10
— Тормози, Джек, тормози!
Придурок! Какого черта так орать мне в ухо? Я резко затормозил — он-таки напугал меня — и съехал на обочину. Пробка на автостраде только-только начала рассасываться.
— Ну? В чем дело? — хмуро поинтересовался я.
Ему было не до меня: он смотрел назад. Я решил, что мы сбили собаку или, может, потеряли одну из досок, но, оглянувшись, все понял и сначала не поверил своим глазам: полный бред. Тристан уже открыл дверцу и выскочил, улыбаясь во весь рот.
— Es el destino, senorita!— надрывался он, пытаясь перекричать рев грузовиков.
По ошарашенному виду «сеньориты» было ясно, что ей в голову пришло то же, что и мне. Определенно, она заподозрила некое мошенничество со стороны этой самой destino. Она метнула на меня быстрый взгляд через заднее стекло; я пожал плечами и поднял глаза к небу, давая понять, что, в отличие от Тристана, верившего во взаимосвязанность и предопределенность всего в этом мире, ошеломлен не меньше нее. Это ее, кажется, успокоило. Ни слова не говоря, она подхватила свой рюкзак и уселась на заднее сиденье. Я рванул с места и влился в плотный поток машин.
— У меня есть теория о совпадениях… — начал Тристан, обращаясь к нашей пассажирке.
— Вот как, теория у тебя есть… — с язвительным смешком перебил я.
— Безусловно. Видишь ли, совпадение — это как подарок, это недвусмысленный знак, который дается, когда мы не замечаем других, менее очевидных. Ну, вроде как Бог крикнул в ухо, видя, что человек глуховат…
Я даже поперхнулся.
— Бог?!.. Я не ослышался?
— Бог, ну, в широком смысле, ё-моё… Космические силы, если тебе так больше нравится, один черт…
— Ничего мне не нравится. Космические силы… чушь собачья. Так, маскировка для стеснительных… Сказал «Бог» — не отпирайся. И потом, знаешь, у меня тоже есть теория о совпадениях. Совпадение — это всего лишь эпизод в числе десятков тысяч эпизодов, происходящих с нами каждый день. Просто в одном тебе померещится смысл и — готово дело! — ты раздуваешь его до небес, а девять тысяч девятьсот с чем-то остальных забываешь по той простой причине, что в них нет ничего особенного.
— Это грустно, — подала голос девушка. — Мне больше нравится первая теория. Не вполне научная, но, в общем, сойдет… для лета, — добавила она с улыбкой.
Она говорила с едва заметным акцентом, не разберешь каким, чуть раскатисто.
— Мне тоже моя теория больше нравится, — немедля встрял потерявший голову воздыхатель.
— Кто бы сомневался. Ты ее вычитал в «Пророчестве анаконд»?
— Анд, болван. Я еще раньше, своим умом дошел.
— А, ну да. И как только разрешают читать такое в больнице… — Я осекся и взглянул в зеркальце заднего вида. — Кстати, меня зовут Джек. А моего соседа-мистика — Тристан, если ты еще не в курсе.
Девушка хихикнула.
— А меня — Нуна, — представилась она и протянула мне руку между сиденьями.
Я пожал ее ладошку. Она ответила хорошим крепким пожатием. Мне это понравилось.
— Ты испанка?
— Каталонка.
Тристан сказал ей что-то непонятное, состоящее, кажется, из одних шипящих, и она сделала круглые глаза. Все-таки сколько я его знаю, столько удивляюсь. В Барселоне он, наверное, провел когда-то недели две и при этом пил не просыхая, а вот поди ж ты — помнит что-то по-каталонски.
— Это все, что я могу, — добавил он извиняющимся тоном.
— Этого больше, чем достаточно, — улыбнулась Нуна.
Только на чужом языке можно внаглую говорить сальности девушке, с которой познакомился пару минут назад. Попугаю ведь не возбраняется ругаться последними словами. Это даже стоило бы занести в какую-нибудь международную конвенцию или Декларацию прав человека. Статья 268: «Каждый человек обладает неотъемлемым правом на нецензурную брань и грязные сексуальные домогательства на языке, не являющемся его родным, которым он не владеет даже на элементарном уровне, если это продиктовано стремлением к взаимопониманию. Действие статьи не распространяется на те случаи, когда это не смешно, и прекращается после первой пощечины». Надо бы поискать, может, кто и додумался.
