Глава XVIII | Таси
«Когда между двумя людьми рождается понимание — даже случайное — это как трещина в броне. Оттуда может начаться свет» — Рэй Брэдбери
В один из следующих дней мы едва успели выйти, как вечер уже начал опускаться на город, окрашивая стены домов в мягкое золото. Воздух был еще теплым, но в нем уже чувствовалось что-то обещающее, как будто ночь была не за углом, а в полушаге. Я шла рядом с Айзеком, слушала наши шаги в узких улицах и пыталась удержать в себе ощущение, что все это — по-настоящему.
С момента приезда я не успела толком разглядеть Рим. Все время спешила: работа, пробы, бесконечные заботы — и день за днем пролетали так, будто город был лишь декорацией, пустым фоном. Вот почему я настояла на этой прогулке. Выперла Айзека из дома почти силой, и он, хоть и ворчал для вида, все же согласился.
Когда живешь в городе достаточно долго, перестаешь смотреть по сторонам. Все становится знакомым, и каждый день словно растворяется в предыдущем — как будто ты идешь по кругу.
— Смотри, выставка! — я почти подпрыгнула от неожиданного восторга, хватая Айзека за локоть руки, что отдыхала в кармане. — Мы должны зайти!
Он бросил беглый взгляд на плакат, наклеенный криво на старую кирпичную стену. Его брови едва заметно поднялись.
— Ты говоришь так, будто это перевернет твою судьбу. — проворчал тот.
— А ты говоришь так, будто знаешь все лучше любого экскурсовода, — прищурилась я, словно бросая вызов. — Надоел ты мне, умник.
Он усмехнулся, чуть склонив голову.
— Если хочешь узнать настоящий город, тебе не нужна выставка.
— Да? Тогда докажи. Покажи мне этот «настоящий город».
Он на секунду замолчал. Взгляд карих глаз скользнул мимо меня — как будто он мысленно рисовал карту. Потом коротко кивнул и свернул с главной улицы.
— Ладно, есть парочка интересных мест. — заулыбался он, однако резко развернулся ко мне и шутливо пригрозил: — Только не жалуйся, если устанешь.
Я только фыркнула, нагоняя его. Внутри разливалось тепло — не от закатного солнца, а от чего-то неуловимого. Айзек все еще держался холодно, сдержанно, но в этом молчании между нами начало прорываться что-то... новое. Тихое. Неуверенное. Но живое.
Мы свернули в переулок, где стены были такими узкими, что казалось, будто дома шепчутся друг с другом, не обращая внимания на проходящих между ними людей. Камень под ногами был теплым от солнца, и в воздухе витал аромат лаванды, перемешанный с пылью старого города.
— Ты точно знаешь, куда идешь? — спросила я, стараясь не задеть локтем облупившуюся стену.
Айзек лишь кивнул, не оборачиваясь. Он двигался уверенно, словно шел по тропинке, проложенной в памяти.
Через какое-то время мы вышли на маленькую площадь, едва уловимую на городской карте, и он указал на старую лестницу, уходящую вверх. Камни были потрескавшимися, кое-где между ними пробивался мох.
— Видишь эту лестницу? — он остановился, глядя на нее так, будто приветствовал старого друга. — Она старше любого дома в этом районе.
— И куда она ведет? — слышу свой голос в задумчивом тоне.
— Поднимемся — узнаешь.
Я пожала плечами, сдерживая улыбку, и начала взбираться. Шаги отдавались глухим эхом, словно кто-то невидимый повторял за нами. Лестница уходила все выше, петляя мимо полустертых балюстрад, через арки и тени, в которых можно было бы спрятать целую жизнь.
И вот — вершина.
Перед нами открылась смотровая площадка, обрамленная низкой каменной стеной. Город раскинулся внизу, словно выдох. Красные черепичные крыши переплетались с золотыми пятнами осенних деревьев. Где-то вдали возвышался собор, его купол сиял в закатном свете, будто лампа в полутемной комнате.
Я замерла.
— Это потрясающе... — прошептала я, чувствуя, как тишина растет внутри меня. — Почему ты никогда раньше не показывал мне этого?
