быть любимым.

Однако вскоре после этого приходит осознание, что Гермиона никогда не будет принадлежать ему. Это чувство утраты и безысходности накрывает его, как холодная волна. Он понимает, что его желания и мечты о совместном будущем не имеют шансов на осуществление. Это вызывает у него гнев и разочарование, ведь он всегда был человеком, который привык получать то, что хочет.

Кроме того, Люциус может чувствовать вину за свои действия. Он понимает, что нарушает границы и играет с чувствами Гермионы, что противоречит его внутренним моральным принципам. Это создает внутренний конфликт: с одной стороны, он жаждет её близости, а с другой — осознаёт, что это неправильно.

В конечном итоге, этот поцелуй становится для него символом несбывшихся надежд и невозможности быть с теми, кого он действительно хочет. Эмоции переплетаются: от страсти до горечи, от нежности до отчаяния. Это мгновение становится поворотным моментом в его жизни, заставляя его задуматься о своих чувствах и о том, что на самом деле важно.

Как бы хотелось Люциусу, чтобы она была только его. Гермиона Грейнджер.

Ее имя даже звучит по другому из его уст. Он пробует ее имя, словно она вишня, которая цвела много лет в его саду, и, наконец созрела.

— Гермиона, я не смогу без тебя.

— Сможешь.

Он целовал каждый дюйм ее тела, аккуратно покусывая ее шею, боясь оставить следы. Он перебирал ткани ее одежды, пытаясь попасть под них. Люциус желал. Мужчина так долго мечтал о ней, он бредил ею. Это не любовь, это — сумасшествие. Малфой был помешан на юной девушке. Она была слишком хороша, Гермионе меньше 30, а она уже руководит в Министерстве, лучшая студентка, красива, обаятельна. Фигура этой девушки была… Дурманящей. Единственное, что портило ей вид — синяки под глазами от работы, морщины. Эта девушка была слишком долго в себе и работе.

— Раздень меня, прошу… — Люциус прошептал ей это куда то в живот, прокладывая тропинку от ее губ к лобку.

Люциус встал перед ней и ждал. Ждал пока она придёт в себя. Гермиона не хотела этого. Она хотела домой. К Северусу.

Она плавится под его обьятиями, Люциус был хорош, что тут скрывать. Он покрывая ее тело поцелуями, подталкивал к кровати, снимая остатки одежды с нее. Безпорядочно блуждая рукой по ее бедрам, талии…

Он увидел что-то в ее янтарных глазах и зарычал быстро избавляясь от одежды.

Люциус рисовал узоры языком на ее теле, переворачивая ее на спину. Ее спина… Малфой еле сдерживал себя, она манит. Гермиона тот самое яблоко, которое сьела Ева. Гермиона как самая сладкая пытка. как самый запретный плод, Гермиона была недостигаемой мечтой, она как та самая планка, которую ты завысил когда то, но никогда не достигал.

Гермиона мурчала, требовательно. Девушке надоело ждать, пока Люциус насладится вкусом ее тела. Либо сейчас он возьмет ее, либо она уйдет.

— Я знаю, потерпи моя девочка, сейчас… — Люциус неторопливо, почти лениво вошел в нее. — Какая ты узкая… да… — Он стонал куда то ей в шею, входя полностью.

Они пробыли вместе всю ночь, наслаждаясь теплом друг друга.

Ночью, лежа в мягких объятиях Люциуса, Гермиона чувствовала, как её сердце наполняется смешанными чувствами — теплом, любовью и тревогой. В тишине комнаты её мысли бродили по сложной тропе: она понимала, что должна рассказать Северусу о своей измене, но боялась его реакции и последствий.

Она смотрела в потолок, пытаясь найти правильные слова, и думала о том, как объяснить ему всё честно и с уважением. Внутри боролись чувства — с одной стороны, желание быть честной и сохранить доверие, с другой — страх потерять его навсегда.

— Когда я вернусь — скажу Северусу.

— Ты уверена? — Люциус был ошарашен ее решением, он знал, что она не будет скрывать, но не так ведь быстро. На его вопрос, Гермиона неуверенно кивнула.

Люциус лежал в тишине, глядя в потолок и обдумывая происходящее. Его мысли крутились вокруг Гермионы — о том, как она решилась на измену Северусу, что означало для нее и для их с ней будущего. Он понимал, что это не просто случайная слабость или импульс — значит, она что-то чувствует, и эти чувства могут стать ключом к их совместному будущему.

Он тихо вздохнул, ощущая внутри себя смесь желания и решимости. Ему хотелось сделать так, чтобы она поняла — он готов бороться за неё, показать ей свою искреннюю любовь и сделать её своей навсегда. В его мыслях уже зарождалась стратегия — как завоевать её сердце ещё сильнее и убедить в том, что они созданы друг для друга.

***

После долгой и насыщенной ночи, наполненной эмоциями и признаниями, Гермиона проснулась первой. Её глаза медленно открылись, и она почувствовала легкое головокружение от вчерашнего алкоголя. В комнате царила тишина, лишь за окном слышался утренний шум города.