— Долго работала в кафе? — спросил я.
— Три дня.
— А почему… ты… э-э…
— Почему я расплевалась с этим жирным мудаком? Потому что отказалась носить форменную майку. Такая маечка на грудного младенца, беленькая, узенькая, ну, ты понимаешь, о чем я?.. Умереть, до чего вульгарно! В закусочной для дальнобойщиков — это бы еще куда ни шло, но в центре города, кого там интересуют сиськи, кроме хозяина… Рогсо...
Мы с Тристаном покивали с приличествующим случаю сочувственным выражением лиц. Все-таки стоит девушке произнести вслух слово «сиськи», сразу хочется узнать, каковы они у нее. Это непроизвольно, как расширение зрачков — но поди им объясни. Очередной сокрушенный вздох Тристана был явно лишним.
— Вот еще! Идите-ка вы оба, знаете, куда? Можно подумать, вас это шокирует!..
Она отвесила нам по шутливому подзатыльнику, и мы все трое расхохотались. Проказница порылась в рюкзаке, нашла предмет своего негодования и швырнула его в окно.
— Проститесь с ней, ребята, больше вы ее не увидите… Даже не знаю, зачем сунула в рюкзак.
— Брось, ты нас плохо знаешь… — сказал я. — Ты одета просто классно…
На самом деле, я так не думал. Лиловые колготки и армейские сапоги — это не совсем в моем вкусе.
— Туда ей и дорога! — подхватил Тристан, глядя, как удаляется белеющее у обочины пятно.
— Вот именно! — фыркнула Нуна.
Она достала сигареты, «Бенсон» с ментолом, и закурила.
— И куда же вы едете? Ты правду говорил про Большой Каньон или так, хвост распускал?
— Ну… можно и туда. Мы, собственно, сами не знаем, просто захотелось уехать.
— И что же, вас ничто не держит? Работа, подруги, ну, не знаю… квартплата?
Мы с Тристаном переглянулись. Интересная мысль.
— В общем-то… пожалуй, ничего, — пробормотал я наконец. — Платить за жилье, кажется, еще не скоро…
— Считай, что мы свободные художники или что-то в этом роде, да, Джек?
— Может, свободные безработные? Или нет, подожди… Тристан, по-моему, скорее… рантье, а я… скажем так… в долгосрочном отпуске.
— Бессрочном, — поправил Тристан.
— Да… похоже на то.
— Так у вас что, много денег?
— У Тристана — да. То есть было до недавнего времени, — усмехнулся я.
— Пфф! Тебе тоже грех жаловаться… Ты, Нуна, случайно никогда не слышала о Жаке Дюбуа?
— Нет. А что, должна была?
Тристан открыл было рот, но я не дал ему ответить.
— Послушай, Тристан, это никому не интересно… Я когда-то был фотографом. Кое-что получалось, но Тристан свято верит в мою…карьеру только потому, что я иногда выставлялся.
— …В Нью-Йорке, мать твою, Джек, это не кот начихал! А еще на обложке журнала… как его… забыл, как он называется?..
— Брось, тебе приснилось.
— Вот идиот… Я пытаюсь поднять твои акции в глазах…
— Я польщена, — вставила Нуна, явно потешаясь над нами.
— А ты? — я сменил тему. — Кроме того, что мы видели, чем занимаешься?
— Да так… у меня каникулы. Собственно, в кафе сегодня утром — это так и было задумано. Вещички я собрала с вечера, — доверительно сообщила она, хитро улыбаясь.
— Вот как, понятно. Ну, а вообще, по жизни?
— Вообще — учусь на биологическом. Закончила курс две недели назад. Что дальше — не знаю. Катаюсь вот в машине со случайными знакомыми… Собиралась на лето в Барселону, к родителям, но семейка у меня такая… непростая. Какие уж с ними каникулы, — поморщилась она.
— А как насчет… социального статуса? Квартира, дружок и все такое… — отважился Тристан.
Мордашка Нуны просияла ответной улыбкой.
— Нет. Ни дружка, ни угла больше нет. А теперь и работы тоже.
— Свободны, как ветер! — Тристан торжествовал, словно сорвал крупный куш.
Я поставил кассету, и Марли запел «Three Little Birds». Я невольно улыбнулся.