Он смотрел вдаль, руки в карманах, плечи чуть напряжены.
— Ты никогда не спрашивала. — парень сделал короткую паузу, чтобы добавить: — Да и повода не было.
Я перевела взгляд на него. И вдруг поняла, что действительно никогда не просила. Никогда не была с ним вот так — рядом, по-настоящему.
— Знаешь, ты умеешь удивлять. — созналась я.
Он не ответил, но уголок его губ дрогнул. Мне показалось, или он действительно немного... расслабился?
Айзек чуть повернулся ко мне, на секунду задержал взгляд — почти неуловимо, как будто колебался, стоит ли продолжать. Потом кивнул в сторону.
— Пойдем дальше. Тут недалеко.
Мы долго шли молча, пока шум улиц не начал стихать за спиной, будто кто-то медленно прикрывал за нами дверь. Я не знала, куда он на сей раз ведет меня, но не спрашивала — впервые это было даже приятно: просто идти за ним, слушать, как под ногами шуршит гравий, и ловить в волосах ветер, пахнущий старыми книгами и вечерним хлебом.
Айзек свернул за очередной угол, провел меня через узкий проход между двумя домами и толкнул кованую калитку, которая жалобно скрипнула.
— Мы куда-то вторгаемся? — спросила я, но он лишь покачал головой.
За калиткой скрывался небольшой внутренний двор. Камень под ногами был покрыт мелкими трещинами, стены — облупившимися, а в самом центре — фонтан. Когда-то, наверное, он был величественным. Теперь же статуи выглядели уставшими от времени: у одной не хватало руки, другая была вся покрыта зеленой плесенью, но в этом было что-то... трогательное.
Айзек подошел ближе, провел пальцами по холодному краю чаши.
— Я всегда любил это место, — сказал он негромко. — Здесь все выглядит так, словно время застыло.
Я прошлась вдоль фонтана, оглядывая обветренные лица каменных фигур.
— Красиво, но немного жутковато. — заметила я, присев на край. Камень был холодным, и я чуть поежилась. — Кажется, город забыл об этом месте.
Он посмотрел на меня, и что-то в его взгляде тронуло струну во мне. Как будто он видел не фонтан, а что-то из своего прошлого.
— Иногда тишина важнее, чем толпы туристов.
Я повернулась к нему, разглядывая черты его лица в мягком вечернем свете. Он редко говорил о себе. Все больше — делал. И все же я снова попыталась пробраться под его лед.
— Ты правда любишь такие места, да?
Он пожал плечами. Жест нехитрый, почти автоматический, но в нем была своя правда.
— Они не задают вопросов.
Я опустила взгляд и качнула головой, усмехаясь. Он был другим. Закрытым, молчаливым. Но не холодным. Уже нет. Его тишина — это не пустота. Это рана, которая слишком долго не заживала — жаль, что я осознала это только сейчас.
— Мы можем сходить в кофейню, если ты хочешь? — спросила я, когда мы вышли на небольшую улочку, чуть шумнее прежней.
— К Рикардо? — Айзек скосил на меня взгляд, сдерживая улыбку.
— Необязательно, но... если ты хочешь?
Он немного подумал и пожал плечами.
— Если честно, я бы показал тебе кое-что другое. Ты ведь особо нигде не бывала в этом городе, да?
Я просияла.
— Правда? Тогда чего ждем? Только учти — Рикардо нам этого не простит.
— Придется ему простить, — усмехнулся Айзек и свернул в арку, которую я бы точно прошла мимо, не заметив.
За ней открылась крошечная площадка, спрятанная от мира. Стены вьющиеся, покрытые плющом, старинные столики, деревянные стулья, полки с книгами, словно кто-то устроил здесь читальный зал на двоих. Было чувство, что мы случайно вошли в чью-то тайную жизнь.
— Это похоже на место, где люди пишут романы, — прошептала я, глядя на витражное окно с рисунком, напоминающим старую гравюру.
— Или читают их, — сказал он и вдруг, неожиданно, покашлял.
Я тут же повернулась к нему.
— Ты простыл?
— Нет, все нормально, — отмахнулся Айзек. — Иногда просто... бывает.
