Проклятая
Четверокурсник Маклагген громко заявил в гостиной, что «дурмстрангская выскочка» потеряла двадцать баллов на зельях. Близнецы вступились, но разговоры не привели ни к чему. Тогда Фред среагировал иначе: его кулак встретился с челюстью Маклаггена прежде, чем тот закончил очередную неприятную фразу. Джордж добавил парочку заклинаний, и через минуту задира покрылся разноцветными волдырями.
— Ещё раз услышим что-то подобное, – процедил Фред, – и волдыри покажутся тебе цветочками.
Иногда Джордж или Фред вступали в перепалки с однокурсниками, которые не видели особого очарования ни в легендарном Гарри, ни в Марте из Германии. После этого какое-то время открыто Марту не задевали, но косые взгляды и шёпот за спиной никуда не девались. Особенно когда Гриффиндор проигрывал в соревновании факультетов – тогда каждое потерянное очко становилось поводом для новой волны недовольства.
В Хогвартсе умели бойкотировать изощрённо. Могли неделями не замечать провинившегося, словно он превратился в привидение – никто не садился рядом на уроках, не передавал тосты за завтраком, не отвечал на вопросы. Кто-то не выдерживал уже на второй день, кто-то держался дольше. Одна девочка плакала в туалете три часа, когда её «подруги» перестали с ней разговаривать из-за того, что она отказалась давать списывать на контрольной.
Марта привязывала письмо для бабушки к лапке школьной совы, когда заметила Хедвиг. Полярная сова сидела чуть в стороне от других птиц, подчёркивая свою особенность.
— Привет.
Хедвиг издала мягкий звук и, к её удивлению, перелетела ближе. Марта достала совиное лакомство.
— Ты очень похожа на своего хозяина. Такая же красивая и особенная.
Хедвиг не могла помочь с сердечными переживаниями Марты, но несколько минут с ней наедине словно приблизили к самому Гарри. Это было приятное ощущение.
***
— Смотрите, – протянул Забини, когда зелье Невилла в очередной раз пошло пузырями. – Лонгботтом снова порадует нас взрывом.
Малфой сидел, развалившись за своим столом, Крэбб и Гойл по обеим сторонам от него, как верные стражи. Панси хихикала над каждым его замечанием. Теодор, единственный из слизеринцев, работал отдельно, склонившись над своим котлом. Забини бросил на него презрительный взгляд:
— Эй, Нотт, не хочешь присоединиться? Или предпочитаешь общество гриффиндорских друзей?
— Я могу присоединиться, если в этом есть необходимость. Смотри, сейчас твоё зелье поплывёт пузырями.
Блейз грязно выругался, потому что так и случилось, и он замарал свои дорогущие брюки.
— Давай, Нотт, без тебя как без рук.
— Штаны свои сам отряхнёшь.
Слизеринцы рассмеялись.
— Конечно, Нотт, как вовремя ты уточнил. Помоги уже с зельем.
***
За слизеринским столом царила своя иерархия: Малфой в центре, рядом Панси, чуть поодаль Забини, элегантно помешивающий чай серебряной ложечкой. Крэбб и Гойл, как обычно, молча поглощали еду.
— Надо же, – громко сказал Забини, когда Марта проходила мимо. – А я думал, чистокровные из Дурмстранга имеют больше гордости.
— Оставь, – лениво протянул Малфой. – Она уже сделала свой выбор.
— Мне гордость в голову не влезает, всё место занято тупостью, – парировала Марта.
Некоторые ученики за всеми столами посмеялись. Забини театрально аплодировал.
— Самоирония такая самоирония, – пожал плечами Драко.
На астрономии Марта механически называла созвездия, её рука с телескопом едва заметно дрожала.
— Отличное знание звёздных карт, мисс Донкингск, – профессор Синистра склонилась над её пергаментом. – Но ваши записи в последнее время стали менее подробными. Вы можете лучше.
«Можете лучше», – эхом отозвалось в голове Марты. Она рассеянно кивнула, глядя на Полярную звезду. Где-то там, в тенях между телескопами, ей всё чудилась скрюченная фигура. Она не могла лучше, и так стараясь изо всех сил. Оценки становились чуть хуже. На истории магии класс, как обычно, боролся со сном под монотонный голос профессора Бинса. Марта подняла руку:
— Профессор, а что известно о наследственных проклятиях? О тех, что передаются в семьях?
Призрачный профессор замер на полуслове. Он, казалось, действительно увидел одного из своих студентов.
— Интересный вопрос, мисс?.. – он прищурился.
— Донкингск, сэр.
— Ах да, – его глаза странно блеснули. – Наследственные проклятия. Очень тёмная магия. Древние семьи особенно подвержены им. Некоторые проклятия могут спать поколениями, пока не найдут подходящего носителя. Более подвержены проклятьям женщины, на них они словно «раскрываются» во всём величии. Это не значит, конечно, что мужчины не могут быть прокляты. Ещё как могут. Просто, как правило замечают что-то подозрительное они куда позже, чем женщины. Женская смертность в связи с родовыми проклятьями намного выше, чем мужская.
Марта почувствовала, как по спине пробежал холодок. Рядом Гермиона быстро записывала, сама Марта не могла пошевелиться. А если она проклята, как быть? Неужели она умрёт, а как скоро?