Она осторожно повернулась, стараясь не разбудить Люциуса, который всё еще спал рядом. В этот момент она заметила, что его рука случайно легла на её плечо, а его лицо было немного сморщенным — он явно проснулся раньше и выглядел немного растерянным.

Гермиона быстро сообразила, что они оба выглядят не очень презентабельно: волосы растрепаны, на лицах — следы вчерашних эмоций и усталости. Она попыталась тихо сесть на кровати, чтобы не разбудить его полностью, но вдруг зазвенел звонок телефона или кто-то из них случайно задел предметы на тумбочке — всё это вызвало неловкую реакцию обоих.

Люциус медленно проснулся и заметил её смущение. Он попытался улыбнуться, но его лицо было немного красноватым — он тоже чувствовал себя неловко после вчерашнего.

— Доброе утро… — тихо произнес он с легкой улыбкой, стараясь разрядить обстановку. — Надеюсь, ты не слишком страдаешь?

Гермиона кивнула и быстро попыталась скрыть свою неловкость:

— Немного голова болит… И вообще, это было… необычно.

Люциус тоже улыбнулся в ответ и слегка покачал головой:

— Ну да… утро всегда бывает немного странным после таких ночей.

Они оба пытались найти слова для разговора, чувствуя себя чуть более расслабленными благодаря взаимному пониманию своей неловкости.

Когда утро продолжалось, и неловкое ощущение немного утихло, Люциус аккуратно повернулся к Гермионе и, немного смущаясь, сказал:

— Гермиона, нам нужно собираться. Время возвращаться домой. У нас есть дела — нужно подготовить отчеты для Кингсли.

Он посмотрел на нее с легкой серьезностью, стараясь скрыть свою растерянность после вчерашнего.

— Постараемся сделать всё быстро и спокойно. Надеюсь, ты не против немного поработать после такого вечера.

***

После тихого и немного неловкого утра, Гермиона и Люциус собрали свои вещи и отправились в путь. Проведя пол дня в самолетах, пересадках и автобусе до Лондона, Машина наконец мягко покатила по улицам Лондона, и в салоне царила приятная тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом движущихся колес. Внутри каждого из них кипели свои мысли — Гермиона размышляла о предстоящем разговоре с Северусом, а Люциус — о подготовке отчетов для Кингсли.

Когда они прибыли в район города, где живут Северус и Гермиона, Люциус аккуратно помог Гермионе выйти из машины. Он взглянул на нее с легкой заботой и сказал:

— Мне нужно идти в Министерство. Там много работы, и я должен подготовить отчет для Кингсли. Постараюсь закончить как можно быстрее.

Гермиона кивнула, чувствуя внутри себя смесь волнения и решимости.

— Хорошо, Люциус. Удачи тебе там. Я пойду домой к Северусу. Надеюсь, всё пройдет спокойно.

Он улыбнулся ей с пониманием:

— Постарайся поговорить с ним откровенно. Это важно.

Она взяла его за руку на мгновение, затем разошлись: он направился к своему офису, а она — к своему дому.

Гермиона шла по улицам, чувствуя легкое сердце и тревогу одновременно. Войдя в свой дом, она сразу направилась к Северусу — он уже ждал ее в гостиной, погруженный в чтение бумаг у камина.Гермиона медленно вошла в гостиную, ощущая тяжесть внутри. Его взгляд встретился с ее взглядом — в нем было что-то строгое и одновременно ожидающее понимания.

Ее сердце билось сильнее, когда она увидела Северуса, сидящего у камина, его лицо было спокойным, но в глазах — легкая тревога и забота. Он заметил её приближение и сразу же поднялся, его движения были плавными и уверенными.

— Гермиона… — тихо произнес он, протягивая руки. Его глаза искали ее взгляд, и в них читалась искренняя забота. — Я так скучал по тебе.

Она медленно подошла к нему и без слов бросилась в его объятия. Северус крепко обнял ее, чувствуя тепло и мягкость ее тела. Его руки обвили ее талию, а лицо уткнулось в ее волосы. Он ощущал каждое мгновение — это было как возвращение домой после долгого отсутствия.

— Я подготовил для тебя небольшой подарок… — прошептал он, чуть посмеиваясь, — чтобы показать, как много ты для меня значишь.

Гермиона почувствовала его тепло и искренность, но внутри всё еще бушевали эмоции. Она немного отстранилась и посмотрела ему в глаза — в них она увидела не только любовь, но и тревогу.

— Северус… — начала она тихо, — есть кое-что… что я должна тебе сказать.

Он внимательно слушал, его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась настороженность.

— Вчера я была с Люциусом… — призналась она с трудом. — Мы… были вместе.

Северус замер на мгновение, затем крепко сжал ее еще сильнее. Его глаза засияли смесью боли и понимания.

— Я скучал по тебе больше всего на свете… — прошептал он с тихой грустью. — Но я ценю твою честность.

