Сама как проклятье
Девушка лежала на кровати, глядя в потолок, где отблески уличного неона лениво скользили по белой поверхности. Комната была тихой, но её мысли — совсем наоборот. Весь день мелькал в голове кадрами, как трейлер к фильму, который она никак не могла забыть. Она сжала в руках подушку, но вместо успокоения снова и снова всплывало лицо Бэйби — напряжённое, упрямое, дерзкое... и почему-то — такое живое.
— Черт, — проворчала Нао себе под нос и резко нахмурилась.
Не раздумывая, она подёргала себя за щёки — будто хотела встряхнуться, сбросить с души его взгляд, его голос, его... влияние. Она села на кровати, взъерошила волосы и уже через минуту стояла у зеркала, плеская в лицо холодную воду.
— Всё, достаточно, — сказала она отражению. — У тебя есть своя цель. Не позволяй эмоциям сбить курс.
Собравшись, она включила лампу, поправила пряди у лица и запустила прямой эфир.
— Всем привет! — бодро произнесла она, махнув в экран. — Я знаю, вы немного волновались. Всё хорошо, честно. Иногда нужно пару дней тишины и перезагрузки.
Комментарии полетели один за другим: «Нао, ты снова сияешь!» — «Мы скучали!» — «Как ты себя чувствуешь?» — «Уже не терпится услышать что-то новое!»
Нао улыбнулась — искренне, но чуть мягче, чем обычно.
— Спасибо вам за поддержку. Вы правда — мой свет в самых тёмных переулках. И знаете что? У меня почти готов новый трек. Будет жарко, будет дерзко — как вы любите.
Она подмигнула в камеру, позволив себе на секунду расслабиться.
— Так что отдыхайте, набирайтесь сил. Совсем скоро увидимся снова. Я не исчезаю. Я просто разгоняю тьму — как всегда.
Она завершила эфир, ещё немного посидела в тишине, глядя в затемнившийся экран. Перед ней — блокнот, исписанный ровными, но слегка дрожащими строками. Последние слова песни она только что дописала, поставив точку с особым нажимом, будто закрывала не только текст, но и эмоции, что давно бурлили внутри. На страницах — всё, что она боялась озвучить. Мгновения, когда её губы коснулись его — неожиданно, отчаянно. Момент, когда катана дрожала в её руке, направленная прямо на того, кого она не могла перестать чувствовать. То, что было. То, что могло бы быть. И то, что, возможно, никогда не станет реальностью. Нао вздохнула. Провела пальцами по строчкам, будто поглаживая шрамы. Закрыла глаза и, почти неслышно, с тихим надрывом на вдохе, запела:
"Ты как дым — я вдыхаю, но мне не дышится,
Словно враг, но глаза говорят — не сражайся.
Ты разрушил мой щит одним только взглядом,
Но я — не спасение, я сама как проклятие."
Её голос был тихим, почти шёпотом, но в этих нотах слышалось всё: огонь сражения, горечь несказанного и... слабая, почти спрятанная надежда.
Нао не замечала, как в уголках глаз блеснули слёзы. Она просто пела — для себя. Для того, кто, быть может, в этот самый момент тоже вспоминал её. Охотница приоткрыла глаза и застыла — на столе прямо перед ней сидел шестиглазый ворон, его чёрные перья слегка блестели в ламповом свете. Сердце забилось чаще, она сразу напряглась, подумав, что это опять Джину пришёл проверить, всё ли с ней в порядке.
— Джину? — тихо спросила она, чуть наклонившись вперёд.
Но вместо привычного голоса сзади раздался другой, совсем нежеланный:
— Насколько часто Джину к тебе приходит, раз ты сразу о нём подумала? — с лёгкой издёвкой спросил Бэйби, появившись в дверях.
Она медленно повернулась, сердце грохотало в груди. В его глазах играла смесь вызова и чего-то более сложного, почти болезненного.
— Ты здесь, — сказала она тихо, с оттенком напряжённого удивления. — Почему?
