Папины дневники
Последнее занятие с патронусом было особенно успешным, по словам Ремуса Люпина. Марта же неистово хотела получить телесного патронуса, увидеть его форму, но не выходило.
— Некоторые считают, что форма патронуса отражает не только наши счастливые воспоминания, – сказал Люпин, наблюдая за патронусом, – но и нашу истинную природу. То, кем мы становимся, когда принимаем себя полностью. Не торопи себя, ещё не время.
— Вы научили Гарри, он вызвал патронуса, когда слизеринцы пытались его напугать. Здорово. Спасибо вам.
— Продолжай тренироваться, и у тебя получится телесный. Обещаю.
После занятия Марта долго сидела в спальне, пытаясь отогнать голоса и ненужные мысли. Дневники лежали на кровати Марты. Кожаные переплёты, потёртые уголки, выцветшие чернила на корешках. Девочка не решалась их открыть. Просто сидела рядом, проводя пальцами по обложкам, представляя, как отец касался их, как писал, склонившись над страницами.
В эту ночь она наконец собралась с духом. Задёрнула полог кровати, зажгла «Люмос». Хлопушка свернулся у неё на коленях, чувствуя её волнение.
Первый дневник. Первый курс. Почерк немного неровный, такой юный – совсем как у неё два года назад. Марта сделала глубокий вдох. Руки дрожали, когда она открыла первую страницу.
«1 сентября 1956 года.
Шляпа отправила меня в Гриффиндор! Мама очень удивилась, когда я написал ей об этом, она была уверена, что я попаду в Рейвенкло. Но Шляпа сказала что-то странное... что иногда храбрость нужна не для подвигов, а чтобы встретиться лицом к лицу с тем, что внутри тебя.
Гостиная Гриффиндора такая тёплая и уютная! Совсем не похожа на наш холодный дом в Норвегии. Здесь всё время горит камин, а с портретов улыбаются весёлые волшебники. Мой сосед по комнате, Фрэнк, показал мне, где кухня – домовые эльфы накормили нас горячим шоколадом с булочками.
Профессор МакГонагалл (она совсем молодая, говорят, недавно начала преподавать) спросила, не тяжело ли мне будет учиться на английском. Мама с детства учила меня языкам, говорит, что образованный волшебник должен знать как минимум три.
Сегодня на ужине я случайно обронил вилку, и она примёрзла к полу. Никто, кажется, не заметил, но мне страшно. Мама говорила, что такое может случаться, когда я волнуюсь, но просила никому не рассказывать об этом.
P.S. В спальне так тепло, что я засыпаю без дополнительного одеяла.»
«25 декабря 1956 года.
Сегодня моё первое Рождество в Хогвартсе. Большой зал украшен двенадцатью огромными ёлками, и снег падает с зачарованного потолка, но исчезает, не долетая до столов. Это совсем не похоже на наши строгие праздники дома.
Вчера после ужина Розье спрашивали о моей семье. Когда я сказал, что мы из Норвегии, они очень оживились – оказывается, Розье ведут дела с северными волшебниками, у них даже родня живёт где-то в Европе и учится в Дурмстранге. Они представили меня своим друзьям. Сказали, что таким семьям, как наши, стоит держаться вместе. Сегодня утром получил подарок от Блэка – красивое перо из крыла норвежского дракона. Мама говорит, Блэки – одна из самых влиятельных семей в Британии.
Директор Дамблдор выглядит странно в красной мантии с колокольчиками, все говорят, что он величайший волшебник современности. Он победил злобного Гриндевальда[1] (мама не любит об этом говорить). На праздничном ужине он поймал мой взгляд и как-то особенно посмотрел поверх своих половинчатых очков. Словно знает что-то. Может, про мои замёрзшие подушки по утрам? Или про что-то ещё?
P.S. Розье пригласили меня на пасхальные каникулы к ним в поместье. Написал маме – жду ответа. Хотя почему-то кажется, что Дамблдору эта идея не понравится...»
«12 апреля 1957 года.
Сегодня мы с Гестией[2] готовились к экзаменам в библиотеке. Она единственная не боится садиться со мной рядом, даже когда от моих чернил идёт морозный пар. Говорит, что у всех есть свои странности, и смеётся.