На заклинаниях Флитвик объявил, что они будут работать в парах. Шимус тут же уселся за парту рядом с Мартой:
— Partnered[1]? – он улыбнулся своей фирменной ирландской улыбкой.
— Конечно, – она попыталась улыбнуться в ответ.
Они тренировали заклинание «Депульсо[2]». Шимус был хорошим партнёром, весёлым и не слишком настойчивым в разговорах. Но взгляд Марты то и дело возвращался к другой паре. Гарри работал с Роном, его волосы были ещё более взъерошены, чем обычно. Шимус помахал рукой перед её лицом.
— Ты только что отправила подушку в противоположную сторону.
— Прости, – она покраснела. – Я немного...
— Отвлеклась? – он понимающе подмигнул, бросив быстрый взгляд в сторону Гарри.
— Нет! То есть... – она запнулась, чувствуя, как краска заливает щёки.
— Не волнуйся, – Шимус поправил очередную подушку. – Твой секрет в безопасности. Хотя, если честно, это не очень-то и секрет.
Марта застонала, пряча лицо в ладонях:
— Просто добей меня этой подушкой, – пробормотала она.
Шимус рассмеялся, его смех был добрым:
— Могло быть хуже. Ты могла бы влюбиться в Малфоя.
Это наконец заставило её улыбнуться.
***
За их обычным столом в углу библиотеки Теодор раскладывал старые, в кожаных переплётах с потускневшими рунами на корешках книги.
— Из личной библиотеки, – пояснил он, оглядываясь – не следит ли мадам Пинс. – Эта особенно интересная, про защитные руны северных кланов.
Марта осторожно провела пальцем по странице:
— Тео, это же... невероятно. Некоторые из этих рун считаются утерянными.
— Я знаю, – он слегка улыбнулся, но потом стал серьёзным. – Слушай, мне нужна помощь. Ты говорила, у тебя остались друзья в Дурмстранге?
— Да, – она подняла глаза от книги. – А что?
— В вашей библиотеке есть книга, «Тёмные искусства: теория крови», – он говорил совсем тихо. – Мне нужна копия главы о родовых проклятиях. И я хотел бы знать, есть ли что-то в тамошней библиотеке о маховиках времени и путешествиях во времени.
Марта напряглась:
— Это запрещённая секция, даже в Дурмстранге.
— Я знаю, – он провёл рукой по волосам. – Но мне правда нужно. Это... важно.
Она внимательно посмотрела на него.
— Я напишу Эрике, – наконец сказала она. – Может быть, она сможет помочь. Но я ничего не обещаю.
— Спасибо, – искренне сказал он. – И... не спрашивай, зачем.
— Не буду, – она снова склонилась над книгой. – У каждого свои тайны, да?
Они двигались как стая: Малфой впереди, за ним Панси и Забини, позади маячили фигуры Крэбба и Гойла. Младшие слизеринцы расступались, давая им дорогу.
— Как низко пал род Ноттов, – протянул Малфой достаточно громко, чтобы все слышали. – Мой отец говорит, его отец очень разочарован. Ещё бы, такой круг общения.
Теодор не поднял глаз от книги, Марта заметила, как напряглись его плечи.
— Давно ли наши отцы вместе обедали, чтобы обсуждать разочарования в сыновьях? Я твоего отца что-то тоже особенно довольным не наблюдал.
Драко поморщился.
— Эй, Нотт, – он небрежно облокотился на стол Теодора. – Отец говорил, у твоей семьи есть редкие книги по ядам. Поделишься?
— Зачем они тебе, Малфой? – Теодор так и не поднял глаз.
— Просто интересно. В конце концов, мы же одного круга, Тео, – последние слова прозвучали почти как вопрос.
— Конечно, Драко. Поделюсь. И, может, наши отцы станут чуточку менее разочарованными, как считаешь?
***
Было далеко за полночь, когда Марта спустилась в гостиную, потому что проснулась и не застала Гермиону в своей кровати. Она увидела подругу спящей за столом, заваленным пергаментами и книгами. Под глазами у неё залегли тёмные круги, волосы были ещё более растрёпанными, чем обычно.
— Эй, – Марта осторожно тронула её за плечо. – Гермиона, просыпайся.
— Что? – подруга вскинулась. – Я не спала! Я просто...
— Конечно, не спала, – Марта начала собирать разбросанные пергаменты. – Ты просто медитировала над этими конспектами.
— Я должна закончить, – Гермиона потянулась за пером. – У меня ещё нумерология, и руны, и...
— И всё это может подождать до завтра, – твёрдо сказала Марта. – Сколько предметов ты вообще взяла?
Гермиона что-то пробормотала.
— Идём, – Марта потянула её за руку. – Тебе нужно поспать. В нормальной кровати, а не на учебнике по нумерологии.
— Но...
— Никаких «но». Я спрячу твои книги и не отдам, пока ты как следует не отдохнёшь.
Гермиона слабо улыбнулась:
— Ты ужасно упрямая, знаешь?
— Научилась у лучших, – подмигнула Марта. – А теперь марш в кровать.
Укладывая стопку книг на тумбочку в спальне, Марта думала о том, как странно устроена жизнь. Она сама тонет в тайнах и кошмарах, но всё ещё может и, главное, хочет заботиться о подруге. В этом и есть что-то важное – не забывать о других, даже когда твой собственный мир трещит по швам.