Бэйби спокойно вошёл в комнату, не спеша, словно неся с собой тишину и холодок. Он присел на край кровати рядом с Нао, взгляд не отрывая от неё.
— Я пришёл спокойно поговорить, — тихо произнёс он, голос был ровным, без прежней дерзости, словно пытаясь найти общий язык. — Просто поговорить.
Нао медленно присела рядом с ним на кровать, опуская глаза и шепча почти неслышно:
— Прости... что направила на тебя оружие.
Нао чуть подняла голос, собираясь с силой, и сказала уже громче, но всё ещё тихо, с оттенком упрёка:
— Хотя... ты сам виноват. Не стоило играть в дерзкого и бросать такие слова.
Бэйби тихо рассмеялся, без привычной насмешки, а как будто с усталым теплом. Он аккуратно заглянул ей в глаза — прямо, но мягко, будто искал в них прощение или хотя бы понимание. Осторожно, словно боялся спугнуть, он взял её за руку и негромко произнёс:
— Я не хотел, чтобы мои слова звучали так... резко. Просто... всё это время я думал только о долге. О миссии. Мистери не давал забыть — он постоянно твердил, что я должен отпустить тебя. Что ты — опасность. Что нельзя мешать свет с тьмой...
Он немного замолчал, сжав её ладонь чуть крепче.
— Но каждый раз, когда я пытался убедить себя, что он прав... всё, о чём я мог думать — это ты.
После этих слов Бэйби чуть приблизился, взгляд его стал особенно мягким — не дерзким, не вызывающим, а почти уязвимым. Он замер у самых её губ, задержался на мгновение, словно спрашивал молчаливого разрешения, не решаясь перейти ту тонкую грань. Нао не отвела взгляд. Её дыхание чуть участилось, но она не отстранилась. Бэйби медленно склонился ближе, и, почувствовав её лёгкий, почти неуловимый кивок, нежно коснулся её губ. Без резкости, без игры — в этом поцелуе не было демонстрации, только искренность, долго сдерживаемое чувство, наконец нашедшее выход. Девушка первой отстранилась, едва ощутимо коснувшись его лба своим, словно проверяя, реальность ли это. В уголках её губ заиграла лёгкая, усталая, но теплая улыбка.
— Чёртов демон... — прошептала она, едва слышно, но с лёгкой насмешкой. — Целуешься классно.
Бэйби усмехнулся в ответ, не отпуская её руки, взгляд его стал чуть мягче, будто в нём рассыпалась вся прежняя колючесть.
Демон провёл пальцами по её щеке, и его лёгкая усмешка сменилась серьёзностью. Он приблизился к самому уху Нао, его голос стал низким, тихим, обволакивающим:
— А если я скажу... что мне мало этих нежностей? — его дыхание коснулось её кожи. — Что я хочу почувствовать настоящую страсть... ты и я — по-настоящему.
Он отстранился совсем чуть-чуть, чтобы посмотреть ей в глаза — взгляд был не просто жаждущим, а почти вызывающим. В нём читалась не только дерзость, но и желание увидеть, рискнёт ли она нырнуть с ним в эту бездну. В глазах Нао вспыхнул огонь, не от страха — от желания, от искреннего внутреннего конфликта. Она медленно провела пальцами по его губам, будто удерживая себя от чего-то большего, и прошептала с хрипотцой:
— Ты же понимаешь... такое воссоединение — это вызов всему, чем мы были. Ты демон... Я охотница. Я уничтожаю таких, как ты.
— К чёрту всё... — прошептал он. — Отбросим, кем мы должны быть. Я — не демон. Ты — не охотница. Мы — просто... мы.
Он осторожно взял её лицо в ладони, взглядом прожигая насквозь, уже не прося разрешения, а предлагая бежать от всего — от правил, от страха, от войны.
— Давай просто насладимся этим моментом. Пока он есть. Пока он — наш.