Элджи[3] Лонгботтом проверял наши конспекты по трансфигурации. Он лучший – всегда находит время помочь первокурсникам, даже когда готовится к ЖАБА[4]. В прошлом месяце он научил меня согревающим чарам, когда заметил, как я дрожу по утрам. Правда, они почему-то работают наоборот – всё вокруг замерзает ещё сильнее.
Стэмфорд Джоркинс[5] с третьего курса показал нам секретный проход на кухню. Говорит, что узнал от Роберта[6] МакГонагалла – тот знает все тайны замка. Забавно видеть, как брат строгой профессора МакГонагалл нарушает правила. Хотя он всё равно лучший староста школы за последние годы, сам Дамблдор так говорит.
P.S. Вчера мой учебник защиты покрылся льдом прямо посреди урока. Гестия быстро наложила согревающие чары, пока никто не заметил. Настоящий друг.»
«20 июня 1957 года.
Первые экзамены позади! Профессор Флитвик похвалил мои чары левитации, хотя перо, которое я поднимал, почему-то покрылось инеем. Рэй Браун[7] (с третьего курса) сказал, что такого никогда не видел – обычно предметы при левитации не замерзают.
Элизабет Селвин[8] (она с Рейвенкло, четвёртый курс) помогала нам готовиться к трансфигурации. Она лучшая в школе по этому предмету, профессор МакГонагалл это признаёт. Когда она объясняет, всё кажется таким простым и логичным.
Но Рабастан Лестрейндж[9]... Он чует во мне что-то чужое. Постоянно пытается спровоцировать на драку. Вчера подкараулил меня после экзамена по зельям:
«Эй, Магнус Донкингск! Что, прячешься за своими гриффиндорскими дружками? Или боишься, что мы раскроем твой секрет?»
Я старался не реагировать, но вокруг меня начал образовываться лёд. Хорошо, что Гестия оттащила меня прочь. Она говорит, что Лестрейндж завидует моим успехам в защите от тёмных искусств. Но мне кажется, дело в чём-то другом. Он что-то знает... или подозревает.
P.S. Сегодня Лестрейндж опять вызывал меня на дуэль. Сказал, что настоящий волшебник не станет отказываться. Но я помню, что мама говорила: никаких дуэлей, никакого риска. Хотя иногда так хочется показать ему, на что действительно способна магия севера...»
«28 августа 1957 года.
Лето в Норвегии всегда короткое. Мама говорит, что я изменился за год в Хогвартсе. Вырос и стал серьёзнее. Она не знает, что я всё ещё просыпаюсь от странных снов. Теперь чаще, чем раньше. И лёд... он появляется, даже когда я не злюсь и не боюсь. Просто приходит, живёт под кожей.
Вчера пришло письмо из Хогвартса со списком учебников. В этом году у нас начнётся углублённый курс защиты от тёмных искусств. Интересно, расскажут ли нам про древнюю магию? Я нашёл в маминой библиотеке книгу о северных чарах, а она забрала её, как только заметила.
Странно возвращаться в тёплый Хогвартс после здешних фьордов и ледяного ветра. Иногда мне кажется, что я принадлежу этому холоду больше, чем уютной гриффиндорской гостиной.
Фрэнк прислал сову – пишет, что скучает и что в этом году мы обязательно попробуем попасть в квиддичную команду.
P.S. Сегодня мама долго смотрела на меня за ужином, а потом сказала, что я становлюсь похожим на кого-то из её прошлого. Не сказала, на кого именно. Опять эти взрослые тайны...»
«15 октября 1957 года.
Сегодня случилось ужасное. Эдмунд Принс[10] попал в больничное крыло после неудачного эксперимента с зельями. Говорят, он пытался усовершенствовать древнее зелье. Весь Слизерин в шоке: он же лучший ученик на своём курсе. Даже Рабастан притих и не цепляется ко мне.
На завтраке распределили пары для проекта по травологии. Мне достался Эдгар Боунс[11] – он первокурсник, но уже показывает удивительные способности к этому предмету. Очень серьёзный для своего возраста. Рассказал, что его семья веками занимается лекарственными растениями.