***
Дождь хлестал по трибунам, превращая квиддичное поле в размытое пятно алого и жёлтого. Марта сидела между Гермионой и Роном, вцепившись в скамейку. Она ненавидела высоту, но ещё больше боялась пропустить момент, когда Гарри будет в небе.
«И почему, если дождь, нельзя перенести игру на день с более благоприятной погодой? Тупой квиддич».
— Они очень сильные в этом году, – кричал Рон сквозь ветер, имея в виду команду Хаффлпаффа. – Диггори[3] – отличный ловец.
Фигурки игроков метались в потоках дождя. Гарри поднимался всё выше и выше, почти исчезая в низких тучах. Марта почувствовала, как по спине пробежал холодок — и не только от сырости.
— Что-то не так, – прошептала она. – Эмоции толпы... они как магнит для...
Она не успела договорить. Температура резко упала, капли дождя превратились в лёд. На поле выплыли тёмные фигуры дементоров, привлечённые бурлящими эмоциями матча.
— Нет, – выдохнула Марта, чувствуя металлический привкус во рту. – Слишком много радости, азарта... они не могут устоять...
Кровь начала капать из носа, но она едва это заметила. Перед глазами всё плыло, реальность словно раздваивалась: она видела и матч, и что-то другое. Какой-то древний ритуал, того человека с голубыми глазами, поднимающего палочку. А потом раздался крик. Гарри падал. Его метла беспомощно кувыркалась где-то в стороне, а он летел вниз, вниз, вниз...
— Arresto Momentum[4]! – громовой голос Дамблдора прорезал вой ветра.
Падение Гарри замедлилось, но Марта едва это видела. Она словно проваливалась куда-то глубоко внутрь себя, где древняя магия пульсировала в такт с ударами сердца. Голоса вокруг доносились, как сквозь толщу воды:
— Марта! Марта, ты в порядке?
— У неё кровь.
— Нужно в больничное крыло.
— Гарри, – пыталась сказать она, но губы не слушались. – Что с Гарри?..
Где-то вдалеке она видела, как Гремучая ива крушит «Нимбус-2000», превращая гордость Гарри в щепки. Марта дрожащими руками вытирала кровь с лица, пока вокруг царила суматоха, все обсуждали падение Гарри и появление дементоров.
— Ой, смотрите, – противный голос Панси разрезал общий шум. – У нашей дурмстрангской принцессы совсем крыша поехала. Кровь носом. Что дальше, будешь биться в припадках?
— Заткнись, Паркинсон, – огрызнулась Гермиона, поддерживая Марту под руку.
— А что, правда глаза колет? – Панси картинно прижала руку к груди. – Может, из Дурмстранга её и выгнали из-за таких особенностей?
Чуть поодаль Элли Боунс наклонилась к Софи, делая вид, что поправляет шарф:
— Ох, – сказала она достаточно громко, чтобы слышали окружающие, – я бы на твоём месте держалась от неё подальше. Кто знает, что у неё на уме? Втирается в доверие к близнецам.
Софи нахмурилась:
— О чём ты?
— Ну, сама подумай, – Элли многозначительно подняла брови. – Тёмная магия, странные реакции на дементоров. Может, она неспроста крутится вокруг чистокровных семей?
Марта почувствовала, как краска заливает щёки. Она хотела что-то сказать, но горло перехватило. А на следующий день в библиотеке она услышала, как Панси разговаривает с Теодором:
— Ты же понимаешь, Тео, что она не нашего круга? Якшается с грязнокровками и предателями крови. Что подумает твой отец?
— Мой отец тут ни при чём, – холодно ответил Теодор.
— Но ты же видел её вчера? – не унималась Панси. – Эта реакция на дементоров... Что-то с ней явно не так. И эта её компания – Грейнджер, Уизли.
Марта не стала слушать дальше. Она развернулась и быстро пошла прочь, сжимая кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони. На запястьях проступали морозные узоры, но сейчас ей было всё равно.
«Пусть говорят, – твердила она себе. – Пусть строят свои теории...»
Но слова жалили, словно ядовитые осы. Особенно больно было слышать шёпот Софи: «А может, они правы? Мы ведь правда не знаем, почему она перевелась...»
В пустом коридоре Марта прислонилась к стене, пытаясь сдержать слёзы. Почему всё так сложно? Почему она не может быть просто обычной студенткой, без этих проклятых видений, без тёмного наследия, без вечного прессинга со стороны других учеников.
— Марта, – тихий голос заставил её вздрогнуть. Это был Теодор. – Не слушай их.
— Но они правы, разве нет? – горько усмехнулась она. – Со мной что-то не так.
— С каждым из нас что-то не так, – он пожал плечами. – Просто у кого-то это менее заметно.
Марта сидела в больничном крыле, делая вид, что читает учебник. На самом деле она украдкой поглядывала на спящего Гарри и делала заметки не по учёбе: «Дементоры питаются счастливыми воспоминаниями», «Никто не сбегал из Азкабана ДО», «Блэк продержался 12 лет. КАК???».
— Опять здесь? – мадам Помфри вздохнула, проходя мимо. – Марта, мистер Поттер не исчезнет, если вы отлучитесь в библиотеку.
— Я... просто занимаюсь, – Марта почувствовала, как краснеет. – Тут тихо.
Позже в библиотеке она разложила перед собой все найденные материалы об Азкабане. Древние хроники, газетные вырезки, даже пару особых книг, которые удалось достать через Теодора.
— Что ищешь? – Гермиона опустилась на соседний стул.
