Глава 12. Трещины в тайне
На следующий день Алиса поехала к родителям, решив, что лучше встретиться и избежать очередного скандала. Она не планировала говорить о Кире, но что-то внутри неё — возможно, влияние Киры — хотело бросить вызов. Она устала притворяться.
Обед начался как обычно: Елена расспрашивала о работе, отец листал газету, а Алиса отвечала односложно. Но затем Елена сменила тему.
— Алиса, я видела тебя вчера в центре, — сказала она, аккуратно нарезая салат. — Ты была с какой-то девушкой. Кто она?
Алиса замерла, её вилка зависла в воздухе. Она не ожидала, что мать заметит их с Кирой. Они были осторожны, но, видимо, не настолько.
— Коллега, — ответила Алиса, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Мы работали над проектом.
Елена посмотрела на неё с лёгким прищуром, будто пытаясь уловить ложь.
— Вы выглядели... близко. Я просто хочу, чтобы ты была осторожна, Алиса. Ты знаешь, как слухи могут повредить репутации.
Алиса сжала челюсти. Она хотела возразить, сказать, что её личная жизнь — не мамино дело, но вместо этого просто кивнула.
— Я знаю, мама.
Но Елена не унималась.
— Антон звонил. Он очень расстроен, что ты не ответила на его приглашение. Он хороший человек, Алиса. Дай ему шанс.
— Я не интересуюсь Антоном, — резко сказала Алиса, и её голос прозвучал громче, чем она ожидала.
Повисла тишина. Отец поднял глаза от газеты, а Елена медленно отложила вилку.
— Что это значит? — спросила она, и в её тоне была смесь удивления и раздражения.
Алиса почувствовала, как её сердце колотится. Она могла солгать, как делала всегда, но образ Киры — её улыбка, её слова о том, что Алиса заслуживает быть собой — вспыхнул в её голове.
— Это значит, что я не хочу встречаться с Антоном. Или с кем-либо, кого ты выбираешь, — сказала она, стараясь держать голос ровным. — У меня есть своя жизнь.
Елена нахмурилась.
— Это из-за той девушки? Алиса, я не понимаю, что с тобой происходит. Ты всегда была такой разумной.
Алиса встала, чувствуя, как внутри всё кипит.
— Может, я устала быть разумной. Я ухожу.
Она вышла, игнорируя протесты матери, и только в машине позволила себе выдохнуть. Её руки дрожали, но в груди было странное чувство — облегчение. Она не рассказала всей правды, но впервые не подчинилась сценарию.