эротическая сказка
В долгих бегах кости его ныли, сам он измучился. Скрываться - дело нелёгкое! Но здесь, наконец, можно и передохнуть, ухватить кусочек покоя! Он с удовольствием вдохнул влажной прохлады и потянулся.
"Здесь я и остановлюсь", решил он и бросил в траву плащ. Сверху полетел нож. Даже эти простые вещи тащить не оставалось сил.
Он с облегчением выдохнул, оглядывая берег озера, что тёмной чашей разлилось перед ним. Дорожка света полной Луны тянулась по воде прямо к его ногам в высоких кожаных сапогах.
В непроглядной чаще, на затерянном лесном озере вряд кто его найдёт... а кто искал, потеряет! Пусть и дальше думают, что он мёртв. Мертвец - дело страшное, его давно тут и там считали ожившим покойником. А он и не спорил, зловещее прозвище ему льстило! И нагоняло жути и уважения. Со всех сторон хорошо!
Он стянул через голову свободную льняную рубашку и осмотрел свое длинное, жилистое смуглое тело хищника: рана на ребрах хорошо так подзажила и уже ничем не грозила. Черные края плоти сошлись, черная же крысяя его кровь спеклась плотными заплатами. Чешется, правда, как тварь! Он зашипел и едва удержал руку с занесёнными острыми чёрными когтями. Не чесать! - строго сказал он себе. Не чесать, ты меня понял? И сам себе кивнул - понял, чего может быть непонятного?
Расстегнул ремень, скинул сапоги, стянул штаны. И наконец, неторопливо, с наслаждением давая холоду воды пропитывать себя снизу вверх, по шажочку, принялся заходить в воду.
А чутье зверя его подвело! Не знал, не почувствовал он, что из воды, далеко от него, из центра чаши озера, за ним следят золотые глаза... пристально и плотоядно смеривают долгое, крепкое тело, увитое мышцами.
Он развязал волосы, своими же прядями завязанные в хвост на затылке и черный каскад растекся по плечам и рельефной груди.
Золотые глаза далеко в воде вспыхнули двумя звездами.
И когда черный хвост лакомого пришельца мелькнул тенью и исчез под водой, золотые звезды проводили его и заскользили к берегу.
Обогнув беспечного плавуна, в лунной дорожке показалось белое змеиное тело, длинной во всю эту дорожку. Плоская голова бесшумно разрезала воду, оставляя позади ночного купальщика. Тот отфыркиваясь, вынырнул, и поплыл к середине озера, а змей вдруг исчез и на берег вышла женщина. Она шмыгнула за дерево у кромки воды, мелькая мраморным телом и лунно-белыми волосами. Глянула оттуда - нет, еще не плывёт обратно красивый пришелец! И сняла с ветки белую, длинную рубашку. Поспешно натянула, бесшумно ругаясь, на себя, похлопала по груди и бёдрам, давая ткани пропитаться водой и облепить мокрое тело. Улыбнулась дурной, шалой улыбкой, волосы по лицу раскидала, прижалась к дереву лопатками и замерла, выжидая ночной хищницей.
Незнакомец, не таясь, вышел на берег, и принялся отжимать длинные, до поясницы, густые чёрные волосы. Слух и звериная чуйка совсем ему изменили. Он ничуть не беспокоился, что здесь не один.
Девица высунула из-за дерева хорошенькое личико и большими глазищами пожирала его широкую спину, узкие бедра, крепкие ягодицы, длинные ноги... Посреди золота широкие ее зрачки расплылись двумя болотцами, полными темных чувств.
Мужчина не спешил обернуться, словно давая ей вдоволь насмотреться. Он рассыпал по плечам волосы, оставляя их просохнуть, и наконец, развернулся к своим пожиткам в траве. Протянул руку и замер. Вскинул глаза и встретился взглядом с девушкой. Белая, как озерная мавка, красавица, стояла у дерева, вся облитая мокрой рубашкой до щиколоток, и глядела на него.
Его чёрным-чёрные глаза, полные мрака, без единого просвета, обежали все крутые изгибы стройного девичьего тела, задержались на тёмных ягодах сосков под мокрой тканью и вернулись к лицу. Она же так и впилась взглядом в низ его впалого тёмного живота.
Он проследил за её взглядом, усмехнулся и медленно поднял свои штаны. С прохладным ехидством глядя на девицц, натянул их, затем поднял и вдел ремень. Девица с легким разочарованием опустила уголки аккуратных пухленьких губ.
Мужчина поднял голову к небу и фыркнул. Закатал штаны и босой, недоодетый, неспешно, вразвалочку приблизился к ней. Девица встрепенулась и вытянулась к нему, хоть и высокая сама по себе, а его ниже на голову.
Он же уперся рукой в дерево за её спиной и приблизился к ней, позволяя рассмотреть своё смуглое лицо. Она жадно разглядывала его широкие угольные брови, острые скулы, длинный с яркой косточкой нос, тонкие хищно очерченные губы. Он ухмылялся, надменно и пошло. Она жадно втянула его запах - древесный, свежий от воды. Губы её приоткрылись, так близко от его, она часто дышала, грудь мелко подрагивала под рубашкой.
- Нет, - холодно, как стальным лезвием между ними провел, сказал мужчина и отступил. Девица вскинулась и сжала кулачки, громко негодующе вскрикнув.
А он уже отвернулся, равнодушный и неприступный. Сама спина его выражала - не интересно, уйди!
Она напоказ фыркнула, топнула и зашла за дерево. Оттуда сверкнули злобной обидой золотые глаза. А гордец уже возился с рубашкой, словно никакой красавицы тут и не было.
Она скрылась за деревом, с треском разорвала на себе одежду. А затем послышался плеск воды.
Тот, кто её отверг, даже не обернулся. А потому не видел, как в озеро занырнул парень - высокий, жилистый и худой. Белые длинные волосы утянуло под воду и скоро по темной поверхности потекла змея, огромная, как дракон! Тело ее раздраженно подергивалось, она развернулась, глянула на берег, вода вокруг плоской головы вскипела от ее злости. Глаза чудовища сузились и оно бесшумно исчезло в ночной глубине.
Оставляя на берегу самодовольного Мертвеца наслаждаться своей коварной выходкой. Ничего, пусть красуется сам перед собой, до поры, до времени...
Был ли Мертвец глуп, недальновиден?
Это уж вряд ли!
Он сильно отличался от большинства мужчин, и простенькую ловушку в виде едва прикрытой мокрой рубашкой красавицы распознал бы на раз! Будь она приманкой, Мертвец убил бы девчонку, и не поморщился! Но он прочитал мгновенно, что это не так и никакой угрозы нет. Ему сам воздух это донес.
Не будь он из отборных подлецов, ему б и не выжить, давно б уже в настоящие мертвецы затесался.
А и прозвище своё он получил за жуткую способность от смерти уворачиваться и подсовывать Старухе с Когтем, как звали её крысы, любого, кто рядом окажется. Но только не себя! Себя Мертвец берег так, что самой серьезной его потерей была пара зубов, и те отросли. Да и не велика беда - крысы и так зубы меняют по нескольку раз за жизнь.
Мертвец любил отбирать, а не терять.
При таком раскладе, уж кто-то, а какая-то голодная до мужиков девка его не смутила. Никакого подвоха выискивать он не стал. Одна она такая, чтоль? Нет. Он вообще давно привык, что женщинам каким-то затейливым образом нравится. Как нравятся им мерзавцы да негодяи разных мастей. Что с ними поделаешь, такие они, женщины!