— Пытаюсь понять, – Марта потёрла усталые глаза, – как он это сделал. Дементоры высасывают все хорошие воспоминания, оставляют только боль и отчаяние. Люди сходят с ума за недели. А Блэк... двенадцать лет, Гермиона. Двенадцать лет и всё ещё достаточно силён, чтобы сбежать.
— Может, он знал какое-то тёмное заклинание?
— Даже если бы он мог колдовать там... дементоры почувствовали бы всплеск магической энергии, – она достала ещё один свиток. – Есть способы защититься от дементоров. «Патронус[5]», например. Но для него нужны счастливые воспоминания, а их-то дементоры и забирают первыми.
— Значит, должно быть что-то ещё, – Гермиона придвинула к себе одну из книг. – Что-то, чего мы не видим.
Марта закусила губу:
— Когда авроры нашли его, после того, что он сделал с теми маглами, он смеялся. Все свидетели говорят об этом. Не похоже на человека, который только что потерял всё.
— Может, он уже был безумен?
— Или, – Марта понизила голос, – было что-то, чего дементоры не могли у него забрать. Какая-то эмоция или воспоминание, которое поддерживало его рассудок. Что-то не счастливое, но достаточно сильное, – она перевернула страницу. – В этой книге говорится, что некоторые тёмные маги практиковали особую технику: превращали все свои воспоминания в негативные, чтобы дементоры не могли их коснуться. Но это сводило с ума быстрее, чем сами дементоры.
— А может... – начала Гермиона, но тут же замолчала, заметив приближающуюся мадам Пинс.
Марта захлопнула книгу, мысли продолжали крутиться. Что-то ускользало от её понимания. Что-то важное о природе дементоров и о том, как можно от них защититься.
«И почему, – думала она, возвращаясь в больничное крыло, – меня так интересует эта загадка? Может быть, потому что я тоже чувствую что-то тёмное внутри? Что-то, что отзывается на присутствие дементоров?..»
Каждое утро Марта высматривала в потоке почтовых сов знакомую птицу бабушки. Каждое утро никакого ответа. Её письмо о Тодди осталось без ответа, как и два последующих.
Периодически профессор Люпин не вёл занятия, куда-то пропадая. Уроки либо переносили, либо их проводил кто-то другой, чаще всего Снейп. Возвращениям Люпина Марта радовалась, как ребёнок. Спросить о причине его периодических «пропаж» было страшно.
После урока защиты она медлила, собирая вещи, пока остальные студенты выходили из класса.
— Профессор Люпин? – её голос дрогнул. – Можно с вами поговорить?
Он ждал этого:
— Конечно, мисс Донкингск. Нужно, я бы сказал. Чай?
Она молча кивнула. Люпин взмахнул палочкой, и чайник начал закипать.
— Мне снятся сны. Кошмары, – начала она, глядя в чашку. – И... бывают видения. Существо... мы зовём его Тодди.
— Мы? – спросил Люпин.
— Отец тоже его видел. Когда учился здесь, – она сглотнула. – А теперь оно пришло за мной. И бабушка не отвечает на письма, а узоры на коже становятся всё ярче, и когда появляются дементоры... – она замолчала, Люпин терпеливо ждал. – Я чувствую что-то внутри, – наконец прошептала она. – Что-то тёмное. Оно... отзывается на их присутствие.
Люпин встал и подошёл к шкафу. Вернулся с несколькими книгами:
— Вот, – он протянул ей самую старую. – Особенно обратите внимание на главу о ментальных щитах. И ещё... – он достал плитку шоколада. – Держите при себе. Он помогает не только после встречи с дементорами.
— Профессор, – она приняла книги, – в прошлом году было что-то похожее, но прошло после зелий профессора Снейпа. А теперь и зелья не помогают. Мне страшно.
— Я знаю, – осторожно ответил он. – Не все «тёмные» силы обязательно злые. Теперь, когда вы, Марта, пришли за помощью и признали её необходимость, я смогу помочь. Самый сложный шаг сделан, не так ли?
Письмо от бабушки пришло во время завтрака. Марта сразу узнала её чёткий, угловатый почерк. Руки дрожали, когда она разворачивала пергамент.
«Дорогая Марта,
Прости за долгое молчание. У меня есть зацепки, похоже, я наконец нашла тех, кто ответственен за смерть твоих родителей. Сейчас я собираю доказательства. Это деликатное дело, требующее осторожности. Некоторые влиятельные семьи замешаны в этом больше, чем хотели бы признать.
Что касается твоих проблем. Да, у твоего отца тоже были кошмары в школьные годы. Но это прошло со временем, когда он повзрослел. Не придавай этому слишком много значения».
Марта сжала пергамент. «Не придавай значения?» После всего, что она рассказала о Тодди, об узорах, о видениях?
«Если зелье профессора Снейпа больше не помогает, я свяжусь с зельеварами Дурмстранга. Возможно, они смогут предложить более сильный вариант.
Будь осторожна. И держись подальше от неприятностей.
С любовью,
Бабушка.
P.S. Не пиши мне слишком часто в ближайшее время. Я буду занята».
Марта медленно сложила письмо.
— Плохие новости? – спросила Гермиона.
— Нет, – Марта попыталась улыбнуться. – То есть... не совсем. Бабушка что-то нашла. О смерти родителей.
— Но?
