Часть 2
Они только пришли на завтрак, а у Драко почти начал дергаться правый глаз, чуть не сместив обычно-нейтральное выражение лица к драккловой матери. Блейзу же показалось, что он потерял свою челюсть примерно на той глубине, где находятся сейфы в банке Гринготс.
Гермиона зашла в Большой зал, держа за руку Уизли, который светился похлеще бриллианта на солнце и заливался соловьем, чуть ли не танцуя с бубном вокруг своей девушки. Они, мило беседуя, проследовали к их столу, а там заняли своё обычное место напротив Поттера и младшей Уизли.
— Блейз, ты тоже это видишь? — тихо спросил Драко, пытаясь не сильно таращиться в сторону гриффиндорского стола.
Забини утвердительно промычал в ответ и начал бегать глазами по залу в поисках одной личности. Лаванда Браун нашлась на самом конце стола Гриффиндора жутко расстроенная, подавленная и несчастная. Она почти что со слезами на глазах смотрела в сторону золотой троицы и что-то говорила сидящей рядом с ней Патил.
«Эх, Лаванда-Лаванда, плохо ты борешься за свою любовь».
— У меня есть идея для нового плана, — сказал как всегда не унывающий и до жути адекватный Блейз, сверкая своей хитрющей улыбкой.
Малфой последний раз злобно зыркнул на то, как Уизли обнимает за плечи Гермиону и слюнявит ее щеку, а потом сосредоточил все своё внимание на словах любовника. «Она все равно будет нашей, уж мы-то постараемся».
***
Гермиона вздрогнула и в который раз вспомнила, что она сидит на Травологии, а профессор Спраут читает лекцию, по которой потом придется все учить к контрольной. Гриффиндорка отложила перо в сторону и потерла большим и указательным пальцами переносицу. Мысли были далеки от ухода за бубонтюберами.
Рядом послышалось усердное сопение и тихие ругательства. Гермиона скосила глаза вправо. Рон умудрился сломать своё самозаполняющиеся чернилами перо и теперь пытался соединить его каким-то заклинанием. Но обычное «Репаро» не возвращало удобных свойств пера. Взгляд упал на его пальцы.
Он придавливает ее своим немалым весом и пошло дышит в ухо, шепчет какую-то нелепицу, которая может кому-то и показалась бы сексуальной, но только не Гермионе. Она пытается абстрагироваться, почувствовать возбуждение, которое осталось от присутствия двух слизеринцев. Мужские пальцы лезут под резинку трусов, он ощущает ее влагу, и его слова становятся ещё более противными. Гермиона пытается впиться в его губы поцелуем, чтобы заглушить поток пошлой несуразицы.
— Поможешь?
Рон заметил ее взгляд и принял это за знак того, что она хочет помочь. Протянул ей своё перо, надеясь видимо, что Гермиона всесильная и сможет вернуть те чары, что навели создатели пера в мастерских. Она лишь слабо улыбается, достаёт из своей сумки запасное и протягивает.
— Спасибо, — Рональд ухмыляется и подмигивает, его рука под партой ложится на ее колени.
Гермиона кивает и поспешно сбрасывает мужскую руку со своей ноги, смотря на него с укором.
Он без подготовки толкается в неё.
Опять и опять.
Пыхтит и жмурится от удовольствия, ведь она такая узкая. Не замечает, что Гермиона сжалась и пытается не вскрикнуть от боли. Впилась в его плечи короткими ногтями, надеется, что он поймёт. Ему надо остановиться, подождать, пока она привыкнет.
Но Рональд не понимает.
Он ускоряется, скользит в ее узком лоне, влажном совсем не от его прикосновений. А гриффиндорке хочется чтобы это поскорее закончилось. А это на самом деле через пару минут и прекращается. Он замирает, сотрясается в конвульсиях и вылизывает ее ухо. Потом говорит что-то про то, что в лишении девственности для девушки удовольствия мало, прижимает Гермиону к себе одной рукой и засыпает, не замечая, что ее взгляд стеклянный, а нижняя губа подрагивает.