Я чуть нахмурилась, но решила не настаивать. Вместо этого села за столик у стены, обведя глазами уютное помещение.
— Здесь правда... как будто город поставили на паузу.
Он сел напротив, не сразу глядя на меня. Официант подошел, и я заказала капучино с корицей, а Айзек — чай.
— Чай? — я прищурилась. — Подожди, ты не пьешь кофе? Я думала, что ты шутил, когда говорил об этом.
— Никогда не любил. Странно, да? — мягкая улыбка тронула уголки его резко очерченных губ.
— Очень. У нас даже поговорка есть: если ты не любишь кофе, ты... dummkopf! — я весело улыбнулась, будто дразнюсь.
Айзек поднял бровь.
— Это точно по-итальянски?
— Нет, но звучит смешно.
Он едва заметно усмехнулся. Мы замолчали. Минуты три или пять — просто сидели, и это молчание было как теплый плед. Не давящее, не неловкое. Принятое. Внутри него можно было дышать — спокойно, размеренно, без спешки. Где-то в углу кофейни звучал старый джаз, теплый и немного шершавый, как винил.
Напитки принесли. Я подняла чашку, вдохнула аромат. Пар коснулся лица, словно вечер приложил к щеке свою ладонь. Сладковатый запах обволакивал, заставляя на миг забыть обо всем. Я отпила маленький глоток и сдержала улыбку — вкус был почти идеальным — да простит меня Рикардо!
— Скажи, — вдруг нарушил тишину Айзек, — что думаешь о городе теперь?
Я посмотрела в окно, где за стеклом проходил старик с собакой, а солнце ложилось полосами на булыжную мостовую.
— Теперь я вижу его совсем по-другому, — ответила я. — Он стал ближе. Может, это все из-за тебя? Из тебя бы получился неплохой экскурсовод.
Он ничего не сказал, просто чуть опустил взгляд и улыбнулся почти незаметно, как будто что-то внутри него откликнулось, но слов было бы слишком много. Он не любил их расточать — только самые нужные.
И этого было достаточно.
Когда мы вышли из кофейни, день уже клонился к позднему вечеру. Улицы наполнялись мягким светом, как если бы город приглушал голос, чтобы не спугнуть гаснувший закат. Мы шли молча — рядом, но не прикасаясь и все же расстояние между нами будто исчезло.
Мы ступили на небольшую площадь, куда случайно заглянул свет — легкий, золотистый. В самом центре стоял музыкант с аккордеоном. Он играл не спеша, словно знал, что никто никуда не торопится. Мелодия плавно плыла по воздуху, обволакивая все вокруг, как дымка.
Я остановилась, затаив дыхание. Айзек тоже замер. И на какое-то время, кажется, весь город исчез. Были только мы, музыка и эта площадь, дышащая старинной красотой.
Мелодия была грустной, но не больной — скорее, светлой, с оттенком воспоминаний. Я не знала, откуда она, но казалось, будто слышала ее когда-то. Может, во сне. Может, в другой жизни.
Я почувствовала — не взгляд даже, а тепло. Оно будто коснулось моего плеча, как солнечный луч, пробившийся сквозь листву. Обернулась — и встретилась с карими глазами.
Айзек смотрел на меня. Не пристально. Не слишком долго. Но как-то... по-другому. И это было самое нежное прикосновение, которое только может быть — взгляд, полный чего-то нового. Я отвела глаза первой, сердце сбилось с ритма. Он ничего не сказал. И я — тоже.
Когда музыка стихла, мы еще немного постояли — будто не хотели, чтобы момент исчез. Потом Айзек тихо сказал:
— Пора идти домой.
— Спасибо, Айзек. — выпалила я, но продолжила, когда заметила его в замешательстве: — За эту прогулку. — моя улыбка была мягче, чем обычно. Как будто внутри стало светлее.
Айзек не ответил, но чуть наклонил голову и кивнул.
Мы пошли дальше, и улицы будто окутали нас, приняли в свои объятия. Ни я, ни он не сказали вслух, что день стал особенным. Но в этом не было нужды. Все уже было — в взгляде, в шаге рядом, в музыке, что еще звучала внутри.