Глава 4: Между дублем и реальностью
Съёмки с самого утра тянулись вязко, как мёд по стеклу — медленно, липко и с ощущением, что всё слишком искусственно. В воздухе витал запах грима, кофе из автомата и терпения, которое у всех заканчивалось на исходе второй недели съёмок. Камеры щёлкали, свет слепил, а всё, что происходило между Лией и Аллен, будто сливалось с этим жарким, слишком реальным хаосом.
Они не говорили после стрима. Вообще. Ни одной фразы, ни полувзгляда, только дежурные реплики в кадре и профессиональные кивки. Всё, как будто ничего не было. Как будто слова, брошенные в эфир, растворились, как плохой сигнал — пропали, не оставив следа.
Но след был. И он жёг.
Когда Лия пришла в павильон, она уже знала, какая сцена будет первой в графике. Сложная. Постельная. Без обнажёнки, но с огромной долей физического контакта. В сценарии она значилась как «утренний момент тишины и близости». На деле — слишком много прикосновений, слишком мало расстояния и слишком громкое молчание.
— Вам не обязательно делать это первой, можем поменять сцену, — предложила ассистентка, мельком взглянув на Лию.
— Нет, — отрезала она. — Пусть будет. Лучше сразу.
Аллен уже была на площадке, сидела на матрасе в простыне, притворяясь, что всё в порядке. Она проверяла сценарий, листая телефон и даже не подняла глаз, когда Лия подошла.
— Готова? — нейтрально.
— А ты?
Аллен пожала плечами. — Не в первый раз.
Но в этот раз было не так.
Сцена начиналась с того, что персонажи лежат рядом. Аллен — на спине, Лия — лицом к ней, рука на животе, пряди волос касаются плеч. Камера — сбоку, чтобы поймать эмоции, мимику, ту «влюблённую инерцию», о которой так долго говорил режиссёр.
Лия легла на место. Подушка оказалась неожиданно мягкой. Аллен медленно повернулась к ней. Их взгляды пересеклись — близко. Слишком. Дышать стало сложнее.
— Мотор. Камера. Начали.
Тишина.
Аллен смотрит на неё, взгляд скользит по чертам лица, будто изучает заново.
— Ты не храпишь, — шепчет.
— А ты разговариваешь во сне, — в ответ.
Улыбка. Настоящая? Или для камеры? Лия уже не знала. Рука Аллен движется медленно, касаясь запястья. Потом — чуть выше. По плечу. Плавно. Как будто не по сценарию, а по памяти.
— Я думала, что не смогу снова спать рядом с кем-то, — шепчет та, почти неслышно.
— Я думала, что больше не хочу просыпаться рядом с тобой…
Пауза.
— …но проснулась — и не сбежала.
Линия текста — сильная. Настолько, что режиссёр замер. Камера молчит. Никаких «стоп». Лия чувствует, как Аллен сжимает её руку чуть крепче. Это не просто игра. Это — невыносимая, тянущаяся тишина, полная смысла.
Когда съёмка заканчивается, никто не аплодирует. Все будто в ступоре. Даже режиссёр не находит слов. Только откашливается и говорит:
— Есть. Переходим к следующей.
Лия встаёт. И уходит, не оборачиваясь. Но её ладонь всё ещё горит от прикосновения.
---
Позже. Вечер. Гостиница. Коридор.
Стук в дверь.
— Это я, — голос с той стороны.
Лия открывает. На пороге — Аллен. В толстовке. Без макияжа. Уставшая. Живая.
— Можем поговорить?
— Если не будешь снова делать вид, что всё это — игра.
Пауза.
— Я не играю. Уже давно.
---
> Иногда сцена, сыгранная утром, получает продолжение ночью. Только без камеры. Без реплик. С тишиной, в которой больше правды, чем в любом дубле.