Внизу все саднит и тянет. Чувство глубочайшего отвращения засело неприятным комом в горле.
Профессор Спраут задает аудитории вопрос, а Гермиона даже не знает, о чем речь. Но здесь есть Невилл, который не хуже неё разбирается в Травологии, так что десять баллов в копилку факультета летят и без ее помощи. Грейнджер смотрит по сторонам. Гарри, как всегда, занят чем-то более важным, по его мнению, чем пересадка растений; Симус и Дин играют в волшебный морской бой, не замечая, что профессор Спраут смотрит в их сторону все чаще; Лаванда и Парвати шепчутся о чем-то, не обращая внимания ни на что, кроме журнала перед ними.
Взгляд падает на парты в противоположном углу теплицы. Слизеринцы ничем не отличаются в этом плане от гриффиндорцев. Кто-то прилежно записывает лекцию, а кто-то разглядывает свое отражение в зеркале. Глаза сами смотрят на Малфоя и Забини, сидящих рядом друг с другом. Они записывают лекцию, не отрываясь от своей тетради. Лишь изредка Драко поправляет свою платиновую шевелюру, откидывая с лица пару прядок, а Блейз, развалившись за партой в самой расслабленной позе, равномерно покачивает ногой в воздухе.
Опять вспоминаются их руки на теле. И организм будто оживает. Не хочется скривиться в отвращении при воспоминании о своём первом сексуальном опыте с Роном. Появляется желание опять почувствовать их касания на своей обнаженной коже. Ощутить это электричество в воздухе и откровенные мужские взгляды. Сколько раз за последние два дня Гермиона вспоминала то время с двумя слизеринцами в гостиной и хотела вернуть все обратно? Может, если бы она не ушла, не испугалась, то…
Но морально-нравственные мысли опять начинают крутиться в голове. У Гермионы есть Рон, и тут все просто. Ей нельзя думать о этих тёплых руках, красивых телах…
Неожиданно ее застают за разглядыванием. Блейз вскидывает голову и пересекается с ней взглядом. Смотрит заинтересовано, слегка улыбаясь. Кивает, будто приветствуя, и проходится по ней своим пылающим взглядом. Сердце начинает бешено биться в груди, щеки заливает румянец. Гермиона кивает и отворачивается, чувствуя себя, как первогодка, на которую обратил внимания старшекурсник. До ужаса нелепо.
Но ей ведь нельзя. Да-да. Не думать, не смотреть. Это лишь мимолетные мысли.
Занятие заканчивается, и Гермиона, Рон и Гарри выходят из теплиц на улицу одними из первых. Октябрь в этом году выдался пасмурным и дождливым. Если не шли сильные ливни, то обязательно моросил противный дождь, от которого волосы Гермионы только сильнее начинали виться и пушиться во все стороны. Гриффиндорка не любила дождь, сырость и слякоть, а потому и настроение не улучшилось при виде такой погоды. Хотелось поскорее оказаться в тепле гостиной, скинуть влажную мантию и переодеться в сухую одежду.
— Ммм, как хорошо.
Рон подставил лицо моросившему дождю и прикрыл глаза в наслаждении. Рональд любил дождь, и сырость, и слякоть. Ему нравились раскаты грома и ливень, бьющий в лицо. О чем еще Гермиона думала за эти последние два дня, так это о том, какие они с Роном разные. Ведь люди в паре должны быть хоть в чем-то схожи, разве нет?
Например, Гарри с Джинни. И дня не прошло, чтобы они не взяли метлы и не понеслись летать по полю для квиддича. И, может, Джинни слишком активная, а Гарри в чем-то ленив, но они дополняют друг друга.
