=
Бахсы* Рахат особо не выделялся. Войско духов у него было невеликим, среди своих он считался слабосильным. Если говорить понятным всем знатокам классической магии языком — почти что сквибом. Работал он в драконарии младшим смотрителем, особого честолюбия не имел, был счастливым отцом и дедом и жил тихо-мирно, когда из Англии поступил новенький дракон, а на его шкуре незримо сидело несметное войско злых духов болезни — албасты. И пришла болезнь. Драконья оспа. Бахсы бились с пришлыми с переменным успехом. И никто не мог найти царя злых духов, чтобы с ним сразиться. Рахат ходил с прочими, искал, заглядывал в юрты и в загоны, но ничего не было. А в одну из ночей пришел к нему вещий дух и показал, что дома — тьма албасты, жена уже померла, а сын с внуком из последних сил бьются. И над прочими юртами вьются злые духи.
Оставил сильных и мудрых бахсы старик и поспешил домой. Уже издалека поднял крик. Размахивая саблей, въехал на коне в юрту, устремил полные гнева глаза на шанырак** и с силой ударил по его деревянному остову. Послышался звон, как будто он ударил по железу... Рахат вскрикнул и упал бездыханный с лошади, мучаясь в жестоких конвульсиях. Изо рта его и ушей пошла черная кровь.
Это албасты — чужой албасты, укутанный в черный бархат и укрывший лицо за маской из синего металла сидел на крыше юрты и корчил рожи. Он был сильнее любого злого духа, какого только мог вообразить Рахат — это и был тот самый царь, какого искали по всей округе. Казах попытался привстать — очень уж обидно было умирать, не отомстив за родню, но сил совсем не было.
Вдруг подул ветер, огромная черная туча с невероятной быстротой понеслась по воздуху и с жутким грохотом опустилась над юртой. Это явились духи-помощники старых бахсы, сильных и мудрых, которые нашли наконец-то царя пришлых албасты.
Началась битва. Туман покрыл все вокруг и слышался странный, сверхъестественный шум и гул, а Рахат лежал посреди битвы, как издохшая лошадь посреди пустынной степи. Но вот туча направилась на запад — злые духи бежали, их гнали, как добычу. Старик приоткрыл глаза и пополз к внуку. Тот был мертв. Всех забрала у Рахата драконья оспа. Никого не осталось после нее, кроме молодого дракона. «Так пусть и дракона не будет! — решил бахсы и, пошатываясь, встал. — А если не победить дракона, что ж, значит, отправлюсь догонять семью. Мне уже все равно».
Израненный старик пошатываясь брел к загонам.
Шаг.
Еще...
До дракона Рахат так и не дошел.
***
Рубеус Хагрид очутился на пепелище. С разрушенного дома Поттеров постепенно спадал Фиделиус. В детской явно провалилась крыша и отсутствовала часть стены. Полувеликан на миг обмер. Говорил директор Дамблдор, что сердце у него не на месте, а Хагрид и не знал, что тут все уже так... так... непоправимо. Коротко взвыв, на ходу доставая платок, который по размерам больше походил на простынку, ответственный лесничий помчался на выручку к тем, кого еще можно было спасти. В прихожей, откинувшись навзничь и уставившись в потолок незрячими, мертвыми бельмами закоченел Джеймс. Весельчак Сохатый, который смеялся, даже когда шел в бой против самого Волдеморта. Слезы хлынули потоком, но платок уже был наготове — нет времени рыдать. Быть может... быть может... Лили?
— Ы-ы-ы! — подвывал Рубеус, взбираясь по лестнице.
В детской пришлось разгрести небольшой завал. Лили была похожа на сломанный цветок, волосы, припорошенные побелкой, словно увяли, потеряли радостный свет.
Девочка умерла. Как все они, как Джеймс.
— Ы-ы-ы!
— А-а-а! — откликнулся Гарри. Гарри! Малыш Гарри! Он жив!
Неуклюже поворачиваясь и едва не уронив шкаф, Хагрид добрался до детской кроватки и наспех запеленал малыша в одеяльце. Руки не слушались, на глаза наворачивались слезы, так что получился не аккуратный сверток, как пеленала младенца первые месяцы Лили, а ворох тряпья. Ну, ничего. До Литтл Уингинга уж как-нибудь доберутся, а там будет профессор Дамблдор! Сам Дамблдор! Уж великий-то маг знает, что делать.
