Глава 18. Эйфория.
Определение:
Эйфория — это психоэмоциональное состояние, в котором человек ощущает счастье, благополучие, уверенность в себе и удовольствие.
Мерт
«Ровно в полночь посмотри в окно моей комнаты». Так написала в записке сама Марина. Коротко и ясно.
Мои мысли о Марине и ее пугающем состоянии вихрем раскручивались в голове, вызывая во мне сомнения. Откровенно говоря, я хотел лично отправить ее в больницу, чтобы она получила помощь квалифицированных врачей.
Когда она смотрела на меня своим пустым взглядом, я вдруг кое-что вспомнил. Мысли о том, как она потеряла сознание у меня на глазах, не давали мне покоя. Но самое странное было то, что я не чувствовал страха, хотя обычно был настроен к ней негативно. И дело не в возрасте, хотя разница в десять лет — это, конечно, немало. И всё же у меня было ощущение, что я не должен подходить к ней, а вспомнить причину было просто невозможно.
Я не мог заснуть и, чтобы удовлетворить своё любопытство, ждал полуночи. У меня не было телефона, вернее, Кристофер категорически отказался отдавать его мне, чтобы я позвонил близким. Вместо этого он сам написал им от моего имени, что всё в порядке.
Я не хотел, чтобы они приезжали сюда из-за небольшой аварии. К тому же раны на предплечьях уже не болели. Осталось вспомнить забытые воспоминания, и жизнь станет как прежде, будто аварии и не было.
В полночь я осторожно вошёл в комнату Марины, которая была залита лунным светом из-за открытых штор. Там было тихо, и, честное слово, я ощутил аромат фруктов, который обычно исходил от Марины. Он был кисловатым, пронзительным, но таким приятным и сладким.
На стенах висели фотографии, а рабочий стол был завален ручками, тетрадями и книгами. На полках стояли толстые альбомы с надписями: «Закаты», «Мияр», «Вики», «Цветы» и другими.
Мне стало ясно, что в каждом альбоме, посвящённом определённой теме, было множество снимков и комментарии, раскрывающие короткую историю их появления от самой Марины.
Достаточно изучив её комнату, я направился к окну и, отодвинув штору, посмотрел на улицу. В противоположном доме, вернее там, где ночевала Марина, была открыта штора, и из окна я увидел её, сидящую на подоконнике при свете светильника. Она пока не замечала меня, сверля глазами стену напротив, но, почувствовав мой взгляд, она повернула голову и испуганно вздрогнула, поняв, что я смотрел на неё всё это время.
Затем она что-то сказала, постоянно оборачиваясь, после чего подняла наверх доску с какой-то надписью. Приглядевшись, я прочел: «Привет» — черным маркером на белой стирающей доске. Иными словами, написанное можно было удалить, а затем создать новый текст, что и сделала Марина прямо сейчас.
«Я забыла спросить, как ты себя чувствуешь?»
Я не сдержал улыбки, перечитывая ее текст, и оглянулся в поисках тетради, чтобы написать ответ, и быстро нашел точно такую же доску у ее рабочего стола.
Вернувшись на свое место возле окна, я написал черным маркером: «Я в порядке. Но почему мы не общаемся по телефону?»
Я проверил на наличие ошибок и, развернув, поднял над стеклом, чтобы она видела мой ответ. Расстояние между домами было ничтожным, образуя узкий переулок внизу, поэтому неудивительно, что Марина без проблем прочла мой текст и стала писать свой.
Через секунду она ответила: «Потому что тебе запретили пользоваться телефоном и телевизором».
Я усмехнулся и написал текст: «Точно. Я забываю всё, когда думаю о тебе».
Прочитав мой текст, я увидел отсюда, как она смутилась, а ее щеки покраснели. Мне нравится, как она реагирует на комплименты, а еще сильнее нравится, когда она сама делает их мне. Смущение ее не останавливает. Как и прямо сейчас, когда она высоко подняла свою доску, на которой было написано: «Тебе так идет кольцо, друг не засмеял?»
Она имела в виду Кристофера, но, на удивление, он не заметил игрушечное кольцо на моем пальце или не хотел этого замечать.
Я отрицательно покачал головой. Затем начал писать на доске и, после того как закончил, развернул, подняв чуть вверх. «Можно кое-что спросить?»
Она ответила: «Конечно», поэтому я начал писать: «Что именно стало причиной приступа?» Марина задумалась, нервно теребя пуговицу на своей рубашке-пижаме, и после недолгой паузы стала писать.
Она подняла наверх свою доску, которая содержала ответ на мой вопрос: «Я сама».
Я нахмурился от ее таинственных слов и написал ответ: «Очень оригинально, но если...». Весь текст не получилось запихнуть, поэтому я написал половину, а после вытер ее и написал следующую половину: «...серьезно?»
Марина подняла свою доску с ответом: «Меня звали по-другому, но из-за амнезии я...». Она вытерла доску, убедившись, что я уловил смысл, а потом продолжила писать: «...я не помню. Мое прежнее имя вызывает у меня приступ паники».
«Почему?» — возник мой вопрос.
Она снова стала писать и показала доску: «Я не знаю».
Прежде чем я написал свой ответ, она быстро стерла все с доски и, записав новый текст, подняла его, ожидая от меня ответа: «Завтра благотворительная игра и ярмарка».
Я вспомнил, что именно из-за этого поссорился недавно с Кристофером. Мне хотелось играть на завтрашнем матче, но я понимаю, что все эти синяки и головокружения могут усилиться, и, что еще хуже, — я могу подвести свою команду. Но кто не рискует, тот не побеждает. Поэтому я рискну.
Я написал: «Я играю завтра. Ты придешь?» Мне было интересно, будет ли она там, потому что она всегда привносит краски в любое место, где появляется. Это её удивительная способность.
Она ответила: «Да, но тебе нужно отдохнуть, ты не можешь играть». Я закатил глаза, но так, чтобы она не заметила, и, написав на доске, поднял написанное: «Мне нужно поиграть, чтобы расслабиться».
«Поговорим об этом завтра», — пришел ее ответ. Я усмехнулся, не удержавшись от ее серьезного и важного ответа.
Она улыбнулась, и этого было достаточно, чтобы моё сердце затрепетало, побуждая меня немедленно сделать её своей женой, найти её строгого отца и попросить её руки и сердца.
Не переставая улыбаться, она подняла доску с новым текстом:
«Спокойной ночи, fiancé *сердечко*».
Нежная улыбка коснулась и моих губ, когда я ответил ей: «Сладких снов, fiancée».