Шепот ветвей забвения

Эпизод 1: Нападение нечисти на деревню.

Заря, едва окрасившая восток бледными розовыми полосами, словно предвещая начало нового дня, оказалась обманчивой и вероломной. Мир, еще минуту назад казавшийся затихшим в напряженном ожидании, внезапно взорвался какофонией звуков агрессии и смерти. Вой волков, не то звериный, не то человеческий, разнесся по окрестностям словно похоронный звон, предвещая начало кровавой жатвы. Крики птиц, испуганных и отчаянных, заполнили воздух словно вестники апокалипсиса. Из лесу, словно из раскрытой пасти ада, вырвался гул и стон, похожий на рычание неведомых чудовищ, на топот сотен ног, на треск ломающихся веток и хруст сухих стволов. Тьма, до того скрытно крадущаяся по окраинам Древляги, теперь обрушилась на деревню во всей своей жуткой мощи, словно волна черного моря, готовая поглотить все живое на своем пути.

Ярослава, Лука и Степан, готовые к обороне, словно воины, застывшие на страже перед неизбежной бурей, первыми услышали тревожные знаки, первыми ощутили дыхание надвигающейся смерти. Перо Стрибога, горящее теплом на груди Ярославы, словно живое существо, запульсировало сильнее, предупреждая о близкой опасности, зовущее к бою, к защите, к мести.

"Началось!" – воскликнула Ярослава, ее голос прорезал нарастающий гул словно лезвие меча, отдавая приказ к бою. – "К оружию! За Древлягу! За Русь!"

И древляне, пробужденные ее голосом, словно от волшебного заклинания, вырвались из изб, вооруженные чем попало – топорами, вилами, косами, кольями, ножами, дубинами, серпами и дедовскими мечами, найденными в сундуках и на чердаках, с горящими факелами в руках, словно живой огонь, готовый сразиться с наступающей тьмой. Старики и бабы, мужчины и юноши, девки и подростки – все, кто способен был держать оружие, все, кто не потерял веру и надежду, выступили на защиту своего дома, своей земли, своей жизни. На лицах их не было страха – нет, только решимость, ярость, готовность сражаться до конца, не отступая ни на шаг, не сдаваясь ни перед какой силой, защищая свое право на жизнь, на свободу, на будущее.

И вот из лесу, словно из раскрытой пасти ада, вырвалась первая волна нападающих. Не люди – нет, а нечто жуткое и отвратительное, восставшее из ночных кошмаров, воплощение самой тьмы и нечисти. Волки – но не простые звери, а оборотни, вставшие на задние лапы, ощетинившиеся шерстью, с горящими красными глазами и оскаленными клыками, изрыгающие пену и злобное рычание. Мертвецы – восставшие из могил, полуразложившиеся тела, обмотанные саванами, с пустыми глазницами и тянущимися руками, издающие смрадный запах тлена и смерти. Упыри – летучие мыши огромных размеров, с перепончатыми крыльями, словно плащами тьмы, с горящими желтыми глазами и острыми зубами, жаждущие крови и плоти. Мавки – не прекрасные лесные девы, а злобные духи, с зелеными лицами, с длинными когтями, с распущенными волосами, словно змеи, шипящие проклятия и заклинания, пытающиеся заманить путников в свои сети, уничтожить своими ласками. Лешие – корявые фигуры, сплетенные из веток и корней, с горящими глазами и кривыми пальцами, с когтистыми лапами, способные разорвать человека на части, растоптать его в грязь. И вся эта нечисть двигалась на деревню огромной толпой, словно орда диких зверей, словно полчища демонов, словно воплощение самого ада, стремящегося поглотить мир живых.

"За веру православную! За землю русскую! В бой!" – закричала Ярослава, взмахивая Пером Стрибога, словно боевым знаменем, призывая людей к сражению. И древляне, словно лев пробужденный, бросились навстречу врагу, не дрогнув, не отступив, не испугавшись жуткого вида нечисти, полные решимости защитить свой дом, свою семью, свою свободу.

