8 глава
— О, Настя первый раз за день улыбается. — Лицо Женьки просияло. — Наконец-то.
— Какие-то новости? — Заинтересовалась Оля.
Все ребята внимательно уставились на меня.
— Да. Меня берут санитаркой в больницу.
— Ого. — Кажется, Антон не знал, как реагировать.
— Поздравляю. — Неуверенно улыбнулась Амина
— А разве для этого не нужно медицинское образование? — Исаев снял очки, протер и водрузил обратно на нос.
Я взяла со стола тарелку и чашку:
— Нет. Вообще, если честно, это довольно непривлекательная работа...
— Чего уж там, так и говори — грязная. — Встав, Оля принялась помогать мне, складывая посуду на пустой поднос.
— Мытье полов, санобработка и прочее. — Я пожала плечами. — Не на полный график.
Просто я подумала, что и так постоянно бываю у мамы, ухаживаю. Если бы они взяли меня в штат, появилась бы возможность больше разговаривать с ней, следить за ее состоянием. Никто ведь не знает... — в горле встал горький ком, — сколько ей осталось...
— Брось, — вскочила Амина— неужели, ты думаешь, что у нее нет шанса очнуться? Мы ведь уже обсуждали это. Отставить мысли о плохом! Состояние комы недостаточно хорошо изучено наукой, и было большое количество случаев, когда пациенты приходили в себя и даже после нескольких...
— Амин— Я внимательно посмотрела на подругу. — Прошло уже пять месяцев. Пять.
— Не уже, а всего пять месяцев. — Не сдавалась она.
Мне с трудом удавалось удерживаться на ногах:
— Скажи это врачам... — проговорила тихо.
— Эй, Насть, ты чего, — подскочила Оля, — не раскисай. Вот увидишь, все будет хорошо!
— А сколько платят? — Вклинился Антон как раз, когда подружки, обступив меня с двух сторон, крепко обняли.
— Майкин! — Возмутилась Амина,обернувшись и испепелив его гневным взглядом из-под толстых линз очков. — Неважно, сколько. Лично я рада, что Насте не придется больше бегать, расклеивать листовки вечерами, по утрам выгуливать чужих собак, строчить кому-то курсовые, репетиторствовать.
— Как не придется? — Отстранилась я, едва удержав в руках посуду. — Я планирую всё-всё успевать.
Ребята переглянулись.
— Ты когда высыпалась в последний раз, Ежова?
Оля забрала из моих рук тарелку с чашкой и положила на поднос. — Глаза краснющие, вид усталый, прям вылитая белка в колесе! Только без хвоста.
— Нет, Настя, тебе бы, правда, отдохнуть. — С серьезным видом сказала Амина— Хоть немного сбавить темп.
— А хочешь, мы все будем тебе помогать, а, Насть? — Улыбнулся Женька.
— Да! — Поддержал его Антон. — Мы можем взять на себя твои подработки. Я могу клеить листовки, Женька будет раздавать флайеры у аптеки, Амина возьмет этого спиногрыза, с которым ты занимаешься математикой. Как зовут твоего подопечного?
— Артемка.
Едва слышно отозвалась я, вспоминая смешного рыжего мальчишку, к которому приходила дважды в неделю.
— Вот. — Антон щелкнул пальцами. — Амина сменит тебя на этом посту.
— Ненавижу детей... — Поморщилась Амина— Они... капризные. Глупые. И вообще...
— Ладно, ладно! — Отмахнулся Майкин. — Тогда будешь собак выгуливать.
— Лучше дети! — Громко воскликнула она соглашаясь.
— Прекрасно. Значит, ты берешь на себя Артемку, Олька собак, мы с Жекой промоутерство. И, знаешь...
На его широких щеках опять проступили милые ямочки. — Мы даже можем по очереди помогать тебе в больнице, Настя. Чего там сложного? Шваброй-то махать.