Видел, как Бен Локхарт[12] (это его последний год) тренировал команду Рейвенкло. Он заносчивый, хоть и действительно талантливый капитан. Роланда Хуч, которая только поступила в этом году, смотрела на тренировку с таким восхищением, что я почти уверен: через пару лет она сама будет играть в квиддич.
Квиррелл[13] (он на год старше меня) попросил помощи с защитой от тёмных искусств. Странный он какой-то: вроде умный, но жутко неуверенный в себе. Хотя после того случая с Эдмундом все как-то притихли. Даже Реджинальд Креткотт[14] перестал хвастаться своими «особыми талантами» к тёмным искусствам.
P.S. Мама прислала письмо: говорит, что гордится моими успехами, но напоминает быть осторожнее. Особенно после того, как я рассказал ей про замёрзшее озеро во время моей последней прогулки. Хорошо хоть никто не видел, как я случайно заморозил целый залив, когда пытался просто сделать каток...»
«3 ноября 1957 года.
Эдмунд Принс скончался сегодня на рассвете. Весь замок замер. Слизеринцы ходят притихшие, Рабастан не произнёс ни слова за весь день. Приехали родители Эдмунда и его старшая сестра Эйлин[15]. Говорят, нашли в вещах Эдмунда старинные записи о запрещённых зельях.
Этой ночью кошмар был особенно ясным. Мужчина с голубыми глазами, как у меня, говорил по-немецки о крови и силе.
«Das Blut der Alten ist stark in dir» – кровь древнихсильна втебе.
Я проснулся в холодном поту, вся комната была покрыта инеем. Фрэнк не проснулся, наверное, привык уже.
Написал маме о снах. Она ответила сразу же – велела идти к Дамблдору. Когда я пришёл в его кабинет, он будто ждал меня. Смотрел так... понимающе? Или печально?
Он дал мне зелье для сна без сновидений. Сказал принимать, только когда совсем тяжело. Но я заметил, как его феникс отшатнулся, когда я взял флакон – от моих пальцев пошёл мороз.»
«20 ноября 1957 года.
Третью ночь сижу в библиотеке после отбоя (спасибо Роберту МакГонагаллу за разрешение). Нашёл интересную книгу «Повторяющиеся видения: знаки и предзнаменования». Там говорится, что кошмары с одним и тем же человеком могут быть признаком родового проклятия. Особенно если в них появляются умершие родственники или незнакомцы.
Выписал несколько важных моментов:
- Такие сны часто начинаются в переходном возрасте,
- Могут сопровождаться проявлениями стихийной магии,
- Часто связаны с семейной тайной или грехом предков,
- Человек из снов обычно имеет кровное родство со спящим.
Зелье Дамблдора действительно помогает: уже неделю сплю без снов. Я заметил странную вещь: чем меньше снов, тем сильнее становится лёд. Магия ищет другой выход.
Гестия поймала меня с поличным за исследованиями, но не стала задавать вопросов. Только принесла сок и села рядом, помогая выписывать цитаты. Настоящий друг.
P.S. В одной из старых книг нашёл упоминание о древних скандинавских родах, в которых магия проявлялась через стихии. Но эту книгу кто-то взял до меня – осталась только карточка с подписью «Э. Принс». Может быть, он[16] тоже что-то искал?»
«10 сентября 1958 года.
Сегодня на травологии нас поставили в пару с Эммой с Рейвенкло. Она на нашем курсе, раньше я её почти не замечал. А сегодня она улыбнулась, когда я случайно заморозил горшок с мандрагорой, и сказала, что никогда не видела такой красивой изморози на керамике. И она совсем не боится холода, говорит, что выросла в Шотландии, в горах.
Гестия заметила, как я смотрю на Эмму в Большом зале, и теперь поддразнивает меня. А вчера я так разволновался, когда Эмма села рядом в библиотеке, что все чернильницы в радиусе трёх футов замёрзли. Она рассмеялась и сказала, что это удобно: теперь чернила не прольются. И писать ими не придётся.
Потом я вспомнил про кошмары, про лёд, про всё это... Как можно думать о девочках, когда внутри тебя живёт что-то настолько холодное? Что, если однажды я не смогу контролировать это рядом с ней? И, о Мерлин, заморожу её?