Началась битва. Жестокая, кровопролитная, не на жизнь, а на смерть. Факелы горели ярко, освещая поле брани багровым светом, словно зарево пожара, словно отблески ада. Волки-оборотни рычали и кусались, мертвецы хрипели и душили, упыри визжали и рвали плоть, мавки шипели и колдовали, лешие стонали и крушили все на своем пути. Древляне отвечали ударом на удар, не жалея сил, не боясь смерти, защищаясь топорами, вилами, косами, кольями, ножами, дубинами, серпами и дедовскими мечами, поливая врага кипятком и смолой, забрасывая камнями и горящими поленами, отбиваясь от нечисти заговорами и молитвами, призывая на помощь богов и святых. Кровь лилась рекой, окрашивая землю в багровый цвет, трупы падали на землю, смешиваясь с грязью и тиной, крики боли и ярости сливались в оглушительный рев бойни, заполняя воздух смрадом смерти и ужаса. Древляга превратилась в поле битвы, в ад на земле, где сражались жизнь и смерть, свет и тьма, добро и зло, решая судьбу мира, судьбу Руси святой, судьбу каждого человека, оказавшегося в этой страшной мясорубке войны.

Эпизод 2: Первая битва.

Ярослава бросилась в самую гущу сражения, словно воплощение гнева и мести, Перо Стрибога в ее руке сияло ярким светом, словно огненный меч, рассекающий тьму и нечисть, даруя защиту своим и кару врагам. Волки-оборотни рычали и отступали перед ее сиянием, словно боясь обжечься священным пламенем. Мертвецы рассыпались в прах от одного ее прикосновения, словно тронутые солнечным лучом. Упыри визжали и падали на землю словно подбитые птицы, их перепончатые крылья горели синим пламенем, обращая их в пепел. Мавки шипели и колдовали, пытаясь опутать ее своими чарами, заманить в сети иллюзий, но Ярослава не поддавалась их лживым речам, не боялась их красоты – нет, она видела их гнилую сущность, их черные сердца, их жажду крови и смерти. И словом заклинания, силой воли, светом амулета рассеивала их колдовство, обращая их в беспомощные тени, исчезающие без следа. Лешие стонали и пытались схватить ее своими корявыми руками, раздавить в объятиях, разорвать на части, но Ярослава была ловка и быстра, словно молния, уклонялась от их неуклюжих атак, поражая их меткими ударами ножа, выжигая их огнем факела, обращая их в пылающие чучела, разваливающиеся на земле горящими щепками.

Лука сражался рядом с ней, словно верный оруженосец, защищая ее от нападения врагов, прикрывая ее спину, поддерживая ее дух. Лук его стрелял без промаха, стрелы с серебряными наконечниками летели точно в цель, поражая нечисть наповал, словно молнии, рассекающие тьму. Волки-оборотни падали замертво, пораженные серебром, словно проклятым металлом. Упыри взрывались в воздухе, рассыпаясь пеплом и прахом, не выдержав священной силы серебра. Мавки завывали от боли, отступая перед его стрелами, словно боясь обжечься чистотой металла. Мертвецы замедляли свои движения, словно теряя волю к жизни, пораженные серебряным прикосновением. Лишь лешие, словно неуязвимые для обычного оружия, продолжали наступать, не обращая внимания на стрелы Луки, словно деревья, не чувствующие боли.

Степан сражался словно медведь, защищающий свое логово, не щадя сил, не зная страха, круша врагов своим тяжелым молотом, обращая их в месиво крови и костей. Волки-оборотни разлетались в стороны от его ударов, словно тряпичные куклы, их кости трещали, словно сухие ветки, кровь брызгала во все стороны, окрашивая землю в багровый цвет. Мертвецы разваливались на части от его мощных ударов, их полуразложившиеся тела распадались на куски, словно гнилое дерево, пораженное червоточиной. Упыри, попытавшиеся напасть на него с воздуха, получали сокрушительный удар молотом по крыльям, падали на землю беспомощными тушами, становились легкой добычей для его гнева. Мавки, попытавшиеся заколдовать его своими чарами, отступали перед его неистовой яростью, словно боясь попасть под его тяжелую руку. Лишь лешие, словно неукротимые стихии, продолжали наступать, не остановить их было обычным оружием, требовалось иное средство, иная сила.

Древляне сражались рядом с ними, плечом к плечу, словно единый кулак, отбивая натиск нечисти, защищая свои избы, своих близких, свою жизнь. Старики и бабы, хоть и не могли сражаться наравне с воинами, помогали чем могли – подавали оружие, подливали кипяток и смолу, перевязывали раны, подбадривали бойцов словом и молитвой. Юноши и девки, впервые взявшие оружие в руки, сражались с отчаянной храбростью, не уступая в смелости и стойкости закаленным воинам. Даже малолетние дети, прятавшиеся по избам, выглядывали из окон, следя за ходом битвы, болеющие за своих героев.