Потому и не удивился, что на вторую ночь дуреха опять явилась. А он и места менять не стал - спал под тем же деревом весь день без забот и опасений. Его острая, как крысиный клык, интуиция яснее солнышка в жаркий день говорила ему - безопасность, покой, тишина...
Он всласть выспался, проснулся уже в потьмах, голодный до черта!
Поймал крупную рыбину, разделал когтями, нетерпеливо зажарил только наполовину и принялся было жадно есть... как из-за дерева выплыла бледная тень. Мертвец замер и поднял глаза. Чёрным-чёрные, заполненные темнотой, они встретились с сияющими золотыми. Девица, снова в той же рубашке, но на этот раз в сухой и узлом подвязанной на бедре, уселась напротив него у костра. Обняла колени и круглыми глазюками змеи на него уставилась.
Мертвец отломил кусочек рыбки и протянул ей. Она хмуро бровки свела и головой покачала. Мужчина плечами пожал и голодный, набросился на еду. Ел жадно, раздирая острыми клыками непрожаренную плоть. Быстро расправился, бросил скелетик в костер. Сложил руки перед собой особым жестом, поблагодарил Мать Тьму за жизнь, за еду, за ночь вокруг.
Не забыл и Луну - Солнце ночи, повернувшись к ней и коснувшись кончиком черного когтя лба. Луна в представлении крыс, влияет на мысли и может свести с ума. Потому ей показывали - вот моя голова, ты у меня здесь, прошу, не путай мои мысли, я тебя здесь ношу!
И Мертвец, уж какой бы ни был бесчестный, даже в глазах бесчестных крыс, а эти обряды, всё ж-таки, соблюдал!
Закончив, он отпил воды из бутылки, сполоснул руки, обтер их о штаны. Встал, и будто только сейчас о ней вспомнил, посмотрел на гостью. Та сидела хмурая, как белая птица и чего-то ждала.
Мертвец коротко кивнул ей на дерево и подал руку. Она сверкнула глазами и недоверчиво оглядела мужчину, но руки в ответ не подала. Тогда он не стал ждать и уговаривать. Протянутую руку вдруг положил ей на затылок намотал на неё белые, шёлковые волосы, потянул вверх. Девка зашипела змеёй, но подчинилась и встала на ноги. Она с искрами страха и вожделения глядела, как застыло лицо Мертвеца. Как в жёсткую линию сжались его губы. Какими холодными стали глаза, словно стылая ночь.
Он толкнул её в поясницу, не отпуская волосы. Шаг, другой - и остановился с нею вместе у дерева. Развернул к себе и прижал к жёсткой коре, разглядывая миленькое юное лицо. А у той щёчки вспыхнули, глазки горят - ишь ты, не терпится!
Мертвец ядовито прищурился, и сильнее сжал узел её волос. Она легко вскрикнула, запрокидывая голову. По сладкой мордашке потекли золотые змеиные узоры, спускаясь тонкой её шейкой вниз. Мертвец проследил за ходом золотых нитей, остановился взглядом на стройных длинных бедрах девчонки, оценивая, как она елозит по дереву, ноги сами раздвигаются от нетерпения!
Он, все так же не выпуская белых волос, вторую руку медленно, неторопливо запустил прямо голодной змее между ног. И тотчас же убедился, что под ним и есть змея: вынул руку, осмотрел пальцы все мокрые от текучего золота, и облизал их. Сладко, от сладости аж во рту сводит! Говорят, для кого другого змеи до вяжущего горькие. А вот для крысы эта оказалась сладкая, и слегка обжигающая, как алкоголь!
Он с удовольствием облизнулся, а она рыпнулась, а он не дал, удержал. Не любил Мертвец целоваться, и начинать не намеревался!
Он показал девке "тссс!"
И неторопливо расстегнул штаны. Она тяжело задышала в ответ и подтянула свернутый узлом подол повыше. Он отстранился и оглядел её такую - всю сияющую золотыми узорами, недоодетую, с разведенными бёдрами, густо испачканными в золоте в самом манящем местечке.
Он снова положил руку ей между ног. Жарко... влажно... липко... прекрасно!
Обтер руку о красивое девчоночье лицо, размазал по губам горячее золото, наблюдая, как она прерывисто дышит, как сверкают глаза из-под ресниц, как дрожат её губы...
И наконец, впитав все сладкие детали, он стянул штаны, чтоб не пачкать. И всё так же, не отпуская её волос, крепко держа, свободной рукой развел змеице ноги пошире, впечатал её своим телом в дерево, втолкнулся в неё - сразу грубо, жёстко, завладевая ей всей.
Она вскрикнула и подалась к нему бедрами, забирая его, затягивая ещё чуть глубже, насколько его хватило. А был Мертвец не хрупким и не маленьким!
Оба голодные, жадные, они вцепились друг в друга, как в лакомую добычу!
Она обхватила его за шею, приподнялась на цыпочках и обвила его талию длинной ногой. Он крепко взял её под бедро, приподнял и посадил на себя. Кора под её спиной шуршала и потрескивала, царапая её лопатки, больно натирая позвонки, но она не замечала, жадно пожирая его. Невозможно было сказать, что она отдается, нет - она владела им так же, как он ею!
Оба двигались в одном ритме, созвучно, будто были давними любовниками и хорошо знали тела друг друга.
Каждый не проронил и звука, только тяжело, хрипло дышали, впиваясь друг в друга когтями и взглядами. Она крепко держала его, ногами и змеиными горячими кольцами внутри. Он терзал её всё быстрее и быстрее... пока наконец оба не вытянулись вверх, скрипя зубами. Он коротко, болезненно застонал, она заурчала, силясь дотянуться до его лица так близко, но недоступно - он всё ещё держал её за волосы.
Наконец, он замер и долго, со сладкой судорогой, выдохнул. Отпустил девчонкины волосы и расслабленно посмотрел в её разгоряченное лицо. Змея поджала губы, глаза её полыхали колким недовольством - что, всё?
Мертвец усмехнулся, и развел руками - ну, извини!
Она не отпустила его, удерживая ногами. Он нахмурился, и попробовал выкрутиться, а она попыталась поймать его поцелуем. Но он накрыл пухленькие губы пальцем и увернулся, покачал головой - нееет, обойдёшься!
Змея вспыхнула, сузила глаза и все-таки ловко впилась ему в губы. Мертвец распахнул глаза и уперся руками ей в плечи, но... что-то вошло ему в губу, словно он поцеловал терновую ветку. И жар, сладостный, манящий, чарующий потёк ему в рот, а через рот в самое сердце!
Он приник к ней, обвил её талию руками, закрыл глаза и размяк, растаял, желая её всю ещё сильнее, чем поначалу, до головокружения, до эйфории!
Долго не мог оторваться Мертвец от девчонки. Сам себя забыл, разомлел, очарованный, ослеплённый. Ему хотелось пить и пить её вечно, ощущая, как всё его существо наполняется золотым жаром...
Уже ей самой надоело и она грубо его оттолкнула. Мертвец не разжал руки на её пояснице, не отпустил - только в лицо смотрел долго, жадно, любуясь каждой чёрточкой, упиваясь бело-золотой красотой. Она молчала и круглыми светящимися глазищами глядела в ответ.
Наконец, Мертвеца чуть попустило и он мотнул головой, проморгался. Непросто было руки разжать и девчонку выпустить. Кажется, отпустишь - и сердце лопнет. Но здравый смысл пробился сквозь сладостный морок, и он отошёл от неё, отвернулся и стянул рубаху. Бросил в траву и быстро, не оглядываясь, вошёл в озёрную воду. По-ночному холодная, она приятно снимала полыхающий жар, освежала мысли. Хорошо ему стало, как никогда!