— Но она не слышит, – прошептала Марта. – Я пытаюсь рассказать ей о том, что происходит, а она... – она замолчала, комкая письмо. – «Это пройдёт со временем». «Не придавай значения». Словно я просто капризничаю!
— Может, она не хочет тебя волновать, пока занимается расследованием?
— Или не хочет замечать, что всё серьёзнее, чем ей кажется. Это что, просто... просто головная боль? Которую можно вылечить правильным лекарством.
— Они вернулись, Марта? Кошмары?
— Да. Но ты не переживай, у тебя своих дел навалом, Гермиона. Всё будет хорошо.
Она посмотрела на преподавательский стол, где Люпин беседовал со Снейпом.
«А что, если... Папины кошмары не прошли со временем? Может, он просто научился их скрывать. Я не могу вспомнить точно, но, похоже, он иногда кричал по ночам? Или я выдумываю? Чёрт... Мне так сложно сосредоточиться, вспомнить, доказать, что я не вру. Я сама себе не верю».
Гермиона молча сжала её руку. Марта думала о том, что бабушка, такая решительная в поисках мести, такая сильная в своём гневе, просто не хочет видеть то, что не может исправить. Проще искать убийц, чем признать, что в их семье живёт что-то, что теперь пришло за следующим поколением.
***
Первый серьёзный снегопад укрыл территорию Хогвартса белым одеялом. Марта стояла у окна библиотеки, глядя, как крупные хлопья медленно кружатся в воздухе, когда снежок ударил в стекло.
— Донк... А-а-а... Марта! – крикнул Шимус со двора. – Хватит прятаться за книжками!
Она покачала головой, Гермиона уже тянула её за рукав:
— Пойдём! Даже я знаю, когда нужно сделать перерыв.
Во дворе царил хаос. Все факультетские границы были забыты, рейвенкловцы объединились с хаффлпаффцами против альянса гриффиндорцев и слизеринцев, но эти команды постоянно менялись, когда кто-то «предавал» своих ради хорошего броска.
— За Гриффиндор! – завопил Рон, запуская снежок в Эрни Макмиллана[6].
— Предатель! – расхохоталась Софи, когда снежок Фреда попал ей в плечо. – Я думала, мы на одной стороне!
Марта пригнулась, уворачиваясь от летящего снаряда, и заметила Теодора, который стоял в стороне с книгой подмышкой, наблюдая за всеобщим весельем с привычной сдержанной улыбкой.
— Даже не думай, Нотт! – крикнула она, видя, как он незаметно слепил снежок. Но было поздно, холодный снег уже стекал за воротник её мантии.
— Прости, – он даже не пытался выглядеть виноватым. – Это было слишком заманчиво.
— Ах так? – она схватила горсть снега. – Война!
Теодор пытался защититься книгой, но быстро сдался и присоединился к битве. Его точные броски выдавали хорошую подготовку, видимо, в детстве он не отказывал себе в подобном веселье.
— Все против Нотта! – объявил Шимус. – Он слишком меткий!
— Эй, это нечестно! – Теодор смеялся, пытаясь увернуться от града снежков. Его обычно аккуратно уложенные волосы растрепались, на щеках играл румянец, а глаза сияли от восторга.
Марта никогда не видела его таким. Открытие было приятным. Лаванда и Парвати визжали, когда близнецы зачаровали снежки преследовать их. Невилл, обычно неуклюжий, оказался на удивление ловким, когда дело дошло до снежных сражений. Даже Драко Малфой, после того как получил снежком от Гойла (случайно, конечно), забыл о своём высокомерии и присоединился к веселью.
— Только не в лицо! – кричала Гермиона, сама при этом довольно метко целилась в Рона.
Всё закончилось, когда профессор МакГонагалл вышла напомнить всем о времени отбоя. Раскрасневшиеся, мокрые, счастливые студенты потянулись в замок.
— Это было, – Теодор остановился, подбирая слова, – весело.
В этот короткий час не было тёмных проклятий, семейных тайн, факультетской вражды или чистоты крови. Лишь снег, смех и простая радость зимнего дня. Уже в спальне, переодеваясь в сухую одежду, Марта заметила, что морозные узоры на руках почти исчезли.
***
Марта замечала беспокойные мелочи. Как Гермиона всё чаще зевает на занятиях, хотя клянётся, что хорошо спит. Как путается в расписании, хотя всегда была образцом организованности. Как её сумка становится всё тяжелее от учебников по предметам, которые должны идти в одно и то же время. И практически никто как будто специально не замечал этого, провожали негодующими или завистливыми взглядами.
— Держи, – Марта протянула ей маленький флакон с бодрящим зельем. – Это безопасная версия, я сама варила.
— Спасибо, но я в порядке.
— Нет, не в порядке, – Марта достала из сумки шоколадные конфеты. – И это тоже возьми.
— Я не знаю, о чём ты, у меня всё под контролем, – протараторила Гермиона, но тем не менее, флакон и конфеты взяла.
Позже Марта попыталась поговорить с мальчиками:
— Вы не замечаете ничего странного в поведении Гермионы?
— В смысле? – Рон оторвался от шахмат. – А что с ней?
— Она измотана, – Марта прикусила губу. – Вы видели её расписание? Это физически невозможно, быть на стольких уроках одновременно.
— Ну, это же Гермиона, – пожал плечами Гарри. – Она всегда много занимается.
— Да, но не до такой степени! – Марта начала раздражаться. – Она пропускает обеды, засыпает над книгами.