А они с Роном? Они ведь почти ни о чем не разговаривают, потому что Рон может поговорить только о Квиддиче или взахлёб рассказать о том, какая вкусная на обед была запеканка. Гермиона подарила ему две свои любимые книги: «Гордость и Предубеждение» и один рассказ из цикла про Шерлока Холмса «Этюд в багровых тонах», а Рональд слюняво поцеловал ее в щеку и закинул подарок в недра своего сундука, так ни разу и не открыв.
Гермиона начала присматриваться к своему парню и стала понимать, что хочет видеть его все таким же раздолбаем, у которого рубашка не заправлена в брюки, а домашнее задание переписывается на коленке за пять минут до занятия. Но хочет ли она видеть его рядом с собой в роли молодого человека? Она уже не была в этом уверена.
— Может прогуляемся? — спросил Гарри, укутываясь поплотнее в свой шарф.
— Разве ты не обещал Джинни встретить ее с трансфигурации?
— Да, точно, — сказал Поттер, ударяя себя по лбу, — спасибо, что напомнила, Гермиона.
— Всегда, пожалуйста, — Грейнджер улыбается и смотрит вслед Гарри, который смешивается с толпой, только что вышедшей из теплиц.
— Может тогда мы пройдёмся?
— Рон, я не…
— Да, ладно, Гермиона. Пойдём.
Он тянет ее за руку по направлению к Чёрному Озеру. Обнимает за плечи и прижимает к себе. Становится чуть теплее. Самую чуточку. Сильный ветер создает рябь на тёмной воде, а капли дождя нарушают эти причудливые узоры. Рон опять говорит о новых метлах, которые выпустили в продажу, останавливаясь на каждой из характеристик подробнее. Гермиона пытается вникнуть — правда пытается, — но интереса это не вызывает, а потому приходится лишь периодически кивать и поддакивать.
Руки мерзнут. Перчатки она сегодня забыла, а сунуть ладони в карманы мантии было неудобно. Гриффиндорка начинает дуть на них, совершенно не думая о том, что можно было бы навести согревающие чары. Все-таки магловские привычки всегда будут с ней.
— Замёрзла? — спрашивает Рон и встаёт прямо перед ней.
Берет ее ладони в свои горячие и большие, и этот момент почти милый, если бы глядя на его руки, воспоминания опять не возвращались к той ночи. Ну, не подходят они друг другу в постели, с кем не бывает, правда? Ведь можно это как-то пережить?
Рональд дует на девичьи ладони тёплым дыханием, а потом вместе со своими запускает в карманы его мантии. Там тепло, как ни странно. Неужто согревающие чары навёл?
Но... что это?
Рон опять вдаётся в объяснения того, почему «Пушки Педдл» круче любой другой команды, а Гермиона одной рукой щупает странный объект в одном из его карманов. Кружевная ткань. Приятная на ощупь. Подозрения ещё не успели сформироваться, а Грейнджер уже выдергивает руку из кармана вместе со своей находкой.
Ярко-розовый цвет бросается в глаза сразу же. А потом. «Это что, стринги?»
Рональд замирает, тупо глядя на предмет нижнего белья в руках своей девушки. А Гермиона не может поверить в происходящее. Захотелось ущипнуть себя. А бирка на стрингах как усмехается. «Лаванда Браун».
Розовое кружево тут же выпадает из ладони гриффиндорки и приземляется в лужу, по которой большими каплями бьет дождь. Яркое пятно увязает в противной коричневой жиже, почти как чувства Гермионы к Рону. Ветер подхватывает каштановые волосы и хлещет ими по лицу, как бы говоря «ну ты и дура». Карие глаза находят другие, васильковые, полные паники. И это конец — полный и окончательный крах их отношений. Потому что она по его взгляду видит, что это правда. Ему их не подкинули, они не оказались там случайным магическим образом, они и правда ее, Лаванды, а он и правда был с ней все то время, что твердил о любви Гермионе.
— Счастья вам, — тихо говорит она, а ливень усиливается.