P.S. Сегодня Эмма попросила помочь ей с защитой от тёмных искусств. Я согласился, руки так дрожали, что пришлось спрятать их в карманы. Хорошо хоть перчатки теперь ношу постоянно – подарок мамы, они помогают сдерживать холод.»
«24 декабря 1958 года.
Мы снова встречаем Рождество вдвоём. Наш дом у фьорда такой огромный и пустой. В Хогвартсе хотя бы шумно и весело, а здесь только ветер воет в каминных трубах.
Сегодня за ужином я наконец решился спросить. Почему у нас нет семейных портретов? Почему не приезжают родственники? Почему мама никогда не говорит об отце?
«Это всё из-за того, что Лестрейндж наговорил? – её голос стал холодным, как лёд на окнах. – С каких пор тебя волнует мнение этого мальчишки?»
«Дело не в нём, – я пытался звучать спокойно, хотя руки начали неметь от холода. – Я имею право знать. Особенно теперь, когда эти сны...»
Она так резко встала, что опрокинула бокал. Вино на скатерти превратилось в красный лёд.
«Никогда, – её голос дрожал, – не спрашивай об этом. Ради твоей же безопасности.»
«Но эти кошмары... этот человек с голубыми глазами... он говорит по-немецки...»
«Достаточно! – она в первый раз повысила на меня голос. – Иди к себе. И не забудь выпить зелье.»
Сижу в своей комнате. За окном метель, я не уверен, природная или моя. На столе стоит флакон с зельем для сна без сновидений, не хочу его пить. Может быть, эти сны – единственный способ узнать правду?
P.S. Нашёл в маминой библиотеке старую газетную вырезку. Что-то про суд 1945 года. Когда потянулся к ней, мама уже стояла в дверях. Я никогда не видел её такой бледной и злой одновременно.»
«10 января 1959 года.
Рабастан опять начал – про мою семью, про отца... А потом сказал гадость про маму. Я не выдержал. Дуэль была короткой. Я старался сдерживаться, всё время думал о маминых словах про контроль. Может, поэтому и проиграл? Лестрейндж использовал режущее заклятие[17]; медсестра потом долго ворчала, залечивая порез на моей руке.
Хуже всего не боль и не насмешки слизеринцев. А то, что я почти потерял контроль. На секунду, когда его заклинание попало в меня, я почувствовал, как поднимается что-то древнее и холодное. Вокруг начал образовываться лёд, температура резко упала. Если бы профессор МакГонагалл не вмешалась вовремя...
Дамблдор вызвал меня в свой кабинет.
P.S. Гестия сказала, что гордится мной за то, что я не опустился до грязных приёмов, как Лестрейндж. А Эмма просто молча взяла меня за руку, и мои пальцы не были ледяными.»
«15 июля 1959 года.
Сегодня нашёл удивительную книгу – «История древней магии в Хогвартсе». Оказывается, в замке когда-то был целый зал, посвящённый изучению древних сил. Там собирались волшебники, обладавшие особым даром... Их портреты до сих пор где-то хранятся в замке.
Мама застала меня за чтением, но впервые не отобрала книгу. Вместо этого рассказала, что некоторые древние силы действительно передаются по наследству, особенно в северных семьях. Это объясняет мой лёд, но не кошмары.
Я начал тренироваться контролировать холод. Обнаружил, что, если не сопротивляться ему, становится легче. Вчера смог заморозить только одну розу в маминому саду, не затронув остальные. Раньше замерзало всё вокруг.
В книге упоминается теория о том, что древняя магия может «спать» поколениями, а потом внезапно проявиться в потомке. Часто это связано с какими-то значимыми событиями или сильными эмоциями. Интересно, что разбудило силу во мне?
P.S. В последней главе нашёл упоминание о хранителях древней магии – особой группе волшебников, которые собирались в тайной комнате с портретами. Они помогали молодым магам понять и принять свои необычные способности. Жаль, что сейчас таких наставников уже нет... Мне кажется, что Дамблдор знает об этом больше, чем говорит.»
«5 октября 1959 года.
Я видел его сегодня. Не во сне – наяву. В пустом коридоре на третьем этаже.
Сначала думал, что это домовой эльф, но нет... Существо было скрюченное, серое, с острыми ушами и злыми глазами. Оно сидело на подоконнике и ухмылялось. А потом заговорило на немецком.