— Слушай, – Рон передвинул коня, – если бы что-то было не так, она бы нам сказала.
— Правда? – язвительно спросила Марта. – Или она просто не хочет вас беспокоить? Вы же её лучшие друзья, как вы можете не видеть, что она еле держится?
Мальчики вернулись к игре. Марта вздохнула, порой они были невероятно слепы.
Той ночью она снова нашла Гермиону спящей в гостиной, окружённой учебниками по нумерологии, рунам и зельеварению. Осторожно укрыла подругу пледом, собрала рассыпанные пергаменты. Гермиона сонно моргнула.
— Мне надо... – Гермиона потянулась к книгам.
— Поспать, – закончила за неё Марта.
— Я не могу, – в голосе Гермионы появились слёзы. – Мне нужно быть лучшей, понимаешь? Я должна доказать, что достойна.
— Чего? Сломаться? – Марта села рядом. – Признай, что взяла на себя слишком много.
Гермиона потёрла глаза:
— Я справляюсь.
— Ценой чего? – Марта достала ещё одну конфету. – Держи. И не спорь, это лечебный шоколад.
По щеке Гермионы скатилась слеза:
— Я просто... я так устала, Марта. Но я не могу остановиться.
— Знаю, – она обняла подругу. – Знаю. Поэтому я здесь.
***
— А ваш отец, мисс Донкингск, – как бы между прочим спросил Люпин после очередного дополнительного занятия, – он учился в Хогвартсе примерно в то же время, что и я?
Марта, собиравшая книги по защите, замерла:
— Я не уверена. Вряд ли. Вы моложе него.
— Марта...
— Это правда, я сейчас не пытаюсь забросать вас комплиментами. Я поздний ребёнок, моим родителям было по 35, когда я появилась. Когда их не стало полтора года назад, им было по 47 лет уже. Вряд ли вам столько же.
— Тут вы правы, я младше.
— Я знаю только, что папа переводился в Дурмстранг из Хогвартса после четвёртого курса, но я не знаю, в каком точно это было году. Надо посчитать.
— Да уж, мы не могли с ним пересечься, в таком случае.
Люпин сделал вид, что просто поддерживает светскую беседу, в то время как его глаза внимательно следили за её реакцией:
— А ваша бабушка? Она работала в Министерстве, верно?
— Да, но... – Марта нахмурилась. – Я не знаю, чем именно она занималась. Что-то связанное с артефактами, наверное. Она сказала мне, что ей предложили новую работу, поэтому они переехали, и папу перевели в Дурмстранг. Сама бабушка в своей юности тоже училась в Дурмстранге. И моя мама там училась.
— А другие родственники? – его голос оставался небрежным, но вопросы становились всё более конкретными. – Со стороны отца, например?
— Я никогда не встречала других родственников, – она вдруг поняла, насколько странно это звучит. Она замолчала, осознавая, как мало на самом деле знает. Почему у них никогда не было семейных встреч? Почему отец никогда не говорил о своём детстве? Почему бабушка так неохотно отвечает на вопросы о прошлом?
Люпин словно читал её мысли:
— Некоторые семейные истории сложнее, чем кажутся на первый взгляд. Древние семьи носят бремя своего наследия. Это бремя временами проявляется неожиданными способами.
— Вы имеете в виду проклятье? – её голос дрогнул.
— Я этого не говорил, – мягко ответил он, но его взгляд был серьёзным. – Но если бы это было проклятье... оно могло бы объяснить многое, не так ли?
Позже, просматривая свои записи, Люпин добавил новые заметки: «Отец учился в Хогвартсе – подтверждено», «Перевод в Дурмстранг после 4 курса, совпадает с...», «Немецкие корни со стороны бабушки – возможная связь с...», «Симптомы усиливаются, типично для родового проклятья», «Необходимо проверить архивы».
Он посмотрел на догорающий камин. Если его подозрения верны... Но нет, пока рано говорить ей. Сначала нужно быть абсолютно уверенным. Слишком опасно ошибиться в таком деле.
***
Из-за опасностей, связанных с побегом Блэка, в этом учебном году были запрещены вечеринки и праздники в гостиных факультетов. Зато была организована общая гостиная для тех, кому становилось нестерпимо скучно. Народу собиралось куда больше, директор посчитал, что в такой факультетской толкучке Блэку делать будет нечего. Софи приносила сладости и заразительный смех, от которого даже самые хмурые лица светлели. Фред всегда знал, где она, его взгляд неизменно находил её в любой толпе.
Не все были рады такому смешению факультетов. Особенно протестовали некоторые старшекурсники Слизерина.
— Это противоестественно, – заявлял Маркус Флинт. – Факультеты существуют не просто так!
Несколько раз они пытались сорвать вечерние собрания: то разлитое зелье дурно пахнущего дыма, то внезапно появляющиеся болотца прямо посреди комнаты. Однажды кто-то запустил целую стаю летучих мышей, создав настоящий переполох. Перси тоже был против, считая это грубым нарушением традиций. Но как бы ни старались противники, сторонники временной меры были сильнее.
— Серьёзно, – хихикала Софи, устроившись в кресле рядом с Фредом, – вы бы видели лицо Филча, когда все предметы в его коморке вдруг начали петь!
— Понятия не имею, о чём ты, – торжественно заявил Фред.