Нао казалась хрупкой в этот момент — не из-за слабости, а потому что в ней шла жестокая внутренняя битва, которую никто не видел. Она всё ещё держала его за руку, но в её пальцах не было больше силы — словно она цеплялась не за него, а за последние остатки своего долга, веры, себя.
— Я так не могу, — повторила она, но голос был другим — мягким, почти ломким. — Не могу отбросить себя... даже ради тебя.
Она смотрела ему в глаза, и в её взгляде отражалось не просто отрицание — там была любовь, которая болела, рвалась наружу, но знала, что может сгореть, стоит только шагнуть чуть ближе.
— Ты... ты — всё, что путает мои ориентиры, ломает мои принципы. Ты разрушил барьеры внутри меня быстрее, чем я успела понять, что они трещат.
Нао встала, прошлась по комнате — её движения были резкими, будто тело хотело уйти, а сердце — остаться. Она сжала кулаки, прижимая их к груди:
— Я — охотница. Я дала клятву. Я уничтожаю таких, как ты, чтобы защитить мир. Чтобы защитить себя.
Но когда ты рядом... всё перестаёт быть чёрным и белым. Всё становится тобой.
Она остановилась напротив него. Лицо закрыто тенями, но голос — ясный, как боль:
— Если я предам свою суть... если забуду, кто я есть... тогда даже твоя любовь не спасёт меня. Потому что я стану пустой.
Она наклонилась ближе, шепнула почти у его губ:
— Но знаешь что? Даже сейчас... я хочу остаться. Хоть на мгновение. Хоть бы это было неправильно. Хоть бы это было последним.
Бэйби цокнул языком, и в этом звуке звучала вся смесь раздражения, желания и внутренней борьбы. Его взгляд обжигал, словно раскалённое железо, и в нем уже не было прежней насмешки — только непоколебимая решимость и глубокая страсть, едва сдерживаемая тонкой гранью. Резко, но мягко, он схватил Нао за руку, словно боясь, что она может ускользнуть, и потянул к себе. Она едва успела опомниться, как оказалась поваленной на кровать, его тело накрыло её, как буря, переплетая её руки над головой своими сильными пальцами.
— Ты хочешь остаться? — его голос был хрипловатым, наполненным едва сдержанным напряжением. — Без страхов, без оправданий, без всего, что держит нас на расстоянии? Просто быть здесь и сейчас... со мной.
Он наклонился ближе, их дыхание смешалось, и в этот момент казалось, что весь мир замер, растворяясь только в их взглядах и прикосновениях. В его глазах играли огни — страсть, вызов и одновременно боязнь потерять то, что едва успели найти.
— Ты дала мне шанс — маленький, хрупкий, но настоящий, — прошептал он почти на ухо. — И я не позволю ему уйти, даже если мы сгорим дотла. Потому что иногда стоит сгореть, чтобы понять, что значит жить.
Его губы нежно коснулись её кожи, оставляя след тепла и обещания, а пальцы крепче сжали запястья, словно говоря без слов — «я не отпущу».
— А что скажут другие, если узнают? Что подумают обо мне... о нас? Это не просто тайна, это риск разрушить всё, ради чего я борюсь. Я не могу просто так отмахнуться от этого.
Её глаза, наполненные тревогой и сомнением, искали в его взгляде хоть каплю уверенности, будто боялись услышать то, что разрушит их обоих. Бэйби не отводил взгляда, и в его глазах заискрилась стальная решимость, смешанная с мягкой теплотой. Он опустился ближе, почти касаясь её губ, и голос его стал мягким, но непреклонным:
— Никто не узнает. Эта тайна — как крепкий замок, который не смогут взломать ни время, ни слухи, ни враги. Мы сами — хранители этого мира, и никто не сможет разрушить то, что мы построим.
Он провёл пальцами по её щеке, как будто хотел стереть все её страхи, затем тихо прошептал:
— Наши роли — лишь маски, которые мы носим перед всеми. Но здесь и сейчас мы просто мы. И я обещаю — никто не проникнет в этот наш мир, если ты сама этого не захочешь. Ты в безопасности со мной.