***

Когда Северус крепко обнял ее и произнес слова о своей скуке и любви, Гермиона почувствовала внутри себя волну противоречивых эмоций. В ее сердце зажглась искра тепла и любви, но одновременно — острое ощущение боли и вины.

Она ощущала, как внутри сжимается грудь, словно кто-то сжал ее невидимыми руками. Вся её душа наполнилась тяжестью — она понимала, что разбила сердце человека, которого любит больше всего на свете. В его объятиях она почувствовала его искреннюю уязвимость, его страдания и надежду на прощение.

Гермиона чувствовала, как слезы подступают к глазам — не от страха или боли, а от того, что она причинила ему боль. Её сердце разрывалось от чувства вины: ведь она знала, что поступила неправильно, предав его доверие. Она думала о том, как он мог чувствовать себя одиноким и преданным в этот момент — несмотря на то, что она была рядом.

Внутри нее бушевали противоречивые чувства: с одной стороны — любовь и желание быть рядом с Северусом; с другой — ужас от того, что она могла разрушить их отношения и разбить его сердце. Она ощущала себя слабой и уязвимой — словно вся её смелость исчезла в мгновение ока.

Гермиона понимала: даже несмотря на искренние слова Северуса о прощении и понимании, рана остается. И эта рана — часть их истории теперь навсегда. Она чувствовала себя виноватой за то, что не смогла защитить их любовь или хотя бы предупредить боль.

Внутри нее росло желание исправить все — сделать так, чтобы он почувствовал ее искреннюю любовь и раскаяние. Но одновременно ей было страшно: ведь она знала — сердце любимого человека было разбито из-за нее… И это было самой тяжелой частью всей этой боли.

***

Когда Гермиона тихо произнесла слова о своей связи с Люциусом, Северус почувствовал, как внутри у него все сжалось. В его груди будто разорвалась какая-то невидимая рана — острый, невыносимый укол боли. Его сердце забилось сильнее, кровь закипела от ярости и отчаяния.

Внутри бушевала буря — он ощущал, как его разум наполняется гневом и желанием мести. Каждая клетка его тела кричала о том, что он хочет уничтожить все вокруг — убить Люциуса, разорвать на куски весь этот мир, если бы это могло вернуть его к жизни без этой боли.

Он чувствовал себя преданным и опустошенным. Внутри росла волна страдания — он был ранен до глубины души, потому что его любовь и доверие были преданы. Он ощущал себя слабым и беззащитным перед этой болью, словно вся его сила исчезла в один миг.

В его голове мелькали мысли о мести: он хотел отомстить Люциусу за предательство, за то, что разрушил их отношения и разбил сердце Гермионы. Его руки дрожали от ярости, а в глазах читалась безумная решимость — он готов был пойти на всё, чтобы избавиться от этой боли и унижения.

Но одновременно с этим внутри боролись чувства: глубокое страдание, разочарование и безысходность. Он понимал — эта рана не заживет быстро. И хотя желание уничтожить весь мир было сильным, он знал: самое главное сейчас — сохранить контроль над собой ради Гермионы.

Тем не менее, внутри бушевала буря: он чувствовал себя так же потерянным и разбитым, как никогда раньше. Вся его душа кричала о боли и гневе — он хотел кричать на весь мир о своей боли или просто исчезнуть в темноте, чтобы забыться.

Он не мог больше оставаться в доме — все казалось ему слишком тесным для такой раны.

Не говоря ни слова, он медленно поднялся с кресла или дивана, его движения были тяжелыми и безжизненными. Взгляд его был затуманен — в глазах читалась безысходность и внутренний разлом. Он прошел к двери, не обращая внимания на Гермиону, которая могла бы попытаться остановить его.

Выйдя на улицу, он направился к озеру у их дома — тому месту, где раньше находил утешение и спокойствие. Там было тихо и спокойно: гладкая поверхность воды отражала небо и деревья вокруг. Но сейчас для Северуса это было лишь место для выхода из этого ада внутри.

Он опустился на траву у берега, его тело было слабым от пережитых эмоций. Он чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза — сильные, горькие слезы, которые он давно не позволял себе показывать даже в самые трудные моменты. Его лицо было скрыто руками или повернуто к земле — он просто лежал там, позволяя себе полностью выплеснуть свою боль.

Внутри бушевала буря: он кричал мыслями о предательстве, о боли и о том, как ему хочется исчезнуть из этого мира или уничтожить всё вокруг. Его слезы были горькими и горячими — они стекали по щекам и капали в траву. В этот момент он чувствовал себя абсолютно одиноким — беззащитным перед лицом своей боли и гнева.

Лежа там на траве у озера, Северус позволил себе полностью раскрыться — дать волю своим слезам и чувствам. Он ощущал внутри себя разрушение и одновременно желание найти хоть какую-то силу для борьбы с этим состоянием. В этом тихом месте он был один со своей болью — единственным свидетелем своей внутренней трагедии.