Позади тихо заплескалось и горячие ладошки легли ему на живот. Девица прижалась к его широкой грубой спине. Жесткие соски приятно уперлись ему ниже лопаток.
Он опустил глаза и вскользь заметил, что рана на рёбрах полностью зажила, оставив только шрамовый след, а и тот сильно поблек, словно не сутки прошли, а полгода!
Но удивиться тому он не успел. Маленькие ручки скользнули вниз, ладошки зачерпнули воды и принялись его мыть, развозюкивая золото по низу живота, пальчиками путаясь в жесткой короткой крысьей шёрстке. Он повернул к ней голову, она выглянула из-за его плеча и оба улыбнулись друг друга - сладко, лукаво. Она прикусила губу, медленно, осторожно лаская его, пристально выглядывая в нём его чувства - как ему, нравится? Но это было и так понятно, его тело все говорило ярко и откровенно!
Мертвец опустил голову и в тёмной озерной воде перед глазами его перемешивались, таяли звёзды...
Хотел бы он, чтобы она продолжала танец ласки своих рук? Конечно! Мог бы он продержаться дольше? Навряд ли... скоро выносить наслаждение стало невозможно, он прерывисто застонал, и чёрная слюна капала в ночную воду...
Он пролился тёмной, как смола, тягучей жидкостью, прямо ей в ладошки. Она довольная, захихикала, немного подержала его ещё, отпустила и облизала пальцы. Он пошатнулся, словно лишился опоры, когда она отошла от него. Нет, зачем ты, вернись! - хотелось ему закричать, но только вода заплескалась, девчонка ловко обогнула его, не дала себя поймать, и ушла в непроглядную воду быстрой стрелой. Мелькнуло белое, длинное тело... вода затихла и выровнялась.
Мертвец смотрел ей вслед и поверить не мог, что она ушла... и так же не верилось, что была!
Долго стоял он, не в силах покинуть озеро, только холод его из воды выгнал.
Он быстро оделся, бросил веток в костер. А затем, как по зову, вернулся к дереву, и трогал, трогал кору, где стояла она. Глупо было это и дико, но как же желанно! Отломав кусочек коры и сунув его за пазуху, к сердцу, Мертвец вернулся к огню. Пошевелил угли веткой, и не отрывая взгляда от огня, подумал впервые в долгой своей жизни, за все тридцать лет и три года: "Я влюблён!"
И фыркнул, покачивая головой. Зачем избегать очевидного? Он ведь всегда правде в самую сердцевину смотрел. Как бы ни было страшно...
Когда рассветное солнце рассыпало розовый свет по траве, он проснулся в неприятных чувствах. Костер погас, утренняя сырость дотянулась с озера ему под плащ. Тело ломило, будто не спал вовсе, голова тяжелая, как с похмелья. А с похмельем у крыс свои отношения, особые - плох его народ до алкоголя, не создан легко с ним управляться. Да и никогда разумные, осторожные крысы ничем удалым и гордым умение выжрать бочку пойла не считали!
И он не пил и учиться этой дурной науке не собирался. На кой ему?
Мертвец поднялся и первым делом нащупал под рубашкой кусочек коры. Вот он, впился в нижнее ребро, пока на боку спал. Вынул кусочек, осмотрел... собрался швырнуть в прогоревший костер. Да что-то не дало. Дрогнула рука... и сунул кору в карман штанов поглубже.
Затаил артефакт ночного безумства, как и чувства свои. Не время влюбляться! На что она тебе? Влюбился - женись. А куда беглецу и разбойнику жена? Будь у него нормальная жизнь, так самое время, крысы в его возрасте и женятся. Долго думают, присматриваются. А у Мертвеца-то и не было нормальной жизни! Да у него и имени-то давно уже не было! Матери оставил, и ушёл. Как назовут, так и назовут. Последнее, что приклеилось было "Мертвец". И живи с этим!
Ну и какие Мертвецу - женщина, жена, дом... крысята еще, скажи? - с усмешкой подумал он, плащ в траве оставил, штаны закатал и вошел по щиколотки в озеро. Встал и стоит... сам не понимает, зачем вдаль смотрит, что в воде выглядывает?
Её... не мелькнет ли узкой полосой белое тело... не блеснут ли золотом глаза.
Нет, конечно! Не сейчас, ведь не из дневных она, раз по ночам приходит. И нечего тут стоять. Умойся, набирай воды и уходи отсюда. Дальше тебе пора.
Так сказал он себе, умылся, сходил, достал фляжку из плаща, воды зачерпнул... вылил обратно, вышел из воды, достал длинный нож и полез на дерево.
Весь день проработал он, то и дело поглядывая в сторону озера. Что там, вдруг... мотал головой, отгоняя никчемные мысли.
А к вечеру домик был готов. Уставший, как чёрт, голодный до злости, Мертвец тем не менее, был доволен.
Стоя под деревом и глядя вверх на то, что получилось, он улыбался. "Вот здесь и останусь. А чего бежать, здесь ведь меня уже и след потеряли, никто не найдёт!" - решил он.
А сам-то знал, для чего остался. Смешно и глупо, но что уж поделать! Не все то, что глупо-смешно обязательно надо прекращать! Нехай, будет! - решил он и отправился ловить рыбу и разводить костёр. И ждать... ночь наступает, есть же все шансы... "Если уж я ей так понравился, то придёт!" - затаённо думал он, не только рыбу в озерной воде выглядывая.
Но ждать не осилил. Усталость взяла своё. Залез он на дерево, в домике на ветках устроился, плащом укрылся и мгновенно уснул.
Спалось ему тревожно, всё что-то дёргало, то шуршит что, то зубы скрипят. Так и не смог глубоко и сладко уснуть.
А проснулся от чувства, что кто-то смотрит. Пристально и не отрываясь! Распахнул глаза, солнце с щелей в потолке так и жахнуло по глазам! Резко обернулся на ощущение чужака, резко сел, злобно выругался:
- Блядь, любимая!! Так же нельзя!
На него с огромной белой плоской морды уставились два круглых золотых глаза с вертикальными зрачками. Змеиная голова, размером с самого Мертвеца, за окошком качнулась и опустилась на толстую крепкую ветку, которая несла на себе домик и его хозяина. Ветка угрожающе заскрипела под весом змеи, белая шкурка зашуршала, стягиваясь, уменьшаясь и змея с поля зрения исчезла. Мертвец потянулся глянуть в окно и встретился лицом с хорошеньким юным личиком... сердце у него радостно затрепыхалось - как же он ждал! Он посторонился, пропуская её, и она на руках подтянула себя сквозь окно. За ней, ниже девичьей спины, по коре шуршал длинный белый хвост с золотыми отблесками на чешуе.
Мертвец проследил, как девушка втекает в его жилище и перестал дышать: ему показалось, он пригласил её в дом. К себе в дом... как не приглашают просто так женщин. Так зовут только тех, кому предлагают войти и остаться. А она войдёт, оценит, подумает. Все это пролетело мгновенно и Мертвец мотнул головой. Она уже полностью втянула хвост, поднялась на нём и осмотрелась. Белые её волосы доставали только до острых, дерзко торчащих вверх сосков, ничего не скрывая. Мертвец невольно ей залюбовался. А она улыбнулась ему и приблизилась. Взяла за руку, опустилась на его брошенный плащ и потянула его за собой. Он не противился и с лёг рядом с ней. Змея улеглась ему на грудь и обвила хвостом. Мертвец прижал её к себе и с глубокой, упоительной радостью вдохнул запах её волос - озёрный, свежий, смородиновый, колдовской...