Нао глубоко вздохнула, глаза её снова наполнились внутренним конфликтом и болью.
— И всё же... — её голос стал почти хрупким, — я так не могу. Это не просто слова — это часть меня, моей сути. Мы живём на грани, и если эту грань разрушить, то что останется? Пусть между нами будет этот барьер, который нельзя переступать.
Она посмотрела в глаза Бэйби, пытаясь передать всю свою боль и нерешимость.
— Давай не будем рушить эту грань. Пусть она защищает нас, даже если это значит держать друг друга на расстоянии. Я не хочу потерять себя... и не хочу потерять тебя. Но так — хоть и больно — будет правильно.
Бэйби сжал зубы, его взгляд сверкал смесью огня и уязвимости, которую он редко позволял показать. Голос, когда он заговорил, стал почти шёпотом, но в каждом слове чувствовалась глубокая сила и страсть:
— Боже, хватит терзаться сомнениями... Отбрось их прочь, словно пепел ветром. Я жажду быть с тобой, Нао. Не завтра, не когда-нибудь — а здесь и сейчас. Я даю тебе шанс — шанс ощутить этот момент, почувствовать его всей душой, так, как чувствуешь только раз в жизни. Просто отпусти контроль, забудь обо всём, что держит тебя назад... Просто доверься мне. Отдайся ему, и вместе мы создадим что-то, что превзойдёт даже самые смелые мечты.
Он замолчал, его глаза не отрывались от её лица, словно пытаясь заглянуть в самую глубину её души, ища там ответ. В его словах звучала не только страсть, но и смирение — признание, что ради неё он готов бросить вызов всему миру.
— Ладно, к чёрту всё это... Если ты хочешь держать меня на расстоянии — значит, так тому и быть. Будем играть по твоим правилам.
Он медленно встал, не сводя с неё взгляда, но в его глазах уже мелькала усталость и растерянность. Подойдя к окну, Бэйби оперся на подоконник, глядя в ночной город, где огни казались такими далекими и холодными.
— Я буду ждать... может, ты сама когда-нибудь захочешь нарушить эту грань.
Нао медленно поднялась с кровати, обвив руками талию Бэйби, и прижалась к его спине. Её голос был едва слышен, словно нежный шёпот ветра, но в нем звучала глубокая решимость и мягкая забота:
— Да, так будет лучше... — прошептала она.
Её пальцы слегка сжали ткань его рубашки, будто пытаясь удержать момент, когда между ними исчезали границы и роли демона и охотницы. Она вдохнула запах его кожи, чувствуя, как сердце бьётся в унисон с его, и в этом маленьком прикосновении была вся сложность и противоречие их отношений — одновременно и борьба, и желание, и нежность. Бэйби повернулся к Нао, и в его взгляде впервые за долгое время не было привычной холодности демона. Там была настоящая, хрупкая уязвимость, словно в этот момент он сбросил все свои доспехи и остался просто человеком. Его голос был тихим, почти пронзительным:
— Я готов сделать всё ради тебя, Нао... — он немного замялся, будто искал нужные слова, — Но... готова ли ты на это? Я не знаю. Только сейчас я смог признать свои чувства, а ты словно отталкиваешь меня, будто я враг.
В его глазах мелькала смесь боли и надежды, как будто он стоял на краю пропасти, боясь сделать шаг вперёд и потерять всё, что успел почувствовать. Каждое слово звучало как признание, как вызов самой себе, но и как мольба:
— Скажи, что у нас ещё есть шанс, дай мне понять, что я не один в этом.
Нао опустила взгляд, стараясь скрыть дрожь в голосе, словно боясь выдать всю свою внутреннюю борьбу. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами, и тихо, но уверенно сказала:
— Я не знаю, Бэйби... Я ещё не разобралась со своими чувствами. Это всё слишком сложно — ты демон, я охотница, и между нами столько всего, что нельзя просто так игнорировать. Но... поверь мне, я всё обдумаю. Я обещаю, что дам тебе ответ — когда сама пойму, чего хочу на самом деле.