На первом этаже стоял растерянный и словно бы чуточку сумасшедший молодой Блэк. Он возвышался над Джеймсом и, казалось, того и гляди крикнет приятелю: «Вставай, Сохатый! Я тебя раскусил!»
Из глаз Хагрида снова потекли слезы.
— Э-это Гарри? Отдай его мне, Хагрид. Я его крестный отец.
— Ну уж нет, Сириус. Гарри сейчас нужнее забота и защита, а не игрушки ваши мародерские. Гарри будет в безопасности, меня за ним сам профессор Дамблдор послал, да. Великий человек. А ты чего здесь?
— Отнесешь директору Дамблдору? — не ответил Сириус, принимаясь шарить по карманам. - Вот, это ключи от моего мотоцикла. Ты же умеешь, да? Я же помню, что ты умеешь на мотоцикле. Пусть так, так безопаснее. Отправляйся к директору, Хагрид. А я тут... я тут поохочусь.
И Сириус, крутнувшись на каблуке, аппарировал.
— Вот же мальчишка этот Блэк, — покачал головой великан, баюкая подхныкивающего Гарри. — Пойдем, малыш. Мы с тобой к директору пойдем. Тебе понравится его борода, ручаюсь. А какие в ней звонкие колокольчики! Отпусти, отпусти усы, проказник! Ишь, какой клок вырвал.
Хагрид неловко переступил с ноги на ногу, и тут же раздался треск. Магическая ловушка, нацеленная на то, чтобы вышибить из неосторожного душу, разрядилась, пробуя на прочность шкуру полувеликана. Хагриду несказанно повезло с родословной: другой бы умер на месте, а он только выронил ребенка на диван от неожиданности и с удивлением оглядывался — со всех сторон поднимался туман и слышался странный, сверхъестественный шум и гул. Сверкнул разряд, ударная волна отбросила Хагрида к оконному проему и дальше, с хрустом выворачивая раму, на аккуратно подстриженный газончик.
***
Сработай заклинание на Сириусе, и дело закончилось бы смертью. Погиб бы в своем мире Рахат, умер бы Блэк, быть может, не дожил бы до прихода спасателей и мальчик Гарри. Но в ловушку попал Хагрид, которого не так просто убить — кровь великанов ему служит лучшей защитой. И злые чары совершили обмен душ. Ведь в другом мире — это все равно, что умер, разве не так?
Очнулся Рубеус у загона с драконом. Молодым норвежским горбатым. Ух, какой малыш!
Туман опадал. Гул почти стих.
Через месяц директор Хогвартса Томас Реддл получил совершенно безграмотную записку из Казахстана, в которой сообщалось, что школьный лесник — Рубеус Хагрид — извиняется за то, что не выполнил, чего поручено, упал, полетел и оказался неведомо где, зато у дракончиков. Вокруг разруха, только-только от драконьей оспы оклемались маги в этой части Англии, так что за малышами и приглядеть некому. А уж Гарри-то не бросили на пепелище? Там ведь уже магглы из домов начинали выглядывать, присмотрели же за младенцем? В любом случае, Хагрид нужен драконам и очень надеется, что школа сможет быстро найти кого другого на роль лесничего. И хранителя ключей.
Послание было столь необычным, что профессор Реддл сперва навестил профессора Хагрида в Уэльском заповеднике, потом могилу сторонника Гриндевальда — Альбуса Дамблдора, погибшего в начале сороковых годов, а потом и драконарий в Казахстане. Издалека посмотрел на мужчину, называющего себя Хагридом, ни к какому выводу не пришел, после чего послал своего заместителя — профессора Снейпа — незаметно пролегилиментить непонятного казаха. Полученные воспоминания едва не заставили поседеть почтенного директора. Он спрятал их в самый дальний угол Тайной комнаты и взял с Северуса Нерушимый обет, что никто и никогда не узнает о самой возможности существования страшного и алогичного мира, из которого прибыл казахский Рубеус Хагрид.