— Вообще-то, больница — закрытое учреждение. Вряд ли, туда пустят кого-то с улицы. — Не могла не сумничать Амина
— Скажем, что это шефская помощь от универа, какие проблемы? — Усмехнулся Антон.
Я даже и не знала, что сказать. Глаза заслезились, горло перехватило. Пришлось до боли закусить губы, чтобы не расплакаться.
— Ребят... — Глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Оглядела их по очереди. Ни у одного из них во взгляде не было и тени сомнения. — Вы прямо как Тимуровцы какие-то... — Шмыгнула носом. — Но я не могу принять от вас эту помощь.
— Почему? — Хором воскликнули они.
— Да брось! — Нахмурился Женя. — Можешь, можешь!
У меня по спине пробежали мурашки.
Эти парни и девчонки, они ведь даже не знали, на что конкретно подписывались. Ведь я со дня аварии жила одной только надеждой, что маме станет лучше, и она когда-нибудь поправится. И именно эта надежда давала мне силы, чтобы выносить все тяготы жизни после похорон отца.
У нас не было денег на лекарства, дорогостоящее жизнеобеспечение, одноразовые подкладные и прочее, прочее, прочее. Я была в настоящей панике.
Дядя Костя и так отдавал на ее лечение почти все свои деньги, и из-за этого его спортивный зал даже оказался под угрозой банкротства — нечем стало платить аренду. Тогда-то мне и пришла в голову идея о подработках. Я бралась за всё, что работодатели были готовы поручить неопытному студенту. Зазывала людей в ресторан в костюме огромного плюшевого зайца, пробовала себя в копирайтинге, мыла машины на автомойке, подрабатывала репетитором, пыталась даже работать курьером, но, как оказалось, не имея своего транспорта, этим не так-то легко было заниматься в большом городе. И взятый на время у дяди Кости велосипед меня не спасал — корреспонденцию в срок доставлять не удавалось, как я ни старалась.
Так что некоторые подработки пришлось бросить и вместо них найти другие. Я чередовала заботы, забывая про сон и отдых. Если оставалось свободное время — посвящала его маме или учебе. А еще некоторым делам, о которых договорилась с Главным. Ну, тем, что на небе. Создателем, Автором, Богом, Высшей силой — каждый зовет его по-своему.
В общем, я предложила ему сделку: каждый день помогаю кому-то, делаю минимум одно доброе дело, а взамен — моя мама получает еще один день жизни. И до сих пор это работало. Никто из врачей не давал никаких надежд и гарантий, но мама не сдавалась. Она жила.
И только вера в то, что она однажды обязательно вернется к нормальной жизни, не давала мне опустить руки.
Месяцы шли один за другим. Без аппарата мама не дышала, поэтому домой ее забрать было невозможно. А на содержание в больнице уходило немало средств. Со всех сторон люди только и рассказывали мне о том, что, как только у нас кончатся деньги, врачи тут же «похоронят ее» — бросят умирать. Нет, никакой эвтаназии, что вы. В нашей стране официально это запрещено. Человек просто внезапно погибает, у него останавливаются сердце и дыхание — так меня пугали.
А потом я смотрела в полные сочувствия и сопереживания глаза медицинского персонала и не хотела верить в то, что такое действительно возможно. Только не так. Не таким способом. Но все равно продолжала бояться. Поэтому и старалась проводить у постели матери как можно больше времени, разговаривать с ней, убеждать, что нужно бороться. Мне хотелось доказать всем, что так называемые «неясные перспективы» ее состояния, это вовсе не приговор. Это лучик надежды.
Но с каждым днем и у меня, и у нее сил оставалось все меньше.
— Это очень, очень трудно. — Вымолвила я тихо. — Вы не обязаны.
— Ерунда, — бросил кто-то из ребят. — Нам только в радость.
И они дружно меня обняли.
В этот самый момент я почувствовала, что больше не одна. И у меня получилось вдохнуть глубоко и свободно.
