Эпилог
Десять лет спустя
Десять долгих, пустых лет. Время для других текло вперёд, затягивая раны, притупляя боль. Для него оно застыло в тот миг, когда зелёный свет поглотил её улыбку.
Осенний ветер гнал по кладбищу жухлые листья, и они с шелестом цеплялись за подол его дорогого, но потрёпанного плаща. Он не покупал новой одежды. Ему было всё равно. Ему было всё равно на многое.
Мраморный камень был холодным и шершавым. Он провёл по нему пальцами, снова и снова выводя буквы её имени, как слепой, пытающийся прочесть шрифт Брайля.
Он приходил сюда каждый вечер. Ровно в сумерки. Когда граница между днём и ночью стиралась, и ему начинало казаться, что вот-вот — и он проснётся. Проснётся в своей кровати в Хогвартсе, и всё это окажется всего лишь кошмаром. Страшным, затянувшимся сном.
Он опустился на колени, не чувствуя сырости земли, впивающейся в ткань. — Я снова видел тебя сегодня, — прошептал он, его голос сорвался на полуслове, став хриплым от слёз, которые он уже не мог сдерживать. — Во сне. Ты смеялась над какой-то шуткой Уизли. Твои глаза блестели...
Он замолк, сглотнув комок в горле, который резал как битое стекло. — Я пытался... я пытался не просыпаться. Умолял, чтобы это продлилось ещё хоть секунду.
Слёзы текли по его щекам беззвучно, оставляя на ветру холодные дорожки. Он не пытался их смахнуть. Он дал им свободу. Здесь, у неё, он позволял себе быть сломленным. Таким, каким был на самом деле — не Драко Малфоем, наследником древнего рода, а просто мальчиком, который потерял свою любовь и так и не смог найти себя после этого.
Он не женился. Не встречался ни с кем. Все попытки его матери устроить его жизнь разбивались о каменную стену его молчаливого отчаяния. Он выполнял необходимый минимум — управлял состоянием, поддерживал видимость порядка, но его жизнь остановилась. Его сердце осталось здесь, под холодным камнем.
— Почему? — вырвалось у него шёпотом, полным детской, невыносимой боли. — Почему ты не позвала меня? Почему ты бросилась? Я бы... я бы нашёл способ... я бы...
Но он не находил слов. Не находил оправданий. Только бесконечную, всепоглощающую вину. Он был жив. А её не было. И в этой несправедленности заключалась его вечная пытка.
Он прижался лбом к ледяному камню, и его плечи затряслись от беззвучных рыданий. Взрослый мужчина, могучий волшебник, плакал как ребёнок, раздавленный тяжестью своей потери.
— Я всё ещё жду, что проснусь, — признался он ей, как признавался каждый вечер. — Я всё ещё надеюсь. Это ведь сон, да? Просто очень долгий и очень страшный сон?
В ответ ветер лишь завывал среди могильных плит, обдавая его лицо ледяной влагой. Но ему чудилось, что в его свите слышится её смех. Тихий, добрый.
Он не знал, сколько времени просидел так. Но когда луна поднялась высоко в небо, окрасив всё вокруг в серебристо-синие тона, он с трудом поднялся. Ноги затекли и плохо слушались.
Он посмотрел на её имя, высеченное в камне, в последний раз. — Спокойной ночи, т/и, — прошептал он. — Я... я постараюсь снова увидеть тебя во сне.
И он побрёл прочь, оставляя на могиле лишь тишину, горсть унесённых ветром листьев и невысказанную, вечную любовь, которая пережила саму смерть.
Его фигура растворилась в ночи. Одинокий, сломленный человек, обречённый до конца своих дней носить в себе память о той, что унесла с собой в небытие не только его любовь, но и его будущее. И всё, что ему оставалось — это надеяться на сон.