Волосы прилипают к лицу, а кожа начинает чувствовать противно-влажную ткань одежды. На душе становится одновременно мерзко и спокойно. Мерзко — потому что ей лгали, а спокойно — потому что теперь она может забыть про эти отношения, которых, оказывается, и не было.
— Гермиона, постой…
— Тут нечего обсуждать, Рональд. Мог бы сразу сказать, что любишь другую. А теперь, прости, мне пора идти.
Один шаг, другой.
Подошвы ботинок утопают в грязи и слякоти. Ливень сплошной стеной опускается на землю, заглушая звук хлюпанья, который так неприятен Гермионе. Вся школьная форма насквозь промокла, а гриффиндорка полностью озябла. Дыхание сбилось, а губы начали дрожать от холода. Разбитые чувства от предательства или полное равнодушие к ситуации — что больше бьет по сознанию?
А Грейнджер все бежит и бежит к воротам замка, в котором всегда тепло и уютно, там ее второй дом, там она чувствует себя правильно, а ноги дрожат и отказываются так быстро передвигаться.
Перед глазами розовое кружево утопает в грязи, и последний взгляд на Рона, который, видимо, уже все понял. В груди что-то сжимается и просится наружу, а в ушах шум дождя, который стал ей ещё противнее.
Наконец ноги ступают на каменный пол замка, а теплый воздух ударяет в ноздри. Стимул быстрее оказаться в Башне Старост, в своей комнате, заставляет идти не оглядываясь. И не понятно, зря это или не очень. Ведь Гермиона не видит, как двое слизеринцев провожают ее обеспокоенным взглядом, а рука Блейза хватает Драко за локоть, чтобы он не побежал за ней. Ведь пока что это не их дело, она не поймёт. Она не посмеет показать свою слабость на глазах у двух парней, с кем до этого особо и не общалась, если не брать в расчёт дела старостата.
А Гермиона всё идёт и идёт. Одежда липнет к телу, а ботинки противно хлюпают и оставляют следы на каменном полу. Но ей все равно. Ее бьет изнутри крупной дрожью, ведь ее предали, и она сама не понимает: ей настолько холодно или настолько больно? А может, все-таки, все сразу?
Портрет. Гостиная. Ступеньки. Дверь и — вот она — комната.
Гермиона стягивает с себя одежду озябшими пальцами и понимает, что организм не выдерживает. Слезы, будто тот самый ливень на улице, начинают течь крупными каплями из глаз. Становится еще холоднее.
Становится одиноко.
И хочется кричать, а нельзя. Она ведь сильная.
***
Когда Гермиона пришла в себя, ужин в Большом Зале должен был закончиться. Тело согрелось уже давно, а сердце все ещё хлюпало в груди, как ее ботинки несколькими часами ранее. Она пыталась забыться во сне или в любимых книгах, но ничего не помогало. Наконец Гермиона откинулась на спинку кровати и уставилась прямо перед собой, размышляя.
То, что Рон ей изменял с Лавандой, несильно ударило по чувствам, ведь подозрения и звоночки уже были. Конечно, были, просто замечать их никто не хотел. Да и сам Рон уже перестал так нравиться, как раньше, поэтому это можно было назвать удачно сложившимся обстоятельством — так вовремя найденные трусы в кармане его мантии. Но, что больше всего убивало, это то, с каким стремлением Гермиона цеплялась за него, за Рона, «ее милого и светлого друга, который стал чем-то большим».
А все почему?
Может она дорожила их отношениями больше, чем он? Или не могла отступиться, ведь Гермиона Грейнджер должна быть права во всем с первого раза?
Сейчас гриффиндорка не могла определиться, что послужило причиной ее явной слепоте и нежеланию видеть очевидное.
В голове немного прояснилось. Стало жарко в тёплой одежде, да ещё и под одеялом. Гермиона скинула с себя свитер, фланелевые штаны и шерстяные носки и осталась в одном топе на тонких лямочках и коротких шортах в тон. Книга опять привлекла внимание главной старосты девочек, и гриффиндорка погрузилась в любимую историю.