Битва кипела, не затихая ни на минуту, кровь лилась рекой, крики боли и ярости не смолкали, дым от пожаров застилал небо, солнце скрылось за тучами, словно отворачиваясь от ужасов земной бойни. Нечисть наступала волнами, словно бесконечная орда, стремясь задавить древлян числом, истощить их силы, сломить их сопротивление. Древляне держались стойко, отражая натиск за натиском, не отступая ни на шаг, не сдаваясь ни перед какой силой, словно стена, возведенная из плоти и крови, преграждающая путь тьме и хаосу. Но силы были не равны, враг был многочисленнее и жесточе, потери древлян росли с каждой минутой, кровь героев орошала землю, словно горькие слезы родины, оплакивающей своих павших сынов и дочерей. И исход битвы оставался неясным, словно капля воды, качающаяся на лезвии меча, готовая сорваться в любую минуту в бездонную пропасть поражения.

Кровь хлестала ручьями, окрашивая землю в бурый цвет, смешиваясь с грязью и тиной, превращая площадь в скользкую кашу из плоти и крови. Запах смерти наполнил воздух, густой и тошнотворный, словно смрад могилы, разносимый ветром по окрестностям. Крики боли и ярости сливались в непрерывный рев, заглушая даже вой ветра и треск пожаров. Битва достигла пика своей жестокости, превратившись в беспорядочное побоище, где каждый сражался за свою жизнь, за каждый клочок земли, за каждый вздох воздуха. Линии обороны древлян дрогнули, начали рассыпаться под напором врага, нечисть прорывалась вглубь деревни, заполняя улицы, проникая в избы, неся с собой смерть и разрушение.

Ярослава рубила направо и налево, словно вихрь смерти, рассеивая ряды врагов сиянием Пера Стрибога, поражая их меткими ударами ножа. Но нечисть была бесконечна, словно порождение самой тьмы, вместо каждого павшего вырастали двое новых, словно гидры лесов, не знающие усталости, не чувствующие боли, жаждущие лишь крови и смерти. Ярослава чувствовала, как силы постепенно покидают ее, как усталость сковывает движения, как раны жгут огнем, ослабляя волю и решимость. Но она не сдавалась, не отступала ни на шаг, зная, что за ее спиной – ее народ, ее земля, ее вера, ради которых она готова пожертвовать жизнью, отдать все, что у нее есть.

Вот волк-оборотень, огромный и злобный, с горящими глазами и оскаленными клыками, прыгнул на нее сверху, целясь в горло. Ярослава увернулась от его прыжка, словно кошка, метнулась в сторону, избежав смертельных зубов. Но оборотень не отступил, наоборот – зарычал еще злобнее, словно разъяренный зверь, готовый разорвать ее на части. Он снова бросился на нее, но на этот раз Ярослава была готова к его атаке. Выставив перед собой Перо Стрибога, она прошептала слова заклинания, призывая силу небесного огня. И из пера вырвался яркий луч света, словно молния, поражающая оборотня наповал. Зверь завыл от боли, заметался в конвульсиях, шерсть его задымилась, плоть зашкварчала, обращаясь в пепел. И вскоре от оборотня осталась лишь кучка пепла и смрадный запах горелой шерсти.

Но пока Ярослава сражалась с оборотнем, с другой стороны, на нее напал мертвец, вынырнувший из-за спины, словно тень смерти. Его холодные, мертвые руки схватили ее за плечи, пытаясь сдавить в объятиях смерти, задушить жизнь в ее теле. Ярослава вскрикнула от боли и ужаса, почувствовав ледяное прикосновение тлена, задыхаясь от смрада разложения. Но не потеряла самообладания, не запаниковала, не сдалась. Собрав последние силы, она извернулась, высвобождаясь из мертвой хватки, и вонзила нож в пустую глазницу мертвеца, словно пытаясь поразить его в самое сердце, уничтожить его неживую душу. Мертвец захрипел, закачался, словно пьяный, и рухнул на землю, рассыпаясь прахом и костями.