«Tödlicher, – представилось оно, скаля зубы. – Смертоносный.»
Я спросил Пивза, не его ли это друг. Полтергейст впервые на моей памяти выглядел растерянным и сказал, что никого не видел.
Существо появлялось ещё дважды за день. Один раз на лестнице – дразнило меня. Второй раз – в библиотеке, где шептало гадости про мою семью. Из-за его произношения «Tödlicher» звучит почти как «Toddy» – так что я решил называть его Тодди. Почему-то от этого становится не так жутко.
Рассказал Гестии – она предложила сходить в больничное крыло. Это не болезнь, я уверен. Это как-то связано с моими снами, с человеком с голубыми глазами...
P.S. Когда Тодди появляется, вокруг становится холоднее обычного. И он... знает меня? Или кого-то, кто связан со мной? Он говорит загадками, в них есть какой-то смысл, который я пока не могу уловить.»
«12 ноября 1959 года.
Профессор Флитвик решил поставить «Сказку о трёх братьях[18]» перед Рождеством. Я должен играть второго брата – того, кто просит камень воскрешения. Я не в восторге. Эмма будет Смертью (она так красиво двигается в этом чёрном балахоне на репетициях). И только это меня хоть как-то мотивирует.
Но Тодди... Сволочь! Не даёт сосредоточиться. Сегодня во время репетиции он сидел прямо на декорациях и комментировал каждое моё слово.
«Ах, камень воскрешения! Как иронично! – передразнивал он с этим своим ужасным акцентом. – Маленький Магнус хочет вернуть мёртвых? Или узнать правду о живых?»
Я сбился с текста три раза. Эмма думает, что я нервничаю из-за неё. Если бы она только знала... Когда она протягивает мне бутафорский камень, Тодди начинает хохотать как безумный. А в его смехе... слышится что-то знакомое. Эхо из моих снов.
Гестия заметила, что я дрожу после каждой репетиции. Она единственная, кто знает о Тодди, но даже ей я не рассказываю всего. Например, о том, что иногда он говорит о маме – странные вещи, намёки о выборе, который она сделала.
P.S. Сегодня Тодди назвал меня маленький северный принц. Это звучало бы поэтично, если бы не его злобная ухмылка и не иней, который начал расползаться по полу вокруг меня прямо посреди сцены.»
Марта отложила дневник и задумалась. Вероятно, когда она использовала то особое зелье расширения сознания, удалось увидеть воспоминание отца именно из этого периода его жизни: он шёл с другом-хаффлпаффцем и рассуждал о репетициях. Так вот как он тогда выглядел, вот что он думал, вот в кого был влюблён. Осознавать отца не просто ролью в жизни – как надёжного взрослого, а как отдельную личность, человека, который тоже был подростком, было странно. Девочка вздохнула и вернулась к чтению.
«4 декабря 1959 года.
Всё кончено.
Тодди стоял на парапете, раскачивался и пел жуткую колыбельную. А потом... он просто шагнул вперёд. Я не думал – просто бросился к краю, пытаясь его поймать. Кажется, кричал.
Я висел через парапет, пытаясь удержать существо, которое, как оказалось, никто кроме меня не видит.
В кабинете Дамблдора я всё рассказал. Про Тодди, про кошмары, про немецкий язык, про лёд. Дамблдор слушал, не перебивая. А потом написал маме.
Она примчалась через час. Даже не посмотрела на меня – сразу к Дамблдору. Они долго говорили за закрытыми дверями. А теперь она говорит, что я должен перевестись в Дурмстранг. Что там безопаснее.
Как я скажу Эмме? Гестии? Что будет со спектаклем? Я подвёл всех. Тодди сидит сейчас на моём сундуке и ухмыляется:
«Ты же этого хотел, маленький принц? Ближе к корням, ближе к правде...»
«15 декабря 1960 года.
Сегодня последний день в Хогвартсе. Завтра я уезжаю в Дурмстранг. Мама говорит, там мне будет лучше. Но как объяснить ей, что здесь мой дом?
Маленькая Молли Прюэтт[19] попала в Гриффиндор – вся рыжая, в веснушках, такая решительная. Шляпа едва коснулась её головы. Наши львята будут в хороших руках – она уже успела отчитать двух второкурсников за то, что дразнили маглорождённую девочку.