— Я не хочу играть в эти игры с неопределённостью, Нао. — Его голос стал чуть тише. — Мне нужна правда. Не отговорки, не обещания "подумать", а именно сейчас — твоя правда.
Он протянул руку, слегка коснувшись её щеки, взгляд не отрывая от её глаз.
— Ты — всё, что заставляет меня чувствовать, что я ещё жив, что заставляет меняться, я готов отбросить свой долг, только ради тебя. Так скажи мне, стоит ли ждать, или мне нужно отпустить? Потому что я больше не могу жить в этом подвешенном
— Если ты не готов ждать моего ответа, — тихо, но твердо произнесла она, — тогда зачем мне вообще пытаться разобраться в себе? Зачем искать то, что не может быть?
Она опустила взгляд, будто боясь встретиться с его глазами, затем снова подняла его, полная решимости.
— Я не могу просто бросить всё и отдаться моменту, когда даже сама не знаю, куда меня ведёт это чувство. Мне нужно время. Не чтобы мучить тебя или себя, а чтобы понять, кто я без этих масок и ролей — охотницы и демона.
Нао сделала шаг назад, готовясь уйти, но тихо добавила:
— Если ты действительно хочешь быть со мной, ты научишься ждать. Не потому что я не хочу — а потому что мне нужно стать собой сначала.
Бэйби уже начинал злиться, кулаки сжались сильнее, а в глазах вспыхнула раздражённость и нетерпение.
— Я не могу ждать, Нао, — его голос стал жёстче, даже чуть грубее, с нотками подавленного гнева. — Ты же знаешь это. Каждая секунда на вес золота, каждое мгновение — шанс, который может исчезнуть навсегда. Либо мы сейчас, либо никогда.
Он сделал шаг ближе, не отводя взгляда, голос стал более настойчивым:
— Так решай быстрее. Для нас обоих. Потому что я не собираюсь жить в ожидании, когда ты, наконец, определишься. Мне нужна ты — сейчас.
— Не могу! — выкрикнула Нао, голос её прорезал тишину комнаты, словно обнажённое лезвие. Взгляд горел яростью и горечью, но в глубине глаз пряталась уязвимость, которую она тщательно скрывала. Затем, как будто вырываясь из внутренней борьбы, она опустила голос до хриплого шёпота: — Если ты хочешь услышать ответ прямо сейчас, то знай — я выбираю «никогда».
Это было не просто слово — это был её последний щит, её стена, которую она воздвигала, чтобы защитить себя от самой боли, что этот выбор мог причинить. В её сердце звучал крик, разрывающийся между желанием и невозможностью, между страстью и долгом. В этот момент казалось, что время остановилось, оставив их на грани невозможного.
— Отлично... — его голос дрогнул, будто тонкая нить натянутой арфы, готовой рваться с каждым словом. Он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу, и дыхание стало прерывистым, как у раненого зверя. — Тогда у меня не останется ни жалости, ни надежды, когда твой мир рухнет в пыль.
Внутри него глухо и мучительно разрывалась боль, словно холодный нож медленно протыкал сердце, оставляя кровавый след отчаяния. Его глаза, обычно такие уверенные и властные, сейчас были наполнены обжигающим огнём внутренней борьбы — смесью злости, предательства и горькой утраты.
— Прощай, — прошептал он, и это простое слово звучало, как приговор, как эхо прощания с мечтой, с той частью себя, что хотела верить и бороться. — Я надеюсь, наши пути больше никогда не пересекутся.
В тот момент он осознал: его мир, хрупкий и нестабильный, будто шаткий замок из песка, мог рухнуть в любую секунду, и он стоял на краю пропасти, не зная, падёт ли вниз или сумеет удержаться. В сердце жгло ощущение потерянности, которое не стихало даже под волной гнева. Он был оставлен один на один с собственными демонами — и единственное, что он мог теперь сделать, — это принять неизбежное и попытаться понять, кто он теперь без неё.