- Любимая? - чуть слышным, хриплым шёпотом, спросила она, глядя ему в лицо пытливыми, сияющими глазами. Мертвец только углы губ растянул и кивнул. Коснулся поцелуем её макушки, а она глазки прищурила и он ощутил, куда хвост её ползёт...
"Что ты делаешь", чуть не спросил очевидную дурь. Ну как, что? Вместо траты времени на ерунду, он помог ей разомкнуть застёжку ремешка... тонкий кончик хвоста охотно обвил чувствительную плоть. Пальчики пробежались по втянутой животу. Ему почему-то казалось, хвост будет шершавым, как рыбья чешуя... ведь змей он никогда не трогал и в ожидании прикосновения поджался. Но кожа хвоста оказалась гладкой, как шёлк, обнимала она его нежно и двигалась вверх-вниз аккуратно и неторопливо. Он часто и прерывисто дышал, а она пытливо и горячо смотрела ему в лицо, впитывая каждый его вздох, каждую мелкую дрожь на губах, каждый взмах длинных чёрных ресниц. Когда он тихо и сладко застонал и выгнулся, она приподнялась и жадно впилась зубами в его впалую, колючую от жесткой недельной щетины щеку. Вздрогнула вместе с ним пару раз и отпустила. Довольная, улеглась на него сверху и сунула в рот свой хвост, блестящий от густых чернил, что он оставил ей.
Мертвец фыркнул и тихо рассмеялся. Она поглядела круглыми глазами - что? Он покачал головой - ничего.
Вынул хвост у неё изо рта и рассмотрел:
- Ты удивительная, - проговорил он, разглядывая мельчайшие, с золотым напылением, чешуйки. Она только фыркнула, так же как он и золотисто порозовела.
Однако, голод проснулся в его пустом со вчера животе и требовательно заурчал. Мертвец вздохнул, не желая даже на миг оставить себя без приятной тяжести растомленного тела, без запаха белых волос, без шелковых поглаживаний хвоста... а то, вдруг ещё опять утечёт, и поминай, как звали? А как звали-то? До сих пор не сказала... а он не спросил. Будто она не доверяла настолько, чтобы имя назвать. А он не хотел спугнуть и влезть, куда не зовут... Интересно, однако! Значит, влезть, куда зовут, ничего, можно. И зовут же!
А вот имя - это то тайное местечко, куда рано ещё пускать? Видимо.
Сам Мертвец тоже бы ей не сказал, что зовут его Ранимиорто, и с недавних пор матушка сказала ему, что все высшие крысы, первые крысы, кого создала сама Тьма, будут носить еще маленький хвостик... так и сказала, про хвостик! И хвостик тот будет "три", что... да, так и значит, "хвост". И что этим хвостиком наделены только крысиные аристократы. Потому и волосы им полагаются длинные. Чтобы был хвост... шутила она или нет, а полное имя его было - Ранимиортри Раду. А когда жену возьмёт, то у крысят будет его имя-печать, как называли крысы фамилии, и имя-печать их матери.
Только он никогда и не думал жену выбирать. Насмехался над спокойствием брака.
Так как стали бы звать их детей?.. Мысль затекла в голову так плавно и незаметно... как сама змея в его сердце! Затекла и слегка напугала - каких детей?! Неразумно это. Где ты станешь с ними жить? Что ты им дашь, у тебя ничего нет, кроме грубого, злонравного сердца!
Никогда не обижал Мертвец только женщин. Обокрасть, конечно, мог, но не то, что для женщины всего ценнее. Мог и ударить - да лишь тогда, когда сами хотели. Но обидеть - не в его интересах.
Женщины умны, хитры, изворотливы. Женщины - суровые и сладкие существа.
Зачем же их обижать?
Просто не трогай тех, кто не хочет того, что и ты!
Прозорливый, востроглазый Мертвец глядел в самую потаённую суть, этот дар вложила в него сама Тьма! И видел, которая и чего хочет. Та, что ищет честности и простоты, идёт лесом. Для такой у него ничего нет. Та, которая жадно высматривает быть разорённой, что хочет порезаться о стальное сердце - заходи, я тебе дам всё, что ты хочешь!
Так судил он, и не ошибался. Уходил Мертвец от женщин и проклинаем, и обруган. Но... оставляя их с тем, что воистину в мужчине они искали. Кто холода, кто насмешки. А кто и причинения боли. Это он давал щедро, сколько кто хочет.
Всякое бывало с ним, но никогда Мертвец не влюблялся! Ни разу! Казалось, попросту не способен. Любви не искал, и на поиски её не откликался.
А вот поди ж ты... попался. И не жалеет ведь! Только думает втайне - что же ей дать, чего она ищет? И вроде, всё уже дал, но неужто именно это? Как, ну в самом деле - вот это и... всё? Никто не приходил к нему только за сексом. Все за похотью что-то скрывали.
А она... лежит себе на его груди, хвостом помахивает. И как не всматривается в неё Мертвец своим особым, колдовским взглядом - а ничего больше не видит! Довольна она и сыта тем, что уже взяла от него!
Да как так?! Неужто не хочется ей... ну хоть вот и замуж. Обычное дело, он бы понял. Ан нет. Тишина. Ну да, чует он - ждёт и больше, намеревается сесть на него верхом чуток позже... и всё?! А он-то, дурак, с ней уже и крысят мечтать взялся!!
Ну, чтож. Не привык он себе в желаниях отказывать. Его и мать учила - если что хотеть взялся, так хоти, настаивай на своём! Не дают? Ищи, как взять. Желания приходят не просто так. Он и выучился, да крепко - что хочу, то мне и положено. И потому его даром было - видеть истинные желания. И свои и других.
А вот прямо сейчас хотел он - есть. Кишки подвело, надо бы встать и пойти на поиски нехитрой еды какой... а вот она, отметил он для себя, мудра! Хочется ей покататься, да понимает, что сразу так невозможно. Уже выжала из него, что могла. А сама-то осталась несытой. Но выжидает, когда он наберётся сил. Молодец, понимающая!
Мертвец потянулся под девчонкой и глянул в окно. Она беспокойно глянула туда же - чего он там ищет? Приподнялась, повела рукой, и вдруг... хмурые тучи набежали враз! Откуда только? Солнце вот было, и нет. Хлынул дождь, занавесил окно серым полотном. Мертвец досадливо наморщился - а еда? Несподручно как по мокреди с дерева слезать, пищу искать, уф!
Девица же вдруг поднялась с него и в окно потекла. Мертвец за ней вскочил:
- Куда же ты?
А она развернулась и улыбнулась. Он замер на неё глядя: глаза-то круглые и змеиные, и зубы во рту как иглы...
- Любимая... - прошептал он, забывшись от красоты. Вот это женщина! Никакой красивей в жизни он не видал!
Она вверх метнулась, среди ветвей раздался жалобный птичий визг... забилось что-то живое, да быстро умолкло.
Вернулась волшебная девица на ветку, хвостик свесила, мокрая и довольная, сидит им качает, а в когтях золотых, змеиных, сжимает мёртвую птицу.
- Моя ты умница, - ласково, сладко жмурясь, сказал ей Мертвец. И так хорошо ему было, от этого слова - "моя"...
