2
Она приходила в тот же парк, что и я. Пока я агрессивно выводил то самое треклятое предложение на двадцати четырёх листах, она аккуратно оставляла невесомые мазки на холсте. Всё чаще мы видели друг друга, и мне казалось будто мы на равне. Вероятно эта девушка думала, что я тоже художник, хотя на самом деле хитро водил её за нос. В то же время, несмотря на то, что по-сути я выигрывал, чувствовалось её превосходство. День за днём я начинал видеть в ней что-то божественное и великолепное. Её сосредоточенный взгляд, лёгкое напряжение в теле и постоянно выбивающаяся прядь волос делали из неё самой произведение искусства.
Я продолжал приходить в парк, но больше не писал. Мне хотелось молча смотреть на неё, как на картину в музее, и восхищаться этим моментом. Моё поведение было несуразным, глупым и пугающим. Но она никогда меня не замечала, будто я и вовсе не существовал. Даже если она поворачивала голову в мою сторону, то казалось, что она смотрит куда-то за мной или сквозь меня. Я был призраком в её жизни.
Она писала монументальную и изысканную архитектуру середины девятнадцатого века. Я был слишком незаметен и ничтожен на фоне этих зданий. Все люди для неё были пустотой, но я был чем-то более незначащим.
Однажды я решился сменить свой пункт наблюдения и сел на скамейку ближе. Она казалась теперь более настоящей и живой; я видел как она дышит, ёрзает на сиденьи, теребит карандаш в руках и иногда отстранённо смотрит в пол. Каждый день она надевала что-то новое и весьма изысканное, но неизменным оставалось немного несуразное пальто с парой пятен краски. Её образ был простым, но в то же в нём присутствовала кропотливость подбора каждой детали, зачастую присущая всем творческим людям. Иногда к её стандартной коричнево-бежевой палитре добавлялись какие-то незначительные детали вроде синей заколки, сдерживающей чёлку, или кулона с фиолетовым минералом. Она будто была частью мастерски выстроенной композиции, будто сидела здесь всегда и рисовала, будто для неё не существовало времени.