Лука сражался с упырями, словно охотник, отбивающийся от стаи голодных волков. Упыри кружили над ним черными тенями, нападали сверху, пытаясь выклевать глаза, разорвать плоть, высосать кровь. Лука ловко уклонялся от их атак, словно танцуя с самой смертью, выпуская стрелу за стрелой, поражая вампиров в сердце, в голову, в крылья, обращая их в пылающие факелы, падающие на землю горящими комьями плоти. Но упырей было слишком много, они наступали со всех сторон, словно туча саранчи, закрывающая солнце, заставляя Луку отступать шаг за шагом, теряя силы, теряя надежду. Вот один из упырей прорвался сквозь его оборону, набросился сверху, вонзая острые зубы в его плечо. Лука вскрикнул от боли, выронил лук, схватился за рану, пытаясь отогнать вампира, но упырь вцепился крепко, словно клещ, начал пить его кровь, высасывая из него жизнь.

Степан сражался с лешими, словно богатырь, вышедший на бой с лесной стихией. Лешие наступали молча, не рыча, не крича, лишь стонали и скрипели ветвями, словно живые деревья, вырванные с корнем, идущие на войну. Они были огромны и неуклюжи, но в то же время невероятно сильны и упорны, словно сами силы природы, не знающие жалости, не ведающие страха. Степан рубил их молотом, ломая ветви, круша кости, разрывая плоть, но лешие словно не чувствовали боли, не замечали ран, продолжая наступать, словно живые мертвецы, неуязвимые для обычного оружия. Вот один из леших схватил Степана своими корявыми руками, словно железными тисками, сжимая его в смертельных объятиях, ломая ребра, выдавливая дух из тела. Степан закричал от боли, выронил молот, задыхаясь от нехватки воздуха, чувствуя, как жизнь постепенно покидает его, уступая место тьме и холоду смерти.

Древляне падали один за другим, пораженные нечистью, кровь их орошала землю, словно горькие слезы родины. Силы их иссякали, враг наступал все сильнее и сильнее, кольцо тьмы сжималось вокруг оставшихся в живых, словно петля смерти, готовая захлопнуться в любую минуту, поглотив последнюю искру надежды, похоронив Древлягу под обломками разрухи и забвения. Казалось, что битва проиграна, что тьма одержала победу, что нет спасения, что конец близок. Но даже в этот самый темный час, когда кажется, что все потеряно, когда смерть дышит в лицо, когда надежда угасает окончательно, иногда происходит чудо, является сила, способная переломить ход битвы, обратить поражение в победу, вернуть свет в сердца отчаявшихся, спасти мир от гибели. И это чудо готово было явиться в Древляге, в самый разгар кровавой бойни, в лице хрупкой девушки, ведуньи Ярославы, хранительницы Пера Стрибога, воительницы света, готовой пойти до конца, ради спасения своего народа, ради победы над тьмой.

Исход битвы качался на волоске, словно жизнь раненого бойца, висящая на волоске смерти. Нечисть шла стеной, не оставляя древлянам шанса на передышку, затаптывая павших соратников, словно мусор, не замечая потерь, не чувствуя боли, не ведая страха. Древляне же, израненные, обессиленные, но не сломленные духом, сражались с отчаянной храбростью, словно львы, защищающие своих детенышей, отдавая последние силы, каждую каплю крови, каждый вздох воздуха, лишь бы отстоять свой дом, свою землю, свою свободу. Ярослава видела, как падают рядом ее односельчане, старики, юноши, женщины, дети, разорванные клыками оборотней, растоптанные мертвецами, обескровленные упырями, задушенные мавками, растерзанные лешими... Каждый павший – словно удар в сердце, словно рана на душе, словно капля крови, окрашивающая ее мир в багровый цвет отчаяния. Но не отчаяние – нет, а ярость, неукротимая ярость мести клокотала в ее груди, заставляя двигаться вперед, рубить и колоть врагов без жалости и страха, словно сама смерть, восставшая на защиту жизни.

И вот, в самый критический момент битвы, когда казалось, что еще немного, и дрогнет последняя линия обороны, когда нечисть вот-вот ворвется в сердце Древляги, затопит ее волной тьмы и хаоса, произошло нечто невероятное, нечто, способное переломить ход сражения, обратить поражение в победу. Ярослава, стоя на высоком кургане, словно вождь, ведущий свое войско в бой, подняла Перо Стрибога высоко над головой, обращаясь к небу, к ветру, к самой природе, мольбой и заклинанием, требуя помощи, призывая силы света на защиту своей земли. И небеса откликнулись на ее зов. Ветер, до того лишь трепавший знамена и волосы бойцов, вдруг превратился в ураган, сметающий все на своем пути, словно карающая рука бога, обрушивающаяся на полчища нечисти. Облака рассеялись, открывая слепящее сияние солнца, словно символ небесной благодати, нисходящей на землю, даруя победу добра над злом. И битва переломилась в одно мгновение, словно по волшебству, словно по воле самих богов, вставших на защиту Руси святой.

