***
Это был обычный зимний вечер. Жопа Есенина спокойно отдыхала в «своем» кресле. Как вдруг из-за приоткрытой двери раздались тяжелые шаги, а потом и мужской голос.
— Серёг, поднимай свой прекрасный зад с моего кресла! — но Есенин даже ухом не повел. Он упорно смотрел на свое отражение в стекле, забив хуй на мужчину, что вошел к нему в комнату. — Собирайся, кому говорю! — раздражённо рявкнул поэт революции. — Пойдём на литературный вечер, нас Боря пригласил! Есенин устало провел рукой по волосам, приглаживая выбившиеся пряди белокурых волос. И закатив глаза, ответил:
— Владимир Владимирович, а не пойти бы вам нахуй? — с усмешкой ответил любитель березок. — Я тут как бы важными вещами занимаюсь! — возмутился парнишка.
— Вижу каким ты делом занимаешься! — показывая кистью руки на колени белокурого парня — Хватит просиживать штаны и заплывать жиром, ты и так сидишь дома 24/7. Но смотри какая возможность у тебя сейчас есть, хоть чуть-чуть поплескаешься в лучах моей славы. Сергей сердито сжал кулаки так, что костяшки побелели. Сейчас они были так похожи на кору его любимых березок.
— Из нас двоих жиром заплываешь ты. — махнув рукой в его сторону, ответил Есенин. — И с чего ты взял, — Сергей чуть наклонился вперед. — Что я буду плескаться в лучах именно твоей славы?! — чуть тише произнес поэт.
— А тебя разве кто-то знает? Или там будут твои дружки-имажинисты? Или же ты думаешь, что туда пропустят хер знает кого?! — съязвил высокий мужчина. Блондин фыркнул и отвел взгляд от этого «мамкиного хуя».
— Маяковский! Идите-ка вы... — парень не стал договаривать, показав рукой в сторону своего паха.
— Ну-с, я то не пойду туда, но вы можете на мой — показывает революционер на свой половой орган — Или же мы можем пойти туда! Тем более там будет алкоголь. — не взначай упомянул Владимир. Глаза Есенина предательски загорелись.
— Алкоголь? — неспешно протянул алкоголик со стажем, потирая подбородок. — Заманчивое предложение. — поэт встал с кресла и подошел к коричневому гардеробу.
— Да-а-а-а... — томно протянул Владимир. Долго обижаться на Маяковского он не мог, тем более, что он уже ощущал как его член увеличивается в размерах.
***
Мужчины шли по заснеженной улице Москвы. Есенину до безумия нравился зимний пейзаж, но хер Маяковского в своей жопе он предпочитал куда больше. Потому и пытался завести брюнета за угол или в сугроб.
— Серёжь, ну Серёжь — устало проговорил поэт — Нам нужно идти прямо, а не в каждый встречный тёмный угол — скидывая руки блондина со своей шеи, произнёс Володя. — Да и при том сейчас зима. Не март, а ебучий декабрь, блять!
— Володя. — промурлыкал Сергей. — Володь. Я соскучился по твоей балалайке. — накрывая ладонью пах поэта, произнес балалаечник.
— Есенин, блять! Ну вот можешь ты хотя бы сегодня без своих пошлостей! — сказал слегка раздражённо поэт и хотел продолжить, но его нагло перебили:
— Я же чувствую, что твоя балалайка замерзла. — невинно хлопая глазками произнес парень. — А теплый чехол рядом. — Сергей пошло улыбнулся, сжимая руку, которую держал у паха.
— Долбонушка ты моя. — наигранно милым тоном сказал Владимир, и наклонившись поцеловал Сергея в пухлые губы. — Чехол закрой. — уже жестче добавил мужчина. — Заебал!
«Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.»
Сергей недовольно хмыкнул, ускоряя шаг.
— Сергей Александрович! — окликнул его революционер — Куда вы так спешите?!В ответ тишина.
«Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?»