Змея улыбнулась, и острые иглы втянулись под губу, вертикальные зрачки растянулись и стали круглыми. Она принялась добычу превращать в мясо, ловко ощипывать и потрошить. Управляется и напевает. Голосок хрипловатый, низенький, не как у женщины и не как у мужчины... одно слово - змея. И голосок змеиный тоже.
Сделала она из дикого существа хороший, приятный на вид кусок мяса. В дожде помыла, и руки свои и лицо.
Мокрая, сладкая, скользкая от воды вся, вползла в его дом.
Мертвец не устоял, забрал из её рук добычу, бросил в угол неглядя, а змейку свою обхватил, лакомую в капельках, и уложил обратно на теплый, нагретый их телами плащ.
Склонился над ней, жадно впитывая поцелуи розовых губ, жар кожи, тяжесть хвоста, что окрутил его поясницу.
Желание всё ей отдать, что она попросит и всё у неё взять, что она ему сама отдаст, и ещё немного больше, овладело им вмиг.
Он продел ладонь под её выгнутую спину и опустил чуть ниже, под упругую ягодицу, в плотной змеиной шкурке.
- Милая, не могла бы ты... - прошептал у её губ.
Она все поняла и хвост потёк по его коже вниз. Стукнул по сплетенным из веток полу, шёлково зашуршал. Затем заскрипела кожа, неприятно так по ушам - крррхххр... и вот, уже острые девичьи коленочки уперлись крысе в живот и медленно, дразня, разошлись в стороны.
Он с облегчением выдохнул и провел кончиками черных когтей по упругому, сладкому, молочно-белому животу... задержался на тугом, налитом лобке, гладком, без единого волоска... и нырнул рукой в горячий мёд.
Она изогнулась дугой, приникая к нему, мокрая, сладкая, желанная до мелких сияющих звёздочек в его глазах. Он осторожно, чтобы не ранить когтями, погрузил в неё пальцы. Она часто-часто задышала, обвивая его руками и ногами. А он, стремясь познать, что ей больше всего нравится, как будет ей хорошо, аккуратно исследовал пальцами горячее, истекающее золотым мёдом лоно. Вдруг она вскрикнула и подалась к нему, в этот момент он нашел в ней маленькую жёсткую жемчужину. Оставил подушечки пальцев на этом месте и ничего не делал, просто смотрел, что будет. Как у неё исказилась мордашка, как девушка сжала зубки, как ловит воздух, как жадно трётся о его пальцы, всем своим существом требует - дай, дай, дай!
Что это? Что это такое? Он всматривался в прекрасное лицо и пытался понять - эта жемчужинка дарит ей наслаждение? К счастью, он лучше всех знал, когда женщине нужно просто не мешать, в какой момент оставить точно, как есть. И она будет тебе благодарна!
И он не мешал, не менял положение пальцев, давая ей всё сделать самой и не сбиться. Женское наслаждение пугливо, как танец весенних фэйри в майскую полночь! Шажок не туда, хрустнула ветка - начинай сначала...
А она стонала, бесстыже и сладко, впиваясь ему в плечи ногтями. Ему жутко хотелось ей овладеть, взять её сейчас же, вжать в доски пола, вбить себя в её медовую щель, скользкую от золота... но он ждал, когда она сполна насладится. Прерывать такое нельзя! И он продолжал просто держать в нужном ей положении руку. От неё так опьяняюще пахло... она так немыслимо сладко стонала! И соски её терлись о его грудь, и губы припухшие были так близко, как в чарующем сне... он считал мгновенья, искал этот момент, когда можно будет усилить лютый восторг проникновением, слиянием с ней, и вдруг понял: да это же лэсти*... неужто у ней их два?
*лэсти - клитор на крысьем.
То есть, один внутри, второй снаружи? Любопытство охотника, поймавшего белую лань, охватило его вместе с жаждой взять её поскорее.
Когда она достигла самой вершины и стала опадать в его руках, он аккуратно уставшие пальцы вынул и быстро провёл между налитых, шёлковых лепестков. Она снова вскрикнула и бёдрами вжалась в пол. А он победно усмехнулся - нашел! Их точно два! Ну и дела... - подумалось ему, с радостным удовольствием открывателя. Никто о таком не знал, а вот он первый!
И наконец, с долгим стоном сквозь приоткрытые губы, он вошёл в неё. Готовая, ждущая, жаркая, густо залитая текучим медовым золотом, она обхватила его плотно, жадно, горячо... так, что в глазах его вспыхнули тысячи сияющих звёздочек и в груди заплясало пламя...
Надолго его не хватило, слишком было хорошо! Обессилев, Мертвец откинулся на спину и часто, поверхностно дыша, глядел в потолок. Наскоро сплетенный из веток, не очень добротно сделанный, он пропускал воду. Бурная листва сдерживала, и добирались только маленькие капельки, падая приятными холодными бриллиантиками на его горячую смуглую кожу.
А змеюшка улеглась рядом на живот, подпёрла ручками голову и уставилась на него, как ни в чём не бывало.
«Так тебе мало, что ли?» - с неприятным удивлением подумалось Мертвецу. Что ты за жадина, всё махом проглотишь и опять голодная?
- Кстати, о голоде, - проворчал он, поднимаясь на локтях. - Если я продолжу, прежде чем сьем чего-нибудь, я остыну! В смысле, околею, так у крыс говорят, остыну, понимаешь?
Она только кивнула и поболтала в воздухе сладкими, стройными ножками. Затем легко вскочила и подняла с пола брошенную птичью тушку. Мертвец нашарил свои штаны, осмотрел себя — низ живота и бедра все были измазаны в золоте. Надо помыться, прежде чем штаны портить... Он обернулся — ну да, и плащ постирать! А рана-то на боку совсем зажила, и шрама почти не осталось, едва видимый след только. Вот он, змеиный яд, правду о нем говорят! Может убить, а может и вылечить.
За окошком так и лил дождь, плотный и непроглядный. Выходить наружу не хотелось, однако голод начинал донимать, Мертвец стал раздражён и слегка даже зол. А девица замурлыкала скрипучим голоском песенку, не размыкая губ, глянула не него и ловко в окошко выскочила. Он выглянул за ней — куда опять? Чего опять? Ворчливый голод делал из него придиру. Он также вылез вслед за ней, она уже сидела на толстой ветке и мыла тушку птицы под дождем, и себя заодно. Он усмехнулся — ишь, какая! Дикая совсем, а сладкая, ну невозможно на неё сердиться!
Мертвец взял ветку, и обтерся мокрой листвой. Золото охотно утекло по его ногам, чистый, но ещё злее от растущего голода и противной сырости, он нырнул обратно в жилище. Встряхнулся от воды, обтерся рубашкой, влез в штаны, что противно липли к чуткой от змеиной любви коже.
Он отжал волосы, и выглянул снова в окно — отчего-то тревожился, не исчезла ли девчонка? Не утекла ли белой змеёй? Но нет, вот она! Он успел заметить, как она поднявшись на ветке в полный рост, посмотрела вдаль. Повела рукой и тут же дождь унялся, как взмахом ножа его срезали, упала серая завеса и вышло солнце — высокое и жаркое. Мертвец присвистнул, девица обернулась, с широкой улыбкой на юной мордашке. И спрыгнула с дерева вниз. Мертвец ахнул, испугавшись — высоко, дурочка!! Но она стояла там внизу и махала ему птичей тушкой.
Он вздохнул и головой покачал. Дурная моя!