Тьма дрогнула, начала отступать под напором небесной силы, словно рассеивающийся туман перед восходящим солнцем. Нечисть заметалась, завыла, закричала от боли и ужаса, пытаясь скрыться обратно в лес, в свою родную тьму, бежавшая от карающего света, словно тараканы от огня. Древляне, ощутив прилив новых сил, воспрянув духом от небесного знамения, бросились в атаку, преследуя бегущего врага, добивая раненых, очищая землю от нечисти, словно садовники, выпалывающие сорняки с родного поля. Но победа далась дорогой ценой, кровь героев оросила землю, слезы скорби и потерь заполнили сердца оставшихся в живых. И Ярославе предстояло узнать цену этой победы, увидеть лицо войны без прикрас, ощутить тяжесть потерь, осознать масштаб трагедии, обрушившейся на Древлягу, и найти в себе силы жить дальше, бороться до конца, не сломаться под гнетом горя и отчаяния, оправдать надежду павших героев, восстановить мир и покой на земле родной.

Эпизод 3: Потеря близких и усилениерешимости.

Победа была одержана, но поле битвы молчаливо свидетельствовало о ее страшной цене. Тьма отступила, но не рассеялась бесследно – она осела тяжелым грузом на сердцах выживших, впиталась в землю кровью павших, повисла смрадным дымом над руинами Древляги. Бой стих, оставив после себя лишь звонкую пустоту, оглушительную тишину, в которой особенно остро ощущалась невосполнимая утрата. И в этой звенящей тишине, словно сломленная бурей береза, пала Ярослава, не в силах больше сдерживать горечь и отчаяние, выпустив на волю слезы, кипящим потоком хлынувшие из переполненного болью сердца.

Ярослава плакала до изнеможения, до полного опустошения, пока слезы, иссякнув, не сменились лишь сухими рыданиями, пока боль, словно острый нож, не притупилась, оставив после себя лишь ноющую рану в сердце, не заживающую никогда. Лицо ее, еще недавно пылающее гневом и решимостью, теперь побледнело, словно мертвая луна, глаза покраснели и опухли от слез, волосы растрепались, одежда изорвалась и запачкалась кровью и грязью, словно одежды оплакивающей вдовы, оставшейся одной на пепелище своего дома. Силы покинули ее окончательно, тело дрожало от переутомления и холода, словно осенний лист на ветру, лишь воля, несгибаемая воля ведуньи, воительницы, защитницы своей земли, держала ее на ногах, не позволяя окончательно рухнуть под гнетом горя и отчаяния.

Лука, стоявший рядом, словно каменное изваяние скорби, смотрел на нее с болью и состраданием, но не пытался утешить словами, зная, что нет таких слов, способных залечить такую рану, утолить такую боль. Лицо его, обычно румяное и добродушное, теперь побледнело и похудело, глаза запали и потемнели, словно погасшие звезды, волосы слиплись от пота и крови, руки дрожали от усталости и нервного напряжения. Рана на плече, полученная в бою с упырями, кровоточила, боль пронзала все тело, но он не обращал на нее внимания, словно не чувствуя физической боли, поглощенный душевными муками, разделяя горе Ярославы, словно свое собственное.

Степан, стоявший по другую сторону от Ярославы, молча смотрел в землю, нахмурив брови, стиснув зубы, словно пытаясь сдержать рыдания, не позволить себе проявить слабость перед лицом такой трагедии. Лицо его, обычно суровое и невозмутимое, посерело, словно земля, губы посинели от холода и переутомления, под глазами легли темные круги, выдающие бессонную ночь, полную ужаса и кровопролития. Руки, державшие молот, дрожали мелкой дрожью, словно от непосильной тяжести потерь, словно от чувства вины за то, что не смог защитить всех, кого должен был защитить. Глаза его, обычно угрюмые и сердитые, теперь смотрели тускло и безнадежно, словно погасшие кузнечные горны, не способные больше разжечь огонь веры и надежды.