— Совсем эти ботаники рехнулись. — Скрипнул чей-то голосок. — Обнимаются посреди столовой.
— Сектанты!
Но нам было все равно. Мы были вместе и ощущали себя дружной командой.
Когда мы выбрались из универа, на небе уже ярко сияло солнышко. Ничто не напоминало о том, что с утра яростно поливал дождь. Даже луж не осталось, все почти высохло. Пришлось снять плащ и нести его в руке. Зря его Таисия Олеговна так старательно сушила на радиаторе, не пригодился. В качестве благодарности я принесла ей шоколадную плитку из столовой, на что старушка только отрицательно покачала головой:
— Ты что! Какие конфеты! У меня зубов на одну драку осталось! Бог с тобой!
Вот такой она была забавной.
Даже удивительно, что мы обычно не замечаем людей, с которыми видимся почти ежедневно. Сами того не осознавая становимся черствыми и слепыми. Как же хорошо, что эта замечательная бабулька встретилась на моем пути. И как же важна была для меня ее вовремя протянутая рука помощи!
— Идем? — Оля кивнула в сторону автобуса.
— Да, конечно. — Мой взгляд вонзился в темное пятно на асфальте, бывшее утром злосчастной холодной лужей. — Только может пешочком? — Поежилась. — Что тут, полторы остановки всего.
Заодно и несколько десятков рублей сэкономим — мелькнула мысль.
— Ну, ладно. Все равно солнечно. — Согласилась подруга.
— И воздух свежий.
— Девочки, до завтра! — Амина сбежав по ступеням вниз, махнула рукой.
— Счастливо! — Откликнулись мы.
И Его Занудное Величество торопливо направилась к станции метро.
Улыбнувшись ей вслед, мы медленно двинулись вдоль улицы.
— Ты не против, если мы заглянем в зал к дяде Косте по дороге?
— Ммм, не можешь и дня провести, чтобы не глянуть на полуобнаженных мужчин, занятых избиением несчастных боксерских груш? — Хихикнула Олька.
— Ты что? — Я чуть не начала заикаться. — Не-е-ет! Вовсе нет. Мне курсовую нужно распечатать. Так неудобно сегодня с этим Яриком получилось...
— Ну, так нет проблем! Пошли, распечатаем.
И мы пошли. Заглянули по пути в оптику. Я оттуда пулей вылетела — не знала, что приличные очки так дорого стоят. Но, как оказалось, мне теперь даже неприличные были не по карману.
— Что-то я так распереживалась, что забыла спросить, не ремонтируют ли они старые очки. — Призналась, когда мы уже прилично далеко ушли от магазина. — В мою оправу всего-то новые стекла нужно вставить. Наверняка, это не так дорого.
— Хорошие линзы дешевыми не бывают. Ты бы не экономила на зрении, мать. — Оля скрутила свои длинные темные волосы в хвост и закрепила резинкой. — Предлагаю немного подкопить и взять тебе крутую оправу с супер-пупер линзами, чтобы очки тебя больше не уродовали, а только украшали. Как тебе мысль?
Все, что было связано с деньгами, в последнее время вызывало во мне острое желание взвыть и погромче.
— А старые меня уродовали, значит? Ты это хочешь сказать?
— Честно? — Усмехнулась она.
— Да. — Кивнула.
— Ужасно!
Я шумно выдохнула.
— Ну, и что! Не обязательно соответствовать принятым стандартам красоты, чтобы ощущать себя привлекательной. Важнее быть полноценной, самодостаточной, сохранять внутреннюю гармонию.
— Ага-ага! — Рассмеялась Олька. — Ты сейчас будто речь Амины прочитала.
— А что? Я искренне так считаю. — Улыбнулась яркому солнышку и прищурилась. — И чтобы понравиться кому-то, не собираюсь лепить из себя кого-то, кем не являюсь. Ну, правда, Оль. Разве каждый человек не достоин того, чтобы его полюбили за то, какой он есть?