Марта наблюдала за ними украдкой, чувствуя странную смесь радости за друга и лёгкой грусти. В другом углу гостиной Джордж и Виктория организовали что-то вроде дополнительных занятий по заклинаниям для младшекурсников.
— Нет-нет, – Вик мягко поправляла руку второкурсника, – движение должно быть более плавным. Вот так.
Джордж, обычно неугомонный шутник, становился удивительно терпеливым учителем:
— Смотри, главное, представить, чего ты хочешь добиться. Заклинание – это способ направить твоё намерение.
Марта пыталась сосредоточиться на эссе по зельям, её взгляд то и дело возвращался к Гарри, который играл в шашки с Роном. Он хмурился, обдумывая ход, и от этого его волосы падали на глаза ещё более очаровательно небрежно.
— Так-так-так, – голос Теодора заставил её вздрогнуть. Он наклонил голову, слегка пригладил тёмные волнистые волосы. – Ты уже пять минут смотришь в одну точку.
— Я думаю о... противоядиях, – соврала она, чувствуя, как краснеет.
— Конечно, – в его голосе слышалась едва заметная усмешка. – И эти «противоядия» случайно не носят очки и не играют в квиддич?
— Ой, и ты туда же, — пробормотала она, но без злости. За последние недели их совместные занятия стали почти ежедневными, и Тео научился читать её слишком хорошо.
— Ты могла бы просто поговорить с ним. Вы же вроде как друзья.
— Поговорить? Друзья? Я не настолько близка с ними, как Гермиона. Да и о чём говорить? «Привет, Гарри, я тут подумала, что твои растрёпанные волосы сводят меня с ума»?
— Для начала можно просто о квиддиче, – предложил Тео. – Или о том, как сильно ты ненавидишь зелья.
— Я не ненавижу зелья!
— Можешь сделать вид, что ненавидишь, учитывая, какая негативная динамика между профессором Снейпом и Поттером.
Она хихикнула, но потом стала серьёзной:
— Я не имею права... ну, знаешь... Думать о таких обычных вещах. Когда происходит столько всего.
— Например, твои кошмары?
Она кивнула:
— Разве это честно – влюбляться, когда ты сам не знаешь, что с тобой происходит?
— А разве честно отказывать себе в нормальной жизни из-за этого? – парировал Тео. – Посмотри, – он кивнул в сторону Фреда и Софи, – они не ждут, пока мир станет идеальным.
Марта смотрела, как Гарри смеётся над тем, что сказал Рон, как его глаза сияют за стёклами очков.
— Давай лучше вернёмся к рунам, – вздохнула она. – С ними хотя бы понятно, что делать.
***
Марта сидела в кресле этой временной общей гостиной, задумчиво покусывая кончик пера. Перед ней лежал пергамент со списком подарков. Со всеми было всё понятно, с огромным нетерпением Марте хотелось поскорее вручить особенный подарок Теодору. Но вот подарок профессору Люпину вызывал вопросы.
— Составляешь списки? – Гермиона присела рядом, возвращаясь с библиотеки.
— Не могу решить, – Марта закусила губу. – Как думаешь, профессору Люпину понравится набор особых чернил? Они меняют цвет в зависимости от важности пометок.
Гермиона хитро улыбнулась:
— Ты опять краснеешь, когда говоришь о нём.
— Вовсе нет! – Марта почувствовала, как щёки предательски теплеют. – Просто он такой... такой...
— Умный? Внимательный? Особенный? – поддразнила Гермиона.
— Да, конечно, да. И он единственный из взрослых, кто действительно слушает, – как-то грустно произнесла Марта. – Как папа раньше.
Гермиона сразу посерьёзнела, сжала её руку.
— Я видела во «Флориш и Блоттс» коллекционное издание по защите от тёмных искусств. С автографом автора. И это не книга Локхарта, не пугайся.
— Правда? – глаза Марты загорелись. – Думаешь, ему понравится?
В этот момент в гостиную вошёл сам профессор Люпин (он иногда заглядывал, чтобы проведать студентов).
— Добрый вечер, профессор! – Марта выпалила чуть громче, чем собиралась. – У вас новая мантия? Вам очень идёт!
Гермиона прыснула в учебник. Люпин мягко улыбнулся:
— Спасибо, мисс Донкингск. Надеюсь, вы подготовили эссе о красных колпаках?
— Конечно! – Марта просияла. – Я нашла дополнительную информацию об их повадках в Северной Шотландии!
Когда Люпин ушёл, Гермиона закатила глаза:
— «У вас новая мантия?» Серьёзно?
— О, замолчи, – простонала Марта, пряча пылающее лицо в подушку. – Я просто хотела быть... вежливой.
Гермиона хитро прищурилась:
— Погоди-ка... Ты что, влюблена в профессора Люпина?
Марта почувствовала, как щёки вспыхнули, а кончики пальцев закололо.
— Оставь её в покое, Гермиона, – вступился Рон, заглянувший в поиске братьев. – Между прочим, кто весь прошлый год таскался за Локхартом с горящими глазами?
— И собирал его автографы, – поддержал Гарри с ухмылкой.
— И спрашивал про его любимый цвет! – добавил Рон.
Теперь настала очередь Гермионы краснеть. Марта, почувствовав поддержку, решила перейти в наступление:
— Что, завидуешь нашей с профессором Люпином взаимной любви? – она картинно вздохнула. – По крайней мере, мой любимый профессор действительно умеет колдовать, а не только улыбаться с обложек.