Мишка, прижавшись к ноге Ярославы, тихо скулил, словно пытаясь утешить ее своим детским горем, полизывая ее руки и капая слезами на ее грязную одежду. Старуха Ульяна, выйдя из избы, медленно подошла к ним, опираясь на свой кривой посох, словно на третью ногу, едва передвигая ноги, словно тень смерти, пришедшая по души павших героев. Лицо ее, морщинистое и высохшее, словно осенний лист, казалось еще более сморщенным и жалобным, глаза – красными и опухшими от слез, голос – тихим и надтреснутым, словно звон разбитого колокола.

"Ярослава, деточка..." – прошептала она, опускаясь на колени рядом с ней, гладя ее по голове дрожащей рукой. – "Не плачь, милая... Не рви сердце ... Не твоя вина... Война ... она всегда такая... Жестокая... беспощадная... Сирот оставляет... вдов делает... землю кровью поливает... Не плачь, деточка... Не время слезы лить... Надо жить дальше... Надо бороться... Ради памяти павших... Ради будущего живых..."

Ярослава подняла голову, глядя на старуху Ульяну сквозь слезы, ее взгляд был полон боли и сомнения.

"Как жить дальше, бабушка Ульяна?" – прошептала она отчаянно. – "Как бороться, когда все потеряно? Когда вокруг одна тьма и смерть? Когда сердце разрывается от горя, не оставляя места ничему другому?"

Старуха взяла ее лицо в свои сухие ладони, глядя ей прямо в глаза, словно пытаясь передать ей частицу своей вековой мудрости, своей неугасимой веры.

"Сердце слушай, деточка," – ответила она тихо, но твердо. – "Сердце тебе путь укажет... Сердце силу даст... Сердце не обманет... Оно помнит всех павших... Оно любит всех живых... Оно знает правду... Правду о жизни и смерти... Правду о тьме и свете... Правду о любви, что сильнее смерти... Слушай сердце, деточка... И живи... И борись... И помни о тех, кто ушел... И ради тех, кто остался..."

Слова старухи Ульяны, простые и мудрые, словно бальзам на израненную душу, начали постепенно утешать Ярославу, разгоняя мрак отчаяния, зажигая в сердце слабый огонек надежды. Она поняла, что не одна в своем горе, что есть люди, разделяющие ее боль, ждущие ее помощи, нуждающиеся в ее руководстве. Лука и Степан, Мишка и бабушка Ульяна, оставшиеся в живых древляне – все они смотрели на нее с надеждой, словно на последнюю опору, на последнюю защитницу, на последнюю ведунью, способную вернуть им веру в жизнь, вернуть им надежду на будущее. И она не имела права подвести их, не имела права сдаваться, не имела права опускать руки. Долг звал ее к действию, долг перед памятью павших, долг перед оставшимися в живых, долг перед самой Русью, ждущей ее помощи и спасения.

Собрав всю свою волю в кулак, Ярослава встала с колен, выпрямилась во весь рост, вытерла слезы с лица, глядя на мир новыми глазами, полными скорби, но и решимости, отчаяния, но и надежды, боли, но и любви, сильнее смерти, ярче тьмы, неугасимой, как солнце, вечной, как сама жизнь.

"Бабушка Ульяна права," – произнесла Ярослава твердо, ее голос звучал ровно и уверенно, словно сталь, закаленная в огне испытаний. – "Не время слезы лить. Время действовать. Время бороться. Время мстить."

Она оглядела оставшихся в живых древлян, их измученные лица, их потухшие глаза, их израненные тела. И в сердце ее вспыхнул новый огонь – не огонь боли и отчаяния, а огонь решимости и мести, огонь праведного гнева, готовый спалить тьму дотла, воскресить Древлягу из пепла забвения, вернуть свет и жизнь на землю родную. И Перо Стрибога, горящее теплом на ее груди, словно символ небесной силы, словно призыв к подвигу, подтверждало ее решение, наполняя душу неугасимой верой в победу. Битва была проиграна, но война еще не закончена. И Ярослава, ведунья и воительница, защитница Руси святой, готова была продолжить сражение, идти до конца, не останавливаясь ни перед чем, ради памяти павших, ради спасения оставшихся в живых, ради будущего, которое нужно было еще отвоевать у тьмы, вернуть миру свет и надежду. И первым шагом на этом пути стало укрепление решимости оставшихся в живых древлян, подготовка к новой битве, битве за жизнь, за свободу, за будущее.