Глава 2. Поплыли к Бухте?
На островах, которые дарят Континенту самую вкусную рыбу и лучшие морские травы, есть поверье: «Если ты слышишь пение сирены, быть несчастью. Быть беде. Тебя призовет Океан, и ты останешься в объятиях волн».
Все боялись услышать этот зов среди волн, этот призыв морских обитателей. Каждый новый сезон островитяне отправляли дары в море, чтобы умилостивить сирен.
Их страх был не напрасным. Сирены и русалки обладали огромной силой и чарующими голосами. У каждой из них была своя история: кого-то призвала Богиня и даровала голос, кого-то бросили в пучину, истерзав душу и тело, а кто-то родился в великом Океане.
Чистокровные сирены, рожденные в море, вели себя как «короли Океана». Призванные Богиней служили ей безропотно. А вот проклятые... У них не было выбора. Их песни были полны боли и горечи, и именно к ним плыли потерявшие Путеводную звезду моряки и рыбаки.
Среди проклятых нередко встречались и мужчины. Но они редко жили долго. Многие, не принимая свою новую жизнь, молили Богиню отпустить их в мир душ, где можно обрести покой. Богиня всегда внемлет мольбам своих детей и дает им то, о чем они просят.
Чистокровные сирены-мужчины никогда не поднимались на поверхность и не «опускались до уровня певчей рыбки». У них были свои обязанности и своя жизнь. А среди призванных мужчин не было вовсе — Богине служили только девы, рожденные в определенный день.
Но наш рассказ не о них. Он о проклятом, который не молил Богиню о переходе в мир душ. Напротив, каждую ночь он молился о встрече с тем, кто бросил его в пучину. Его песни были самыми горькими, и на его зов откликались только рыбаки. Это было странно для других, но для него самого — загадкой. Почему так? И почему с каждым разом его злость только росла?
Его звали Лукас. Это имя было редким, даже чужим для этих мест. И он сам казался чужим. Его светлые волосы, отливавшие цветом морской волны при дневном свете, и бледно-голубые глаза наводили на мысль, что при жизни он был с Континента. Переродившиеся сирены слабо, но сохраняли черты своей прежней внешности. Только краски блекли, а кожа приобретала оттенок морской пены, напоминая, что жизнь покинула это тело. И самое главное — они теряли память. Лишь слабый отголосок последней эмоции, пережитой перед смертью, оставался в их сердце.
— Лукас, ты сегодня будешь на Камнях Путеводной звезды? — Бёль подплыла к его пещере и позвала его.
Лукас неохотно выплыл наружу. Уже три дня он не мог заставить себя покинуть свое убежище. Что-то было не так, но он не мог понять что именно.
— Ты все еще злишься, что не смог забрать того рыбака? — спросила Бёль.
Она была чистокровной, но не разделяла предрассудков своих сородичей. Бёль уважала всех сирен и была единственной, кто смог сблизиться с угрюмым Лукасом. Остальные просто проплывали мимо, будто не замечая его.
— Какого еще рыбака? — голос Лукаса звучал хрипло. Он почувствовал, будто заболел, хотя сирены не болеют. У русалок и вовсе нет понятия болезней.
— Во время шторма, помнишь? Ты пел, а там была одна лодка. Все на Камнях пытались заманить рыбака, — быстро затараторила Бёль, боясь забыть детали. — Ты пел: «Рыбаку некуда плыть, все его бросили на суше»...
— Фальшиво, — передернуло Лукаса. Его песни никто не мог повторить. Даже чистокровные сирены с идеальным слухом и божественными голосами не могли попасть в нужные ноты. После десятой попытки они бросали учить его песни. Хотя именно его зов чаще всего завлекал потерянных моряков. — Ничего не помню. После шторма голова и горло болят. Будто проглотил морского ежа — все саднит.
Ему действительно казалось, что горло исцарапано изнутри. Глотать было больно, говорить — еще труднее. А в голове стоял туман, словно тот, что накрывает поверхность океана, чтобы скрыть сирен от чужих глаз.
— Ладно, ладно! Поплыли к Камням. Или хотя бы в бухту заглянем! — Бёль, видя, что Лукас не заинтересовался Камнями, быстро сменила тему. Бухта была идеальным местом. Там тихо, и там можно не петь. А это самое главное!
— Хорошо, согласен на бухту. Там хоть можно погреться на солнце, — наконец согласился Лукас.
Они поплыли вдвоем. Лучи солнца играли на поверхности воды, но не проникали в глубину. Глубины всегда оставались в тени, если так можно выразиться об океане.
— Чем ближе к поверхности, тем теплее и ярче, правда, Лукас? — Бёль резвилась, выписывая в воде замысловатые пируэты. Она любила бывать на поверхности, хотя могла проводить там не больше часа. Ее тело и организм требовали возвращения в воду. Ведь она была дитя моря.
— Да, — сухо ответил Лукас, не разделяя ее радости.
— Луууукас, ну улыбнись! — Бёль вынырнула на поверхность, и перед глазами Лукаса мелькнул ее хвост. Он глубоко вздохнул и последовал за ней.
Резкий воздух ударил в нос, а горло засаднило еще сильнее. Лукас ненавидел этот момент, когда тело сопротивлялось дыханию. Нос чесался, горло горело, а легкие будто сжимались от агонии. Нужно было быстро переключиться с режима «фильтровать воздух из воды» на «дышать чистым воздухом, чтобы не умереть от передозировки кислорода».
Лукас осмотрелся. На берегу никого не было, а на скалах по обе стороны бухты собрались другие сирены и русалки. Среди них были и мужчины. Странно. Редко все собирались так близко к берегу. Обычно во время шторма они плыли к Камням Путеводной звезды, которые возвышались над водой далеко от берега. А тут... До берега рукой подать, и ловить тут некого. «Тут пахнет тухлой рыбой», — подумал Лукас, вспомнив, как его учитель говорил, что это плохой знак.
— Бёль, сегодня что, особенный день? Почему все в бухте? Тут обычно только мы да младшие бываем, — спросил Лукас, недоумевая.
— Не знаю. После шторма все ведут себя странно. Особенно те, кто был на Камнях. Хоть многие и не завлекли душ в глубины, но все будто переменились за одну ночь. Теперь вот часто сюда приплывают и нежатся на солнце. Совсем с ума посходили!
Бёль явно не одобряла, что их любимое место теперь переполнено. Хотя нет, это не чужаки... Просто толпа безмозглых рыб! Она терпеть не могла тех, кто сейчас «нежился на солнышке» и весело пел. Стоп! Пел?
— Они что, кислородом отравились? Почему они поют? Тут до берега совсем близко! А если на их голоса придут люди? Если они войдут в воду и их утащат? — запаниковала русалка. Ведь нельзя, чтобы люди слышали их в обычное время. Им нельзя петь без благословения жрецов. Не к добру это!