Гарри и Рон расхохотались и ушли.
— Ну и ладно! Зато у меня есть все его книги с автографами!
— Которые оказались сборником сказок, – парировала Марта.
— Конечно-конечно, – Гермиона похлопала её по плечу. – Так что насчёт того издания по защите?
«Точно, – подумала Марта, возвращаясь к своему списку. – И может быть, ещё шоколада? Он ведь любит шоколад...»
— Купишь, когда пойдёте в следующий раз в Хогсмид, Гермиона? Я дам тебе деньги.
— Может, сама купишь, – лукаво ответила подруга.
— Нет, бабушка не подпишет...
— А ей и не надо подписывать.
— Что?..
— Что?
***
Марта нашла эту комнату случайно. Она пыталась спрятаться от Пивза, который гонялся за ней с чернильницей, и вдруг увидела дверь, которой раньше точно не было. Внутри оказался просторный кабинет – строгий, но удивительно уютный. Высокие книжные шкафы до потолка, массивный письменный стол у окна, камин с двумя глубокими креслами. Всё выглядело старинным, но идеально сохранившимся. На столе лежали документы, исписанные изящным почерком на немецком языке. Отдельные слова складывались в интригующие фразы о древней магии. Странно, но каждый раз, когда она пыталась запомнить текст или переписать его, буквы словно ускользали из памяти.
Она приходила сюда всё чаще. Позабыла о секретном местечке на пятом этаже. Приходила снова и снова, особенно после тяжёлых дней, когда кошмары становились сильнее, когда голоса в голове говорили громче. Что-то в этом кабинете успокаивало её, может быть, запах старых книг или тихое потрескивание огня в камине.
Однажды Марта заметила на каминной полке фотографию в серебряной рамке – молодой человек с поразительно знакомыми чертами лица. Но стоило ей потянуться к рамке, как та таяла в воздухе. Она никому не рассказывала об этой комнате. Даже Гермионе. Это было её личное убежище.
Каждый раз, когда она возвращалась, все вещи были на своих местах, будто кто-то незримый поддерживал здесь идеальный порядок. А документы на столе, казалось, рассказывали всё новые и новые истории – хотя Марта не могла вынести из комнаты ни единой страницы, как бы ни пыталась.
Она не знала, чей это был кабинет и почему он появился. Но почему-то здесь, среди этих старинных вещей, она чувствовала странное родство, словно попала в место, где когда-то бывала. Или должна была быть.
В начале декабря Хогвартс преобразился. Двенадцать рождественских елей в Большом зале сверкали серебром и золотом, по коридорам летали настоящие феи, рассыпая искры, а доспехи распевали песни (хотя некоторые безнадёжно фальшивили).
— Объявляется межфакультетский фестиваль снежных фигур! – провозгласила профессор МакГонагалл за завтраком. – Победителей ждёт особый приз.
Гриффиндор сразу закипел идеями.
— Лев! – предложил кто-то.
— Скучно, – отмахнулся Фред.
— А если, – Марта подняла глаза от чашки с какао, – сделать льва с настоящим огнём?
Все уставились на неё.
— Продолжай, – заинтересованно протянул Джордж.
План был прост и сложен одновременно. Гермиона нашла заклинание для уплотнения снега, чтобы он не таял. Близнецы придумали, как создать огненную гриву. Марта предложила чары, которым научилась в Дурмстранге, они заставляли пламя переливаться разными цветами. Три дня они работали над своим львом. Он получился величественным: гордая осанка, детально проработанная морда, а грива была произведением искусства. Языки пламени танцевали, меняя цвет от золотого до рубинового, но не плавили снег.
— Великолепно! – восхитилась профессор Спраут, когда настал день судейства.
Но потом они увидели работу Хаффлпаффа. Это был не просто барсук, это была целая сцена из жизни волшебного леса. Барсук сидел у норы, вокруг росли снежные цветы, которые действительно распускались и закрывались. Крошечные снежные бабочки порхали между лепестками, а над всем этим кружились снежинки, складываясь в причудливые узоры.
— Это... это просто... – выдохнула Гермиона.
— Потрясающе, – закончила Марта.
Хаффлпафф заслуженно получил первое место. Их лев взял второе, обойдя змею Слизерина (довольно эффектную, но пугающую первокурсников) и орла Рейвенкло (который был технически безупречен, но скучноват).
— В следующем году, если такое ещё организуют, – заявил Фред, когда они грелись у камина с горячим шоколадом, – мы сделаем целый прайд львов!
— С разноцветным огнём, – подхватил Джордж.
— И они будут рычать, – предложил Рон.
Марта улыбнулась, глядя на их энтузиазм. Здесь, в Хогвартсе, даже проигрыш превращался в повод для новых идей. В Дурмстранге такого точно не было.
[1] ирл. «Партнёрство».
[2] отбрасывающие чары.
[3] Седрик Диггори – студент Хаффлпаффа, на два курса старше Гарри. Ловец, капитан, староста факультета.
[4] вербальная формула чар, которые притормаживают падение объекта, смягчают его посадку с большой высоты.
[5] магическая сущность, вызываемая заклинанием «Экспекто патронум». Служит как защита от дементоров и смеркутов (живых саванов).
[6] Эрнест Макмиллан – шотландец, студент-хаффлпаффец, одногодок Гарри Поттера. Дружен с Джастином Финч-Флетчли.