Спустился за ней вслед, и ощутил вкусный аромат жареной дичи. Однако, ничего такого девушка не делала — просто держала на руке тушку, а та... поджаривалась!
Эхэй, да это я неплохо так влюбился, достойно! - подумал Мертвец и приосанился. Как бы не богиня какая... И отчего-то подумал, что мать бы его одобрила. А мать его и сама мару — богиня. Правда, никому он о том не рассказывал. Незачем! Мать его считалась отступницей от замыслов Тьмы, непокорная, сама по себе. В народе считалось, нет у нее детей... ну вот пусть дальше так и считают. Мертвецу лишняя слава не на руку! Но вот то, что девица не обычная оборотница, а ровня ему, его очень даже порадовало.
Она смотрела на него не отрываясь, пока птица подгорать не начала... опомнилась, переложила с руки на руку, а Мертвец у неё птицу выхватил, и в нетерпении разорвал пополам. Сок потек по рукам, он сглотнул голодную слюну. Отдал ей половину, и прямо под деревом, на берегу озера, в славной свежести и тёплой дымке после дождя, они с жадностью и аппетитом ели, не стесняясь друг друга! Да и не глупо ли, стесняться, после всего, что уже было?
Уняв первые зверские требования живота, и уже спокойнее отрывая кусочки и отправляя их в рот, Мертвец оглядел всю любовницу, до сих пор обнаженную.
Он задумчиво покачал в воздухе обглоданной косточкой и спросил:
- А отчего ты на этот раз не сияла?
- М?! - уставилась она на него огромными глазищами, не выпуская зубов из кусочка мяса.
- Ты сияла, в первый раз, как золотое такое кружево, - сказал ей Мертвец. - А в этот раз, нет...
Она пожала плечами и утерла рукою рот. Ничего не сказала, проглотила последний кусочек, развернулась и пошла в воду. Мертвец поглядел в тонкую спину, нахмуренно озадачился — чего я не так сказал-то? Неужто уплывёт сейчас, змеёй обратившись? Он быстро скинул штаны и вошёл за нею в озеро. Стоя по бедра в воде, обнял её за плечи, поцеловал в пахучий, смородиновый затылок:
- Хочешь, не буду спрашивать...
Она только фыркнула и положила свои руки поверх его. И так стояли они, глядя на высокое солнце. Он сквозь ресницы, а она не щурилась, не моргала даже. Ничем её глазам солнышко не вредило...
Но как бы ни хотелось ему стоять так вечно и никуда её не отпускать... а девица с сожалением поцеловала его, и грустно поникнув, ушла в воду, потекла белой змеёй и растворилась в солнечной дрожащей полосе...
Он постоял, горестно вздыхая. Ещё больнее в этот раз было остаться одному. Ни в жизнь ему не нужен никто был, приятнее всяких компаний и услад было Ранимортри с самим собой. А вот поди ж ты... без змеицы как тепло из него вынули! Как отобрали самое важное!
Делать было нечего... раньше-то он не раздумывая уже шёл бы себе дальше, куда глаза глядят, куда крысиное чутье ведёт! А тут, мыкался, как дурной, по берегу. Придумал рыбу сушить, чтобы ждать не так трудно было. Ловил, свежевал, развешивал на прутиках. А сам всё думал — вот придёт, я её с собой позову! Ну что ей, богине, какая разница где своей частью природы править! Солнце — оно ж везде есть! А то, что она кто-то из солнечных, он по всему догадался. Тут бы и слепец прозрел, от очевидного!
Устать ему так и не удалось. Как взведённое, сердце крутило тревогу в груди, не давало спать. Он и не ложился, жёг костёр, сколько мог, выжидая, пока сон не позовёт... но вместо сна, уже заполночь, когда звезды ярко сияли в густой небесной тьме, он вдруг ощутил — здесь она... оглянулся, и правда, вон блестят из-за дерева золотые глазища! Вскочил, переполненный радостью, и на месте застыл. Из-за необъятного ствола показалась фигура... слишком высокая для той кого ждал. Белые волосы по плечам ровно те же, глаза её, и чувство, главное — чувство всё то же, сердце от счастья скачет, а нутро узлом связалось от холода: из-за дерева-то вышел парень! Молодой, едва двадцать лет, ладный и жилистый, белый, точно как и она... Мертвец разом всё понял, руки выставил:
- Ээээ, нет, нет, нет, давай-ка обратно!
Мальчишка охнул и исчез в тени.
Пошуршал там и на свет костра вышла уже она... В длинной рубахе, босая, растрепанная. Виновато так улыбается, смотрит на него, губу выкатила. Мол, прости, забылась, так спешила к тебе! Он со счастливым облегчением выдохнул и подхватил её в обьятья, над землей приподнял, вдохнул запах упоения, запах сердечной радости! Смородина.. листва... чуточка горечи. Поставил её обратно, огладил белый шёлк волос, заглянул в лицо:
- Отчего ты такая молчаливая всегда? - спросил он.
А она куснула губу, глаза отвела и словно решаясь, воздуха набрала и пробормотала:
- Мертвец...
Голос её был смурной, будто немного простуженый, и так сразу не скажешь — мужской или женский. Но Мертвецу нравилось — всё, что её, ему нравилось, даже заранее! Ну... кроме второго обличья.
- Хорошо, а ещё что-нибудь? - попросил он, улыбаясь ей.
Она хихикнула, мотнула головой, потерлась о его ключицу носом:
- Я тебя люблю...
Он чуть глаза не выронил, так широко распахнул:
- Ого, как... когда ж ты успела?
- Да вот, - тихо, со сладостью, проговорила она: - Как ты меня первый раз выебал, так у меня сердце в пизду переселилось!
Он помолчал, силясь понять — это она сейчас такое сказала? А она пытливо лицо его рассматривала, и глазюки золотом так и поблескивали.
- Ну, пойд м тогда, - проворчал он, не найдя, что ещё сказать. Экая разбойница, ну и слова подбирает!
Она остановила его, и помотала головой, требовательно удерживая за руку на месте:
- Ты скажи!
- Я тебя тоже полюбил, - признался Мертвец, наконец. Хоть уже и называл её любимой, но признания-то ещё не было! А ей, видимо, хочется. Да и ему не лишнее! Она довольно сверкнула глазищами, и порывисто обняла его, сжала ребра, крепко, до боли, словно змея, что сломает тебе все косточки и слопает... Мертвец охнул и погладил белые волосы. "Вот так бы и я тебя держал, да не могу понять, куда ж я женщину отведу... где ж мы с тобой себе место найдём?"
Но решил за неё не гадать. Что, если и ей понравится его жизнь? Женщины ж не все одинаковы, кому вон, как его матери, заманчивее свободы и своеволия ничего нет...
Он первым влез на дерево, подтянувшись на ветку. Свесился вниз, протянул ей руку. Она, посмеиваясь, ухватилась, и так легко, будто не весила ничего, взметнулась за ним. Шшшрх, и сидит рядом, ногами болтает. Золотисто разрумянилась, сияющие солнца глаз горят, смотрит на Мертвеца так, будто сожрёт... "Голодная, моя девочка, что твой серенький волчок!" - с нежностью улыбнулся он, и взяв её за талию, поднял и увёл в домик свой. Их...
Здесь даже аромат её сохранился, не выветрился, каким-то чудом!
Она к нему прильнула, жадная и горячая, губы их встретились, сцепились, впились...
