Клинок для Него
Дождь стучал по крыше кузни, когда Фёдор в пятый раз переплавлял клинок. Его руки дрожали не от усталости — от ярости, которая не находила выхода с тех самых пор, как он увидел Влада с той девушкой. Металл шипел в воде, принимая форму узкого изогнутого лезвия — не для боя, для тихого убийства в тёмном переулке.
"Ты что, нож для жены куёшь?" — хрипло рассмеялся кузнец, но сразу замолк, увидев выражение лица Фёдора. Тот молча провёл пальцем по лезвию, оставляя на стали кровавый след. На рукояти он вырезал имя — не своё.
Когда колокола возвестили о свадьбе Влада, Фёдор стоял в толпе, сжимая в руках свёрток. Он видел, как его бывший любовник целовал румяную купеческую дочь, как его пальцы — те самые, что когда-то ласкали Фёдоровы волосы — теперь нежно обнимали жену за талию. В глазах Влада читалось счастье — настоящее, не то притворное, что было в их последнем разговоре.
Фёдор развернулся и ушёл, так и не вручив подарок. Кинжал с выгравированным именем "Влад" теперь носил за голенищем — как напоминание. О чём? О предательстве? О слабости? О том, что любовь — это болезнь, которую нужно выжечь калёным железом?
Через месяц Алексей Басманов привёл сына к царю. "Возьми его в опричнину, — сказал отец, — он научился ненавидеть". Иван долго разглядывал Фёдора, потом вдруг протянул руку: "Покажи, что прячешь за голенищем".
Когда царь увидел клинок с именем, его жёлтые глаза сузились от любопытства. "Кто это?" — спросил он, проводя пальцем по гравировке. Фёдор молчал. "А, понимаю, — вдруг усмехнулся Иван, — тот, кто научил тебя, что доверять нельзя". Он бросил кинжал обратно. "Оставь. Когда-нибудь он тебе пригодится".
В тот вечер Фёдор впервые облачился в чёрный опричный кафтан. Ткань пахла дымом и чужим потом. Где-то в городе Влад, наверное, ужинал с молодой женой, даже не подозревая, что подарил России нового опричника. А может, и подозревал — и радовался, что отделался так дёшево.
Фёдор вышел на крыльцо. Начинался дождь. Он достал кинжал и подставил лезвие под первые капли. Вода смывала невидимую кровь. "Когда-нибудь", — пообещал он ночи и спрятал клинок обратно. Но не за голенище — ближе к сердцу.