Маяковский ускорил шаг и быстро догнал своего гомика гномика. Есенин потянулся за флягой, что мирно покоилась во внутреннем кармане его пальто. Сергей успел сделать пару глотков, как фляжка с металлическим шумом вылетела из рук. Резко обернувшись, он увидел усмехающегося Маяковского. Мужчина стоял, сложив руки на груди, и гадко ухмыляясь.
— Есенин Сергей Александрович, а вы не прихуели случаем?! — парень вопросительно повел бровью, как бы задавая вопрос «о чем ты, долбонавт, вообще пиздишь!» — Ты меня за дурака не держи! Это тебе, блять, я говорю
— Оставь, старуха! Я в печали! — приложив руку к лбу тыльной стороной ладони и театрально вздохнув, произнес фаворит березового леса.
— Ты в запое, дебил! — рявкнул Владимир и дал новокрестьянскому поэту подзатыльник.— А, ты, не во мне! — обиженно воскликнул пай-мальчик.
— Сейчас буду. — подходя ближе и расстегивая ремень, произнес Маяковский. — Только ты потом, пидрила, сидеть не сможешь! Тебе оно надо?! — застегивая ремень обратно, рявкнул Владимир.
«Поцелую, прижмусь к тебе телом
И, как друга, введу тебя в дом...
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.»
***
Дорога до кабака, в котором проводился литературный вечер петляла множеством изгибов средь домов, парков и фонарей. Сергей несколько раз пытался поцеловать Маяковского, но тот ответил лишь на один поцелуй из тридцати!!! Сергей шел, пошатываясь.
Алкоголь приятным теплом разливался по молодому, нахальному телу, и Сергей вскоре перестал обращать внимание на этого вечно недовольного Владимира-хер-тебе-а-не-секс-Маяковского. Маяковский же заметил, что его похабник-скандалист-любительберезок-балалаечник-и-просто-Сереженька притих.
Он догадывался, что этот алкаш, печень которого намеревалась съехать от него еще со времен его учебы в третьем классе, уже принял на грудь.
— Серёжь, мать твою, когда ты, сука такая, успел нажраться. — Сергей не ответил. Он лишь обернулся и показал язык. — Сережь! Я тебя удивлю, но ты, блять, СИНИЙ!
— Не синий, а голубой! Этот цвет чуть светлее!!! — заупрямился Есенин.
— Скажи, пожалуйста, ты идиот или да?!
— А, ты меня хочешь? Или да?
— Конечно тебя хочу... — сказала глыба, и выждав паузу, продолжил — хочу убить!
— ХВАТИТ! — резко крикнул Есенин. Последний звук словно зациклился в воздухе. Отражаясь от домов в округе, он возвращался к парочке. — Прекрати! Тебе не надоело поднимать на меня шрифт!!! — заистерил хулиган
— Сережа! Какой в жопу шрифт? Ты заебал! Опять нюхал? Серж, не беси! — возмутился мужчина.
— Владимир... — начал Сергей. Смотреть на мужчину, его мужчину, ему мешали слезы, что так не вовремя начали наворачиваться. — Я... Я... Я не хочу иметь с тобой никаких связей! Ни любовных, — Есенин вытер глаза рукавом пальто. — Ни деловых. — Шмыгнув носом, мужчина продолжил — Ни тем более сексуальных! Маяковский! Я... Я... Я уезжаю к маме! — резко выкрикнув первое, что было у него на уме, Сергей удивился. Он не приезжал домой лет семь а тут «Здрасте-я-уехал-от-своего-любовника-Маяковский-знаете?»
— Балалаечник, ты вообще понял, что сказал? Какая к чёрту мать?! Сам же говорил, что домой, на родину в жизни не приедешь!
— Моя жизнь рядом с тобой! — закричал парниша! — А сейчас... мы по разные стороны баррикад! Я МЕРТВ!!! — слова резко оборвались. В воздухе повисло неловкое молчание, а в ушах гудела кровь. — Поэтому я имею полное право вернуться в Константиново. — после долгого молчания, произнес поэтишка.