Неожиданно в дверь постучали. Два коротких, но сильных стука раздались и замолкли. Гермиона вскочила с кровати и тут же замерла. «Кто это может быть?»
Наверное, Гарри, который забеспокоился, почему его лучшей подруги не было на ужине, или Джинни, которая решила прибежать к ней и запричитать, какой ее братец тупица.
Может и надо было накинуть халат, но друзья и так в каком только виде ее не лицезрели. Гермиона, ступая босыми ногами по мягкому ковру, дошла до двери и опять остановилась. «А может это Рон?... Да нет, что за бред» .
Грейнджер, полностью уверенная, что за дверью друзья, распахнула ее и остолбенела, потому что сначала увидела две макушки: платиновую и темную.
Драко и Блейз стояли на пороге ее комнаты собственными персонами, и Забини держал в руках небольшой сверток. Они были — чего уж греха таить — прекрасны. В белоснежных, идеально выглаженных рубашках, расстегнутых на две верхние пуговицы, заниженных чёрных брюках и с форменными галстуками, небрежно наброшенными на шею. Гермионе показалось, что она потеряла дар речи. Щеки залил румянец, как каждый раз, когда она на них смотрела, а дыхание перехватило.
— Мисс Грейнджер, тебя не было на ужине, и мы решили принести еды сюда, — с итальянским акцентом произнес Забини, завораживая девушку перед собой.
— С-спасибо, — запинаясь ответила Гермиона и приняла из рук Блейза свёрток с едой.
— Мы слышали, что вы с Уизли расстались, — неожиданно сказал Драко, зачарованно разглядывая ее стройные ноги, сейчас открытые на обозрение.
— Да что вы?!
Из ниоткуда взявшаяся злость вспыхнула, как спичка. Перед глазами опять эта розовая кружевная дрянь и лицо Рона. «Ну замечательно! Вот это я понимаю скорость передачи информации».
— Что ещё слышали? Кто по версии наших сплетниц виноват и что произошло? Мне прямо интересно.
«Наверное, как всегда сделали меня виноватой во всех смертных грехах. Конечно, кого же ещё, не нашего же золотого вратаря в квиддич». Все резко начало бесить. И школа, и люди в ней, и друзья, и слизеринцы, и особенно Рональд.
— Нет, Гермиона, послушай, — начал Блейз, стреляя раздраженным взглядом в Драко.
Грейнджер не знала, с чего она так взвилась, но остановиться просто не могла. Хотелось одновременно впасть в истерику со слезами на глазах и закатить жуткий скандал, обвиняя всех и вся.
— Пришли узнать, как все было на самом деле? Так вот, идите вы со своей едой, знаете куда, — и сунув в руки Забини свёрток, Гермиона громко хлопнула дверью.
Блейз глубоко вздохнул, прикрыв глаза, и постарался заставить себя не дать подзатыльник Драко. «Вот взял и все испортил!». В голове Забини - помимо определённой реакции на Гермиону - уже начал формироваться новый план по ее завоеванию.
Малфой же медленно зашёл Забини за спину и поцеловал его шею, нежно касаясь, губами бархатной кожи. Прижался к итальянцу всем телом, давая ощутить силу своего возбуждения.
— Ты все испортил, — повторил Блейз свои мысли хриплым шепотом, чувствуя, как от поцелуев Малфоя мурашки бегают по телу.
— Я знаю. Прости, — тихий ответ в самое ухо. А тёплая рука ложится на выпирающую ткань брюк. — Но ее одежда, огонь в глазах, вся она — так возбудили меня.
Драко проводит дорожку поцелуев по шее своего любовника, в нужных местах покусывая и вылизывая, а пальцы уже заставляют молнию на брюках съехать вниз. Свёрток чуть не выпал из рук. Блейз рвано вздыхает, чувствуя, что если он не возьмёт ситуацию под свой контроль, то они займутся сексом прямо на пороге комнаты Гермионы.