Гестия обещала писать. Роланда сказала, что никогда не простит мне пропущенные квиддичные матчи. Даже Поппи расстроилась: переживает, что никто теперь не будет помогать ей в больничном крыле.
Странно думать, что я больше не увижу, как профессор МакГонагалл прячет улыбку за строгим выражением лица. Как Дамблдор подмигивает над своим кубком за завтраком. Как первокурсники впервые заходят в Большой зал, глядя на зачарованный потолок...
Мама права – здесь становится опасно. Я всё хуже контролирую это. И взгляды некоторых слизеринцев... Они что-то подозревают. Особенно после того случая с Рабастаном.
P.S. Интересно, помнит ли кто-нибудь в Дурмстранге древние северные заклинания? Может быть, там я наконец найду ответы?»
Марта перечитывала строки, и буквы расплывались перед глазами. Каждое слово отзывалось в груди болезненным эхом узнавания. Замёрзшие чернильницы. Иней на книгах. Страх, как у неё.
Отец тоже скрывал свою силу. Тоже просыпался в комнате, покрытой инеем. Тоже боялся, что кто-то узнает. Ей вдруг стало больно от мысли, что он проходил через это один. Ну, почти один. У него была Гестия, которая не боялась холода. Была Эмма, чьё прикосновение согревало ледяные пальцы. А потом?
А теперь у неё были его дневники. Каждая страница – как разговор сквозь время. Вот он шутит про замёрзшую вилку за ужином. Вот переживает из-за кошмаров. Вот пытается разгадать тайну своего происхождения – совсем как она сейчас.
Человек с голубыми глазами из его снов. Тодди с его жуткими намёками. Всё это пугало, но одновременно притягивало – может быть, здесь ключ к разгадке? Что если её собственные странные сны как-то связаны с тем, что видел отец?
Хлопушка хрюкал у неё на коленях, а она всё читала и читала, жадно впитывая каждое слово. Последняя запись заставила её сердце сжаться – он тоже покинул Хогвартс. Тоже был вынужден бежать туда, где, возможно, нашёл бы ответы.
«Может быть, там я наконец найду ответы?» – его последние написанные слова эхом отзывались в её мыслях. Нашёл ли? И главное – найдёт ли она?
[1] Геллерт Гриндевальд – тёмный волшебник, считавшийся самым сильным и опасным до прихода Волдеморта. Побеждён в дуэли Альбусом Дамблдором в 1945 году.
[2] в каноне Гестия Джонс – волшебница, член Ордена Феникса, помогавшая переместить Гарри Поттера с Тисовой улицы на Площадь Гриммо, 12 и сопровождавшая семью Дарслей в безопасное убежище. В моей версии – одногруппница и подруга отца Марты.
[3] в каноне чистокровный волшебник, дядя Фрэнка Лонгботтома и двоюродный дед его сына Невилла.
[4] тип экзамена в Хогвартсе, проводящийся на седьмом курсе, как окончательный зачёт по всему пройденному.
[5] в каноне волшебник, работавший пресс-секретарём Министерства магии Великобритании.
[6] в каноне младший брат Минервы МакГонагалл.
[7] в моей версии – дядя Лаванды Браун, брат её отца.
[8] в моей версии – будущая мать Барти Крауча-младшего.
[9] в каноне старший брат Родольфуса Лестрейнджа, деверь Беллатрисы Лестрейндж, один из самых фанатичных сторонников Волдморта.
[10] в моей версии – младший брат Эйлин Принс, матери Северуса Снейпа.
[11] в моей версии – дядя Сьюзан Боунс, отец Элли Боунс.
[12] в моей версии – отец Гилдероя Локхарта.
[13] да, тот самый, только ещё подросток.
[14] в каноне министерский работник Отдела магического хозяйства.
[15] Эйлин Снейп – мать Северуса Снейпа.
[16] или она?
[17] «Диффиндо» – чары, предназначенные для разрезания неживых объектов.
[18] одна из древних легенд, записанная Бардом Бидлем и основанная на истории братьев Певерелл – Антиоха, Кадма и Игнотуса.
[19] Молли Уизли в юности.