Он потянул любимую на подстилку плаща. Она в грудь его толкнула и хитро посмеиваясь, сверху уселась. Рубашку задрала до живота, бесстыдная, ничего не скрывая. Мертвец горячими руками её огладил, любуясь - моя, моя! Самая красивая женщина!
Вот хотела она верхом покататься, с усмешкой подумал он, так пусть и катается. Член откликнулся ретивой готовностью "катать". Её тяжесть болезненно придавила его, и он поторопился это исправить: она было потянула рубашку вверх, но Мертвец взял за ворот двумя руками и в стороны рванул. Ткань с треском разошлась, обнажая налитую, округлую грудь, с торчащими, словно дразня, сосками. Она глубоко вдохнула и взяв его руки, положила себе на груди, и замерла с лицом существа, что после долгой жажды напилось холодной воды. И медленно, сладостно выдохнула. Приподнялась, ловко стянула с любимого штаны, сама вынула ждущий её, как благословения, член, сама в себя направила. Уселась сверху, и с нежно-хрупкими стонами принялась извиваться и скакать. Мертвец едва за ней успевал, ошалевший, в дурмане её красоты, расплавленный её жаром, её стонами, тонущий в сияющей тьме в глазах...
Долго она не могла им напитаться сполна, а он ей...
Доводили друг друга до пытки, до изнеможения трижды, и когда Мертвецу уже казалось - кровь вместе с чернилами из него польётся, она, наконец, успокоилась.
Отпустила его, улеглась на грудь и затихла. Мертвец же не мог и ресницами повести, обессилев, выпит до капельки...
Она рисовала узоры вокруг его сосков, поглаживала жесткую влажную шерстку внизу его живота, и сладко, трепетно подрагивала, медленно отпуская послевкусие наслаждения.
А он смотрел в потолок, как в щели сочатся тени листвы, как добирается разбавленный, неживой свет луны, и думал: надо ли идти к твоей матери, к твоему отцу? Просить твоей руки? Как у змей это делают? Просто предупреждают или подарки несут? Или совсем ничего не надо? Или по-крысьи, сначала ты проведёшь со мной год, а там скажешь, нравится тебе такой муж, или другого станешь искать? Или никого, как моя мать... а вроде всё хорошо у них было с отцом... разошлись их дороги миром, в покое.
- Я хочу с тобой дитя, - хрипло, сам для себя неожиданно, проговорил он. Она остановила горячие ручки, подняла голову, вся такая лохматая и в золотистом румянце, и поглядела ему в лицо озадаченно. Вдруг ему стало холодно - жаркое тело оставило его, она села рядом, он попытался что-то сказать - что ты, постой, я объясню!
Но она вынырнула в дверь и исчезла. Мертвец горестно вскрикнул и неловкий без сил, попытался змеицу догнать. Слова застряли в глотке, спеклись - да я же не приказал, я тебе вообще ничего не указываю, подожди!!
И вдруг её хорошенькое личико оказалось прямо перед ним. Он вскрикнул от радости и глянул вниз - она стояла на длиннющем хвосте, там, далеко внизу, и хватало же росту! И в руках сжимала какое-то... что-то, он не стал разбираться, подхватил её за талию и втянул снова в дом. Не удержался и шлепнулся на задницу. Она плюхнулась сверху, и смеясь, накрыла его одеялом. Только сейчас он сообразил, что она принесла одеяло.
А он-то испугался, чуть не сдох! Облегчение словно волной смыло с него зверский страх - спугнуть, потерять, без неё остаться! Он накрыл лицо одеялом, серым, мягким и тёплым, и рассмеялся.
Она легла рядом и подняв край, влезла к нему в шерстяное укрытие. Горячо задышала на ухо:
- Только я ведь не могу, то что ты хочешь!
Он с лица душное полотно стянул и на неё установился:
- Ты замужем?
- В браке, - честно кивнула она, не сводя с него глаз. - Но не в этом суть! А ты правда дитя так хочешь? Со мной?
И затаила дыхание, выжидая.
- Хочу, - кивнул он. А этот её брак... вот вообще не волнует. Подумаешь, не велика беда!
- Я не могу, но знаю, кто может, - зашептала она, деловито заворачивая его в одеяло и себя заодно. Пристроилась у него под боком поудобнее и на него пристально посмотрела: что скажет?
Он помолчал, силясь понять, что б это все значило...
Не сумел и с вопросом уставился на любимую. Она повозилась ещё и устроилась у него на груди, подложив под подбородочек кулачок:
- Если правда решил, то моя вот-вот змеят понесла, сейчас самое время!
Тут Мертвец совсем ничего не понял. Ум за разум зашёл! Он нахмурился и ждал пояснений.
А она лукаво молчала, мол, ты мужчина - ты и думай.
И он-таки додумался!
"Так ведь ты - тоже!" - сообразилось ему. Стал быть, не только лэсти два, а и два... как говорят? Тени две! Одна мужская, другая женская. Ай, да змеи! Ай, да мудрёные! Не думал Мертвец, что такие боги и правда бывают... то есть, это она с ним - она. А там, дома — у нее "моя", о которой она говорит...
- У тебя жена есть, - без вопроса, проговорил он. Змеица утвердительно кивнула. Мертвец помолчал, осмысляя. Здесь она женщина, там, у змей — мужчина...
- Ну а о чём ты мне говоришь, прости, я не понял тебя, - проговорил он низким голосом. Как же спать потянуло, да нельзя же разговор так бросать!
- А я возьму тебя и меня, смешаю, и ей отнесу! - весело, с задорным блеском в глазах, проговорила змеица и хихикнула.
Мертвец заупирался:
- Подожди, но это как? А что потом?
- А она вместе со всеми змеятами выносит, - лукаво хихикая, проговорила она.
- И не догадается? - уточнил Мертвец, неудержимо зевая.
- Я уж постараюсь, - туманно ответила она.
- А потом что... - уплывая, словно под чарами сна, пробормотал он.
- А потом у нас будет змееночек, самый красивый, самый злой, как ты... - прошептала она, и Мертвец ещё успел спросить:
- Я не знаю, как тебя зовут... - и тут же уснул.
- Знаешь, - прошептала она ему на ухо, - всё ты знаешь, Ранимиортри Раду! Любимый...
Это донеслось до него жарким пустынным ветром, и осело в ушах шорохом и тихими щелчками... во сне он понял, что познал истинное имя змеиного бога Солнца... то, что не произносится, то, что лишь шуршанием змеиной кожи пишется по коре Мирового Древа...
И стало ему так хорошо... так надежно!
- Асааишимарот... - с легким выдохом прошептал он, и улыбнулся во сне.
А она с тоскующей нежностью улыбнулась ему в ответ. Хотя он этого не видел, но чувствовал.
Пока он спал, она колдовала. Сидела рядом, свернув хвост под себя кольцом, только кончик торчал и подёргивался, глаза зловеще сияли ярким золотом, полные холодных искр. Всё тело и красивое личико покрыли сияющие золотом и изумрудами нити, повторяющие змеиный узор. Да, она знала, что задумала недоброе и неверное. Но охота пуще неволи, заело ей в сердце его желание, горячий отклик нашло! А чего хочет бог, то и правда. На то Асааишимарот и змеиный господь! Молодой, жестокий, дерзкий! Кто ж такого остановит?
Ну уж не спящий сын богини крыс...