Забини перехватил руку Малфоя, которая уже успела залезть под боксеры, и потащил за собой по направлению к комнате Драко, одновременно с тем размышляя, как теперь все исправить.
***
Вся спесь сбилась с Гермионы довольно быстро. Не прошло и десяти минут, как она перестала ходить по комнате и злиться на слухи, уже бродившие по Хогвартсу. Ну говорят что-то люди и пусть. Это их дело, и обычно Гермиона не обращала на это внимание. «А что сейчас на меня нашло?»
Может захотелось выплеснуть все чувства? Да, наверное, так и есть. И на ком выплеснуть? На тех, кто позаботился и принёс еды.
«Мерлинова борода! Ну ты и глупая, Гермиона!»
Не успела Грейнджер и глазом моргнуть, как совесть начала прогрызать дыру в ее мозгу. Надо бы сходить, извиниться. Сказать, что они тут не причем. Это все действия ливня за окном, розовых стринг и плохих эмоций.
Ноги действуют быстрее, чем мысль доходит до своего логического завершения. Гермиона заходит в смежную с комнатой Драко ванную и видит наполовину приоткрытую дверь в его спальню.
Аккуратный шаг. А уши улавливают до одурения сексуальные звуки. Стоны. Хриплые, мужские, приятные.
Гермиона тут же замирает, распахивая как можно шире глаза. Сердце начинает биться сильнее, закладывая своим шумом уши, а интерес заставляет сделать несколько шагов вперёд и заглянуть за дверь.
Комната Драко - зеркальное отражение ее спальни. Все вокруг изумрудное, как и два галстука в серебристо-зеленую полоску, лежащие на ковре. Взгляд впивается в две фигуры на кровати. Драко лежал сверху Блейза, его ноги поместились с двух сторон от тела другого. Их тела красиво переплетались , будто дополняя образы друг друга. Стоны и хриплое дыхание, наполняющее комнату и небольшое пространство ванной, плавили мозг.
И... они так самозабвенно целовались, что кровь кипела в жилах. Движения плавные, страстные. Гермиона почувствовала, как от этой картины тяжелеет низ живота, а то, зачем она сюда шла, теряется за не совсем приличными фантазиями. Малфой начал спускаться ниже, попутно оставляя поцелуи по всему телу Забини, и через несколько мгновений его голова оказалась на уровне паха итальянца.
Грейнджер даже отсюда может рассмотреть идеально ровный смуглый член Блейза, который Драко стал облизывать, как самый настоящий леденец. В ванной стало душно, или это внутри Грейнджер зажглось Адское пламя?
Блондин проводит языком по всему стволу до блестящей смазкой головки. Берет в рот весь член разом и начинает посасывать, одновременно с тем беря в свободную руку свой стоящий колом пенис. Блейз изгибается, его пальцы сжимают платиновые пряди Драко, настраивая на нужный темп.
Гермиона наблюдала за тем, как Малфой делает минет своему другу (любовнику?) и трогает себя, и чувствовала, как ее саму накрывает желание. Хотелось присоединиться к ним. Ощутить губы Драко, которые сейчас порхают по члену Блейза, на своей шее, а руки Забини, который сжимает в ладонях простыню и тихо стонет, на своей груди.
Гермиона не могла заставить себя не смотреть на то, с каким упоением Малфой сосет член однокурсника. Ее руки сами потянулись к своей груди. Она сжала пальцами потяжелевшие соски и закатила от удовольствия глаза. Захотелось большего. Намного большего.
Но неожиданно вся суть ситуации дошла до ее совершенно сбрендившего сознания. И Гермиона тихо покинула ванную, надеясь удовлетворить себя, вспоминая столь животрепещущую сцену. Но дверь закрыть за собой забыла, подобно двум слизеринцам.
И в этом была ее большая ошибка или крупное везение?