В драконарии Рахата считали чуточку свихнувшимся из-за гибели семьи, но сотрудником — лучшим из лучших.
Больше в нашей истории сын Мортимера Хагрида и великанши Фридвульфы не появится.
***
Рахат очнулся на зеленой траве. Было сыро и холодно. Пахло гарью и магией. Бахсы позвал, но его духи не пришли — они и так были слишком слабы, а тут разделяло не только расстояние. Дом поскрипывал и умирал. Стонали балки, почти неслышно звенели стекла. Плакал ребенок.
— Гарри, — сказал Рахат и сам себе удивился. Меж тем огонь в доме разгорался. Старик поспешно вошел внутрь, неодобрительно поцокал на ворох одеял. Вынес младенца прямо в кресле, погасил занимающийся пожар, собрал детские вещи, уложил умерших на ковре в гостиной, закрыл им глаза, прочитал короткую молитву, провел ладонями по своему лицу и укрыл Джеймса и Лили покрывалом. Можно было отправляться.
Ждал директор Дамблор.
Рахат не понимал — откуда он знает чужие имена? Почему он изменился, и почему вокруг изменилась вся природа? Но некоторая склонность к созерцанию и философии была свойственна мужчине с самого детства. Раз директор Дамблдор ждет, надо поспешить — важный человек да еще и немолодой. Нехорошо такого ждать заставлять.
У дороги стоял мотоцикл с коляской — хороший мотоцикл, у сына был похожий. Рахат сумел уложить все пеленки-распашонки и часть игрушек, мальчика решил везти на руках: полтора года — такого в люльке не приклеишь.
Гарри бодро агукал, дергал Рахата за бороду и вертел перебинтованной головой. Иногда он пытался вывернуться из одеяла, и тогда приходилось бросать руль и уговаривать великого батыра* сидеть смирно. Над Бристолем малыш наконец заснул, и удалось увеличить скорость.
Но профессор (или директор? все так сложно) Дамблдор все равно остался недоволен, Рахат это очень хорошо почувствовал.
— И эти игрушки не нужны. Хагрид, ну о чем ты думал? Маггловской семье привозить магические игрушки! Ты потерял столько времени на совершенно бесполезное дело, — всплеснул руками директор и вместе с профессором МакГонагалл склонился над мальчиком, размотал кое-как забинтованную голову, отстраненно обсудил с собеседницей все еще кровящий порез и, даже не попытавшись его как-то залечить, положил малыша на крыльцо. Тени вокруг сгустились. Злые духи прятались по углам и жадно облизывались.
Несколько мгновений троица простояла в молчании. Рахат крутил головой и ничего не понимал, профессор МакГонагалл яростно моргала глазами, а сияние, всегда исходившее от Дамблдора, сейчас померкло.
— Что ж, — произнес на прощанье Дамблдор. — Вот и все. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим.**
Пристально вглядевшись в наставников, уважаемых и сильных магов, казах понял, что лучше схитрить:
— Ага, — сдавленным голосом согласился он. — Я это... я, пожалуй, верну Сириусу Блэку его мотоцикл. Доброй ночи вам, профессор МакГонагалл, и вам, профессор Дамблдор.** — Рахат вскочил в седло мотоцикла, резким движением завел мотор, с ревом поднялся в небо и исчез в ночи.**
Ведьма просморкалась, превратилась в кошку и убежала, старик вернул фонарям их свет, крутнулся на каблуках и, шурша мантией, исчез.
Гарри Поттер тихо спал на пороге.
Албасты почувствовали свою силу.
Вот тени колыхнулись, потянулись к ребенку и тут же отпрянули. Мягко ступая и чутко оглядываясь, из-за поворота вышел гигант. Он прокрался к Гарри, подхватил его на руки и поспешил скрыться в тенях, затеряться в переулках. Взревел где-то мотор, заметались по крышам и стеклам вторых этажей отблески фар, и волшебный мотоцикл полетел в рассвет, к набирающему силу восходящему Солнцу.
Рахат не собирался оставлять ребенка злым духам, завернутым в черный бархат, с лицом, спрятанным за синее железо, с глазом огромным, как чашка кумыса.
Он убежит. И воспитает Гарри Поттера, как воспитал сыновей, как воспитывал бы своего внука.