Не сразу она поняла, кто таков этот роскошный, заманчивый зверь, аппетитный кусочек для змеиного пиршества. А только тронул он её, сразу и распознала — ага, свои! Ну и передумала всё, что найдёт выжрать и бросить. Такого не жрать интереснее, а любить! Но и поняла сразу же, что от такого не жди намёков да ухаживаний. Не станет он вокруг ходить, заманивать и ублажать. Не таков! Натянет штаны, подберёт плащ и растает в тумане поутру... ищи его потом! Ну, на такой случай всегда змеиный зуб есть. Цапнула и готово. Яд надежно свое дело сделал, с ним не поспорит ни один бог! Да только не каждый бог змее интересен... а этот вот в душу запал, да так, что и от затеи с крысёночком не отказалась!
Змея покачивалась на хвосте, аккуратно, чтобы не причинить боль раньше времени, не разбудить, не дать ему нечаянно помешать тому, что она делает, искала в его животе то, что ей надо было. Ей и одеяло с него снимать не пришлось, пусть не мерзнет, любименький. А ей и так все видно, золотыми-то глазищами. Даже его скрытое, полное тьмы нутро крысы, непроглядное для любых других существ, для неё как огоньками в ночи подсвеченное. Понемножечку продвигаясь по каждой частичке его существа, она искала, то, что ей нужно.
Глаза распахнулись на поллица, устремились чуть ниже его пупка, когда она наткнулась на интересную штучку. Легко, затаённо коснулась, и эта тайная вещица щёлкнула, размыкаяясь. Что это, что это такое? Змея приблизилась и всмотрелась. Похоже на маленький замочек на его жизненной меридиане, что проходит через центр живота и прямо к душе тянется. И сразу для неё будто всё его нутро осветилось тёплым, неярким светом, как от костра. Теперь она могла отщипнуть кусочек от его самости, от неописуемой сути, того, что делает его единственным таким во всех мирах, что и есть сам он.
Она осторожно взялась за эту его самость, в сплетении его жизненных сил, его опыта, его памяти и всего, из чего он состоит, расположенном под косточкой солнечного сплетения.... затаила дыхание, остановилась, глядя ему в лицо. Мертвец слабо, сквозь сомкнутые губы, застонал.
- Ничего, любимый, ничего, - прошептала она и резко дёрнула, отщипывая кусочек. Маленький, всего ничего, но крыса очнулся и схватился за грудь, резко сел.
Змея с довольной улыбкой держала на открытой ладони крошечный, сияющий черным огнем кусочек.
- Что это? Что ты сделала? - кашляя и похлопывая по груди, спросил Мертвец.
- Все хорошо, любовь моя, я не хотела, чтобы ты проснулся, - прошептала она и с нежностью улыбнулась, сжимая в ладони крошечную лужицу тьмы.
- Могла бы и разбудить, я же должен в этом участвовать, нет? - проворчал он и нахохлившись, укутался в одеяло. Его немного знобило, и очень хотелось спать, но пропускать создание собственного ребенка он не собирался!
А она разулыбалась ещё шире, показывая острые змеиные зубы, и зрачки её растянулись вертикальными щелями. Жуткое зрелище, но чем Мертвеца испугаешь? Он только усмехнулся своим мыслям — вот с этим у меня уже столько раз были соития, ну, красота! Так еще лучше, подумал он и коротко рассмеялся. Она, с чарующе-страшной улыбочкой, развернула хвост, и золотые с изумрудами нити засияли еще ярче, стены избушки на дереве заиграли бликами. Подняла змеища кончик хвоста и увидел на нём Мертвец крупный изумруд, острый, как нож и сверкающий. Змея пристально на него посмотрела и хрипло произнесла с шипением:
- Есссли не хочешшшь, не сссмотри! - и язык раздвоенный мазнул по воздуху.
Мертвец головой покачал — какая чушь, я такое видал, на что не смотреть?!
Тогда она размахнулась кончиком хвоста и вогнала его себе прямо между острых, упругих грудей. Кость с хрустом проломилась, полилась золотая кровь.
Хвост дважды прокрутился, входя ещё глубже, и Мертвец поёжился — больно, наверное? Но с лица змеиного не сходила зловещая улыбочка, и глаза ни разу не сморгнули. Изумруд с противным чавканьем вышел наружу, оставляя развороченную рану, в которой поблескивали золотом обломки костей... раскрыла змея ладонь, на которой подрагивала капелька тьмы, пролила на неё немного своей золотой, вязкой крови, затем когтями отломила от изумруда кончик и скрошила его в ту же лужицу. Пальчиком перемешала, и завязался на руке её шарик, словно причудливая жемчужинка, тёмная-золотая-изумрудная. Опустилась змея обратно на хвост, потянулась к Мертвецу, протянула ему жемчужинку:
- Благослови, отец...
У Мертвеца от священного чувства всё внутри аж затрепетало — это... оно?!
Дитя наше будущее?
- Дитя наше будущее, - кивнула змея и прикрыла глаза. - Девочка...
- Девочка... - дрогнувшим голосом повторил крыса. Равнодушен он был до детей, но сейчас сердце его молитвой великого счастья наполнилось. Он протянул руку, жемчужинка перекатилась на ладонь... как же страшно, что не так сделать, повредить! Он бросил взгляд на любимую. Та прикрыла глаза и подложила свою ладонь под его. Изумрудное сияние ослабло, узоры стягивались, будто уходя под кожу, и рана на груди усыхала. Это хорошо, с облегчением отметил Мертвец, не хотелось ему, чтоб она мучилась.
Он не знал, что делать надо, но доверился собственной душе, легко сжал в ладони жемчужинку и согрел своим жаром любви к будущему ребенку. Он уже любил так пронзительно и сильно, как никого и никогда. Жемчужинка эта уже была для него дороже всего и всех на свете!
Змея обогнула его, устроилась за спиной, не отрывая своей руки от его, согревая жемчужинку вместе с ним. Положила голову не плечо, и беззвучно запела змеиную песню. А крыса подхватил. Она пела о свете, а он о тьме. О том, как солнце стремится скорее увидеть ночь, а ночь тянется к солнцу.
Спели до конца и она осторожно, бережно жемчужинку у него вынула, Мертвец болезненно глянул на неё последний раз — так тяжело отдавать!!
- Сейчас нужно, пока не простыла... - прошептала с сочувствием его любимая. И поцеловав его, потянулась к выходу.
- Не уходи... - протянул к ней руки Мертвец. Словно сердце из него наживую вынимают! А уж как это делают, он лучше всех знал.
- Ты уходи отсюда, а я тебя везде найду, мне сверху всё видно, я не потеряю! - прошептала змеица, возвращаясь и обвивая его, крепко, жёстко, влюблённо.
- Обещай, - попросил он.
- Я вернусь, я буду с тобой всегда, пока ты сам не захочешь покинуть свет и уйти во тьму! - жарко прошептала она и разомкнув свои кольца, быстро исчезла, оставив его сидеть посреди домика в одеяле. Кутаться в пустоте и одиночестве, вдыхая от одеяла смородиновый аромат.
То одеяло хранил он потом до конца своих ночей.
А она, конечно, обещание выполнила.
Отнесла жемчужинку, незаметно её вложила к другим своим змеятам...
И Мертвеца она не покинула. Но то совсем другая история. А эта была о том, как от большой любви тьмы и света появилась на свет будущая богиня Разорения...
******************************
Спасибо за ваш интерес и удовольствие от чтения!
Сказка входит во вселенную "ЛегнА: иное ангельство".
Это книга "ЛегнА", литсериал "Ангел укусил", дополнительные сказки, комикс, и несколько будуших книг.
Приходите окунуться с головой в этот мир!
тгк автора: shkola_yas (Особняк Яны Гецеу).